Полная версия
Талассея: Кости в Океане
Эдуард Смирнов
Талассея: Кости в Океане
Пролог
В своих кошмарах я брожу по дну океана. По полю неизвестной битвы, которую человеческий род проиграл.
Кислород на исходе. Энергоблок скафандра уже при смерти. Я чувствую, как становится трудно дышать. Как системы костюма работают в форсированном режиме, сражаясь с колоссальным давлением, что жрет энергию еще быстрее. Голова идет кругом, трещит по швам от набата сотен вопящих в ней голосов – чужих, знакомых, шепчущих, кричащих, искаженных… Каждый шаг сравним с попыткой подняться в гору с огромным валуном, мое тело вопит, чувствуя давление тонн воды, грозящее сначала пригвоздить его к океаническому дну, а затем раздавить словно клопа.
И все же, я продолжаю идти. Едва переставляя ноги, обливаясь потом под скафандром, чувствуя его соленый вкус на своих губах. Прямиком по илистому дну, усыпанному скафандрами моих братьев и сестер, внутри которых больше нет жизни. Кто-то из них разорван на куски глубоководными тварями. Кого-то прикончили удары изящного оружия эйдолитов, что хирургически точно било в самые уязвимые места. Те из них, в которых не сработала система экстренной герметизации, на моих глазах деформируются. Из их поврежденных частей сочится кровавое месиво, металл прогибается под колоссальным давлением, разрывая и сминая плоть внутри.
Используя старые дайверские трюки, я включаю подсветку лицевой пластины скафандра. Всего на долю секунды пространство передо мной озаряется вспышкой света, и я не вижу ничего, кроме тел мертвых дайверов и тьмы впереди, перемежающейся с кровавым туманом… А затем свет пропадает, и сосущая чернота смыкается вокруг меня. Я привык к ней. Я ее не боюсь. Каждый дайвер знает, что на экстремальной глубине, для ее тварей, тусклый свет означает либо добычу, либо затаившегося хищника. Но настолько тусклый – всегда добычу. Посему дайверы либо используют приборы теплового или ночного видения, либо мощнейшие световые излучатели при работе в группах – достаточно яркий свет может отпугнуть то, что живет во тьме и не привыкло к нему…
Но на работу таких спасительных вещей у меня не хватает энергии. А посему я использую методы наших прадедов, что сражались с ужасами глубин в скафандрах, которые уже считаются устаревшими, а значит – смертельно опасными в эксплуатации. Особенно там, куда мы стали заходить сравнительно недавно, осмелев от нашего технологического развития и наивно полагая, что сможем подчинить Великий Океан. Забывая, что обитающие на глубине кошмары в отличие от рас суши прекрасно усваивают уроки.
Сенсоры скафандра улавливают звуковые сигналы и усиливают их, интерпретируя и позволяя понять, что происходит. Так, словно я был на поверхности, а не на дне. Подняв голову, я вижу один из боевых батискафов легиона Мутиляторов, ощетинившийся шипами и манипуляторами, оканчивающимися смертельно опасным оружием ближнего боя. Лучевые резаки, лезвия с молекулярной заточкой и буры, способные кромсать даже самую твердую породу, не то что мясо. Кольца биолюминесцентной плоти смыкаются вокруг него – что бы там ни было, оно не являлось левиафаном, но даже так на его фоне батискаф казался мелким. Манипуляторы вгрызаются в мясо, разрывают его на куски, но… Мало. Слишком мало одного батискафа для столь маневренного и крупного существа. Одним смазанным движением нечто смыкает челюсти, пробивая обшивку и разрывая батискаф на куски. На такой глубине почти любое его повреждение – суть смертный приговор для экипажа, ибо если система герметизации подведет, то вода ворвется внутрь с напором, способным резать металл. А этот батискаф, судя по виду, не был передовым. И не смог вовремя герметизироваться. Мое сердце испытывает мрачную радость за братьев и сестер. Мгновенная гибель. Они не испытывали мучений и с честью ушли во тьму за жалкую долю секунды.
