Темная сторона Москвы

– Сата‑ната‑лята‑гата… Ляти‑мяти‑гати‑сати… – невнятно забормотало существо.

– По‑бесовски разговаривает! – в ужасе прошептал один из зевак. – Упырь! Как есть упырь…

– Заклинает, окаянная…

Услыхав человеческие голоса, упырь вдруг встряхнулся, прыгнул к решетке и звонко залаял. Делая попытки вцепиться в чью‑нибудь ногу, упырь выл, рычал и размахивал руками с черными загнутыми когтищами.

Мужики бросились врассыпную. А упырь, подставив слепые бельма под ласковые лучи солнышка, довольно рассмеялся: ему понравилось, что зеваки испугались.

– Смотрите мне, дураки! Я вам обиды не спущу. Живыми в землю закопаю! У меня тут слуг много… – женским голосом сказал упырь и вдруг деловито принюхался.

При виде того, как подземный бес нюхает воздух, Николаю Андреевичу сделалось дурно.

А упырь, встревоженно прижавшись мордой к решетке, внезапно поинтересовался:

– Николюшка, это ты?!

– Нет! Нет!!! – вскрикнул Николай Андреевич. Нервы его сдали. Он бросился вниз по улице, совсем не в ту сторону, куда шел прежде, но ему было все равно.

– Николюшка! Передумал, что ли? Иди же ко мне! Смотри, я ведь обиды не спущу!!! – бесновался демон за решеткой подземной тюрьмы. Совершенно уже неузнаваемая Дарья Николаевна Салтыкова, вопя и рыча, кусала в бессильной ярости железные прутья.

Бывший любовник, задыхаясь, убегал.

Впервые в жизни он до конца осознал, от какой ужасной участи уберегли его Бог и удачливая фортуна. Он бежал от страшного места, где, казалось ему, сам воздух был заражен ненавистью и безумием кровавого чудовища.

Покидая Москву, он радовался жизни и тому, что преследовавший его демон, так и не оставивший своей к нему ненависти, пребудет навсегда заточен там, далеко от его дома, жены и детей.

Далеко, очень далеко. У черта на куличках.

* * *

В 1779 году Н. А. Тютчев перекупил у новых владельцев бывшее имение Салтыковой, Троицкое.

Спустя еще 18 лет после того он умер богатым и уважаемым человеком, окруженный друзьями, детьми, внуками, любящей родней.

А Салтычиха, проклятая и забытая даже близкими, пережила бывшего любовника на четыре года. Смерть избавила ее от мучительного заточения лишь в начале следующего царствования, в 1801 году (в страшный год убийства Павла I).

Когда в Москву вошла армия Наполеона, Ивановский монастырь сгорел дотла.

Странно, но, хотя большинство московских зданий после войны восстановили, Ивановский монастырь так и не собрались отстроить заново.

Часть его бывших земель отдали впоследствии под здание ведомства с наиболее зловещей славой в советскую эпоху – КГБ.

Духовная битва, судя по всему, продолжилась.

Либерея

Подземелья Кремля

(Рассказ студента‑историка)

В 1992 году я учился на втором курсе политехнического. Но, честно говоря, посещали меня тогда мысли, что с высшим образованием, может быть, надо завязывать.

В стране творилось невообразимое. Революция. Приватизация. Каждый поневоле в коммерцию ударился, потому что ничем больше кормиться не получалось.

Я с приятелями время от времени тоже кое‑какие комбинации проворачивал – не все же у папы с мамой на шее сидеть!

И вот после одной особенно удачной сделки – в одном месте купил, в другом продал – я решил окончательно: брошу институт, уйду в коммерцию. Фиг с ним, с дипломом! Только сначала отдохнуть смотаюсь. Давно на море не был. Последние, так сказать, каникулы отгуляю.

Сказано – сделано. Билет купил. Сел в поезд Москва – Симферополь. Весь такой беззаботный, в предвкушении… Очень надеялся на хорошеньких попутчиц.

Но в моем купе их не оказалось. Какой‑то жирный старикан устроился на нижней полке напротив меня. И сразу – за хавчик. Сел, разложился. Лупит вареное яйцо трясущимися пальцами. А ногти на пальцах прямо траурные.

Вот уж не подумал бы, что именно этот неопрятный старикашка повлияет на мой выбор профессии! Но именно так оно и получилось.

Разговор между нами завязался чрезвычайно просто. Как всегда в пути, я листал опостылевшую за последние четыре часа газету, зачитанную уже, что называется, до дыр, разгадал кроссворд с последней полосы, и вот уже когда совсем нечем было заняться, я кинул взгляд на раздел, всегда обычно мною пропускаемый, – отдел частных объявлений.

