Отдаленные последствия

И снова ничего не услышал, кроме собственного беспокойства. Из салона уже вышли две женщины и один высоченный и очень полный парень, через пару минут появилась та, которую администратор назвала Мадиной, потом еще какая-то расфуфыренная мадам в дорогом меховом жакете, явно клиентка, а не мастер. Мадам в жакете уселась в красный «Порше», начала выезжать задним ходом и едва не столкнулась с подлетевшим на огромной скорости серебристым джипом. Виктор с любопытством наблюдал, кто кого переорет: тетка из «Порше» или устрашающего вида амбал из джипа. Он так увлекся, что не сумел вовремя среагировать, когда на крыльце показалась Нечаева, чью фотографию он внимательнейшим образом изучил заранее, и юркнула в тот самый джип.

Вишняков – тормоз, все так говорят. И, видимо, не ошибаются. Тетка так неудачно выехала на своем красном драндулете, что теперь никак не могла вывернуть, елозила колесами туда-сюда по крошечным дугам, перекрывая Виктору возможность двигаться следом за джипом. Хотя толку-то от этого, с позволения сказать, движения? Олеся никуда не убегает, не пытается скрыться, просто едет проводить вечер и ночь со своим мужиком. Никуда она не денется, а вот Сташис, наверное, будет недоволен, выволочку устроит за разгильдяйство и расхлябанность. Ну, это ничего, Вите Вишнякову не привыкать, его и без Сташиса всю жизнь ругали, всегда он был «не очень», середнячок, бесталанный, не оправдавший надежд. Вот если бы вдруг похвалили, тогда он действительно здорово удивился бы.

Ладно, коль уж он все равно сидит в машине – будет добивать. Виктор снова включил запись. И снова. И снова. И еще раз…

И наконец услышал. Ту самую фразу, которая не давала покоя.

На всякий случай отодвинулся назад на двадцать секунд и прослушал еще раз, проверил: не показалось ли? Нет, все точно. Именно это и произнес Олег Васильевич Масленков:

«Послушайте, вы и про Гурнову так же подробно выспрашиваете? Ну, ей-то проще, наверное, она сама про себя может рассказать, а вот Саша про своих знакомых уже не расскажет».

А ведь Виктор фамилию Гурновой не упоминал. Он говорил только о девушке в инвалидной коляске. Нужно все-таки проверить: а вдруг назвал Гурнову и не заметил? Снова запись на самое начало, палец на треугольник PLAY.

Интересное кино получается… Надо срочно звонить. Кому? Сташису? Или Дзюбе? Ромка попроще, он свойский такой парень, да и званием пониже, капитан. Хотя подполковник тоже вроде нормальный, в бутылку не лезет, мордой об стол не возит, даже сказал, что верит в Виктора. Может, именно потому, что так сказал, как-то неохота признаваться ему в ошибке, получится, что вроде как доверия не оправдал. Хотя лейтенанту это пофиг, он всю жизнь только тем и занимается, что чьих-то надежд не оправдывает, привык давно, носорожью шкуру нарастил.

Ну, пофиг или не пофиг – а позвонил он все-таки Роману Дзюбе.

Сташис

Звонок Лизы Стасовой застал его врасплох. Они так давно расстались, что Антон вспоминал об этом романе хорошо если раз в месяц, а то и реже, в основном – когда кто-нибудь заводил разговор о Каменской или ее нынешнем шефе Стасове, отце Лизы.

Лиза попросила о встрече. Это было крайне странно, и Антон сперва собрался отказаться, благо предлогов у любого оперативника всегда множество, но потом все-таки согласился, сам не зная зачем.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Ничего не случилось, но поговорить нужно, – загадочно ответила Лиза. – Не волнуйся, ни о чем просить не буду. И много времени это не займет. Просто выпьем по чашке кофе. Я подъеду, куда скажешь, я же понимаю, что у тебя со временем напряг.

Встречу Сташис назначил в кофейне неподалеку от своего дома в девять вечера. К этому времени он надеялся закончить все дела и освободиться. Но на всякий случай предупредил, что может и задержаться. Лиза отнеслась с пониманием и сказала, что будет ждать сколько нужно.

И он действительно опоздал, не фатально, всего на полчаса, но все равно испытывал некоторую неловкость. Лиза сидела за столиком, пила чай и читала книгу. Такая красивая, такая спокойная, такая уютная… Отрастила волосы, пополнела. На мгновение Антона охватило сожаление, что все осталось в прошлом, ничем не кончилось.

