Секреты под кофейной пенкой

Когда Кейли Бриттен только пришла работать в школу Святого Варнавы, а та вошла в состав академии, Джен была ревностным сторонником этих перемен. «Давно пора, – говорила она, – взять это место за грудки и хорошенько потрясти!» Тогда ее энергия и энтузиазм заставили вышедшую на пенсию Лиз почувствовать себя дряхлой ненужной старушкой.

Постепенно все изменилось.

Джен отказывалась приходить на встречи книжного клуба под предлогом стресса на работе, а когда все-таки приходила, говорила мало (в сравнении с собой прежней), а отзывы ее лишились свойственной категоричности.

Осознание пришло в июне. Тогда клуб собирался дома у Лиз, а читали они воспоминания какого-то преступника про ад в малайзийской тюрьме от первого лица («Луна через решетку» – Лиз вообще не понравилось). Выбрала книгу Джен, но сама почти ничего про нее не сказала, будто… Будто вообще ее не прочитала.

В конце вечера Лиз проводила всех, а когда вернулась в гостиную, то ожидала, что Джен, как обычно, начала мыть посуду, но та все еще сидела на диване и пустыми глазами смотрела на крошки тортика «Парк Басби» – они называли все свои торты в честь мест в городе. Лиз сразу узнала выражение на лице подруги и испугалась.

– Мне, наверное, пора. – Голос у Джен был грустный, таким она его давно не слышала. – У меня еще осталась работа на сегодня.

Лиз уже не помнила, что тогда сказала, что-то вроде «Уже ведь так поздно!», именно в тот момент маска слетела с лица Джен, она скривилась и начала заливаться горючими слезами. Ее полное отчаяния лицо стало уродливым. Она плакала семь с половиной минут (в течение которых домой вернулся муж Лиз Дерек, быстро взглянул на них и тут же убежал на второй этаж с газетой «Йоркшир пост» под мышкой), и, спустя почти полпачки салфеток с алоэ вера, из нее начала литься правда.

Ее первый класс сдавал экзамен по чтению госформата. И по самым разным причинам – начиная от эпидемии куриного гриппа до ограниченности природных данных некоторых ребят – класс не смог добраться до тридцати двух проходных баллов. Академический траст Лоудстоун таким результатом был совершенно не доволен, и следующий год тут же был объявлен годом «Высоких достижений». Это означало, что каждый ребенок в первом классе – особенно те, у кого проблемы с чтением, – ДОЛЖЕН как МИНИМУМ трижды в неделю заниматься индивидуально. В теории звучит хорошо, но Лиз прекрасно понимала, что некоторые дети просто не могут круглыми сутками учиться читать, не теряя энтузиазма и продолжая воспринимать информацию. Этот взгляд на методику Кейли Бриттен не разделяла.

– Она иногда просто как взглянет! – жаловалась Джен, как обиженный ребенок. – Сразу чувствуешь себя помойкой.

Так на Лиз и свалились еженедельные индивидуальные уроки по чтению для самых неуверенных в слогах учеников класса «Вяз». Плюс – главное – так она могла оказать своевременную поддержку в случае появления миссис Бриттен на тех самых «проверках».

Дереку эта идея не понравилась.

– Не ввязывайся, – предупредил он. Дерек всю жизнь до ужаса боялся «ввязываться». Во что именно Лиз не стоило ввязываться, муж не пояснял, каждый раз этот совет она получала при разных обстоятельствах – но, видимо, рыдающая на их диване Джен подходила под все его условия. Наверное, также не стоило «ввязываться» в прошлогоднее расследование смерти коллеги, после которого три человека сели в тюрьму.

Поэтому теперь по средам она мало рассказывала, как провела время на своей бывшей работе.

– Все прекрасно, миссис Старк. – Размышления Лиз прервал теплый, но до удивления безразличный голос Кейли. Та осмотрела стены, на которых висели ламинированные плакаты и разрисованные мелками гирлянды в виде соломенных шляп в честь Дня урожая. – Очевидно, что все прекрасно усваивают материал.

