В погоне за тучей

Глава 1

Когда Леон проведывал свой магазин, телефон зазвонил, и на экране высветилась знакомая фотография. У него возникло желание сбросить звонок или приглушить звук. Но тревожная мысль уже успела проникнуть в сознание.

– Да.

– Добрый день! Меня зовут Анастасия. Я информационный диспетчер аэропорта Северный. В контактах вашей жены указан…

Голос казался обеспокоенным, но не робким. Было плохо слышно из-за постороннего шума на том конце провода и сильного биения его собственного сердца. С оглушенным выражением лица, Леон поспешил выйти из салона, чем заставил подчиненных взволнованно перешептываться.

– Что с ней?! Она жива?!

Он не сразу понял, что кричит в людном месте. Мимо проходящие женщины с детскими колясками, убавили шаг и внимательно следили за развитием сюжета.

– Она жива, но полностью дезориентирована. Наш врач ее осматривает. Вы можете приехать?

В голове мужчины вихрем пронеслись самые разные вопросы.

«Аэропорт?»

«Что она задумала?»

«Она пьяная?»

– Да, я уже в пути.

10 апреля

Психотерапевт посоветовал вести дневник из-за амнезии. Доктора пока не знают, какого она типа. Меня часто проверяют, и после происшествия я не забываю хронологию событий, имею представление о некоторых бытовых вещах, и в целом, мой мозг не сильно пострадал. Уже хороший знак. Я, видимо, счастливчик. Проблема только в том, что я абсолютно ничего о себе не помню. Ничего.

Как выяснилось, меня зовут Дина. Странно, ведь я не чувствую родства с именем. Оно холодное и безликое. В первый раз медсестра назвала меня им, а я подумала – это розыгрыш. Не знаю почему. Мне двадцать девять лет, хотя морально я ощущаю себя гораздо старше. Внешне я себе нравлюсь. У меня не всплывало картинки конкретного облика, когда я подходила к зеркалу, но отражение меня порадовало: небольшой рост, пропорциональная фигура со сломанной правой рукой в гипсе, длинные русые волосы, серые глаза, достаточно милое лицо с определенным характером, о котором, правда, нет и малейшего представления. Врачи смотрели на меня у зеркала с надеждой на стремительное прозрение, но я их разочаровала. Снова. Иногда кажется, что восстановление моей памяти им всем намного важнее, чем мне. Особенно моему мужу.

Забавно, я замужем за красивым и любящим мужчиной. Почему у меня предчувствие, что я его не заслуживаю? Или я считываю это в глазах персонала? От него все в восторге, он шутит и улыбается, даже самая суровая санитарка начинает вести себя, как застенчивая девочка, когда он разговаривает с ней. Или вдруг он принимает такой привлекательно серьезный вид и говорит, что мы справимся с этим испытанием вместе, наклоняя голову набок. Хочется ему верить. Он высокий, атлетически крупный, харизматичный молодой человек тридцати двух лет. Владеет небольшой ювелирной сетью «AURME». У Леона необычное имечко, но в отличие от моего, ему подходящее. Карие глаза, темные волосы, смуглая кожа – он нечто. Я не могу представить наш союз. Как я могла забыть? Я его совсем не знаю, а он смело задирает мне майку, чтобы помочь переодеться. Да, это сложно делать в гипсе, как и печатать дневник. Я смущенно отстраняюсь, будто до меня домогается незнакомец. Он улыбается, заявляет, что видел там все тысячи раз. Тысячи?! Дикость.

Глава 2

Помещение озарилось ярким теплым светом, не смотря на приближающийся вечер. Апрель в этом году радовал ранней весной и напоминал о детстве, о корабликах, которые Леон пускал по крупным ручейкам вместе с мамой. Но гармонию от любимого времени года нарушал инцидент с женой, перевернув их жизнь с ног на голову. Он не сталкивался с подобными трудностями, думал – это сон, нелогичный, суматошный и абсурдный. Но просыпаясь несколько дней один в кровати, чего не было уже лет семь, он вынуждено принимал новую реальность.

– Ваша жена в смотровой. Еще немного процедур – и можем заполнить бумаги о выписке.