– Привет, – она подняла на него густо-серые глаза и улыбнулась. – Извини, что дернула, но это действительно ненадолго.

– Это ты извини, что не успел ко времени.

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку. Чисто по-дружески, без всякого подтекста. Уселся напротив, заказал подошедшему официанту кофе латте, посмотрел на Лизу вопросительно.

– Как ты?

– Хорошо, – ответила она и снова улыбнулась. – Вышла замуж, жду ребенка. Собственно, именно поэтому и поняла, что мне нужно поговорить с тобой.

– А какая связь?

– Хочу с чистой душой вынашивать ребенка, чтобы он не тащил на себе мои мелкие грешки и большие глупости. Вот теперь встречаюсь с людьми, которых когда-то обидела, прошу у них прощения, пытаюсь как-то объясниться. В общем, снимаю груз.

– Ты меня ничем не обидела, – возразил Антон. – Просто так сложилось. Тебе не за что извиняться передо мной.

Лиза протянула руку через стол, положила мягкую ладонь на его пальцы.

– Тоша, послушай меня. Я знаю, что вела себя с тобой отвратительно.

– Ну Лиза… – умоляюще протянул Антон.

Вот только не хватало для полного счастья выяснять отношения на ночь глядя. И зачем только он согласился на эту встречу! Лучше бы сразу отправился домой и побыл со Степкой, пока сын не лег спать. Хотя Степке это, похоже, совсем не нужно… А Лизе, кажется, действительно нужно.

– Я давила на тебя, требовала, чтобы ты сменил работу, говорила страшные глупости, за которые мне теперь стыдно. Но, знаешь, я очень долго не могла понять, что за бес в меня тогда вселился. Это была не я, и я это отчетливо видела, но ума не хватало понять, что со мной происходит и как можно это прекратить.

– А теперь, выходит, поняла? – усмехнулся Антон.

– Теперь – да, – кивнула Лиза. – Я постараюсь изложить максимально коротко, чтобы не задерживать тебя. Оказывается, я панически боялась конкуренции.

– Конкуренции? – изумился Антон. – Разве я давал тебе повод?

– Да при чем тут ты! Речь о детях, о Василисе и Степе. В их глазах мне пришлось бы постоянно конкурировать с их матерью. Что бы я ни сделала, что бы ни сказала – они бы каждый раз думали, что мама поступила бы иначе. Мама всегда будет для ребенка более доброй, более ласковой, более понимающей, чем какая-то чужая тетка. И мне тогда подсознательно казалось, что если я переломлю что-нибудь в том образе семьи, который у них сложился, то мне удастся решить проблему конкуренции. А что я могла переломить реально? Только тебя, твою профессию, твою жизнь. Ничто другое мне было неподвластно. В общем, дурь несусветная, логики – ноль, поведение отвратительное, и сейчас мне стыдно за это. Вот, собственно, и все. Доклад окончен.

– Погоди, погоди… Какая может быть конкуренция с матерью, если Ваське было шесть лет, когда моя жена погибла, а Степке – только два, он ее вообще не помнит? Что ты себе напридумывала?

– И тем не менее, – вздохнула Лиза. – Не имеет значения, помнят они маму или нет. Значение имеет только то, что дети думают, что себе представляют. Ты как-то рассказывал, что Василиса сделала тебе подарок: склеила домик, а над ним ангел витает. И объяснила, что ангел – это мама, которая наблюдает за вами и охраняет. Было такое?

– Было.

– Вот видишь. Когда я начала ковыряться в себе в попытках понять, почему я своими руками разрушила наши отношения, то заметила, что чаще всего вспоминаю именно этот твой рассказ. И из всего, что связано с тобой, именно эта история вызывает самую сильную боль. Ну вот, стала копать глубже в этом направлении, пока не докопалась до страха, что я просто не выдержу конкуренции с ангелом. Можно назвать это слабостью, можно трусостью, можно глупостью или чем угодно еще. Но это было, и я прошу за это прощения.

Она сделала знак официанту, чтобы принесли счет. Да уж, Лиза Стасова всегда отличалась точностью формулировок: если сказала, что ненадолго, значит, так и будет; если сказала, что доклад окончен, стало быть, ни на какие другие темы говорить не намерена.

Антон расплатился, подал Лизе пуховик, исподтишка оглядывая ее заметно округлившуюся фигуру. Месяцев шесть, если на глазок. О том, что дочь Стасова вышла замуж, Антон знал давно, а вот о том, что Владислав Николаевич скоро станет дедом, услышал сегодня впервые.

