Костя, запрокинув голову, влил в себя очередную рюмку водки и, закурив, остановил безразличный взгляд на заветренных шпротах. Из его глаз бежали двумя ровными дорожками слёзы…
– Нуууууу…, протянул Мишка, почёсывая затылок, – я человек неверующий, но в ведьм верю. Проклятья там разные, сглазы. Говорят, в деревнях всегда бок о бок жили люди со сверхъестественными способностями. Мать моя, по молодости, ездила к какой-то бабке. Сколько врачи не бились с её головными болями, а вылечила только та бабка. Пошептала над головой, травки какой-то дала, сказала заваривать и пить. Так уже десять лет почти прошло, а матушка до сих пор ни одного дня не страдала головной болью. А вот тебе что сказать – совсем не знаю.
– Да бред это всё! – Воронцов хотел засмеяться, но не стал, видя состояние Кости. -Какие проклятия? Какие сглазы? Мы живем в двадцатом веке, на заре двадцать первый, век науки и прогресса! А вы как будто из пещеры вышли! Извини, Костян, но глупости это! Подумаешь, корову ваша Дуся вылечила!? Да сейчас все знают, что любое воспаление лечат отваром из ромашки! Воспалилось горло? Полощи ромашкой.
Мишка молча протянул Воронцову и Косте по полной рюмке, не перебивая монолог. Выпив, Воронцов откинулся на спинку стула. Многовато выпил, подумал он, чувствуя, что опьянел. Костя тоже немного расслабился, развалился в кресле и вместе с Мишкой слушал не перебивая. Воронцова понесло.
– Может у неё образование есть ветеринарное, поэтому она знает, как животных лечить? Вы хоть раз её спросили? Ну, была чёрная кошка, так у многих кошки чёрные. Что же теперь, все они ведьмы? – распаляясь всё больше и больше, Воронцов уже почти орал.
– Ну не добили вы кошку тогда, вот ты и видел её. Либо живучая оказалась, либо тётка эта её выходила. Да и в сарае вы не нашли ничего, ведь так?
Костя утвердительно кивнул.
– Вооооот! – Поднял поучительно указательный палец вверх Воронцов.
– А вороны тогда что? Все сразу над деревней летали просто так? А снится она ему тоже просто так? – Мишка ехидно прищурился.
– Да мало ли что могло ворон напугать? Взлетели и взлетели, не забивайте голову ерундой. А то, что снится она – так вообще не удивительно! Столько времени думать о ней, переживать, бояться…. А тут рассказали о ней, чувство вины и обострилось – Воронцов постучал указательным пальцем по виску, – пси-хо-ло-гия!
Мишка пьяно усмехнулся.
– А ты у нас значит человек науки? Что, совсем не боишься?
– Пфффф, нет, конечно! Я же не «темнота дремучая»!
– Что, и в дом ведьмы бы зашёл?
– И зашёл бы. А что такого? Обычный дом. Суеверия – глупости, только наука поведёт нас вперёд.
– И переночевать бы смог? Не испугался бы?
– Смог бы! – Мишка начал раздражать Воронцова.
– А давай, – хохотнул Мишка, – забьёмся с тобой. Если сможешь переночевать там три дня – я тебе ящик «Жигулевского» поставлю!
– Не вопрос! – Пухлая ладошка перекинулась через стол и почти уткнулась Воронцову в лицо.
– Забились, – взяв его ладошку, Воронцов икнул – Костян, руби!
Костя наблюдал за спором, широко раскрыв глаза.
– Мужики, вы чего?!
– Давай, давай, разбивай!
Костя ударил ребром ладони, закрепив спор.
– Ну, собирай вещи. Не забудь парочку икон взять и портки запасные, – Мишка явно глумился, – а то обосрёшься с перепугу, будет хоть во что переодеться и кому помолиться.
– Иди ты, – отмахнулся Воронцов, – давай наливай лучше!
Глава 3
–Ваш билет, мужчина!
