Пламя внутри кувшинок

Елена Сомова

Пламя внутри кувшинок

Обложка сделана автором на основе фото картины художницы Алены Мастерковой с ее разрешения.

От авангарда до лирики и глубоких философских размышлений о судьбах человечества и судьбе Родины и многих поколений, стихи Елены Сомовой охватывают такой многожанровый диапазон, что по прочтении книги целиком остается ощущение длительного перелета по иным мирам, недоступным ни зрению простого человека, ни его охвату мышления.

Стихи Елены Сомовой пламенно одухотворенны и сильны своим внутренним потенциалом. Книга «Пламя внутри кувшинок» тому еще одно доказательство. В этой книге эмоции создают предел и вдохновение выводит автора из огня на линию страсти и – умиротворения. Боязнь соблазнов, их оставленность позади пути, или сохранение душевного комфорта во вдохновении и блаженстве, осмысление жизненных вех – новые стихи Елены, созданные с новым пониманием мира после тяжелой утраты самого родного человека – мамы.

фото август 2025 г.

Сомова Елена Владимировна родилась 2 августа 1966 в г. Горьком (Нижний Новгород с 1990). Окончила филфак ННГУ им. Лобачевского. Лауреат литературной премии «Российский писатель» —2023 г. в номинации Критика (статья «Читая судьбы и стихи»). Финалист премии в номинации «Поэт года»– 2025 – литературная премия «Живое перо поэзии».

Автор многих сетевых и печатных публикаций и книг поэзии и прозы. Живет в России, в Нижнем Новгороде.

Пламя внутри кувшинок

***

Такое есть преддверие игры,

Когда по коже – не душе – когтями —

Распознают тебя: за ниточку потянет —

И разовьют клубок – зажим коры.

Щитами затянуло след —

ожоговое тление начала

любовной муки. Сердце в ней кричало,

Прося изведать притяженья лет,

Где вместе и в одном пространстве свет

для потеряшек в глубине, летами

не видящих себя в глазах любви,

когда по—настоящему светает,

и небо разливается в крови.

Котенок—жизнь впивается, дразня —

вот—вот и встреча… А словес резня

резьбу по телефону нарезает —

и колба герметична. Кто не знает,

Как больно открывать себя на свет,

Когда зашторенные чувства, словно склеп,

А бабочка любви вокруг витает!

Ее спиралевидные витки,

Как писем свитки. Тают голубки

повыше в небесах, роняя плитки

от сейфа, укрывающего слитки

надежд любви, в которой есть рассвет

и тянущийся свет над головами,

и тянущий за душу летний свет,

которым раны вылечишь едва ли.

26 мая 2025 г.

Прометей

Льется масло в огонь. Прометеева кража заметна.

Озаренные лица острее кинжалов надежды.

Ярость Зевса снедает. Готова для пленника клетка.

Кровожадный орел печень жрёт. Хлещет кровь по одежде.

Прометеевы муки свирепее острых кинжалов.

Дать огонь мертвецам… Прометей, для кого ты старался?!

Зверь увертлив. Грызет смерти острое жало.

Грязь при свете отчетливей. Все позабыли скрижали.

Змей, сползая со скал параллельно вслух хлещущей крови,

Прометея покинул, скользя по камням огнекрыло.

Змееобраз в орле, его дикость не знавшего боли

По картине сошла на фасад. Мир грозою накрылся.

И свирепая сущность орла – воля Зевса. Такую

победить – не орать прародителям: «Всё заберите!

Заберите свою… землянику… и Родину… нити,

Шьющие мою ткань. И дыша, я рискую».

12 – 19 июля 2025 г.

***

Яйцо почистить на чью-нибудь морду в газете,

Что тыкал указками траекторию падежей.

Падёж – дело тонкое, создается при свете

И происходит без лазеров и ножей.

В кривое зеркало грезится правосудие.

Знамёна рекламы – флюгеры – тешат свет.

Открыты настежь вонючие псевдо-студии,

Где кроме остуды для чувств немыслим отсек.

Бабло дармовое забило канализацию

И булькает песенкой вагон раздвижных.