Внезапное обращение вывело посетителя из глубоких размышлений. Пока он искал слова для ответа, медсестра уже покинула палату. Леон всегда играл роль лучшей версии себя на людях, он привык и не мог по-другому. Даже в таком положении, пытался оставаться позитивным и смешить Дину, как раньше. Но она не понимала его шуток, намеков, отсылок на события и имена. Все, что они прошли – весь их мир, созданный годами, существовал теперь только в его воспоминаниях. Качаясь на скрипящем стуле и медленно осознавая монументальность произошедшего, тяжкий груз ответственности за совместное будущее бетоном упал на плечи.

Врачи выдвинули версию, что амнезия вызвана стрессом или травмой головы. Дина не помнила, зачем приехала в аэропорт, откуда у нее сотрясение мозга и перелом локтевой кости. Кроме небольшой сумки и ошарашенного вида, у нее ничего не было. После проверки сумки выяснилось, что все ценные вещи на месте. Медицинские экспертизы показали отсутствие в крови алкоголя и веществ, влияющих на психику, следов изнасилования тоже не выявили. Пациентка не могла подтвердить или опровергнуть гипотезы о нападении или любом другом несчастном случае.

17 апреля

Мои немногочисленные воспоминания начинаются с большого шумного здания аэропорта. Вокруг меня люди, они обеспокоены. Возможно, потому что я сижу на полу. Почему я сижу на полу? Женщина в форме очень милая, у нее приятный успокаивающий голос, она задает вопросы. Простые вопросы. Как я себя чувствую? Одна ли я здесь? Я инстинктивно начинаю отвечать, но только на середине предложения понимаю, что я не знаю. Идиотизм. Отрицание. Все звуки превращаются в глухой гул, словно подносишь к уху ракушку. Я уже не пытаюсь реагировать на них. Я стараюсь разобраться внутри себя. Пустота и давящее ощущение собственного предательства: сейчас, сейчас, я назову свое имя. Это же так просто, я точно делала это когда-то. Бессилие и слезы. Что со мной?

Глава 3

Выбравшись из машины, с виду обычная семейная пара, направилась к небольшому ухоженному жилищу. Уютный квартал, усыпанный компактными таун-хаусами, красовался на берегу маленького озера вблизи лесного массива. Уже повсеместно пели птицы, недавно вновь прилетевшие после зимовки, стоял легкий запах дымка первых весенних шашлыков, дети достали самокаты и весело катались наперегонки друг с другом.

И на пороге дома, и войдя в него, Дина с восхищением и нескрываемым интересом рассматривала их гнездышко. Леон аккуратно вел ее, рассказывая истории про имущество и смотря за ее реакцией, пока та постоянно задерживалась и переключала фокус внимания. Жена задавала вопросы, и на миг ему почудилось, что она его разыгрывает. Сейчас она разразится хохотом и скажет, что издевается.

«Ну не может она этого не знать!»

18 апреля

Дом оказался даже больше, чем я предполагала. Светло-бежевая цветовая гамма, уютная мягкая мебель, подушки, пледы, сухоцветы в больших глиняных вазах, возможно сделанных вручную. И очень много фотографий. И везде я. Или женщина, за которую я себя выдаю. Так странно. На фото мы выглядим, как герои романтического кино. Вылизанные и пластмассовые, чересчур счастливые.

В моей спальне, то есть в нашей, все также идеально прибрано, стильно, но никаких следов индивидуальности. Больше похоже на гостиничный номер. Соседнее помещение – гардеробная комната. Моя часть – просто сокровище. Куча летящих платьев в цветочек, плетеные корзинки или сумки. Сплошной хиппарский взрыв из цветов и кружев. Индивидуальность уже читается, но точно не моя. Что уж говорить о комплектах нижнего белья, слишком броских и пошлых. Не могу надевать такое. Злюсь. Нужно купить все новое.

Больше всего хочется, чтобы все оставили меня в покое. Но нет, этот человек ходит за мной по пятам и следит за каждым словом. Неужели мы были типичной тошнотворной парочкой, что не в силах и часа провести врозь? А еще он везде включает свет: верхний, нижний, напольные торшеры, настенные бра, подсветки в нишах, гирлянды, и ночью, при том, что с улицы и так распространяются яркие фонарные огни. Леон привык ходить в трусах по дому, мои намеки одеться пролетают мимо. Один раз я даже увидела его голым. Он выходил из душа на втором этаже – спокойненько прогуливался до соседней спальни, где он обитает, проветривая хозяйство. Это нормально?! Нет! Почему он не может поставить себя на мое место?! Для меня он посторонний. Бесит, но я стараюсь понять его, ему тоже нелегко, в каком-то смысле даже хуже. Я начала имитировать интерес к его историям.