К своему ужасу, я осознаю, что вижу как минимум еще с десяток таких светящихся исчадий преисподней, что неспеша плывут высоко надо мной, собирая страшный урожай из жизней тех, кого не забрала недавняя битва. И без того не особо сильное желание «светить» здесь становится еще слабее. Сенсоры улавливают звуки, которые они издают и у меня все холодеет внутри, когда сигналы, испускаемые ими, оборудование скафандра расшифровывает и представляет на тактическом дисплее в виде различимых, человеческих слов:
«МАМА. ПОМНИШЬ. КАК. МЫ. НА. БЕРЕГУ. ПЕЛИ. ЭТУ. ПЕСНЮ. ПРО. ЗВЕЗДЫ. Я. ДО. СИХ. ПОР. СЛЫШУ. ЕЕ. В. ШУМЕ. ВОЛН.»
«Я. КЛЯНУСЬ. ТЕБЕ. Я. ВЕРНУСЬ. МЫ. СЫГРАЕМ. СВАДЬБУ. Я. ТЕБЯ. НЕ. БРОШУ. И. МЫ. ВМЕСТЕ. ВОСПИТАЕМ. НАШЕГО. СЫНА. ТОЛЬКО. ДОЖДИСЬ.»
«ЛЕВО. РУЛЯ. ЛЕВО. РУЛЯ. СУКА. МЫ. НЕ. СДОХНЕМ. В. ЭТОЙ. ДЫРЕ. ОГОНЬ. ИЗ. ВСЕХ. ОРУДИЙ. СЛАВА. ДАЙВЕРАМ. ОКЕАН. БУДЕТ. ПЫЛАТЬ.»
«ЦЕНТУРИОН. ХАГРО. МЕРТВ. ЛЕГИОН. РАЗБИТ. ТВАРИ. ИДУТ. ОСТАВЬТЕ. ПОСЛЕ. СЕБЯ. СЛАВУ. И. ЛЕГЕНДЫ. БРАТЬЯ. НЕ. УМРИТЕ. НЕ. УБИВ.»
«УМИРАЙТЕ. С. ЧЕСТЬЮ. МОИ. ВОЛКИ. УМИРАЙТЕ. С. ЧЕСТЬЮ.»
«АПОРТ. ДА. МОЛОДЕЦ. ХОРОШАЯ. СОБАКА. МОЙ. ЛЮБИМЫЙ. ПЕС. ТАК. БЫСТРО. ИЗУЧАЕТ. КОМАНДЫ. ПОЙДЕМ. Я. ТЕБЕ. ДАМ. ВКУСНЕНЬКОЕ.»
«УЛЬТРААБИССАЬНЫЙ. КРУГ. МЕРТВАЯ. ЗОНА. ИЗ. КОТОРОЙ. НЕТ. ВОЗВРАТА. ПО. НЕПОДТВЕРЖДЕННОЙ. ИНФОРМАЦИИ. ТАМ. ОБИТАЕТ. ИСТОЧНИК. ДЗЕТА. ИЗЛУЧЕНИЯ. ОН. ЖЕ. ЗЛО. ИЗ. ГЛУБИН.»
Вознеся молитву Отцу-Океану за упокой их несчастных душ, я отключаю сенсоры, дабы больше не вчитываться в мелькающие на дисплее интерпретированные сообщения.
А затем останавливаюсь, понимая, что эти гигантские глубоководные твари говорят голосами своих убитых и ассимилированных жертв. Должно быть, охотясь на других глубоководных созданий, они использовали издаваемые ими звуки и электромагнитные сигналы для привлечения добычи, обманывая таким образом чужую систему распознавания «свой-чужой». Но на этот раз их пищей были люди.
Тот факт, что они используют случайные воспоминания поглощенных и используют человеческую речь неестественно, говорит о том, что они не затронуты Глубинной Чумой и не обладают высокоразвитым интеллектом. Что, впрочем, не помешает им разорвать меня на куски, если представится возможность. Наверное, они так бы и сделали, если бы дно было частью их охотничьих угодий, но угреобразные тела говорят о том, что они предпочитают жить вплавь, а не ползать в самых недрах бездны. Скорее всего они были приручены эйдолитами и охотились на нашу технику и ее экипажи, а также на дайверов, что всплывали, пытаясь спасти свои жизни от смерти, что ждала на дне. Теперь они словно причудливые гирлянды описывают надо мной узоры кольцами своей плоти, издают щелкающие звуки, вопят голосами погибших и ищут новых жертв.