Больной голубь мира сточил об асфальт в прострации

Свой коготь и клюв. Главный коготь своих двоих.

И тешится зельем сало в пачках нёмников,

Настырно лыбящихся в свою лабуду.

Им жрётся сытно и много в турах паломников,

Ведь совесть больная сдохла, несут пургу.

Сергеич Пушкин в метель чётче видел серое,

В цветную свистульку просовывая горох.

А эти сожрали и тот горох, и тьму белую,

из манки крадущуюся на порог.

И вот теперь им родите, а то работники

Поподыхали от их трепла.

И ясли полнятся ором, зовущим скотника,

Что врежет скотинам по-честному, задарма.

18 августа 2025 г.

***

Окалина века вершит мировую игру,

внутри человека затеивает балаганчик

на пепле, – танцующих ступней не счесть на ветру, —

и люди уносятся. Шелк поглощает прогальчик.

Мне книголицо помахало незримым платком,

и я ощутила осколочных звезд колыханье.

Свирепая фурия машет, стоит, молотком, слегка упражняясь в метании и порханьи.

Обвисшим кнутом порка века теперь говорит:

Пора поменять зверский грим на объем декораций,

Закрыть вожделенный, манящий всех праведных, вид.

И в новых сатирах воскрес гений мира – Гораций.

20 мар. 22 г.

АКВА АЛЬФА – волшебная АКВА ГРИГОРИЯ МАРКА

Догоняют потоки мокрее ночного стекла.

Многочисленных вспышек полно. Загораясь, вода

Обретает импрессионистский размах. Провода –

Не граница полотен, точней, одного полотна.

Травянистая свежесть, как водоросли, солона.

Ветвь малины ваяет на мокром осколке слова.

Пешеходные капли стекают, как ртутный поток,

Будто никнут к земле, застилая собой потолок.

Будто даже под крышей дыхание капель дождя,

Будто гость мой, сэр Дождь, галстук пальцами теребя,

На границе пространств почерпнул акварели струю,

И бросается красковым эхом в палитру мою.

Гонят водные кони чувствительный метроном –

Минералкой по лужам. Зонты раскрывающий гном

Дирижирует цветом кругов ледяного стекла.

Успокойся, пророк Илия, перемыл… могла я.

24 августа 2025 г.

***

На листьях кровь спеклась. Как больно было б сыну

В лице друзей несметно дорожать,

Прижать к груди святую Мельпомену

И монолитом стать, одним дыханьем стать

С несчетным ангелом, слетевшим с нашей крыши

Утешить всех людей, забитого спасти.

И еле слышно дикий ангел дышит,

Прижавшись к соблазнительной груди.

Такими дикими в пазах скрипит колесных

Большая прорва стали, – колеса,

В котором бьется кровушкой одесной

Родная Русь до страшного конца.

И если ей и рану насолили,

Заставив, упокоив, схоронить,

Не вознести талант, а спрятать в иле,

Так что по ней, предательнице, выть?!

Такая Родина всё под подол упрячет:

Предательство, кровь, заживо жнивьё,

Недаром на пути мамаша плачет

И вспоминает вервие своё.

Веревка та за белы руки держит,

Чтоб не накинуть петлю вместо бус.

Другая псина полошит и нежит

За драный и кровавый тщетный кус.

Не вымолила, на коленях стоя,

Ни входа в арку, ни в музейный дом.

И всё кропит задранную тетрадку,

Всё пишет свой роман, двадцатый том.

Уже проточен том наполовину

Громадой заскорузлого червя,

Она всё пишет за родного сына,

Надорванное сердце шевеля.

16 августа 2025 г.

***

Как больно о реальности… Больней

в скрипучих петлях выбивает дверь,

как драный коврик с убранным ключом,

теперь лежащим где—то. Ни при чём

горячность, – это ключ из—под земли,

что вырвался однажды, клеть порвав

посреди тонкостенных ран… имли…

Всё оказалось раной, шуткой став.

И принимать планидами слепцов

промашку при обмане удальцов

со стрелами, лягушками средь кож.

Шагрень далась, – у каждой есть из рож.