Уже второй вечер подряд, мы встречаем в нашем импровизированном кинотеатре, лежа на большом диване, смотрим фильмы и сериалы. Леон опять не унимается – хочет озарения моего сознания. Оказывается, мы смотрели мои любимые произведения. Я не вспомнила. Один фильм, про возвращение в родной город, куда не шло, можно пересмотреть, но остальные вообще не шедевры. Я не поняла идеи, где-то слишком затянуто, где-то сквозило откровенным сексизмом или банальностью. Леон сказал, что музыка из фильма про привидение играла на нашей свадьбе. Такие штуки должны рождать ассоциации. Ну, простите.

Глава 4

Это был сложный период в жизни Леона. Даже если не брать в расчет амнезию жены, ему часто приходилось переживать и за другую женщину. Его мать – Таисия, не обладала крепким здоровьем, у нее диагностировали диабет второго типа, повышенный холестерин и радикальное несогласие соблюдать диету. Мать с сыном часто ссорились, иногда даже яростно ругались: Леон бросал трубки, уезжал из родительского дома, но потом, остыв, неизменно пытался поставить мать на рельсы заботы о своем состоянии. Она, конечно, твердила, что лучше знает свой организм, но нередко доводила себя до приступов, а сына до отчаяния.

Отца Леон помнил плохо, когда мальчику исполнилось пять, его убили. Таисия не вдавалась в причины – муж состоял в криминальной группировке, в один день перестав отвечать требованиям главарей. После этого Таисия не вышла замуж и не привела в дом мужчину. Покойный муж, хоть и проявлял агрессию к ней и сыну, после смерти автоматически причислился к лику святых.

В первое лето после трагедии с отцом, они провели загородом, у бабушки Леона. Мальчик быстро сдружился с рыжим внуком соседки по даче – добродушным пухляшом Димой. Они вместе гуляли, учились ездить на великах, притворялись гитаристами, водя пальцами по бадминтонным ракеткам, справляли нужду на клумбы старика, вечно их донимающего, крали спички и поджигали газеты над старым металлическим ведром, завороженно наблюдая за языками пламени.

Перед смертью, отец подарил Леону пневматическую винтовку, успев показать, как та работает. Гордый обладатель оружия хвастался Диме сокровищем, с трудом перезаряжая тяжелый механизм детскими ручками. Леон был младше на полтора года, но благодаря высокому росту казался старше друга, и вел себя соответственно. Сначала они стреляли по самодельным мишеням и банкам в огороде, но позже переключились на воробьев, сидящих на газовых трубах. Азарт попасть в птиц заслонил им глаза, и лишь заверещавший старик, как назло, проходящий мимо, заставил их родителей остановить бесчинство. Мама Димы поволокла сына к себе на участок, раздавая оплеухи и нравоучения. Таисия последовала ее примеру и жестом пригласила Леона войти в дом. Пока мальчик понуро шел по ступеням, слыша истошные крики соучастника, он с ужасом готовился к наказанию. Привыкший к отцовскому ремню, он прикидывал, как мама справится с новой ролью палача. Раньше она уходила в другое помещение и не вмешивалась.

Пристыженный стрелок медленно прокрался в прихожую, дверь которой Таисия с грохотом захлопнула за его спиной. Леон зажмурился, видя, как мать приближается к нему, но ощутил только ее крепкие объятия и жалостливые всхлипы на своем плече, скоро ставшим совсем мокрым. Он не хотел расстраивать маму, заключив, что спички отныне должны храниться у Димы.

– И что, она совершенно ничего не вспомнила?

Леон заехал к матери повидаться, но не предполагал снова отвечать на неприятные вопросы. Неприятные потому, что все его поступки, мелкие и глобальные эпизоды супружеской жизни теперь утеряны для Дины, а значит, больше не существуют. Все усилия напрасны. От усталости начала болеть голова. Он не горел желанием лишний раз объяснять детали своим излюбленным оптимистичным тоном и сменил тему.

– Ты будешь праздновать шестидесятилетие?

– Я думала, с учетом всей драмы неуместно…

– Не драма, а просто сложный этап. Не говори так при Дине, пожалуйста.