Джен подняла на нее круглые, открытые и полные надежды глаза.

– У нас новая система, – сказала она с почти одержимой улыбкой. – Детки забирают домой конверты с «Веселыми буквами».

– Я вижу, что вы все хорошо организовали, – сказала Кейли, – а еще я вижу, что вы заручились помощью подруги.

Кейли бросила приветливую улыбку Лиз, которая подавила резкое желание сделать реверанс.

– Я дам вам более подробную обратную связь, но в целом все отлично. И напоследок зацементируем этот прогресс. Подумайте, как можно в классе создать такую среду, чтобы детей повсюду окружали изученные звуки, – она еще раз улыбнулась и вышла из класса.

Лиз посмотрела на подругу и тоже улыбнулась, как бы говоря: «Молодец, можешь теперь расслабиться!» – но Джен смотрела в спину начальницы. Лиз сразу узнала этот взгляд подруги и испугалась.

– Так! – Дети вереницей выходили на переменку, а Джен замерла, пялясь на осенние слова на доске. – Создать среду! – Голос ее надорвался. Лиз напряженно посмотрела на подругу.

– Давай-ка сделаем перерыв, – сказала она.

Лиз никто не услышал.

Джен решительно закряхтела и начала срывать с доски плакаты со словами (которые Лиз ламинировала только на прошлой неделе).

– Да, ты иди, – сказала Джен заряженным тоном, который ей был свойственен, когда она впадала в такие настроения. – Найдешь сама, чем заняться? – Она мяла плакаты так решительно, что было ясно – ей совершенно плевать, найдет ли Лиз, чем заняться. – Можешь развести ройбуша из моих запасов.

Лиз замерла в коридоре и, хмурясь, уставилась на дверь класса, не зная, что делать. Она раньше видела такие приступы энергии у подруги, и ничего хорошего в них не было. В последний раз Джен переставила все в зимнем саду Лиз по фэншую… У Дерека было такое выражение лица…

Тогда-то Лиз и заметила конверт. Он под углом торчал из-под лавочки около книжных полок. Ослепительно белый на фоне синего коврового покрытия. Наверняка конверт с «Веселыми буквами». Лиз подняла его – обязательно надо было вернуть конверт владельцу, прежде чем Джен разволнуется.

Лиз по пути в учительскую думала про последние двадцать минут своей жизни. Может, все это время Джен преувеличивала проблему? Она частенько раздувала из мухи слона. Да, еще на летней ярмарке в июле Кейли Бриттен ее уколола – но в тот вечер столько всего произошло, что это и неудивительно? Тельма ей все рассказала и про конфликт с родительским комитетом, и про ужасное письмо, которое получила Кейли. Уже достаточно напугать кого угодно. А на проверке совершенно не было ощущения, что директриса как-то пытается завалить ее подругу.

…гневный стук в дверь… «Эта сумасшедшая тварь здесь?»

Лиз потрясла головой. Соберись, Лиз, это же было тысячу лет назад…

Вдруг в коридоре показалась сутулая фигура Банти Картер. Лиз почувствовала укол совести. Когда после ярмарки Тельма поделилась своими переживаниями, она несколько раз хотела позвонить Банти или заехать в гости. Но потом в жизни началась такая суета, что так и не получилось, даже в школе они ни разу не пересеклись. Лиз присмотрелась к бывшей коллеге. Как она? Будто немного шатается, но у нее всегда были проблемы с бедром… Лиз крикнула:

– Доброе утро, Банти!

Лиз замерла, ожидая, что шаткие шаги бывшей коллеги замедлятся.

Но все случилось наоборот.

Коренастая Банти ускорилась и скрылась за углом, бросив на Лиз быстрый и диковатый взгляд через плечо. Странно. Банти всегда с удовольствием болтала. Может, торопится в дамскую комнату?