Улыбка рвет лицо напополам,

Вместо ключа – обычный ржавый кран,

но разводных ключей не терпит мгла.

Взрыванье светом твердь перемогла.

Засижен мухами фарцованный экран

у бракоделов эврик. Он стоп—кран.

И крест—медалями закрыт грудной отсек

у бывшей человечной дамы сект,

выписывающих ей векселя

для продолженья фальши… тру—ля—ля!..

Уйти от осени, как заяц от зимы,

Следами строк пятная пух земли,

Следя, как делаются пра—дела седы.

И тени из пророчества внемли.

Пророчеств быть не может больше прорв —

Лишь различи, кто умножал, кто стёр

твои дела, пока ты, словно мёртв,

лежал младенцем на весах, как спор

о прибавленье. Тяжестью своей

не облегчи плечей гробовщика.

Его танцура – покладание мощей

и приложенье к ним кладовщика

без корня «клад», но с корнем «свалка» лишь.

О чем ты с дикой прорвой говоришь?

Об изобилии его поганых дел

давать веслом из лодки по башке,

таща потом того, кто не у дел.

Святых отцов на папертях раздел

в рулетке канет костью, как в мешке.

14 августа 2025 г.

***

Я тянусь к тишине, из нее брызжет музыки свет,

Говорящий со мной вместо голоса. До облаков,

До ручья и листвы. Вместо самых рискованных слов,

Что идут караваном в пустыне. Приходят в четверг,

Он сгребет в торт со сливками вместе со мной фейерверк,

И напишет в честь праздника гимн, чтобы свет не померк.

В час предутренних птах

Веет розой таинственный взмах

Белооблачных крыльев,

Проникших вдруг в сердце моё.

Сквозь печаль и унынье

Магический почтальон

Светообраз героя принес и запел соловьем.

Так бывает, когда отворяется миру душа

И стремится подальше от дна

Миновать грязь и боль,

Доставая палитру из звуков мою, не спеша,

Доставая палитру до звуков, когда я одна,

Расцветет колокольчиком.

Ты цветок не неволь,

Лишь ему направление ветра сегодня решать.

26 – 28 августа 2025 г.

***

Памяти Льва Дановского

Раскрывает пушинки душа, к ней летит соловьем

Мировое согласие с бедной стрекозкой. Вдвоем

Одолеем беду, дождь и ветер, и плюнем во гнев.

Я же видела злобу воочью, ее неуспех.

Я же видела крик не у Мунка, – крик сердца и злость,

Породившую крик, он застрял, словно кость

от чухони, и страшно глотать: боль бежит, как струна

вдоль калящихся рельс разбежалась вдоль жизни она.

Не покажем пушинку сатрапам беды, –

Пусть бегут, словно зимняя с гор сходит ниц вся вода

По ливнёвкам, споет на прощанье свои матюги,

А припевчатый ливень дохнет и на сапоги,

И на шарф, длящий чудо расцветки собой,

Убегающий дождь, вниз стекающий бахромой.

28 августа 2025 г.

***

Ткань прощенья: тонкий хитин плюс пыльца –

хрупкий берег отчаянья

в день рожденья цветка, в чьих тычинках

медовая пустошь

на палочках к суши

для бабочек, пчёл,

кто прочёл

миг послания неба на лилиях горных долин,

где мальца

веселит рой стрекоз, как недавнее обещание

звуко-цвета, ведущего в таинстве лета

к непонятной, но сладостной муке

вдохновенья,

дающего палочку в руки,

на которой пыльца

от природы крыльца

в дом природных открытий

на крыле у наития.

30 авг. 25 г.

***

Открытая ладонь:

И обнаженность, и прозрачность,

Дыханьем только тронь.

Смотри сквозь многозначность,

Как резв ее костер,

Сжигающий рутину,

Прозрачный разговор,

Ложащийся в картину

дыханий осени по солнечной тетрадке,

Куда бежит восторг в короткой юбке в складку.

31 августа 2025 г.

***

Приходят ослепительные ночи

Крылатых звезд, наполненных истомой,

Дыханием стальных метеоритов,

Не сказанной на уши тонкой лжи.