– Машину далеко поставила? – спросил он, когда вышли на улицу.

– Далеко, – кивнула Лиза. – Поблизости все парковки были забиты.

– Я провожу.

– Спасибо.

– Где работаешь? Все там же?

Вопрос был дежурным, для поддержания разговора. Во всяком случае, в первый момент Антону Сташису так показалось. Какая, в сущности, разница, где работает эта молодая женщина, давно ставшая ему посторонней?

– Да на кафедре преподаю. После защиты стала доцентом.

– О Светлане Валентиновне Стекловой что-нибудь слышала?

Ага, как же, для поддержания разговора. Мысли о работе не уходят из головы ни на миг, как ни старайся. Извечное проклятие оперов.

– Она умерла недавно.

Лиза замедлила шаг, повернула лицо к Антону, взглянула вопросительно.

– А почему ты спросил?

– Да так, свидетель по делу упомянул ее, – уклончиво ответил Сташис. – А еще что-нибудь знаешь, кроме того, что Стеклова умерла?

Она усмехнулась:

– Собираешь информацию? Или перепроверяешь показания?

– Ну извини. Работа такая, сама понимаешь. Так как, расскажешь что-нибудь?

– Если только что-нибудь… Мы же на разных кафедрах, я на процессе, она была на уголовном праве и криминологии. Руководила кафедрой до последнего дня, хотя была уже очень пожилой, часто болела. Жесткая, язвительная, подчиненные ее боялись и, кажется, не очень-то любили. Но тут я могу ошибаться, конечно.

– Учеников у нее много?

– Три кучи. Она же докторскую по криминологии защитила лет сорок назад, если не больше, сразу получила право научного руководства, потом написала еще одну докторскую, кажется, по социологии, так что сам представь, сколько человек наваяли свои кандидатские под ее крылом. Прибавь к этому докторантов, у которых Стеклова была научным консультантом, и еще сотни дипломников из числа студентов. Да, и студенческое научное общество не забудь.

– Это всё? – уточнил Антон. – Других учеников не бывает?

– Ну почему же, бывают. Думаю, ты в курсе, что практика написания диссертаций за деньги существует очень давно, а с конца восьмидесятых цветет пышным цветом. Если научный руководитель пишет за деньги для своего же аспиранта или соискателя, тогда аспирант с чистой совестью может называться учеником, а вот если человек пишет не для своего аспиранта, а для чужого, то…

– Ясно, – вздохнул Антон. – Попробуй представить себе гипотетическую ситуацию, когда человек не имеет юридического образования, по работе никак не связан с юридической практикой, но называет себя учеником Стекловой. Как это может быть?

Она пожала плечами:

– Полагаю, что никак не может.

Они уже стояли возле машины. Лиза открыла дверь, бросила на пассажирское сиденье сумку и повернулась к Антону.

– Не думай, что мне неинтересно, но папа приучил меня не задавать операм лишних вопросов. Он всегда повторял, что опер сам скажет ровно столько, сколько можно.

Антон рассмеялся. Да уж, Владислав Николаевич в своем репертуаре.

– Спасибо, что пришел и выслушал меня, – очень серьезно сказала Лиза. – Мне это действительно было нужно.

– Легче стало?

– Стало. И еще: если нужны будут какие-то ходы на кафедру Стекловой – звони. Помогу чем смогу.

– Ну что ж, тогда и тебе спасибо, – улыбнулся на прощание Антон.

Телефон тихонько звякнул, оповещая о новом сообщении. Сташис помахал рукой отъезжающей Лизе и полез в карман.

«Ты скоро? Жаркое в мульте выкл или грев?»

В переводе с «ускоренного Васиного» на общепонятный русский текст сообщения должен был выглядеть примерно так: «Я приготовила жаркое, оно в мультиварке. Если ты вообще собираешься сегодня прийти домой, то я поставлю режим поддержания температуры. Если же ты явишься только к утру или неизвестно когда, то я мультиварку выключаю». Ну, или что-то вроде этого.

Антон быстро отстучал в ответ: «10 минут, уже на подходе». Его снова пронзило сочувствие к дочери: семнадцать лет, почти восемнадцать уже, в жизни столько интересного, яркого, заманчивого, и влюбленность в мотоциклиста Толика, и гормоны зашкаливают, и с подружками хочется потусоваться, и новое кино посмотреть на нормальном огромном экране с хорошим звуком, а не на маленьком айпадике или даже на телефоне. Да много чего хочется юной девушке! А она сидит дома, караулит брата и готовит отцу ужин, мечтая о том, чтобы в семье появилась наконец новая хозяйка.