Боль в висках пульсировала.

– Круглая дата, важная. Праздник нам сейчас не помешал бы.

– Надо убирать в квартире, готовить. Ты же знаешь, я последнее время совсем без сил.

– Я все устрою. Сниму помещение или ресторан, позовем исключительно близких, от тебя потребуется лишь прийти.

Видя, как мать уже открыла рот, чтобы озвучить очередное оправдание, Леон применил последний аргумент.

– Ты так нужна нам, мама.

– Хорошо, но мне необходимо привести себя в порядок, эта седина – настоящее издевательство!

– Отвезем тебя в лучший салон и купим новое платье.

Он устало улыбнулся и обнял Таисию за плечи, положив на них свою раскалывающуюся голову.

4 мая

Врачи опасаются, что у меня стационарная амнезия, при которой потеря памяти останется навсегда. Прошло уже больше месяца, но никаких подвижек не произошло, ни одного воспоминания при погружении в знакомую среду.

Я уже привыкла к бесконечным исследованиям: МРТ, неврологическим тестам, заборам крови и спинномозговой жидкости, психологическим анализам и т.д. Мое сотрясение не вызвало такие последствия, органических изменений тоже нет. И серьезных травм. Больницы, врачи, медсестры, санитары, охранники медицинских учреждений, даже некоторые пациенты знают меня в лицо и вежливо здороваются при встрече. Мне поручили записывать сны после пробуждения, в расчете, что подсознание поможет разгадать тайну моей натуры. Пока все безрезультатно.

Чаще всего мне ничего не снится, либо сны тревожные, суетные. Например, я лежу в магнитном томографе, звуки аппарата сводят меня с ума, постоянно хочется подвигаться, но доктор кричит на меня через громкую связь в этой камере. НЕЛЬЗЯ ШЕВЕЛИТЬСЯ! Слюна копится во рту, трудно сглотнуть ее, боюсь нарушить правила. Потом я просто лежу в данном отсеке, уже нет назойливого пиканья и скрежета, свет выключили и ушли, забыв меня здесь. Может, меня тут уже кремировали?

Либо во сне я бегу от тучи. Небо над головой поделено пополам: в далеке солнечно и безмятежно, некто ждет меня дома, сам дом я не вижу, но точно знаю, что он есть, стоит мне оглянуться – и на другой стороне, позади меня, страшная черная туча. Я иду быстрым шагом, потом срываюсь на бег, и дождь начинает лить за моей спиной, молния устремляется в деревья. В конце концов, я понимаю, что все это время сама бежала за тучей.

Кстати, мне сняли гипс! И каким было мое удивление – у меня есть татуировка в виде знака бесконечности на предплечье. Сам рисунок аккуратен и графичен, даже очень неплохо выглядит на руке, но бесконечность? Истерическая банальность. То есть я такая? Смешно, в эти моменты мне не хочется себя узнавать. Удивительно, что у меня вообще есть ожидания от себя прошлой.

Я понемногу начинаю привыкать к своей жизни: мое утро начинается в одиночестве, Леон рано уезжает в зал или по рабочим делам. Мы спим в разных комнатах, и я благодарна ему за понимание. Вижу, как трудно иногда ему дается изоляция. Он очень тактильный человек, а я, судя по всему, нет. Короче говоря, утро принадлежит только мне.

Я открываю глаза, лежу в огромной кровати одна, прокручиваю события прошлых дней и пытаюсь понять вектор на будущее. Встаю около девяти утра, у нас солнечная сторона и яркие лучи с каждым днем пробиваются все дальше. Раньше, по рассказам, я делала йогу перед завтраком – еще один пункт моей старой жизни, сейчас нереализуемый. Я попробовала несложные асаны, и вуаля – мышечная память воспроизводит этот алгоритм действий, конечно, с помощью видео уроков в приложении. Но, к сожалению, нравилась ли мне йога на самом деле, или я приукрашивала знакомым удовольствие от позы собаки мордой вниз – очередной секрет.

Завтракаю я плотно и не так правильно, как заявляет Леон. Авокадо, специально купленные для тостов, и еще бог знает что из полезного в холодильнике, уже почти разложилось на атомы. Вместо этого я поглощаю круассаны или другую вредную выпечку. Опять же бытовые функции все на месте: я не ломаю голову над приготовлением кофе, чертоги памяти в курсе как нужно варить яйца, но вот личность мою, характер, вкусы и принципы будто запихнули в отдельную папку и случайно стерли.