Я добрался до каменистой части дна. Идти становится немного легче, однако я вижу смазанное движение впереди и вскидываю лучевое ружье. Твари глубин точно так же как мы умирают от тяжелого внутреннего отравления сталью, однако экстремальные глубины с баллистикой не дружат… Но дружат с энергетическим оружием. Очень хорошо. Мой народ воюет с глубинными исчадиями с незапамятных времен и за годы практики успел отточить инструменты их уничтожения так, чтобы даже в своей родной стихии они не чувствовали себя в безопасности.
Но каждый раз думая, что мы сравнились с ними в подводных сражениях, мы врем сами себе. Ибо мы – лишь незваные гости в непроглядной тьме океанической бездны. А они – ее дети. И мы на их территории. В их доме.
Луч ослепительного света распарывает тьму. Сенсоры оружия, передающие информацию на броню, фиксируют попадание, скафандр улавливает хрипы впереди – ничем больше этот враг меня не наградит. Эйдолиты умирают так, что даже их гибель внушает тревогу и опасения. Не по-человечески. Без эмоций. Словно сломанные куклы, которых выбросил безжалостный кукловод, что в общем-то недалеко от правды. В такой ситуации открывать огонь крайне опасно – свет может привлечь внимание чего-то, чему лучше никогда не показываться. Но, к моему счастью, светящиеся огромные твари наверху не обратили на меня внимания, судя по всему, увлеченные свечением друг друга слишком сильно, чтобы отвлекаться на меня.
Зато меня раскрыл кое-кто другой.
Я успеваю вовремя отрубить сенсоры, дабы не интерпретировать боевой клич на языке эйдолитов – даже вчитываться в такие вещи опасно – и припадаю на одно колено, вновь открыв огонь. Скафандр считывает уровень заряда батареи оружия. Семьдесят семь процентов. Семьдесят пять. Семьдесят два… Во вспышках смертоносных лучей я вижу очертания их лиц, изящные изгибы тел – но не могу найти искомого, искаженного. Но уже знаю, что это – моя последняя битва.
Один из эйдолитов спикировал на меня сверху – судя по всему, Избранный отдал ему мысленный приказ на тактический маневр. Я еле успеваю вытащить вибросаблю и активировать ее, встретившись с ударом оружия из талассита. Приняв удар, я через скафандр ощущаю, как дрожат сами мои кости от его силы, а сервомоторы скафандра начинают работу в форсированном режиме, дабы сравниться с моим врагом. Мы скрестили клинки, и я вижу его. При определенных обстоятельствах его можно было бы спутать с эльфом, однако различия были. Уши больше походили на перепончатые плавники. Глаза были почти атрофировавшиеся, черные, словно смоль, не выражающие ни ненависти, ни злобы, ни интереса. Если глаза – зеркало души, то глаза эйдолитов отражали пустоту.
Они были другими, нежели глубоководные исчадия – уродливые, гротескные, наводящие ужас одним своим видом. Эйдолиты же выглядели почти как мы и одновременно нет. До уровня эффекта зловещей долины. И именно поэтому являлись самым страшным врагом в океанических глубинах. Им не нужна была показная дикость, не нужны были горы мускул, чешуи и когтей. Каждый, встретивший их, отмечал, что лучше бы столкнулся с очередной извращенной пародией на одну из разумных рас, чем с этими исчадиями ада, что выглядели в некоторой степени обычными, при этом скрывая истинный ужас.
Все они без исключения объединены одним общим, коллективным разумом. Никто не знает, когда и насколько давно они продали свои души Злу-из-Глубин, но эта сделка выжгла во всех них кроме Избранных, составлявших элиту их общества, все, что можно было бы назвать индивидуальностью. Во внешнем виде эйдолита не было ничего лишнего, ни единой детали, что отличала бы его от прочих окромя черт лица, длины волос и прочих банальных факторов. Лишь чистая, безупречная функциональность, словно перед тобой – оружие, которому придали форму гуманоида.
