Точка возврата

Рудольф Багдасарян

Точка возврата

Денис проснулся от холода, что пробирал сквозь тонкую стену избушки. Поселок Тюнгур, притулившийся у подножия Алтайских гор, уже гудел утренними звуками: где-то лаяли собаки, река Катунь шумела внизу, неся талую воду с ледников, а ветер с Белухи, той самой вершины, что маячила на горизонте белой короной, задувал в щели.

Комната Дениса – если это можно было назвать комнатой – была крошечной каморкой в старом деревянном доме на окраине. Пол из потемневших досок, покрытых пылью и опилками от прошлогодней рубки дров, скрипел под ногами.

На столе, сколоченном из грубых досок, валялись пустые бутылки из-под дешевой водки – две вчерашние, с этикетками, измазанными сажей от печки, и еще пара, забытых с позавчера.

Рядом – ржавая кружка с остатками чая, холодного и горького, как его жизнь. Он сел на койке, потирая виски. Голова гудела, будто ледорубом стучали по черепу, а во рту – вкус перегара, смешанного с пылью от горных троп.

Денис был когда-то Денисом Кравцовым, спасателем-альпинистом, тем, кого звали "Крепыш" за стальные мышцы и хватку, что могла удержать человека над пропастью.

Десять лет назад он вел группу на Белуху – священную гору алтайцев, с ее вечными снегами и ледниками, что трескались под ногами, как стекло. Команда из четверых: молодой напарник Сашка, опытный гид Витька и двое туристов из Москвы.

Они шли по восточному склону, где скалы переходили в ледовые поля, усыпанные фирном – плотным снегом, что хрустит под ботинками с кошками. Снаряжение было на уровне: динамические веревки диаметром 10 миллиметров, карабины с муфтами, ледорубы с загнутыми клювами для самозадержки, страховочные системы с широкими поясами, чтобы не резало тело под нагрузкой.

Денис помнил, как закреплял жумар – зажим для подъема по веревке – и кричал: "Страховка готова!"

Но лавина пришла внезапно.

Снежный пласт сорвался с верха, где трещина в леднике раскрылась от дневного солнца. Грохот, как гром, и белая стена покатилась вниз, сметая все. Сашка ушел первым – его просто смело в трещину, глубиной метров тридцать, где лед синий, как мертвецкие глаза.

Витька пытался задержаться ледорубом, но снежная масса вырвала его, сломав руку и разорвав печень о скалу.

Туристы… их тела нашли через два дня, под слоем снега толщиной в метр.

Денис выжил чудом:

зацепился за выступ, но сломал ногу – открытый перелом бедра, кость торчала наружу, кровь смешивалась со снегом. Спасатели вытащили его на носилках, с акьей – специальными санями для эвакуации, где фиксируют тело ремнями, чтобы не трясло на спуске. С тех пор хромота – постоянная, как напоминание, и боль в сырую погоду, когда горы покрывает туман.

Теперь он был просто Денисом, алкашом из Тюнгура, которого местные обходили стороной.

Подработки – таскать грузы для туристов, что приезжали летом на Катунь. Он чинил снаряжение: чистил карабины от ржавчины, проверял петли из стропы, чтобы не перетерлись, или носил рюкзаки до базового лагеря. За копейки – пятьсот рублей в день, на которые хватало на хлеб и бутылку.

Внутренний стыд жрал его, как червь. "Ты был спасателем, а стал носильщиком, – шептал голос в голове. – Смотри на себя: руки трясутся, глаза красные, а горы смеются над тобой".

Он пытался заглушить это водкой, но воспоминания лезли: как Сашка перед восхождением шутил, показывая новый ледобур – винтовой крюк для льда, с резьбой, что вгрызается в фирн. "Денис, брат, с этим мы Белуху возьмем!"

А теперь Сашки нет, и Денис – никто.

Утро выдалось пасмурным

Денис встал, хромая подошел к окну – узкому, с треснувшим стеклом, заклеенным скотчем. За ним – Алтай: хребты, поросшие кедровыми лесами, где стволы толстые, как бедра великана, и кроны шумят на ветру. Катунь внизу бурлила, неся камни и пену, а вдали Белуха пряталась в облаках, ее двойная вершина – восточная и западная, 4509 метров – казалась призраком.

Он надел старую куртку, потрепанную, с дырой на локте, где зацепился за колючую проволоку, и вышел на улицу. Поселок Тюнгур – несколько десятков домов, крытых шифером, с огородами, где росла картошка и лук. У реки стояли палатки туристов, приехавших на рафтинг или трекинг.

Денис прошел к магазину – крошечному ларьку с хлебом, консервами и водкой.

– Денис, опять ты? – буркнула продавщица, тетка лет пятидесяти, с лицом, изрытым морщинами, как горный склон. – Вчера нализался, сегодня опять? Возьми лучше хлеба, а то совсем отощаешь.

– Дай бутылку, Маша, – пробормотал он, выкладывая смятые купюры. Руки дрожали, ногти грязные от вчерашней работы – чистил тропу от камней.

Она вздохнула, сунула бутылку в пакет.

– Ты же был героем, Денис. Спасал людей в горах. А теперь… Эх, горы сломали тебя, как ветку.

Он смолчал, вышел. Стыд жгал внутри, как алкоголь в глотке. "Герой… Да, был. С ледорубом в руках, с кошками на ботинках – стальными зубьями, что вгрызаются в лед. А теперь – тряпка".

Он шел к реке, где у моста собирались туристы.

Группа из шести человек – молодые ребята из Новосибирска, с рюкзаками, набитыми палатками и едой. Их руководитель, крепкий мужчина в яркой ветровке, с бородой, осматривал снаряжение: веревки в чехлах, карабины на поясе, ледорубы с резиновыми чехлами на клювах.

– Эй, мужик, ты местный? – окликнул его бородач. – Носильщик нужен. Таскать грузы до лагеря у Кучерлинского озера. Две тысячи за день, плюс еда. Справишься?

Денис замер.

Кучерлинское озеро – у подножия Белухи, тропа туда шла через леса и перевалы, где воздух свежий, а вид на ледники открывался, как рана. Он хотел отказаться – руки тряслись, нога ныла, но деньги… И что-то внутри шевельнулось:

"Горы зовут, Денис. Может, последний шанс?"

– Ладно, – буркнул он. – Когда выходим?

– Через час. Зови меня Сергей. А ты?

– Денис.

Сергей кивнул, протянул руку – крепкую, с мозолями от веревок. Денис пожал, чувствуя контраст: его ладонь – слабая, дрожащая. Группа загружала рюкзаки: спальники в компрессионных мешках, горелки с газовыми баллонами, аптечки с бинтами и обезболивающим.

Денис взял один – тяжелый, килограммов двадцать, с ремнями, что впивались в плечи.

"Как в старые времена, – подумал он. – Только теперь не спасатель, а вьючная лошадь".

Группа двинулась по тропе, уходящей вверх, где леса смыкались, а горы нависали, безмолвные и равнодушные. Тропа к Кучерлинскому озеру вилась через лес, где кедры стояли плотной стеной, а их хвоя заглушала шаги.