Он вспомнил, как отчаянно Васька ревела, испугавшись, что ее папа женится на Лизе Стасовой. Девочка не любила Лизу и считала ее злой. Прошли годы, и вот Василиса готова принять в качестве папиной жены кого угодно, лишь бы от нее самой уже отстали наконец, предоставили свободу и возможность дышать. Впрочем, Ольга, в отличие от Лизы, дочери нравится.

Лиза, Ольга… Наверное, Оля тоже опасается конкуренции, только ведет себя иначе, потому что старше Лизы и понимает себя намного лучше. Нет, сравнивать все-таки нельзя, ведь Вася уже выросла и относится к перспективе появления мачехи совсем не так, как семь-восемь лет назад. Только рада будет. А вот Степка – с ним непонятно. Такой ранимый, нервный мальчик, порой кажется, что он очень нуждается в материнском тепле, а порой выглядит озлобленным зверьком, которому вообще никто не нужен. Трудный возраст. Парень живет в виртуальном мире, интернет дает ему все то, что люди предыдущих поколений получали из живого личного общения, из реальной жизни. Или не получали. Это уж кому как повезло.

Парень и компьютеры… Матвей Очеретин, которого сегодня задержал лейтенант Вишняков. Странная история, в которую очень трудно верить. Профессор Стеклова Светлана Валентиновна, ее интерес к жертвам дорожно-транспортных происшествий, ее научные труды в области виктимологии – и айтишник Матвей, называющий себя ее учеником. Все бы ничего, но почему-то этот загадочный Матвей появился на пороге Масленковых не когда-нибудь, а именно после убийства женщины, виновной в гибели их сына Александра Масленкова.

Все, что рассказывал задержанный и доставленный на Петровку Очеретин, выглядело как вполне невинно, так и вполне логично. С покойной Стекловой он познакомился, по его собственному выражению, «на почве компьютерных дел», помог ей с налаживанием интернета, а поскольку «железо у нее было старое», приезжать пришлось довольно часто. Постепенно сфера оказания помощи расширилась, и к моменту ухода из жизни Светланы Валентиновны Матвей уже был, хотя и в небольшой степени, посвящен в ее научную работу. После смерти профессора захотел продолжить ее изыскания в части сбора эмпирического материала.

– Такая работа проделана, жалко, если пропадет. Ну, я и впрягся. Типа в память о старушке. Подумал, что, может, найдется когда-нибудь ученый, который доведет это дело до ума, а материал-то – вот он, весь собран.

В память о старушке это, конечно, похвально. Но подобные благостные намерения не очень-то вяжутся с образом современного двадцатитрехлетнего парня. Впрочем, кто их знает, этих компьютерных мальчиков, они такие «вещи в себе», никогда не угадаешь, что у них на самом деле на уме.

Антон уже почти подошел к своему подъезду, когда позвонил Ромка.

– Тоха, у нас, кажется, новая вводная.

Да блин! А ведь мог сложиться такой спокойный семейный вечер…

– Что случилось?

– Мне только что звонил Витя.

– Витя? – недоумевающе переспросил Антон. – Какой Витя?

– Ну Вишняков же, лейтенант из Восточного. Ему вдруг показалось, что он накосячил зачутка.

«Мозги к вечеру совсем отказывают, – недовольно подумал Сташис. – Ведь только сегодня в конторе вместе с Вишняковым задержанного опрашивали, а я уже и имя коллеги забыл. Может, Лиза была права, когда уговаривала меня сменить работу? Да ну, совсем с ума сошел, на что ее менять-то?»

– Показалось на ночь глядя, – сердито отозвался Сташис. – И что там за косяк?

Выслушал Дзюбу внимательно, посмотрел на часы. Косяки нужно исправлять, и желательно вовремя. До двадцати трех часов, если по закону, еще можно и допрашивать, и опросы проводить. Вопрос: кто этим займется? Самого Антона дома ждут дети. И он устал. Ромка только-только женился, и хотя они с Дуняшей давно живут вместе, но все равно считаются молодоженами, им вообще-то три «медовых» дня положены, а у Ромчика и этих трех дней, похоже, не будет. Вишняков? Молоденького лейтенанта не жалко, ему по статусу положено сутками пахать.

– Ты сам-то где сейчас?