Это моя последняя битва. Именно коллективный разум делает их опасными. Подконтрольные Избранному, они обмениваются информацией с сумасшедшей скоростью. Тебя увидел один? Поздравляю, тебя увидели все. Ты убил одного из них? Не сомневайся, другие знают, кто умер, где и как и уже идут за тобой. Но ублюдки ошибаются, думая, что я так дешево продам свою жизнь. Выкрутив регулятор на максимум, я активирую налобный фонарь и подаюсь вперед, дабы его свет достиг крайне чувствительных к любым ярким вспышкам глаз. И если бы эйдолит умел думать сам, он бы проклял тот факт, что его глаза не до конца атрофировались за поколения жизни под водой.
Кажется, даже несмотря на то, что мы на колоссальной глубине, я словно слышал его полный боли крик. Но я знаю, что это кричит не он, а Избранный. Его устами. И не от боли, а от гнева, ибо одна из его марионеток перестала видеть. Виброклинок описывает в воздухе дугу и вонзается в шею – пытаться прорезать таким оружием талассит все равно что ножницами пытаться разрезать камень. Убедившись, что жизнь покинула его тело, я вновь берусь за ружье и испускаю следующий луч прямо в голову очередного эйдолита, что пытался подобраться ко мне со спины, заставляя ее разорваться под водой сгустком ихора, костей и крови.
Я кричу на дне океана, но никто не слышит мой крик. Я палю во все стороны, но твари лишь кружатся вокруг меня, отвлекая, заставляя расходовать боезапас. Голоса в голове вопят с новой силой – мой разум слабеет, уступая Зову-из-Глубин, что проникает в него, медленно сводя меня с ума. И я уже не знаю, стреляю ли я в настоящих эйдолитов или палю по собственным галлюцинациям.
Наконец голоса доходят до пика ужасного крещендо и это значит только одно – Избранный здесь. Я затылком ощущаю его присутствие и оборачиваюсь, но…
Парализующая, ужасная боль пронзает все мое тело, и я чувствую, как земля уходит из-под моих ног, словно я – листок, который с пугающей легкостью заставил взмыть ураганный ветер. Копье из талассита пробило мою грудь и вышло с обратной стороны, лишь из-за прекрасной системы экстренной герметизации я еще был жив… Но это ненадолго.
Избранный возносит копье – и меня вместе с ним – над собой, осматривая меня и наблюдая за тем, как я медленно соскальзываю ближе к нему по мере того, как бритвенно-острое лезвие разрезает мои мышцы, кости и плоть. Избранные заражены. Все до последнего, особым штаммом Глубинной Чумы, что делала из людей глубоководных тварей, а из них… Это. Помесь из естественных для его расы черт и черт морских обитателей – гребни, плавники, болюминесцентные отростки и чешуя, перемежающаяся с щупальцами, заменяющими ему ноги и делающими его похожим на спрута. Мерно подрагивая жабрами, он смотрит мне в глаза. Не как на врага, а как на добычу, которую наконец настиг умелый охотник и вот-вот дарует удар милосердия.
Но его не последует. Ибо если и ведома Избранным эйдолитам жалость, человеку, как и любому существу суши, увидеть ее не суждено.
Захлебываясь кровью, я смотрю своему убийце в глаза и тяну к нему руку, силясь нанести последний удар по искаженной морде, лишенной подбородка, вместо которого «красовались» мириады шипастых щупалец, но мой кулак так и не достигает цели, становясь непосильно тяжелым.
Не всегда герои выживают. Не всегда свет побеждает тьму.
И не всегда сны – есть предвестник чего-то грядущего, что был подсунут в твой разум мистической силой незнамо для каких целей. Иногда они – это просто продукты поврежденного разума, пытающегося восстановить былую функциональность…
Глава 1
– Капитан Хайон! Капитан Хайон, вы должны проснуться! – Я услышал чей-то довольно молодой голос, ощущая, как его обладатель трясет меня за плечо.