В учительской толпилась очередь к бойлеру, кофе насыпа́ли в синие брендированные кружки Академии Лоудстоун, которые стояли ровными, аккуратными рядами. Такая разительная перемена после свалки самых разных кружек, к которым она привыкла. У Топси была смешная кружка с надписью «Вива Лас-Вегас и-и-иха-а!». Лиз с тоской посмотрела на старую посуду, запертую в шкаф. Она все собиралась взять с собой свой кофе, но каждый раз забывала, а тут стеснялась у кого-нибудь его попросить. Лиз уселась в уголок комнаты, которая раньше была родной, и снова утонула в странном осознании, что все сильно изменилось. Офисные синие кресла вместо протертых мягких оливковых. Доска с объявлениями с очередным вездесущим лого Лоудстоуна. Но кое-что не изменилось.

– Пора, коллеги! – Марго Бенсон – учительница второго класса – размахивала цветным каталогом с косметикой «Знай свое наслаждение», ее очки на золотой цепочке приветливо поблескивали. – Заказы принесу до пятницы. – На это торжественное заявление начали раздаваться тихие отклики. Лиз улыбнулась. Один из очевидных плюсов выхода на пенсию – ей больше не нужно наскребать десять фунтов на крем для рук, который всегда оставлял неприятный липкий слой.

– А еще пора думать про рождественские заказы, чтобы я успела забронировать товары, пока не разобрали. – Снова минимальная реакция, несколько вежливых улыбок, что странно, потому что обычно Рождество редко оставляло кого-то равнодушным – Лиз ожидала хотя бы какие-то жалобы о том, как быстро летит год.

Бекки Клегг писала на доске красными огромными буквами: «Все промежуточные оценки должны быть переданы Бекки до пятницы, крайний день! Спасибо!» Она дорисовала в конце смайлик, будто он может как-то смягчить ее повелительный тон. Лиз задумалась, не подойти ли к Бекки. Они уже виделись, но та шла по коридору первоклашек с таким целеустремленным и сосредоточенным лицом, что Лиз решила, что не стоит пока заговаривать.

Джен была не очень высокого мнения об этой девушке. Когда Лиз приходила на прошлой неделе, Бекки и Джен горячо спорили о фазе пятой (что бы это ни значило), после чего Джен (с присущей ей неспособностью видеть себя со стороны) назвала молодую коллегу «вредной капитаншей». Но вскоре Лиз посмотрела на нее новыми глазами.

Они столкнулись в городском саду. Лиз пришла на свою первую в сентябре закупку цветочных луковиц на посадку, когда заметила взбудораженную девушку с целой кучей бамбуковых стеблей в руках. Это была одна из тех встреч, когда ты еще сомневаешься, достаточно ли знаешь человека, чтобы подойти к нему, или одной вежливой улыбки в качестве приветствия будет достаточно.

Сомнения были развеяны, когда Бекки, роясь в своей сумке, уронила весь бамбук, и Лиз бросилась ей на помощь. Оказалось, закупка ее никак не была связана с садовыми целями, а совершалась ради мастерской кукольника в школе. Обычно такая собранная Бекки в тот день была готова с удовольствием поболтать ни о чем. Ее очень заинтересовал ящик с цветочными луковицами, что невероятно удивило Лиз, которая до этого видела Бекки только в условиях коротких обсуждений разделенных диграфов и кластеров согласных. А тогда она с круглыми глазами рассматривала в ящике Лиз разнообразные луковички с поэтичными названиями «Шепчущий сон», «Розовый щербет».

– Я думала, они все просто так и называются: красные, желтые или оранжевые, – сказала Бекки, будто под впечатлением, и Лиз вдруг поняла, что ей просто очень одиноко. Высокая и красноволосая, она напомнила Лиз куклу Тряпичную Энн.