Кто-то, не особо церемонясь, толкнул Воронцова в плечо. Тяжело разлепив заспанные глаза, он увидел висевшую над собой форменную куртку контролёра.
–Да, да, сейчас, – он водил руками по одежде, силясь вспомнить, в какой карман сунул его.
Поиски затягивались, девушка-контролёр смотрела в упор и ждала. Наверное, подумала, что это забулдыга, пробравшийся в электричку выспаться. Билет никак не находился, неловкость нарастала, а взгляд девушки становился суровее. За её спиной появился худощавый мужик в серой куртке с надписью «охрана» на рукаве.
– Ир, всё нормально?
Да, куда запропастился, этот чёртов билет? И тут, вдруг вспомнил! Воронцов даже прихлопнул себя по лбу – прямо у кассы он вложил его в паспорт!
Сунул руку во внутренний карман куртки, выудил оттуда красную книжечку и раскрыл. Действительно, билет лежал там, сложенный пополам.
– Пожалуйста, – протянул его контролёрше.
Худой охранник, тут же потеряв интерес, обошёл Ирину и неторопливым шагом направился в конец вагона.
Поставив отметку, контролёрша отдала билет назад. Лицо её смягчилось, отчего показалось даже милым.
– Анфимово, прибытие через 20 минут, не проспите, – улыбнувшись, она направилась к следующему ряду сидений.
За окном монотонно бежал один и тот же скучный пейзаж – деревья, поля, кусты. Изредка в поле можно было видеть маленькие домики, но в основном это были зелёные поля и редкие перелески.
Воронцов протёр глаза и вытянул затекшие ноги. Правильно говорят, что язык мой – враг мой. Вот какой чёрт дернул его спорить с Мишкой? И ведь не отвертишься от него. Теперь, вместо уютной кроватки дома Воронцов вынужден три с половиной часа трястись в электричке, в Богом забытую деревню и жить там три дня без удобств. Хорошо хоть портативное радио взял с собой, хоть какой-то островок цивилизации. Не будет чувствовать себя так одиноко.
Насмотревшись в окно, Воронцов принялся разглядывать других пассажиров электрички.
Их оказалось немного. Более всего выделялись толстая женщина, державшая на коленях сумку-переноску с таким же упитанным котом. Рядом худой мужчина и девочка в пёстрой курточке, с бантиками на шапке, видимо, их дочь. Сидели они через два ряда от него. Мужчина увлечённо читал газету, женщина смотрела в окно и изредка поглядывала за девчушкой, которая в свою очередь никак не хотела сидеть спокойно и сыпала вопросами. А почему? А как? А скоро мы приедем? Мать изредка шикала на неё, но безрезультатно.
На противоположном ряду сидела пожилая женщина, держа кого-то за пазухой.
– Кота, наверное, везёт. Вон как бережно придерживает, как дитя. Воронцов умилился этой картине.
Старуха что-то говорила себе за пазуху, поглаживая шевелящуюся выпуклость тёплой куртки. Вот она залезла в карман, что-то вытащила оттуда и просунула за пазуху.
–Кушай, кушай, мой хороший, – улыбнулась она.
–КУ-КА-РЕ-КУ! – хриплый выкрик заставил вздрогнуть пассажиров и Воронцова в том числе. Все повернулись в её сторону. Девочка, елозившая рядом с родителями, замерла.
– Митька, не горлопань! – сказала старуха в сторону пазухи и оттуда показалась совершенно чёрная голова петуха с ярко красным гребнем.
–КУ-КА-РЕ-КУ!
Митька, похоже, был не очень воспитанным, и второй его выкрик получился гораздо громче первого.
Девочка восторженно разглядывала неожиданного пассажира. Не сводя глаз с яркого гребня, она осторожно приблизилась.
– Это ваш петух?
– Мой, дочка, мой, – улыбнулась старуха.
– Можно погладить?