Потом я выхожу гулять в лес рядом с нашим поселком. Леон переживает, что я заблужусь, или опять случится непредвиденное, поэтому я перестала сообщать ему о своих вылазках. Я ценю заботу, и после недавнего приключения у него есть причины беспокоиться, но не могу же я целый день сидеть в четырех стенах?! После получения диплома я работала в библиотеке университета. Наверно, я не нашла для себя более интересного пути, и закончив учебу там, не решилась даже поменять локацию.

Вечером я рассматриваю дом под микроскопом: прохожусь в сотый раз по ящикам, полкам, фотографиям в рамках. Телефон и ноутбук я перешерстила вдоль и поперек. Ноль внутренних откликов. Хорошенько всматриваюсь в выражения моего лица на снимках. Я здесь задумчивая или же усталая? О чем я тогда думала? Действительно ли тот день был так беззаботен, или мы надели улыбки для запечатления момента? Леон не силен в описании чувств, обычно он ограничивается фактическими характеристиками.

«Это мы в парке, это мы на празднике, это твоя сестра Лиза».

Да, у меня есть сестра. Еще в больнице по совету врачей мне кратко рассказали главное о потерянной жизни, показали документы, открыли глаза на счастливое замужество и родную сестру. Моего единственного кровного родственника.

Лиза старше на два года. Она похожа на меня совсем чуть-чуть: телосложением, хотя слегка выше меня, у нее такие же серые глаза и волосы должны быть такие же русые, но она их старательно прячет крашенным холодным блондом. Ее внешность строже, эффектнее и даже немного пугающе моей. Все дело в едком взгляде, грубоватом голосе и резких жестах. Леон сказал, что мы совершенно разные, но изредка мимика повторяется – верится с трудом, впрочем, со стороны виднее. Лиза живет работой, она не смогла приехать ко мне в больницу, потому что была на каком-то семинаре в другом городе, и врачи хотели постепенно дозировать мне близких людей. Можно подумать их так много. У нас нет родителей.

Отец ушел почти сразу после моего рождения, их супружеские отношения уже висели на волоске, вдобавок он не хотел второго ребенка. Честно говоря, я бы предпочла не знать подобного факта, иногда амнезия бывает гуманнее правды. И вот мы с Лизой росли у матери одиночки, которая часто меняла низкооплачиваемые работы из-за сложности характера и вынужденной коммуникаций с окружающими. Лиза говорит, что мать больше любила меня, но все равно отравляла жизнь нам обеим, поэтому сестра ушла после девятого класса в рекламный колледж и стала подрабатывать в типографии, дабы скорее получить опыт и деньги, и свалить из семейного гнездышка. После она сменила пару рекламных агентств, параллельно получая высшее образование, и с головой ушла в мир диджитал рекламы, где по сей день трудится и делает большие успехи. Она явно собой недовольна, сравнивает себя с людьми, которые изначально были в более выгодных условиях. Нелогично ждать одного результата при разных возможностях. А я так и осталась дома с мамой, в зоне комфорта, на скучной, но понятной работе. Исходя из этого, я и стала заботиться о ней, когда она заболела.

По описанию Лизы, мне позвонили с незнакомого номера и сказали, что моя мать в странном состояние, как будто в предынфарктном, окружена бездомными, что и вызвало подозрение у проходившей мимо, неравнодушной женщины. В этот миг во мне что-то ёкнуло. Может память вернулась или я так прочувствовала волнение. Ужасно, когда самый родной человек, твоя мама, которая всегда должна быть в теплом уютном доме – находится черт знает где и с кем, и что с ней тоже неясно, а ты беспомощен, разбит, и внутри все сжимается. Очень страшно. В итоге, та добрая прохожая вызвала скорую. После проверок маминого здоровья, длившиеся несколько дней, выяснилось, что у нее множественные опухоли в голове, нужно оперировать. Операция прошла, но лучше не стало. Наоборот, из ходящего человека с приступами – она стала овощем, прикованным к кровати. Потом случилась пневмония, еще некоторые ухудшения, и она умерла.