Пока они вместе загружали бамбуковые стебли в багажник ее красного «Фиата», Бекки рассказала, что из-за «непредвиденных обстоятельств» она снимала в Рипоне квартиру у канала. (Лиз догадалась, что это имеет отношение к болезненному разрыву, который, по словам Джен, Бекки пережила в начале года.) Она поделилась, что хотела бы выставить горшки с цветами на балкон, но не знала, как к ним подступиться. Размышляя об этом, Лиз теребила в руках каталог с цветами. Стоит ли подходить сейчас?

– Пора сдавать статистику, – сказала Бекки и щелкнула крышкой маркера. Лиз заметила, что она была из тех людей, из уст которых любая просьба звучала как резкий приказ. Лиз струсила и решила придержать каталог для другого момента.

– Вот, миссис Ньюсом, – сказал Сэм Боукер. Его «предсмертные» черты лица с ухмылкой гробовщика не обещали ничего, кроме… приятного удивления! Кружка кофе. – С молоком и без сахара.

– Как вовремя! Спасибо огромное! – сказала Лиз и, как всегда, смотря на него, подумала, что время летит беспощадно быстро. Перед глазами пролетела вся его жизнь: вот он учится читать, вот играет Иосифа в рождественской пьесе, вот собирает бобы на полях его деда Билли – прямо напротив земли Лиз. Привыкнет ли она когда-нибудь, что ему уже сильно за двадцать и он учит шестой класс? С этими мыслями она и сказала: – Не могу привыкнуть, что вижу тебя в учительской.

Он улыбнулся и тихо зевнул:

– А я не могу привыкнуть, что работаю здесь. Все жду, когда зайдет миссис Джой и велит мне проваливать.

Лиз грустно улыбнулась, вспоминая покойную коллегу Топси Джой, которая в прошлом году ушла при таких ужасных обстоятельствах. Она постаралась отбросить эти тоскливые мысли.

– Как у тебя дела? – спросила Лиз. – Давно не видела, чтобы ты огородничал.

– Мне пришлось продать наш садовый участок[5], – грустно сказал Сэм. – Понимаю, это память от деда, но с ребенком и всей этой работой свободного времени вообще не было.

Лиз понимающе закивала. Она однажды сама была учителем начальной школы, так что прекрасно все понимала.

– А еще я слышала, – продолжила Лиз, – что ты выдаешь просто замечательные результаты. Джен рассказала мне про какой-то «Маяк»?

Сэм улыбнулся, но уже не так искренне, даже смущенно, и вдруг скривился в зевке.

– Простите, – сказал он. – Неспокойная ночь.

Когда Сэм это сказал, она вдруг заметила, что он и правда выглядит уставшим. Его и без того худое лицо стало еще более нездоровым.

– Малыш спать не дает?

Он кивнул и еще раз зевнул. Сэм будто хотел сказать что-то еще, но в этот момент учитель третьего класса – Тифф, кажется? – заговорила с ним о письменных заданиях.

– Надо больше давать на обстоятельства действия, – жаловалась она.

Сэм отвечал быстро, но все время теребил воротник своей рубашки. Лиз успела заметить на его шее яркое красное пятно. Дерек тоже такими покрывался после финансовых собраний. Он называл их стрессматит. А Сэму-то из-за чего нервничать, интересно? Ну, помимо очевидных проблем от беспокойного младенца.

Лиз вдруг охватила такая усталость. Посреди этой яркой, формальной комнаты, в которой велись только рабочие разговоры про промежуточные оценки и обстоятельства действия, она казалась себе немолодой и очень уставшей. В голове загорелось яркое воспоминание из старых добрых деньков – она, Пэт и Тельма в завалах из домашек, в нервах от репетиций, в истерике от хохота из-за чего-то, что очередной ребенок сказал или сделал.

Тут Лиз осознала, что в комнате, хоть и было много народу, вдруг стало тихо. Если кто-то и разговаривал, то тихо и о работе, а в основном все сидели поодиночке и смотрели в кружки. Никто не реагировал ни на Марго, ни на Бекки. Раньше все было совсем по-другому… Раньше учительская была сердцем школы – местом, в котором можно было поделиться любыми планами, досадами, тревогами и проблемами. Что же случилось?