Старуха хлопнула рукой по соседнему сидению, приглашая девочку сесть рядом. Недолго думая, та сразу взобралась на сидение с ногами и немного наклонилась, чтобы лучше видеть петуха.
– А знаете, – затараторила она, – меня Аней зовут. Мы к бабушке едем. У неё тоже есть петух, только я его боюсь, он злой. А ваш злой?
– Митька-то? – наигранно удивилась старуха, – нет, совсем не злой.
Аня опасливо потянула пухлую детскую ладошку к голове петуха. На лице девочки застыл восторг, кажется, она даже не дышала в эту минуту.
Воронцов наблюдал и улыбался. Как же мало нужно, чтобы порадовать детей. Взрослым надо учиться радоваться жизни у них. То ли дети искреннее нас, то ли мы требовательнее к чудесам.
–Анфимово, – прохрипел динамик под потолком, – осторожно, двери открываются!
Воронцов встал, подхватил рюкзак и направился к двери. Краем глаза заметил, что старушка тоже засобиралась – сунула голову петуха поглубже за пазуху и начала складывать котомки. Значит, она тоже приехала в Анфимово. Отлично, будет у кого дорогу спросить.
Выйдя на перрон, он остановился, ожидая старуху.
Наконец та появилась в дверях.
– Давайте помогу, – протянул руки Воронцов. В одну взял её котомки, другой подхватил под локоть.
– Спасибо, сынок, – крепче придерживая петуха под курткой, она ступила на перрон.
Двери с шумом закрылись, электричка, свистнув на прощание двум одиноким пассажирам, умчалась дальше.
– Скажите пожалуйста, бабуль, а вы случайно не из Анфимово?
– Оттуда, сынок.
– Можно я вас провожу? Первый раз приехал, дороги не знаю.
– Проводи, милый. Только я туда сейчас не пойду. До развилки доведу тебя, а оттуда уже близко будет, сам дойдешь.
– Хоть так, – мысленно согласился Воронцов.
Они двинулись по перрону в сторону касс, где находились выходные ворота. Бабулька, несмотря на возраст, двигалась достаточно шустро. Да так, что Воронцову приходилось нехило ускорять шаг, чтобы оставаться с ней наравне.
–Сынок, ты к кому приехал-то? – Бабуля резво перепрыгнула огромную выбоину в неровно уложенном асфальте.
Так. Сказать ей, что приехал погостить к родственникам? Бред. Она спросит к кому, а тут уже врать бессмысленно. В деревнях люди друг друга знают в лицо. Сказать, что приехал ночевать в доме ведьмы потому, что проспорил по пьяной лавочке? Тоже не вариант – либо дурку вызовет, либо милицию.
– А я студент бабуль, на филологическом учусь. Вот приехал дипломную работу писать, про деревенский фольклор, – ложь была достаточно правдоподобной. Я действительно студент, хоть и не имел никакого отношения к филологическому, но не будет же она требовать мой студенческий билет.
– Фольклор, говоришь, – бабка улыбнулась, хитро взглянув на меня из-под ресниц, – это про какой именно фольклор ты собрался писать?
– Ну, разный. Сказки там какие, байки деревенские.
– Байки, – эхом повторила она, больше для себя, а не для продолжения диалога и на пару минут задумалась.
Это хорошо, значит моя небольшая ложь прошла и приставать с расспросами она не будет.
– Меня Маришкой зовут, – подняла она голову, – вообще я Мария Павловна по батюшке, но все зовут меня Маришкой. И ты так зови.
– Очень приятно, – растянулся в улыбке Воронцов, – Сергей.
– Надолго к нам?
– Дня на три, не больше.
– Если захочешь, приходи ко мне. Мы с петушком моим Митькой одни живем, одиноко иногда бывает, хочется поговорить с живым человеком. Я и вареньица из подпола достану, сама закрывала.
– Спасибо, – немного замялся Воронцов. Отказывать приветливой старушке не хотелось.