Небесных фейерверков перекрестки

Велят летать и не смотреть на землю,

Где грязь и визг, ругательства и топот,

Борьба воинствующих отчизн.

Сроднившись с крыльями, нельзя же ползать,

Надеяться на милость утопавших

В несметной славе, свисте и восторге,

Подробностях интимных стратосфер.

А можно отыскать надежный остров

С дельфинами, фламинго, человеком,

Кому поэзии любовный вирус

Глаза поднимет от системы мер.

А знаки восклицания деревьев

На землянично-нравственной поляне

В грибной душе взрастили тонкий ландыш,

Лепечущий о девичьей душе, –

Люби его, покуда не щавель он,

Не промокашка в драненькой тетрадке,

А космос, переросший душу

И зеркало, держащее росу.

1 сентября 2025 г.

***

Любовь не гаснет, она, как солнце, садится.

Всего опасней ледяная водица,

Которая сердце студит и будто судит:

«Любишь опять?» И грозит молотками судий.

Любить – не грех, греховнее ненавидеть,

И сквозь огрех лучезарные видеть нити,

Ловящие дух над водой, колёса пушинок,

Слетевшие с челки гулять посреди кувшинок,

Опасных цветов с корнями глубоких истин

И наискосок – посланье от чаши мистик.

Я не вольна держать атмосферу боя.

Если со мной – пылать, а не упокоить

чувства–цветы в холодных заводях мысли,

звезды лакать как звук одного регистра.

31 августа 2025 г.

***

Прости меня, поэзия, за грех

тебя любить в голодном состраданье

в беспамятстве сквозящего тепла

во льдах провинциальных, нараспев

перебирая клавиши страданья.

Россия—мать меня здесь пропекла,

Из печки вынув – сразу в холодильник —

мол, закаляйся, празднуя навзрыд

и сберегая в сейфе свой язык.

Священнодействие. Не улыбнись умильно —

сожрут. В глазах невнятен длинный крик.

Серпами ласточек в полете отвинчусь,

И улетая, новым миротворством

тьму озарю. Тщете светить во мрак

смешно в гирляндо—лампочном упорстве

слепым

планетам… —

новый зодиак…

Ну и еще вскрывать пласты земли,

небес,

и звать по имени березы, – целый лес

идет разлапо и меня находит.

Вот и плывет небесный пароходик,

И в нём немало есть свободных мест.

16 июля 2025 г.

Свет ландыша

***

От влажных трав так пахнет земляникой…

В голубизне любой фонарик никнет.

Перекричать лазурь желание пришло,

И ранним утром детство снизошло

В чертог небесный облачных сказаний,

Спеша по волнам, утолить розариум

восхода,

плавящего сердце в тигле.

Плавленье отражений взгляд настигли,

Где молодость воздушными шарами

катала волны, вскидывая гребни.

Делилась юность спелыми дарами

И веселила трав могучих стебли,

Сливаясь копнами волос и радуг

с мостами, что сошли из поднебесья.

Чередовались дни восторга с редколесьем,

И неба драгоценная награда

пыланьем воздуха легла на плечи.

Был голосисто—звонок день и вечер,

А утро – земляничным в травах рьяных.

Плела судьбу царевна—несмеяна

Глаза любви, цветами осиянны,

Делились ароматом жизни пьяным.

7 августа 2025 г.

Свет ландыша

Как ландыши лазурны в небесах,

А на закате – пламенно—оранжевы,

блистательны на шелковых листах

стихов моих, стеклянны или саржевы…

И в трепете припав, вдыхая ткань

рассвета, сотворенного старательно,

следишь за взмахами крыла внимательно

и взглядом провожаешь в эту рань

не первый поезд счастья, как в тумане.

И если капелька росы звенит

и сердце вторит этой капле ранней,

по волнам рек мой ландыш серебрит,

наполнит мысль и душу мне заранее.

Так без реестра сеется добро

и сотворяется невидимый кристалл

души, – он и Цветаевой блистал.

И о добре не может быть старо.