– Так, друзья и подруги! – В дверях стоял Иэн Берримен и тыкал в свои наручные часы. На нем был фиолетовый спортивный костюм. – Пора.

Все тут же засуетились, хотя по часам Лиз до конца перемены еще оставалось три минуты. Кажется, учителей хорошо перевоспитали – Фэй вечно сетовала, что их было не разогнать из учительской. До сих пор рассказывали, как она однажды встала перед дверьми с трещоткой болельщиков.

Лиз решила пока не возвращаться в класс «Вяз» к Джен, в каком бы состоянии она там ни была с ее звуками и чтением, а заглянула в дамскую комнату, достала расческу и взбила свой горшок седых волос. Им не нужно было больше объема, но эта привычка всегда ее успокаивала.

Какая странная получилась перемена. Напряженная тишина… Все как на цыпочках ходят. Может, все рассорились? Лиз глубоко вздохнула и посмотрела в зеркало, оттуда на нее взглянули собственные встревоженные глаза.

Что-то точно было не так.

Она вспомнила убегающую по коридору Банти Картер. Почему она не вернулась в учительскую? Разве она дежурит? Только что-то немыслимое могло заставить Банти пропустить кофе.

А как она посмотрела на Лиз!

Быстро – почти украдкой. Будто… испуганно.

Металлический звон просигналил конец перемены. Лиз вздохнула – пора возвращаться в «Вязы». Репетиция перед Днем урожая. Она еще раз вдохнула и вернула расческу в сумку, готовя свои нервы к прогону спектакля «Однажды на капустном поле». В этот момент она задела локтем что-то, что торчало из сумки. Конверт! Она виновато дернулась – совсем забыла! Надо было выяснить, кто потерял свою домашку, – не хватало только добавить Джен новый повод для переживаний. Лиз аккуратно открыла конверт.

Всего мгновение слова никак не складывались в смысл.

ТОЖЕ МНЕ ДИРЕКТОР!

ТЫ ХОТЬ САМА ПОНИМАЕШЬ,

ЧТО ТУТ ТЕБЯ НИКТО НЕ УВАЖАЕТ?

ТЫ НАМ НЕ НУЖНА.

СДЕЛАЙ ОДОЛЖЕНИЕ И ИСЧЕЗНИ…

ТВАРЬ!

Глава 2,

В которой во время посещения кафе обнаруживаются корни зла и озвучивается неожиданное предложение

– Я думала, что, раз Джейк выпустился, Донне Чиверз плевать на школу.

– На нашу – да. – Тельма сделала глоток кофе. – Теперь она вошла в состав родительского комитета Рипона и занимается забегами с больничными кроватями[6], чтобы собрать деньги на восстановление Фаунтинского аббатства[7].

– Тогда откуда это? – Лиз махнула рукой на конверт, который лежал на столе.

Желчный текст записки остро контрастировал с миленькой обстановкой в кафе садового центра Тирска. Лиз надеялась, что родная, приятная атмосфера как-то сгладит или смягчит резкий смысл написанных букв. Но нет, даже несмотря на повернутый вверх ногами в руках внимательно изучавшей его Тельмы текст, она все еще чувствовала, как внутри пузырился шок, который не давал ей спать всю ночь.

Лиз осмотрела родные стены кафе, чтобы успокоиться. В то утро, как и в любое утро четверга, занята была примерно половина столиков. Пенсионеры, люди на выходном, те, у кого было время на поболтать, порешать сканворды, позалипать в телефонах и планшетах. Одна сотрудница опасно балансировала на стуле и наматывала на светильник тканевую гирлянду из осенних листьев, а вторая порхала от столика к столику и, преисполненная надежды, спрашивала: «Панини с ветчиной и сыром?» Все как обычно. Успокаивает.