– Ты как в деревню войдешь, магазин продуктовый увидишь, мимо не пройдешь. Спроси Катьку продавщицу, она тебе покажет мой дом. А сейчас тебе туда – махнула она рукой вперёд.
Воронцов повернулся. Ну, надо же, как быстро они дошли до развилки. Одна дорога, на которую указала Маришка, уходила прямо и очень скоро уткнулась в первые домики. Вторая уходила в лес.
– Давай, – ещё раз махнула рукой. Это был прощальный жест.
– Вечером заходи, – и, развернувшись, направилась в лес.
Приятная женщина. Немного странная и смелая – приглашает в дом совершенно незнакомого человека. Может и зайду к ней как-нибудь, чаю попить. Всё лучше, чем сидеть одному в заброшенном доме. Бросив последний взгляд на быстро удаляющуюся фигуру, Воронцов поправил рюкзак на плечах и двинулся в сторону домов.
Войдя в деревню, мужчина словно ощутил прозрачность и свежесть воздуха. Небо нежно-голубое – бездонная синяя глубина. Поднимешь голову, а по нему, словно кудрявые барашки, плывут пушистые белоснежные облака. Зелёные поля, раскинувшиеся по обе стороны деревни, радовали глаз. Воронцову хотелось сбросить рюкзак с плеч и побежать изо всех сил. Бежать, насколько хватит дыхания, а когда лёгкие «закончатся», упасть в траву и кожей почувствовать прохладу росы. Пришлось подавить в себе этот мальчишеский порыв и Воронцов бодро зашагал вперёд.
Деревня оказалась маленькой, всего одна улица – широкая дорога между домами.
Если верить Косте, стоит она минимум сто лет, но выглядит вполне сносно. а Строения деревянные, ухоженные, с раскрашенными ставнями – приятно посмотреть. Позабавило, что все заборы выкрашены одинаковой голубой краской.
В памяти Воронцова всплыл деревенский дом почившей бабушки, который всегда пах уютом и пирогами. К сожалению, это единственное оставшееся воспоминание, остальное с годами стёрлось из памяти. Он уже не вспомнит расположение комнат и что росло в огороде, но аромат свежих пирогов и сена неизменно возвращали его мысли туда, где было так счастливо и беззаботно в детстве.
Воронцов крутил головой налево и направо, восхищённо оглядываясь вокруг. После городского, серо-грязного пейзажа, здесь были сочные краски зелени и цветов за заборами.
Из-за немного покосившейся калитки, с веселым лаем, выскочил щенок – рыжая дворняжка с хвостом-бубликом. Сделав несколько кругов вокруг нежданного гостя, он улёгся у его ног.
– Какой хороший! – умилился Воронцов, почесывая теплое пузико, подставленное собачьим ребенком, – Ладно, рыжая, пора мне, – ласково потрепав собаку по холке на прощание, он двинулся дальше.
Скоро он уперся в выцветшее здание с небольшим крыльцом в 3 ступеньки и с косо висящей над входом облупленной вывеской «Продукты». На фоне ухоженных домов и чистой улицы, магазин смотрелся небрежно, как кусочек пазла из другой картинки.
Поднявшись по выщербленным ступенькам, Воронцов вошел в душное помещение. В магазине не было ни одного покупателя. Только продавщица за дальним прилавком листала газету. Увидев Воронцова, она оживилась, отложила чтиво и пошла навстречу со своей стороны прилавка. Воронцов застыл – прямо на него шла огромная грудь, размера, наверное, двадцатого. Если такой существует. Колыхаясь в такт шагов хозяйки, она гипнотизировала, не давая возможности оторвать глаз. Нет, Воронцов не был любителем больших размеров, наоборот, ему нравилась маленькая, аккуратная грудь. Сейчас же он так завис только потому, что ничего подобного ещё не видел.
Продавщица заметила его взгляд и тут же кокетливо взмахнула густо накрашенными ресницами.
– Добрый день, что вам продать?