Он поименно звал колокола

и Лермонтову радостно сверкал

на солнечном Кавказе среди скал, —

кристалл чистейших звуков. Так мала

услуга ландыша дать чистоту

и веру, словно победить врага.

Свет ландыша дает надежду, ту,

что защитит, как мама берегла.

29 июля 2025

***

Лазурь в душе! Не столько в море или в небе!

Храни ее как память о насущном хлебе.

Душа питается лазурью,

как булочкой и аллилуйей.

Но не давай души поганцам

ни укусить, ни обезглавить.

Им не понять из клетки чванства,

как тьму и солнце сопоставить,

что есть мечта и вечность в мире,

где им удобнее в сортире,

где уваженье лишь за плату,

как неважнецкая покупка

или письмо без адресата

не важное, пустое, – вата —

или пропитанная губка —

кровь закусить десной с зубами

и ковылять в глуши ногами.

И не лететь в плевках и дыме,

и не здороваться с чужими.

12 августа 2025 г.

***

Чудесен мир вне тупости, как пытки.

Пытаться исправлять неисправимые ошибки —

Как создавать условия для новых

чудовищных судьбы пробелов,

не о живых – о клонах

переживать в листочках белых

средь пестроты земного карнавала,

среди кошачьих стать сервалом,

дразнящим алчность дна – ему всё мало,

как дырок на мишени в тире

вместо картины о душевном мире.

Я создаю свой дом, в вершинах духа.

не сожрала чтоб новая проруха.

11 августа 2025 г.

***

«Беги, пока я танцую!» —

заманчивый шепот любовницы друга, шипя, отдается в ушах.

«Я просто рисую пейзаж…», – признается апрель.

Хоть настежь открыта ореховая дверь,

Бежать неохота. Бежит лишь грабитель и зверь.

Она и перстами прищелкивает, как огнем,

И мечет фигурами кукишей по зеркалам.

Апрельский сквозняк не дает нам остаться вдвоем,

Курительных струек свирепство и потный бедлам,

подчеркнутый варевом тонких потёмок вдвойне,

когда мир оплавился свечкой на той стороне,

куда не врывалась коллега любимого, – та,

что лихо танцует с прищелком перстов и креста,

упрятанного между пальцев. Когтистость и лак

перстам придают знак отличия. Дерзостно так

и музыка крови, и лак кровяной

из мягкого аромата уводят домой,

и дома пытают камланьем студеной зари,

где факелы—сталагмиты на раз—два—три

горят и не помнят щелчков из—под мышек. Спиной

восстала борьба. И соперницы всплеск стороной

проносят удары. Пылает стыдами лицо.

Что стыд одиночества, если есть множества перст,

готовых продлить танец смерти и щелкнуть в лицо,

умножив страданья по мигу любви. Краток, дерзок,

волнителен щёлк, ускользающий под тормоза.

Там спит стрекоза.

И месяц спустя всё окрасится светом тепла,

когда майский щебет птенцов озарит провода.

Тропинка вела к постижению зла и добра.

«Как цепко танцует!», – воскликнуло сердце, сполна

пропитанное этой чертовой сладкой весной.

Поди, успокой.

И не успокоишь, – так будет гореть красный лак,

умножив стыдовые всплески внутри колпака

ночных издевательств для гнома и зонтика, – так,

что гнома не видно, а зонтик открыт, как стена,

не скрывшая ничего от внимательных глаз,

огромных и выражающих ужас тогда, как сейчас.

И взмахи перстов, словно флагов над кораблем,

всё щелкают мимо внимания, где мы вдвоем, —

она не звана. Окровавленная любовь

ее заставляет кричать, в ломке черная бровь

кинжалом отечества протыкает сердца

и жарит шашлык, освежая румянец лица.

А после дождя выливает оставшийся свет

на ломаный в лужах кривляющийся парапет.

И всё—таки брезжит и пялится в окна рассвет,

когда только страсть, любви же истоптанный след —

ныряльщик в провалах. Подстроенная игра

пятнашками лестниц звучит, как другая волна.

30 июля 2025 г.

***

Запах мяты попал под кожу,

И горит водой на закате.