– В машине сижу, жду Вишнякова, он скоро подъедет. Хочу сам послушать. Может, ему и вправду только показалось.

– А если не показалось?

– Рванем к Масленковым, время пока позволяет.

Ну да, сегодня они разбирались с Матвеем Очеретиным, а разговор с Масленковыми запланировали на завтра. Это было разумно с точки зрения экономии сил и времени, потому что в обоих случаях необходимо было присутствие Виктора Вишнякова, который беседовал с Масленковыми и мог сразу отметить несостыковки в ответах. Многие начальники сочли бы такое решение сомнительным, приказали бы вести оба опроса параллельно и в большинстве случаев оказались бы правы. Когда кажется, что свидетели или фигуранты чего-то недоговаривают или вообще скрывают и лгут, нужно хватать их и трясти как груши, одновременно в разных кабинетах, чтобы не успели опомниться, договориться и снять «разночтения». Это правильно. Но исключительно в теории, согласно которой у оперативников и следователей всегда более чем достаточно времени, сил и человеческих ресурсов. На самом же деле… Ладно, чего причитать, жизнь такова, какова она есть, и больше – никакова. Кто это написал? Кажется, Владимир Костров…

– Доложись по результату.

– Само собой, – угрюмо ответил Дзюба.

Каменская

… – Настя, гулять!

На пороге квартиры стоял десятилетний мальчик, держа на поводке массивного, слегка перекормленного лабрадора по кличке Бруно. Бруно был добродушным и ласковым псом, не отягощенным строгим воспитанием, во время прогулок проявлял недюжинную любознательность ко всему, что движется, включая кошек и голубей, и, если начинал тянуть всей массой своих сорока трех килограммов, рассчитывать на то, что его удержит ребенок или старик, не приходилось. Мальчику Мише гулять с питомцем дозволялось только в сопровождении взрослых.

Эти самые взрослые, Мишины родители, жили двумя этажами выше и приятельствовали с Настей и Алексеем. Если бы не Лешка, Настя никогда не познакомилась бы с ними, не было у нее такой привычки – знакомиться с соседями. Но Чистяков из другого теста вылеплен, и уже через пару месяцев после переезда в новую квартиру Настя превратилась в «жену Алексея Михайловича с четвертого этажа».

Соседи собрались на две недели в Северную Италию покататься на лыжах, сын ехал с ними, а собаку оставить оказалось не с кем. Раньше выручали бабушки и дед, но в этот раз как-то так неудачно сложилось, что никто из них не мог пожить с Бруно. Были друзья, готовые взять пса к себе, но проживать в другом месте лабрадор категорически отказывался: как только все по утрам уходили на работу, он начинал отчаянно завывать и лаять до хрипоты. Дома же, в привычной обстановке, Бруно отлично справлялся с одиночеством.

– Ему ничего не нужно, – заверяли соседи, – только два раза в день накормить и два раза погулять.

Настя без колебаний согласилась выручить приятную супружескую пару. Гулять полезно, насыпать в миску сухого корма не сложно, а жизнь у нее теперь протекает строго по расписанию, никаких переработок до глубокой ночи, никаких внезапных вызовов, никаких командировок. Отчего ж не помочь?

Правда, оказалось, что насчет сухого корма она погорячилась: Бруно – аллергик, и кормить его можно только гречкой и индейкой. То есть еду нужно варить через день. Как только Настя Каменская примирилась с этой мыслью, соседи заявили:

– Он должен к вам привыкнуть. У вас собаки были когда-нибудь?

Настя покачала головой. Не было у нее собак. Был приблудный щенок, очень давно, больше двадцати лет назад, но недолго, потому что объявился хозяин и щенка пришлось вернуть. Настя до сих пор помнила, как рыдала, запершись в ванной… И еще лет десять назад была Подружка, старая приютская собака, с которой Настя гуляла, когда была в командировке в Томилине.

– Значит, вы совсем не умеете с ними гулять.

– А это что, особое искусство? – усомнилась она.

– Не то чтобы искусство, но знания и навыки нужны. Пока мы не уехали, давайте вы будете с нами ходить на прогулки хотя бы только по вечерам, поучитесь.

Насте очень хотелось сразу послать все к черту, но она сдержалась. Неудобно. Она ведь пообещала выручить, люди понадеялись, перестали искать другие варианты, а улетать им уже через несколько дней.

– Ты один? – удивленно спросила она, оглядывая щуплого Мишу, рядом с которым массивный лабрадор выглядел просто-таки гигантским.