Воронцову пришлось приложить усилие, чтобы побороть ступор и выдавить:
– Хлеба, пожалуйста. Белого. И консервы, – голос неожиданно пропал, и он, что называется «дал петуха».
– Одну минутку, – бархатным голосом промурлыкала продавщица и, покачивая бёдрами, неспешно двинулась к стеллажу с консервами.
Воронцов выдохнул. Мозг включился, как только из поля зрения пропала необъятная грудь.
–Что-то ещё? – кокетливо хлопала ресницами продавщица.
– Да, водки. Две бутылки.
Около пяти минут Воронцову пришлось ждать, пока коварная соблазнительница дойдёт до полок с водкой, демонстрируя со всех сторон фигуру. Потянувшись на верхнюю полку за бутылкой, аки серна, она бросила взгляд на Воронцова через плечо.
– Сколько с меня?
– Пятнадцать рублей, – проворковала она, навалившись на прилавок своей безмерной грудью.
Рассчитавшись, Воронцов было развернулся было уходить, но остановился.
– Вы мне не покажете, как пройти к дому Авдотьи?
Женщина удивлённо вскинула брови.
– Да подскажу, че не подсказать. Идите прямо, до речки. Выйдете, и аккурат по правую руку дом будет. Увидите, он один там.
Поблагодарив, Воронцов вышел из душного магазина, оставив озадаченную продавщицу, и направился к дому.
Глава 4
Хата, сложенная из некрашеных брёвен, потемневших от времени и сырости, стояла покинутая и жалкая. Один бок её просел, отчего заметно съехала крыша. Перевязанные жерди, заменяющие забор, согнулись в поясном поклоне неизвестным гостям. Деревья тянули к небу сухие ветви, больше похожие на узловатые старческие пальцы. Жухлая трава грязными клочьями разбросана по участку. Оглядываясь, у Воронцова всё больше просыпалось чувство жалости. Бедная старуха, одна-одинешенька, некому было даже помочь в хозяйстве – подрезать деревья, подкрасить рассохшийся забор, поправить разваливающийся дом. Участки соседей пестрели ярко окрашенными фасадами, и лишь этот кусочек, словно мертвый остов. Раковая язва на нежнейшей коже. Бедная женщина, ужасная участь – прожить жизнь, а нажить лишь врагов. Страшно осознавать, что ни один человек в этом мире не готов протянуть тебе руку помощи. Тихий выдох, полный жалости и горечи вырвался из лёгких Воронцова.
Дом, с покосившимися ставнями, смотрел пустыми глазницами окон. Пейзаж был настолько унылым, что совершенно не хотелось заходить внутрь.
Обив ноги о порог, Воронцов распахнул деревянную дверь на кованых петлях и вошел в сени. Но стоило только сделать первый шаг, как чувство тревоги завладело им всецело. Всё вокруг, казалось, покрыто налётом необъяснимого траура, да и общая обстановка в доме была похоронной.
Окна плотно зашторены, солнечный свет совсем не проникал внутрь. Пройдя практически наощупь по длинному коридору, Воронцов нащупал и сдёрнул какую-то штору. Свет выхватил половину комнаты из мрака.
Помещение было похоже на кухню. Внутренняя обстановка ничуть не удивила. Старая печь ручной кладки, угол с иконами, простой деревянный стол, такой же стул. Полка с посудой – самая простая деревянная доска, прибитая кое-как. Видимо, даже это ей пришлось делать самой. И сухие травы. Много пучков с различными травами. Они были везде – свисали с потолка, гроздьями висели на стенах, окнах, печке. Из-за них на кухне стоял какой-то терпкий, сладковатый аромат.
Поставив рюкзак на стул, Воронцов не утрудил себя стереть с него прежде пыль и огляделся. Электричества в доме не наблюдалось, а наручные часы показывали четыре часа дня. Скоро наступит вечер, нужно придумать что-то с освещением, чтобы не остаться в полной темноте уже через несколько часов. У печки на полу нашлась коробка с огарками. Уже что-то. Поковырявшись, Воронцов достал из коробки самую большую свечу, прогоревшую лишь наполовину. Нужно осмотреть дом и определиться со спальным местом.