И обомлел. То, что я прочитал там, в голове как‑то не укладывалось: «Куплю книгу “Письма другу, жительствующему в Тобольске„за 15 тысяч долларов. Посредникам гарантируется вознаграждение».

– С ума народ посходил! – не удержавшись, воскликнул я.

Старик напротив прекратил жевать, взглянул на меня и, заметив мое изумление, скосил глаза в газету.

– Ах, это, – сказал он. – Безумный Казимир. Все‑то ему неймется!

– Вы что, знаете человека, который дал это объявление?! – удивился я. – Ну и ну! Хотел бы я посмотреть, за что он предлагает такие деньги! Небось эдакий золотой кирпич, а? В золотом переплете – не меньше!

Мне было смешно. Но старик отвечал скучно, без малейшей улыбки:

– Редкая книга не всегда в золоте. И не всегда красивая.

– Да уж еще бы! Тем более – с таким названием! Могу себе представить.

– Что ж… Тобольск – город ссыльных. Эта книга – переписка между одним сосланным и его бывшим приятелем, весьма незначительным лицом, мелким московским духовным чином. Их имена вам ничего не скажут: в учебниках истории эти деятели отнюдь не числятся на первом месте.

– Тогда почему же ваш приятель готов платить такие безумные деньги за их переписку? – допытывался я.

– Надеется сорвать куш: сыскать Либерею! – сказал старикашка, аккуратно моргая на меня рыбьими глазками. Заметив, что я ничего не понимаю, он вздохнул и, пожевав губами, принялся тщательно разъяснять по порядку – так же тщательно, как перед тем разжевывал редиску с яйцами и огурцами.

– Либерея, юноша, чтоб вы знали, – величайшая историческая загадка. Если это слово перевести с латыни, так оно означает просто «книгохранилище», – говорил старик. – Речь идет о библиотеке московских царей, она же – пресловутая библиотека Ивана Грозного.

Разгадать эту историческую загадку – заветная мечта многих частных и государственных фондов, не только в России. Ну и отдельные лица тоже спят и видят, как бы проникнуть в тайну. Одни ученые полагают, что библиотека давно погибла. Другие – что она вообще миф, легенда, сладкая сказочка для дураков… Но золото Трои тоже было когда‑то сказочкой. До тех пор, пока Шлиман не откопал его.

Упомянутая библиотека, по косвенным свидетельствам, обладала невероятной ценностью. В ней хранились в течение нескольких веков, кроме царских архивов и государственных документов, манускрипты, летописи и фолианты самого разного происхождения. Основу составляли книги византийских императоров из Константинопольской библиотеки – часть приданого Софьи Палеолог, вывезенного ею из Византии в 1472 году, когда она обвенчалась с московским государем Иваном III, дедом царя Ивана Грозного. Летописи сообщают о семидесяти подводах с книгами! Утверждается, что в этой коллекции находились свитки и рукописи из знаменитой Александрийской библиотеки и даже из библиотеки Чингисхана.

Книги привозили в дар московским князьям, покупали и забирали как добычу при захвате и разорении городов – Новгорода, Твери, Владимира, Суздаля, Пскова, татарских крепостей. Так, после смерти казанского хана Сафа‑Гирея татары выдали Ивану Грозному вместе с вдовой и сыном всю казну умершего властителя. В казне же среди главных сокровищ числились арабские ученые трактаты.

То есть, если верить слухам, московская Либерея являлась богатейшим собранием книг Востока, греческих, латинских, еврейских и арабских авторов, летописаний древних славян, скифских и других народов.

Там могли быть редчайшие, потрясающие вещи, сохранившиеся, возможно, в единственном экземпляре!

«Аноним» Дабелова, которому не все, правда, склонны доверять, показывал, что в Либерее содержались, например, полный экземпляр «Истории» Тита Ливия, «Энеида» Вергилия, утраченные комедии Аристофана, сочинения Цицерона и многое другое. В списке Дабелова упомянуто около 800 единиц – и в числе авторов как известные, так и неизвестные науке имена: Кедр, Замолей, Гелиотроп. А среди книг известных авторов есть и такие, которые обнаружены были только в начале XIX века во фрагментах.

Отчасти по этой причине список Дабелова некоторые авторитеты считают подделкой. Кто знает?..

Список, собственно говоря, был неполной копией памятной записки на старонемецком языке. Какой‑то безымянный пастор в ответ на запрос некоего важного лица по поводу библиотеки московских царей составил ее по памяти… Записка была обнаружена профессором Дабеловым – почтенным, кстати сказать, преподавателем Дерптского университета – в архиве города Пярну.