Все мелодии вдруг некстати,

Только эта кричит, как ножик

света яркого, крыльев чайки

и пронзительностью осёнка.

Листья влаги воздушной полны,

Огнекрылые вспышки молний.

Сердце любит, глаза не скроют,

Примут свет воссиявшей искры.

Золотые слова—монисты,

Овивая запястье, молят

Губ касаньями до предела.

Так душа не осиротела,

Всё вбирая: вспышки и стрелы.

Тошнотворны слова признаний,

Если сердце уже сказало.

Повторенье – избыток страсти,

То, чего ему было мало.

Как дыханье пером летело,

Разбивая кольца предела,

Как мелело и наводняло

сердце в хвое воздушно—пряной.

8 августа 2025

***

Ищу и не найду провидицу ветров:

Куда идти, и где скрывается любовь?

Где шествует отрада снова знать

Сиреневый сквозняк, черемухову гать.

Венчальный мой наряд – черемуховый цвет,

Но я в растерянности молвлю снова «нет»,

И слово ловит внутрь коробки бересклет.

Еще немного – и утихнет свет,

Взойдет игра цветов, и призрачный рассвет

Внутри людей гармонизирует цвета

И фишками идей задвинет облака.

Я вижу целостность судьбы сквозь щедрый сад

мечтаний в голубых и розовых цветах.

Там горы, и морей шептанье при луне,

Кораблики любви на сладкой стороне.

11 июня 2025 г.

***

Свежесть воздуха и мысли, вдаль ведя,

Ветряную мельницу дождя

Разворачивают на сто пятьдесят.

Слушаю, как лопасти свистят,

Проникаюсь лепетом дождя.

Выговор знакомый – по листве

барабанит, утоляя и меня,

Сообщая натяжение блесне.

Попадаю в сети, но лететь, плывя

в поперечно—долевой воде…

Крылья отрастают, и любя,

Ухожу к броне своей, листве.

Рисуем водой

Дождь со вкусом свежего огурца!

Разрезанный на две половинки —

Это колыбель капель дождя,

похожая на сурдинку;

И великолепен олень раздвоенных капель

на стеклах открытых окон

в минуту хрустальных дворцов

в воздухе из огурцов;

И мой любопытный локон

выпрыгнул на ладонь —

Ты только его не тронь,

влага, говорящая глухо

на чисто—небесном,

как олень воскресный.

8 июля 2025 г.

***

Как записать на лаковой бумаге

две соловьиных буквы посвященья,

три нотки и четыре цвета

в одной афише летнего заката…

Я истончаюсь аурой до мысли,

но рядом два расплавленных сюжета

большими спинами на дереве повисли —

и уши к сердцу, как в тиши избушки,

и медленное кофе на крови

закатных дребезг с волнами сонета…

5 июля 2025 г.

Пламя внутри кувшинок Моне

Шарманка улицы потусторонним звуком

Гремит – автомобильными шарами —

И гаснет колокольчиковым эхом,

Повиснув между малыми мирами.

Избыв, точнее отмолив у вздоха

меня, тот колокольчик расцветает

лилейником, и в пышности растает:

глаза не верят красоте, – бывает.

Кувшинками Моне гарцует пламя

любовных интересов, колокольно

звоня воде озерной, – весовая

прохлада волн вдоль плеч заколобродит

и растворится камнем, но не больно,

будто скворечник, ветерком колышим, ходит,

просто по—птичьи канув где—то в небе,

и возникая светом в белом снеге.

Тут как в воде – круги бегут всё выше —

И пламя мысли тайное напишет.

А прямо здесь – на тонкой водной глади,

поверх шелков, рулоны волн свивая —

дом для жемчужины. И там земли ни пяди —

одна вода. Одна, как я на карнавале.

Сметает напрочь все мои печали.

И убегая, спрячет мишку боли

отрад любовных пламенное эхо,

летящее, как шарик за трамваем.

Подпрыгивая в воздухе, курлыча,

О воздух спотыкаясь круглым боком,

В завязках путаясь – как на волне – подскоком.

В завязках путаясь, будто о прошлом клича,