От кухни коридор расходился на две стороны. Недолго думая, он двинулся вправо. Освещая себе путь свечой, пробирался в предполагаемую сторону окон. Стоит ли говорить, что пламени свечи хватало лишь для того, чтобы не врезаться в крупные предметы мебели, настолько слабым был её огонек. Под ногами всё время скрипел рассохшийся от времени пол и что-то хрустело. Ощутив, что вытянутой вперёд рукой наткнулся на плотную ткань, Воронцов с радостью дёрнул. Видимо сильнее, чем требовалось, потому что вместе со шторой на голову тут же посыпалась штукатурка и что-то, сильно ударив его по спине, с грохотом упало на пол. Прикрыв голову рукой, он отскочил назад. Дневной свет заполонил комнату, освещая безрадостную картину. Как Воронцов и предполагал, вместе со шторой он оборвал гардину. Она только называлась гардиной. На самом же деле это была старая палка, невесть как крепившаяся над окном. Неудивительно, что она обвалилась, и так на ладан дышала.
Комната оказалась вариантом гостевой, если в этом доме вообще когда-либо были гости, или залой. Во всю стену, противоположную окну, стоял громоздкий шкаф. Такой был, наверное, у всех, кто жил в СССР – крепкий, с кучей полок для книг, отделениями для верхней и нижней одежды, и непонятно для чего маленьких отделений и неизменными вензелями на дверцах. В шкафу лежали вещи бывшей хозяйки. Много было вещей, которые были ей дороги при жизни и по сей день лежали на своих местах. На верхних полках сохранились фотографии – хозяйки в молодости и её родственников. Чёрно-белые, уже практически выцветшие, но под стеклом, в аккуратных рамочках.
Особое внимание привлекла книжная полка. Там стояли «Основы ботаники, агрономии и кормопроизводства. Практикум», «Зоогигиена с основами ветеринарии и санитарии», «Справочник ветеринарного терапевта» и ещё целых три полки подобных книг. Воронцов хмыкнул. Вот тебе и ведьма – человек имел за душой образование, а с ней вот так вот. Не по-людски. Особое внимание привлекла большая книга в кожаном блинтовом тиснении2. Смахнув пыль рукавом, Воронцов аккуратно снял её с полки и раскрыл. «Труды по болезням и эпидемиям у рогатого скота и лошадей». Ниже было оттеснено – 1764 год. Глаза полезли на лоб. Да это же настоящий раритет!
Да такая книга сейчас, наверное, стоит больших денег! Повертев её в руках, Воронцов аккуратно убрал на место, но не задвинул до конца, оставив корешок немного выступающим из всего ряда. Сейчас он осмотрится, разберет вещи и после уже можно будет изучить книжную полку детальнее. Все равно ему тут три дня сидеть, будет развлекать себя чтением.
Вторая комната оказалась гораздо меньше по размерам. Открывать шторы Воронцов старался аккуратнее – саднящее место между лопатками призывало быть осторожнее.
Как и в основной зале, в этой комнате было самое простое убранство – аккуратно заправленная кровать, две подушки на которой аккуратно сложены друг на друге и сверху накрыты вышитым тюлем. Воронцов улыбнулся. Точно также складывала подушки бабушка в его беззаботном детстве.
У кровати тумбочка, очень похожая на комплектную от шкафа – тёмно-коричневого цвета с вензелями. На ней – красиво вышитая салфетка и фото в рамке. Воронцов взял рамку и подошёл ближе к окну, разглядеть. Красивая, улыбающаяся девушка в светлом платье держала под руку угрюмого мужчину в простом костюме. Вынув фото из рамки, он обнаружил на обороте надпись простым карандашом – Авдотья и Иван, свадьба.