– Мама сказала, что сегодня вы будете гулять, а я – приглядывать.

– Это как же?

– Ну, поводок будет у вас, а я буду смотреть, чтобы вы все правильно делали.

– А-а, – понимающе протянула Настя. – То есть я типа экзамен сегодня сдаю? Или зачет?

Миша неопределенно дернул плечами – шутку не оценил. «Зачем я согласилась? – в который уже раз за последние дни сердито подумала Настя. – Тоже мне, благотворительница выискалась. О чем я вообще думала?! Балда».

Экзамен, он же зачет, а может, и практикум, Настя Каменская вроде бы сдала вполне успешно. Бруно тянул весьма ощутимо, особенно когда узрел вдалеке двух своих закадычных подружек Берту и Евру. Эту парочку Настя уже видела пару дней назад, когда проходила обучение под руководством Мишиного папы. Два ирландских волкодава, девочки, одной полтора года, другая на полгода помладше. Обе огромные, размером, как Насте показалось в первый момент, с теленка, Берта – всех оттенков серого, Европа, она же Евра, – изумительно ровного кремового окраса. В Москве такие собаки Насте раньше не встречались. И как только люди ухитряются держать этих псин в условиях обычных городских квартир? Впрочем, возможно, в их районе где-то спрятались элитные дома с большими квартирами улучшенной планировки…

Евра радостно играла с лабрадором, стараясь ухватить его передними лапами за налитые откормленные бока, лабрадор уворачивался, подпрыгивал и пытался лизнуть подругу в длинную морду, хозяйка Берты настороженно наблюдала за своей собакой, сделав поводок-рулетку покороче.

– Она относится к Европе как к младшему в стае, а младших им по породе положено охранять и защищать, ирландцы очень хорошие няньки для детей, – пояснила женщина, не сводя глаз с Берты. – Если ей покажется, что кто-то обижает Евру, то может и рвануть.

– Укусит? – опасливо спросила Настя.

– Не укусит, но массой задавит, – усмехнулась хозяйка Берты.

Ну, ясное дело, волкодав же, хоть и ирландский.

Они гуляли до тех пор, пока Бруно не прочитал все объявления на столбиках, кустиках и деревьях, не написал ответные сообщения и не оставил на газоне солидную кучку, которую Настя тут же убрала специальным «собачьим» пакетом и выбросила в ближайшую урну.

– Вкусняшку! – строгим учительским тоном напомнил Миша.

Ах, ну да, она совсем забыла, что после опорожнения кишечника в правильном месте собаке положено поощрение. Именно так выразился Мишин отец, когда в первый раз гулял вместе с Настей.

– Здесь фонарь, газон хорошо освещен и все отлично видно, – объяснил он тогда. – И урна рядом. Если Бруно сделает это в темном месте, то собирать труднее, особенно в дождь. Он знает, что, если сходит здесь – получит угощение, а если в другом месте – не получит ничего.

Ох ты боже мой, кто ж знал, что в прогулках с собаками столько тонкостей! Пес, оказывается, должен еще и правильно покакать.

– Можем возвращаться? – спросила Настя, выдав лабрадору нечто коричневое и хрустящее из пакетика, лежавшего в кармане.

– Да, только я должен показать вам запасной маршрут.

– Запасной? – переспросила Настя. – На какой случай?

– Зима же, – деловито сказал Миша. – Если снег выпадет – начнут реагент сыпать, а он вредный, сплошная ядовитая химия. Бруно не может по нему ходить, лапы щиплет сильно. В этом году снега почти не было пока, но мама говорит, что февраль – самый коварный месяц.

Пришлось изучать вариант прогулки во дворах, где обнаружилась, к Настиному немалому удивлению, собачья площадка, на которой в данный момент резвились два мелких пса и солидно гулял толстый дядька с черно-подпалой немецкой овчаркой. Во дворах Насте совсем не понравилось, то ли дело – широкий, хорошо освещенный тротуар, относительно чистый и сухой. Но что поделать… Реагент и вправду невероятно агрессивный, обувь портится – только успевай менять, что уж говорить о живых собачьих лапах. В прошлом году Настя специально посмотрела в интернете нормы использования этой гадости: 15 граммов на квадратный метр. То есть, попросту говоря, столовая ложка. Наверное, если сыпать реагент строго по нормативу, то вред был бы минимальным, но ведь работники муниципальных служб (она своими глазами много раз видела!) идут вдоль улицы с ведрами и щедро рассыпают ядовитую соль большими совками.