– М? – Я раскрыл глаза и увидел Диего. Одного из дайверов-новобранцев. Что он здесь делает? Где вообще я? Твою мать… – Я что, заснул?
– Да, капитан. Мы пришли и расселись, но вы уснули прямо за столом. И дышали очень тяжело. Нам показалось, что вам приснился кошмар и мы решили вырвать вас из него. Тянет на медаль за спасение на глубине? – Смеясь, спросил рекрут.
– Что-то вроде того. – Ответил я, помассировав виски. Бросив взгляд на часы, я пришел к выводу, что проспал тут минут десять и из них пять – учебного времени. И пусть я просто должен был поболтать с молодняком о «важном» как один из опытных бойцов моего легиона, не к чести офицеру было представать перед подчиненными в таком свете. – Вернись на свое место, рекрут. – Помрачнев, Диего встал по стойке смирно, выполнил воинское приветствие и проследовал к своей парте. В обычной ситуации другой бы проявил благодарность, но я не делал скидок молодняку. Никогда. Пусть привыкают, ибо глубина никогда не станет их жалеть.
Встав из-за стола, я осмотрел присутствующих и уже собрался отмечать их в журнале посещаемости, пока не вспомнил, что я в общем-то не преподаватель. Пожав плечами, я отложил журнал в сторону. Пускай их инструктор, которого я подменяю, сам ведет бумажную волокиту. Сам же я подошел к доске и мелом вывел на ней свое имя и информацию обо мне. Полезно будет, коли тут были новые лица.
Всегда отрадно видеть молодежь, которая как и ты достаточно безбашенная, чтобы согласиться умереть бесславной смертью в непроглядных пучинах.
– Для тех, с кем мы видимся впервые, я – капитан Хайон. Фамилии у меня нет, от нее я отрекся, когда вступил в ряды дайверов, ибо не пожелал носить фамилию рода изменников и трусов. Я был командиром первого отдельного взвода спецопераций дайверского легиона Призраков, будем знакомы. Прибыл я туда в звании рядового дайвера, зарекомендовав себя и во время обучения, и во время боевых задач, и во время учебы впоследствии на офицера командного состава – каждый из вас может добиться таких же высот за свои заслуги. Или же будет наказан за свои недостатки. В данный момент я прохожу курс реабилитации и в рамках него командование посчитало, что мне будет полезно разделить с вами мой опыт и в принципе хоть немного социализироваться в свете того, что большинство времени я провел на койке и в трансепте, где мне без остановки полоскал мозги наш возлюбленный Жрец Глубин. Так что вы заперты здесь со мной на сорок пять минут… Отставить. На сорок минут. И ничего с этим сделать не сможете. Разрешаю задать один вопрос касательно меня и моего служебного статуса, если таковые возникли.
– Капитан Хайон, вы сказали, что были командиром первого отдельного взвода. Стало быть, сейчас вы…
– Сейчас мой статус не определен. Первого отдельного взвода больше нет – все до последнего кроме меня погибли в бою. Погибли как настоящие герои. Каждый мой боец сражался как загнанный в угол зверь и унес с собой десятки глубоководных и эйдолитов, и вы, и я можем только мечтать о настолько славной смерти. Это все, что вы узнаете и больше вопросов о моем прошлом я слышать не желаю – для особо любознательных, это засекреченная информация. Когда я пройду курс реабилитации, командование распределит меня туда, куда посчитает нужным.
У меня не было ни желания, ни сил обсуждать гибель моих бойцов с рекрутами. Ни к чему им знать настолько кровавые подробности. Но возвращаться к этому моменту было хуже ада. Я навсегда запомнил их лица. Они огнем лучевых ружей врезаны мою память на всю оставшуюся жизнь. Как напоминание. Как клеймо. Не защитил. Не предвидел. Не сделал все, чтобы вернуть их семьям, друзьям и родным. И остался жив. Единственный из них. Наблюдавший за тем, как они один за другим приносят себя в жертву, чтобы я смог выжить и вернуться к командованию с победой и докладом о чем-то, что в глазах наших верхов было дороже жизней людей, без которых я не могу больше представить уже свою жизнь.