Можно, конечно, считать Дабелова мошенником – тем более что оригинал из архива города Пярну куда‑то испарился. Но истории известен следующий эпизод: в 1556 году в присутствии дьяков Посольского приказа Андрея Щелкалова, Ивана Висковатого и Никиты Фуникова лютеранский пастор Иоанн Веттерман, Томас Шреффер и несколько пленных юрьевских немцев осматривали библиотеку царя Ивана Грозного. Немцам показывали Либерею, намереваясь нанять их в качестве переводчиков иностранных книг. Испугавшись, что варвары‑московиты засадят их всю жизнь корпеть над переводами, немцы сразу отказались: сослались на недостаток знаний. Один только пастор Веттерман то и дело восторгался исключительным богатством библиотеки и сокрушался, что не может выкупить все эти замечательные книги для лютеранских университетов.

Эпизод этот описан хронистом‑ливонцем Ниештедтом и никем из историков никогда не оспаривался.

Список Дабелова, следуя логике, мог копировать записку, написанную пастором Веттерманом. Но доказать этот факт невозможно. Поскольку записка, частично скопированная профессором, канула в Лету столь же бесследно, что и описанная в ней Либерея.

Библиотека пропала после смерти Ивана Грозного. Царь умер внезапно, во время игры в шахматы. Он не успел составить завещание и не сообщил наследникам всех государственных секретов – в том числе о месте, где содержалась Либерея, как часть сохраняемой в тайне царской казны.

Было известно лишь, что московские государи хранили библиотеку в подвалах, опасаясь пожаров, которые часто случались в деревянном городе.

Вот в подземельях древнего Кремля и видел библиотеку пастор Веттерман. Видел Либерею и дьяк Большой казны Василий Макарьев, по приказу царевны Софьи прошедший потайным подземным ходом от Тайницкой до Арсенальной башни.

Хотя, если точно следовать фактам, изыскания дьяка Макарьева в 1682 году вызывают сомнения: на тот момент библиотека уже считалась пропавшей.

Дьяк Макарьев якобы видел и описал палаты под землей, заставленные сундуками до самого потолка, – добраться до них оказалось невозможно: запертые решетки на входе не пускали. Царевна Софья приказала не трогать странные находки до ее особого распоряжения. Впоследствии же тайные подземные ходы обвалились, и уже Конон Осипов, пономарь церкви Иоанна Предтечи на Пресне, попытавшийся осенью 1718 года проникнуть в описанные Макарьевым подвалы под Тайницкой башней, наткнулся на забитые глиной каменные колодцы и разрушенные своды, не дававшие хоть сколько‑нибудь углубиться под землю.

– Либерея – это прекрасно! – не утерпев, перебил я старика. – Но я так и не понял: какое отношение ко всему этому имеет переписка с тобольским другом за пятнадцать тысяч долларов?!

– Если в этой переписке есть хотя бы часть того, о чем я думаю и на что надеется мой безумный знакомец Казимир, то цена ей – не пятнадцать тысяч, а все пятнадцать миллионов долларов, – хладнокровно сообщил старик и продолжил рассказывать: – Куда подевалась библиотека московских государей?.. Этим вопросом задавались и задаются многие. Огромное собрание книг, большинство из них – пергаментные… Пергамент может, конечно, сохраняться веками. Да к тому же книги были помещены в окованные железом сундуки. Но все же Либерея могла сгореть, утонуть, погибнуть под обвалами в подземельях. Ее могли украсть во время Смуты. Или даже просто съесть – оголодавшее польское войско, осажденное в Кремле русскими ополченцами князя Пожарского. И нечего тут хихикать! Пергамент – это кожа, ее можно варить и есть. Не слишком питательно, но голод не тетка. А поляки, сидевшие в Кремле, дошли в конце концов до прямого людоедства. Друг друга кушали. Что уж там пергаменты!

Но ведь всегда есть надежда. А вдруг?! А что, если Либерея цела? Как найти пропавшее сокровище? Я знаю людей, чья страсть к отысканию этого культурного клада столь велика, что они и сами готовы… землю грызть. Проверяются самые странные версии и теории, малейшие намеки и догадки – была бы хоть какая‑то вероятность.