Хоть фото и выцвело с годами, но счастье, лучащееся в глазах Авдотьи, никуда не пропало. Улыбнувшись, Воронцов вернул фото в рамку и поставил обратно на тумбочку.
Эта комната больше всего подходит для сна. Принеся рюкзак из кухни, он принялся разбирать вещи. Вещей было мало – комплект сменной одежды и нижнего белья убрал в тумбочку, зубную пасту, щетку, расчёску, мыло и помазок для бритья поставил сверху на тумбочке. Пару минут подумал и, взяв рамку с фото хозяев дома, отнёс в зал. Хоть он и не был суеверным, но не очень хотелось спать и чувствовать на себе взгляды почивших хозяев. Вот и все, вещи разобраны, вопрос со светом хоть временно, но решен. Огарков в коробке точно хватит до завтра, а завтра уже купит в магазине новые свечи.
Поскольку электричества в доме так и не обнаружилось, портативное радио отправилось обратно в рюкзак. Делать было совершенно нечего и Воронцов отправился осматривать дом.
Первое, что удивило его с самого порога – чистота и порядок. Все вещи аккуратно сложены на своих местах, словно хозяева ненадолго отлучились и скоро вернутся. Только слой пыли на мебели и окнах говорил о том, что дом пустует уже давно.
Обычной практикой было, когда хозяин дома умирал, а дом оставался пустовать, не проходило и трёх дней, как его разворовывали чуть ли не под основание. Причём свои же, деревенские. Мол, хозяина нет, чего добру пропадать, так хоть вещи ещё на пользу послужат, а не сгниют впустую. Тащили всё, что не приколочено. А здесь все на своих местах и полный порядок. Суеверный деревенский народ не решился брать вещи из дома ведьмы даже после её смерти.
Побродив немного, Воронцов решил, что пора бы и перекусить. Съеденный ещё на завтрак омлет давно переварился и желудок настойчиво потребовал к себе внимания, издав урчание, больше походившее на рёв умирающего кита.
Смахнув наконец рукавом пыль с кухонного стола, он выставил купленные в магазине консервы и хлеб. Эх, сейчас бы картошки, да с луком, как у бабушки в детстве. Воронцов оглядел печь. А почему бы и нет? Растопить её, кажется, несложно. В коробке с огарками лежал коробок спичек и рядом небольшая стопка газет для растопки. Вот и отлично.
В дровнице на улице он вытащил пару поленьев, загнав себе занозу. Чертыхнувшись, подцепил её зубами и вытащил.
Под половиком на кухне обнаружилась небольшая дверь, ведущая в погреб. Приподняв её за кольцо, Воронцов заглянул внутрь. Темно. Опустив свечу, он поводил ею из стороны в сторону. Хозяйка была женщиной запасливой – с одной стороны стояли ящики с овощами, с другой банки с заготовками на зиму. Пламя свечи лишь отражалось на их пузатых боках, но что внутри – понять с такого расстояния невозможно.
Погреб оказался неглубоким. Воронцов в принципе никогда не отличался высоким ростом, но сейчас, встав на пол погреба, он умещался там ровно по пояс. Согнувшись практически пополам и держа одной рукой свечку, он старался второй набрать картошку из ящика и только сейчас понял, что нужно было взять ёмкость для овощей. Много в одну руку не наберёшь, а вылезать, искать таз и лезть снова не хотелось, поэтому Воронцов просто брал несколько картофелин и бросал себе под ноги. Когда набралось количество, необходимое для приготовления, он переместился к банкам и взял первую попавшуюся. Спина ныла от неудобной позы и разглядывать содержимое не было желания. Что бы в ней не было – он съест. Дотолкав тяжёлую трехлитровую банку к ногам, Воронцов не без усилий вылез из погреба, тут же лёг на пол и уже руками вытащил сначала банку, а потом картофель. Она подвяла от долгого хранения и местами проросла, но все ещё была пригодна для готовки.