Хуже участи для командира не может быть в принципе.
Тем временем рекруты заметили длительную паузу в моей речи и терпеливо ожидали, когда же она прекратится. Кое-кто даже рискнул позволить себе перешептываться. Взяв мел в руки и разломав его на две части, я запустил каждую из них им в голову, ухмыльнувшись, когда услышал громкое «Ай!» – меткость явно осталась при мне.
– Но мои проблемы – только мои проблемы и не сомневайтесь, я легко засуну их себе куда надо, когда кончится время слов и настанет пора греметь оружием. Запомните, что на глубине слабость любого рода означает смерть. Посему рекомендую оставить ее за бортом перед тем, как прыгать в подводную лодку, иначе обнаружите пасть глубоководного, смыкающуюся на вашем горле. В лучшем случае. Для особо впечатлительных также отмечу, что на глубине да во время операции бегство не поможет – заряда самых передовых энергоблоков хватает на подпитку скафандра примерно недели две-две с половиной, после чего вы лишитесь сначала способности ходить, затем начнете терять сознание из-за нехватки кислорода, а после вы умрете, если Великий Океан и его твари не заберут вас раньше, а про голод и жажду я вообще молчу. Ну или всегда есть вариант попроще – системы скафандра откажут и давление просто-напросто разорвет вас на куски. Посему, пока вы не приняли присягу и не присоединились к полноценным братьям и сестрам, у вас есть шанс бросить это дело, если вы чувствуете, что оно не по вам. В этом нет ничего зазорного – не каждому дано положить свою жизнь в вечной войне суши и океана. Здесь есть люди, думающие об этом?
Как и ожидалось, никто не встал и не поднял руки. Похвально. Пусть учатся верить в себя и свои силы, а легион выбьет из них лишнюю дурь и спесь. Отряхнув ладони, я присел обратно за стол, смерив рекрутов взглядом. Вроде как все смотрят на меня, дисциплину больше не нарушают… Так должен вести себя учитель, да?
– Честно говоря, я не знаю, чему вас учить, тем более в этом классе, ибо учитель я так себе. Я хорошо работаю с теми, кто перешел под мое начало, уже проявив себя и не люблю кого-то «дообучать» в процессе сверх необходимого – как правило, в нашем с вами ремесле это чревато. Так что думаю, мы с вами просто поговорим и заодно посмотрим, чему вы уже успели научиться. Практика важна, но теорию тоже необходимо знать… Итак. Ты, Диего. – Он встал с места, выпрямившись. На его груди сверкал знак отличия. Заместитель командира взвода. Отлично, спрос с него будет больше прочих. – Начнем с наводки. – Я указал на карту нашего мира, что был назван нашими предками «Талассея». На их языке это означало «Священные Воды». – Расскажи мне, что это за круги на карте и что они обозначают. А лучше – покажи, где находится твоя родина.
В действительности, карту нашего мира делили круги. На первом, относительно широком, располагались три архипелага небольшого размера, вмещающие три города-государства, правящие нашим миром сообща. Имелись группы разрозненных островов, но ни один не был достаточно большим, чтобы вместить в себя серьезную сеть городов и поселений. И дальше – один распиленный на части, циклопических размеров водный простор.
– Я родом из Хегата, капитан. Он находится на востоке круга безопасных вод. Вон там.
– Прекрасно. – Я кивнул. – Что можешь рассказать о своей родине?
– Хегат – экономический центр Талассеи. Как говорила матушка, в Хегате деньги означают власть, а власть – деньги. Наш город-государство представляет председатель Валериан Артего, однако ключевое слово тут – представляет. Реальная власть распилена между пятью самыми крупными торговыми домами. Впрочем, дом Артего самый богатый, так что мало кто может противопоставить его слову что-либо.
– Что еще в Хегате говорят, Диего?
– Говорят, что если тебе что-то нужно – у нас оно скорее всего есть. Причем втридорога. – Сказал он, улыбнувшись и вызвав в классе смешки.