Лиз снова опустила глаза на злосчастный лист. Тельма его дочитала и уже хотела подвинуть его обратно подруге, но потом заметила выражение лица Лиз.

– Хочешь, я оставлю у себя? – мягко спросила Тельма.

– Если тебе несложно, – быстро выпалила Лиз, у которой от облегчения гора с плеч упала. – Я знаю, что это глупости, но что-то в этом конверте такое… такое…

– Зловещее, – с уверенностью и решительным спокойствием сказала Тельма. – Я тебя понимаю.

Лиз с благодарностью посмотрела на подругу: спокойный, ободряющий вид, волнистые короткие волосы (среди темных прядей пробивается все больше и больше седины). Тельма всегда понимала, понимала ее бесчисленное количество раз, поэтому даже спустя шесть лет, как они перестали работать в школе, они все еще приходят сюда на кофе каждый четверг.

– И ты никому про это не говорила? – спросила Тельма, убирая письмо в свою сумочку.

– Ни одной душе, – Лиз рьяно потрясла головой, вспоминая, как она судорожно, чуть ли не виновато запихивала письмо на дно сумки. Она инстинктивно хотела спрятать эту ядовитую бумажку туда, где ее никто не увидит. Точно не Джен, которая в агонии репетировала с детьми спектакль. И уж точно не Кейли Бриттен. Строго говоря, Кейли как директриса и как, собственно, адресат письма имела право знать о нем. Но когда Лиз представляла, как серые, широкие глаза бегают по этим горьким словам, щеки начинали пылать. – А что? Думаешь, стоило? – спросила она Тельму. – Стоило рассказать, что появился второй конверт?

Тельма замотала головой.

– Нет! – сказала она. – Письмо, которое выронили, и письмо, которое отправили, – это разные вещи. Нам стоит быть осторожнее. – Тельма положила ладонь на руку Лиз: – Ты правильно поступила.

Лиз вяло улыбнулась, чувствуя, как к горлу предательски подступают слезы. Она сделала глоток кофе и постаралась взять себя в руки. Как же близко к сердцу она восприняла этот пренеприятнейший конверт – даже выпалила всю историю Дереку, хотя собиралась по минимуму посвящать его в школьные дела.

Лиз взволнованно нахмурилась:

– Я не понимаю, зачем Донна Чиверз продолжает слать эти письма.

Тельма посмотрела на подругу:

– Не думаю, что это она.

– Но на летней ярмарке ты сказала, что это Донна.

Тельма кивнула:

– Тогда я так подумала. – А потом серьезно признала: – Очевидно, что я ошиблась.

Лиз нахмурилась еще сильнее:

– Может, стоило кому-то рассказать? Ведь дети тоже могли подобрать его! – В ее голосе уже прорезалась злость.

– Но не подобрали, – спокойно сказала Тельма.

Она понимала чувства Лиз. Они почти всю жизнь провели в школах и выучили сотни детей: как читать, как шнурки завязывать, как отыграть рождественский спектакль, как тщательно мыть руки после туалета. Правильнее сказать, что детей они воспитывали. Как и Лиз, Тельма чувствовала, что в школу пробралось что-то злое, что-то, чему там не место.

– Скажи-ка еще раз, – попросила она, – где ты его нашла?

– У класса «Вяз» в коридоре первоклашек около сцены, – сказала Лиз. – Где у Марни Баркер раньше были занятия с особенными детками.

– А где именно? Прям посередине?

Лиз потрясла головой.

– Сбоку, – сказала она, – под лавочкой.

– На перемене, да?

– Я шла в учительскую.

– Ты вряд ли помнишь, – сказала Тельма, – но, может, успела заметить, лежал ли он там до перемены?

– Нет, – уверенно ответила Лиз. – Я выходила убрать книжки. Я уверена, что заметила бы или дети первые подобрали.

– А кто мог идти по коридору?

Лиз нахмурилась, стараясь вспомнить.

– Женщина из офиса, Николь, – она несла меню на обед. Бекки Клегг передала записку Джен. Да там вечно толпа, кто угодно мог его выронить.