Через несколько дней юбилей моей свекрови, с которой, по рассказам у нас хорошие отношения. Пока я видела только фотографии. Красивая статная женщина, высокая брюнетка с яркими кошачьими глазами. Понятно в кого пошел ее сын. Природа их не обделила. Я бы с радостью увильнула от этого мероприятия, но для Леона это много значит. Хочется отплатить ему за постоянную заботу. Наша коммуникация стала теплее и нежнее, но все равно подростковая неловкость сквозит через все общение.

Глава 5

– Так странно, я рассказываю своей младшей сестре про нее и только сейчас понимаю, что она потрясающий человек. Нет, я люблю ее и всегда любила, просто в обычной жизни с ее хронологией и мелкими трудностями, не замечаешь, или просто воспринимаешь многие поступки как данность. На смену одним переживаниям приходят другие, и вот я уже забыла, как благодарна Дине. Я хотела выразить признательность, но отложила в долгий ящик. Отложила на более удачный день. А вдруг случилось бы непоправимое?! Вдруг она бы вовсе не очнулась, и этот день никогда бы не наступил?!

Они тихо разговаривали в саду, пока Дина собиралась на втором этаже. Леон начал успокаивать Лизу, попутно отгоняя от ее лица мошек. Вечер стоял теплый и свежий, ему не хотелось садиться в машину и уезжать в шумный центр.

– Она так изменилась. Моя жена, которую я знал от и до, стала совершенно другим человеком. Дина такая же умная и забавная, подмечает всякие смешные мелочи, как раньше, но характер уже другой. Ей не нравится обстановка, одежда и куча всего, что она сама покупала. У нас дома темно, как в склепе – она постоянно выключает свет. Мне приходится ходить в туалет с фонариком на телефоне, чтобы не потревожить ее.

Леон хотел добавить, что больше всего на свете он скучает по их объятиям. Особенно по тем, успокаивающим, когда он просыпался в холодном поту от очередного страшного сна, дрожа и не понимая, где он и как спастись. Дина обвивала его руками и ногами, машинально повторяя одинаковые фразы, помогающие вновь уснуть. Но он просто смотрел вдаль, на вершины, слабо покачивающихся деревьев и жалел, что не курит. Лиза потушила вторую сигарету, и многозначительно вздохнув, улыбнулась выходящей навстречу сестре. Дина выбрала синее платье, которое ее муж давно мечтал выбросить. Девушки сели назад, Леон предпочел переднее сидение рядом с водителем. Всю дорогу до лофта, где был запланирован праздник, они провели в молчании.

Прибыв на место назначения, они еще продолжительное время поднимались по бетонной лестнице, Дина медленно и жадно рассматривала историческое здание бывшей фабрики середины девятнадцатого века, и оно вызывало в ней больше эмоций и воодушевления, нежели ее современный таунхаус. Огромное пространство с высоченными потолками, изогнутыми в сводах, старинные зеркала и яркие огоньки гирлянд, отражающиеся на красных кирпичных стенах, манили ее взгляд, исключительно ее. Лиза все время проверяла почту, переписывалась с коллегами или откровенно уходила в себя. После организационного разговора с менеджером зала, Леон поехал за матерью, сетуя, что давно приучил ее к персональному подходу и не имел смелости просто вызвать машину.

Таисия вышла из подъезда и ожидала его. Медленно подъезжая на такси бизнес-класса, ему стало очевидно, что у мамы на редкость хорошее настроение. Леон ободрился – уже полдела. Она выглядела торжественно: свежая укладка придавала женщине уверенности и немного официозности, волосы, туго затянутые назад, образовывали на затылке специально уложенные джунгли, платье в пол серебристого цвета искрилось и переливалось с другими украшениями, высокие каблуки. Он не видел подобного парада много лет. Все это казалось Леону перебором, особенно привыкшему к земному воплощению матери, но он радовался ее приятному волнению и тому факту, что, играя в свой праздник, она не будет акцентировать внимания на Дине. Все-таки Таисия любила быть центром притяжения и ревностно относилась к тем, кто пытался, хоть и непреднамеренно, ее затмить. Любящий сын поцеловал именинницу, галантно открыл ей дверь, и убедившись в отсутствие свидетелей, громко выплюнул жвачку в траву, обегая машину сзади.

– Долго нам ехать?

Она выглядела как ребенок, предвкушающий представление. Даже вечные ее спутники – упреки, перевоплотились в будоражащие слова наудачу.