– Молодец. Что можешь сказать про вот это вот государство? – Я указал пальцем на западную часть безопасных вод, подконтрольную другому городу-государству.
– Это – Антивир. Нанаши, Бастиан, Александрос и Веспасиан с нашей группы родом оттуда. Город Науки, его название буквально переводится как «Последний Свет» в честь того, что дважды его инновации спасали нас от уничтожения тварями Зла-из-Глубин. Управляется ученым советом, который возглавляет Первый Стратег Минерва Локхарт, легендарная создательница батискафов класса «Индоминус» и дзета-блокаторов, которые перевернули ход войны и исследования глубин.
– Отлично. Твои познания в географии мне нравятся, боец. Отрапортую твоему командиру, чтобы поощрил тебя… А что ты скажешь об этом аномальном явлении? – Я указал на архипелаг на севере Талассеи.
– Это то, что осталось от Танакрегской Железной Империи. Город-государство Танакрег. Располагает самым мощным флотом из всех городов-государств. Воины до мозга костей, у них все решает адмиралтейство. Сейчас его возглавляет гранд-адмирал Дарий Готье. В свое время именно там появились дайверы и даже сейчас они располагают собственным дайверским формированием «Кракены Танакрега». Однако после Битвы Черной Воды, когда Дарий обманом послал войска дайверов на верную смерть, что привело к катастрофическим потерям, легионы дайверов разорвали все связи с Танакрегом.
– Именно. – Я обратился ко всем рекрутам. – На случай, если кто-то забыл – Дарий заверил Маршалла Глубин Матиаса Тренчбрейкера в том, что подкрепление спешит к ним на помощь, а флот вот-вот окажет им поддержку сбросом глубинных бомб. Таким образом он обманом заставил все легионы перейти в наступление. На колоссальной глубине наши братья и сестры умирали тысячами. Сходили с ума от катастрофической силы зова-из-глубин, накладывали на себя руки, трогаясь рассудком, их разрывали на куски левиафаны, эйдолиты и глубоководные отродья – если у Талассеи есть список самых ужасных смертей, они изведали все до последней, сражаясь за судьбу нашего мира. Двести пятьдесят тысяч дайверов не вернулось с той битвы. Я хочу, чтобы вы вдумались в эту цифру. Легион Мутиляторов, что находился в авангарде и нес взрывчатку, впоследствии взорвавшую вражеское логово, выполнил миссию… Но при этом попал в мертвую зону, где зов-из-глубин за считанные мгновения сводил людей с ума и был уничтожен в полном составе, осталось только одно отделение. Те из них, что сражаются сейчас – их потомки. Легион Кастигаторов лишился семидесяти процентов личного состава, включая высшее командование. Легион Реликторов чудом сумел спастись, первым заметив неладное – их устройства помогали братьям отступить. Наш легион Призраков оказался наиболее уцелевшим, потеряв половину наших братьев и сестер. Только потому, что мы бились на дистанции, а не рвались в самое пекло. Танакрег когда-то был моим домом до тех пор, пока я не бросил его, приплыв в Хегат и вступив в ряды дайверского легиона Призраков. Моя фамилия, от которой я отказался, принадлежала именитой семье капитанов боевых кораблей. И я презрел их и их порядки, став «позором» рода. Произошедшее между дайверами и Дарием – причина, по которой в Танакреге мы не ведем набор напрямую и по которой мы не бьемся с ними бок о бок окромя самых исключительных случаев. Запомните. Братья и сестры из других легионов – ваши союзники. Вольные Сабли – дайверы, что покинули легионы и стали наемниками – также ваши союзники. Пусть мы и не считаем их поступки правильными, они знают, что такое честь и на помощь к вам в случае чего придут. Во время операций не бросайте попавших в беду – сила людей всегда была в единстве перед лицом гибели… Но если суда Танакрега или тем более Кракены попросят вас о помощи, отказать им не сочтется за грех. Жизнь дайвера-легионера никогда не будет менее ценна, чем жизнь этого лишенного чести отребья.