У Тельмы появилась идея.

– Если его выронили, – сказала она.

– Я же сказала, конверт лежал на полу.

– Его могли специально положить туда.

Лиз одарила подругу непонимающим взглядом.

– Сама подумай. Если ты хочешь передать кому-то анонимное письмо – директрисе, например, – и при этом минимизировать риск, что тебя рассекретят. Разве оставить письмо, чтобы его нашел кто-то другой, не самый безопасный вариант?

– На нем не было имени получателя.

– Именно! Ведь так тот, кто его найдет, непременно откроет, чтобы выяснить, что это за конверт. И увидит и получателя, и сам текст. Первое письмо тоже спрятали среди призов лотереи, помнишь?

– Кстати! – Громкий возглас Лиз привлек внимание нескольких человек, а Тельма от неожиданности пролила кофе. – Чуть не забыла! Банти!

Она кратко пересказала Тельме, что видела.

– Она обернулась… Уверена – она была напугана чем-то. Может быть, она подложила конверт и испугалась, что я ее заметила.

Тельма посмотрела на подругу, пытаясь подобрать правильные слова.

– Ты же не думаешь, что… – Она красноречиво замолчала и сделала кружкой еле заметный жест.

– Не знаю, – пожала Лиз плечами. – Близко я не смогла подойти. Но вряд ли. Кейли Бриттен – это тебе не Фэй. Хоть малейшее подозрение, что Банти пьет на работе, и та вылетела бы из школы.

Тельма кивнула.

– Но позвонить ей стоит, – предложила она.

– Да, я и сама думала, – сказала Лиз. Повисла пауза. Стеклянная дверь на террасу была распахнута, в кафе светило теплое сентябрьское солнце. – Помнишь, ты сказала, что Кейли выглядела странно во время розыгрыша? Может, это все как-то связано?

– Не знаю. – Тельма задумчиво мешала кофе.

– Получить целых два таких отвратительных письма… Я понимаю, такие женщины не всем нравятся, но… – Лиз замолчала.

– Какие такие? – спросила Тельма.

Лиз задумалась.

– Даже не знаю, – сказала она. – Со слов Джен, неприятная. Но вчера она мне такой не показалась.

– А какой она тебе показалась?

– Нормальной, – потерянно пожала плечами Лиз. – Дружелюбной. Может, немного отстраненной, но она же директриса. Со мной она была милой. Возможно, это все маска. Она очень строгая, держит всех в ежовых рукавицах, но разве сейчас не везде так? Школы превратились в бизнес.

Тельма закивала. Образование менялось. И после недавних событий с ее мужем Тедди она должна понимать это лучших других.

– Меня вчера так расстроила учительская, – вырвал ее из размышлений голос Лиз, та хмуро смотрела на абажуры, увешанные рыжими листьями. – Там такая атмосфера.

– Какая?

– Неправильная. Все такие тихие, только работу и обсуждают… Будто был какой-то скандал. И никто не улыбается…

Тельма вспомнила про теплый июльский вечер и летнюю ярмарку.

Учителя на сцене. Натянутые улыбки. Испуганное лицо Кейли Бриттен…

– Как думаешь, это все из-за миссис Бриттен?

– Я же тебе рассказывала про Джен. Ей с новой директрисой очень сложно, – голос Лиз немного дрогнул, и повисла пауза. Тельма тут же поняла: Лиз в поведении подруги смущает что-то еще, что-то, что она недоговаривает. Но что? Тельма не спешила расспрашивать, потому что, как это ни было бы грубо, Джен Старк всегда ее очень утомляла. Она была из тех женщин, которые вечно громко и решительно высказывали свое категоричное мнение, ни на минуту не задумываясь, ошибочное оно или нет. Но она была подругой Лиз, точнее, Лиз была подругой Джен, поэтому Тельма не отворачивалась от нее даже в самые тяжелые времена.