Есть такая довольно одиозная версия об украденных книгах… Ведь даже отдельные книги, содержавшиеся в Либерее, были столь редки и примечательны, что сами по себе являлись целым состоянием, или, скорее, достоянием. Это такой соблазн! Для некоторых людей просто непреодолимый. Возможность отыскать подобную книгу, упомянутую в каких‑либо исторических источниках, – это возможность, во‑первых, подтвердить само существование легендарной Либереи, а во‑вторых – нащупать след вероятного ее местонахождения, ну и…

– Я начинаю понимать, к чему вы клоните, – улыбнулся я старику. Но он, раскочегарившись, только махнул рукой в мою сторону, чтоб я заткнулся. Торопливо хлебнул минеральной воды и заговорил снова:

– Однажды к Ивану Грозному обратился ногайский хан Тинехмат. Просил отыскать в Либерее рукопись сочинения Казвини «Аджанбу‑аль‑махлукат», в переводе с арабского – «Чудеса природы». Книгу искали, но не нашли… Неизвестно: царь обманул или слуги‑балбесы не сыскали. Не в этом суть. – Старик неожиданно замолчал, а когда начал говорить снова, по лицу его забегали какие‑то тени. – XVI век – время, когда магия и наука еще не были окончательно разделены. Научные трактаты содержали много чепухи, время от времени блистая гениальнейшими догадками, достойными звания открытий. В ту эпоху магия и наука трудились вместе на одной ниве познания. И действия обеих одинаково не одобрялись религией…

Рукопись «Чудеса природы» являла собой именно такое осуждаемое церковью смешение оккультных и натуралистических опытов познания природы. Это был труд человека, пытавшегося с самыми практическими целями собрать и обобщить все известное ему знание о мире. Это был учебник жизни, собрание мудростей и секретов природы, одна из первых попыток человека поставить натуру себе на службу. И там имелась масса рецептов – как именно это сделать…

За окнами вагона сгущалась синева. Поезд шел мимо обширных лугов, обрамленных чернеющими вдалеке елками. Внезапно я увидел, как ворон, распластав крылья, повис в воздухе, пытаясь лететь вровень с идущим поездом. На этой странной картине время как будто застыло.

Лицо старика, моего собеседника, с каждой минутой сильнее погружалось в темноту, покрываясь все более рельефными морщинами. Этот древний вещун старился прямо на моих глазах.

Он продолжал говорить, но очень тихо. Зашел с другого конца.

– Екатерина Алексеевна Долгорукая, в 1725 году одна из первейших красавиц Москвы, воспитывалась в Варшаве. Далеко от своей азиатской отчизны.

В Польше московитские земли считались дикими, а все русское отдавало варварством. И Екатерина Алексеевна, впитав взгляды своих наставников и наставниц, не любила родную страну. Она не обрадовалась возвращению в Москву, несмотря даже на то высокое положение, которое было ей тут уготовано, и на восхищение, которое выказала ей вся местная молодежь из числа знати.

Юная княжна Долгорукая была равнодушна к грубым чувствам соотечественников, но послушна своему отцу, Алексею Григорьевичу. А у него были четкие планы относительно дочери. Вот эти планы и пришлись по душе гордой холодной красавице. Государь российский, Петр II, находился под несомненным влиянием брата княжны Долгорукой, Ивана Алексеевича. Долгорукий‑старший не слишком доверял легкомысленному сыну и крайне, как самого большого счастья души своей, желал закрепить успех семейного влияния на царскую особу.

Если по чести, то у Долгоруких уже не было выбора. Умный расчетливый Алексей Григорьевич отдавал себе в том полный отчет: либо они, Долгорукие, окончательно сковывают государя в тесном кольце любви и заботы – так, чтоб тот без них и пальцем шевельнуть не посмел, – либо всех их, даже фаворита Ивана, друга царского, закуют в кандалы и сгноят в Сибири, а то и вовсе головы лишат. Уж больно много недругов у их знатной фамилии. Ни при каком дворе фавориты не живут дольше каприза своего повелителя. А посему надо поторопиться!

Ведь Долгорукие многим успели насолить, сражаясь за близость к власти. Свалили и самого всемогущего Меншикова. А ведь тот, хитрец и пройдоха, дочь Марию с государем уж было обручил. Да все одно: вместе с дочерью гниет нынче в ссылке, в Березове. Надо, надо торопиться… Добыть Катеньке брак с царем, и глядишь – царская корона у князей в кармане! Катька хоть и дура‑баба, а мысль отцовскую верно поняла. Недаром в Польше воспитывалась. Ради короны княжна на все готова. Но тут вышло препятствие ужасное и никак не ожиданное.

Ленивый разгильдяй и пьяница Петр II, никчемный внучок царя Петра Великого, влюбился – неслыханно! В свою родную тетку, дочь Петра Алексеевича, живую и бойкую очаровательную Елизавету Петровну! И то сказать: разница в годах между племянником и теткой была столь невелика, что, если б не церковные запреты, ничего удивительного в таком союзе никто бы не углядел.