Щит Давида. Толкование псалмов, используемых в православном богослужении

Автор жалобы хочет указать, что зерно конфликта глубже, чем может показаться. Он как бы говорит: «между мной и моим врагом – разрыв из-за очевидных, простых причин, но за ними – мировоззренческая пропасть». Сам псалмопевец видит мир и действует в мире как часть замысла Божия, а его враги – как противники этого замысла. Рыдая, он указывает Богу на эту Его недостачу, на промах, призывая его исправить. Творение должно функционировать адекватно и вменяемо, и враги автора – противники Богу в устроении миробытия и апологеты противления Ему. Отсюда – призыв сделать участь их незавидной, чтобы всем видящим ее было неповадно следовать путями развратителей: «Ты видишь, ибо Ты взираешь на обиды и притеснения, чтобы воздать Твоею рукою. Тебе предает себя бедный; сироте Ты помощник. Сокруши мышцу нечестивому и злому, так чтобы искать и не найти его нечестия!» (Пс. 9: 35–36).

Нужно заметить, что тема циника-насмешника как апологета нечестия достаточно хорошо раскрыта и в других книгах корпуса Писаний – «Kəṯūvīm» (כתובים, Кетубим[3]). От ранних Притч и Екклесиаста до не входящей в канон, но продолжающей его логику Премудрости Соломона авторы живописуют таких «хозяев жизни», привыкших брать от нее все и быстро. Злодеев глубоко оскорбляет сам факт существования праведника – это очевидная перекличка с псалмами-жалобами: «Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим, укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания… Тяжело нам и смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других, и отличны пути его…» (Прем. 2: 12, 15). Отсюда и растет их ненависть: «… осудим его на бесчестную смерть, ибо, по словам его, о нем попечение будет» (Прем. 2: 20). Здесь мы можем вспомнить момент, когда распятому Христу бросают: «…если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него» (Мф. 27: 42).

Следующий жанр – это гимны, или псалмы хвалений. Именно по нему Псалтирь на иврите именуется «Книга хвалений» – «תהלים» («Теhилим»). В некотором смысле их появление соотнесено с логикой нашей жизни – от плачей и просьб мы в итоге должны бы прийти к благодарению и хвале. В этой же логике, кстати, движется повествование в другой книге, наполненной гимнами, – в Откровении Иоанна Богослова: от мучеников, требующих отмщения (см. Откр. 6: 10), что для нас вместимо и понятно, до тех же мучеников, прославляющих и благодарящих Бога за все, произошедшее как в бытии мира, так и в их личной жизни, вплоть до мучений (см. Откр. 15: 3–4), что уже не столь понятно.

Важно, что в псалмах хвалы часто присутствует мотивационная часть – почему мы хвалим Бога – и каждый раз указываются конкретные данные Им блага. Дело в том, что в рамках нашего теоретического знания о Боге мы понимаем, что Он безусловно достоин хвалы, но если каждому из нас стать своим внутренним Сократом и начать самому себе задавать вопросы «А за что я хвалю Бога?», «За что я Ему готов сказать спасибо?» – часто уже на втором-третьем загнутом пальце мы теряемся. Имея в виду эту нашу особенность, псалмы хвалений обычно указывают: хвалите Бога, «потому что»: Бог благ и вовек милость Его, Он извел наш народ из рабства, Он распростер небесный свод, Он дает солнцу светить над злыми и над добрыми. Достоин ли хвалы за это Бог? Безусловно, достоин, и не от абстрактного человечества, а от конкретного меня. Может быть, не в каждых личных обстоятельствах я могу благодарить Бога за свою историю, но даже тогда я готов благодарить за общие блага, которым причастен, – солнце и надо мною, не входящим в топ-10 самых добрых, все равно светит. Благодарю ли я за это Бога? Да!

Во введении мы упомянули, что в надписаниях псалмов часто обозначается не только авторство, но и главная тема псалма. Псалмы Давидовы в каком-то виде будут касаться истории Давида, а, например, в псалмах сынов Кореевых будет говориться о значимости Сиона, Иерусалима и Храма, так как написаны они группой храмовых певчих. Итак, мы подошли к группе псалмов Сиона и царских псалмов. Они – узко ритуальные и «политически ангажированные»: про то, что Бог, сотворивший небо и землю, избрал подножием ног Своих, местом явления славы Своей вот этот город – Иерусалим, эту гору – Сион и этот храм – Бейт ха-Мидкаш. С точки зрения израильского народа, общины Яхве, это радикально важный тезис. Для более очевидного понимания – он выполняет такую же функцию, как в нашей культуре тезис про Святую Русь. Русь реальная отстоит от Руси Святой как земля от неба, но мы понимаем, что, несмотря ни на что, она – все-таки удел Богородицы, место просияния тысяч святых, многократного явления Божией славы… Какой отсюда мы делаем вывод? Не о том, как во время о́но все было благочестиво, а «нынче – не то, что давеча». Бог-то неизменен, и, если Он в свое время считал возможным находиться с нами в отношениях и как-то нам благодетельствовать, значит, точно так же и сейчас Он находится и будет находиться с нами в отношениях и нам благодетельствовать. То есть если мы – это Святая Русь, то хорошо ли, плохо ли, бочком ли, на ступню ли ноги, но в общем в Царство Небесное мы как-то втешемся, как-то влезем, ввиду… см. пункты предыдущие.

Израиль находился в точно таком же заблуждении: коли это святая гора Сион, на которой Бог благоволил, чтобы был построен Ему храм, коли Он явил Себя в этом храме сошествием Шехины, проявлением Своего присутствия – понятно, не просто же так Он это сделал, – значит, Он видит за этим какую-то перспективу, можно жить дальше. Но, неприятная правда, все пророки будут говорить, что эта логика – ложная. Как мы вспоминаем: «Не надейтесь на обманчивые слова: „здесь храм Господень, храм Господень, храм Господень“» (Иер. 7: 4). То есть – «ну и что, что здесь Дом, не Мною ли сотворена вся вселенная, не вся ли она – Мой дом?». Гарантом связи с Богом является не отправление правильного культа (см. Ис. 1: 10–17) и даже – о ужас – не заслуги отцов (см. Иез. 18: 1–28). Гарант отношений – наличие этих отношений сейчас, поиск Бога всем сердцем (см. Иез. 18: 30–32) и соблюдение Его заповедей (см. Ис. 1: 16–20) – более ничего. Это важно иметь в виду и нам в том числе. Псалмы Сиона, скажем так, про святость и значимость народной святыни в космическом масштабе, но от переоценивания ее Бог предохраняет во множестве пророческих текстов.

Царские псалмы, как кажется, вполне просты – они живописуют царский быт: возведение на престол, вступление в брак и другие события в жизни царя и двора. Но очень рано они получают вторую перспективу – мессианскую. В каждый конкретный момент времени на престол Израильский восходит новый царь. Хороший ли он, плохой ли, но он – помазанник Бога, и как-то мы в ситуации его правления все равно живем, в том числе проживая ее и молитвенно. Но за всеми земными царями видна фигура безусловного Царя.

Безусловным и единственным истинным Царем Израиля является сам Бог. То есть Он не просто источник бытия как такового, Он источник и власти вообще, и властитель Израиля. В исторических книгах очень сложно развивается идея оформления властных структур в Израиле. Бог хочет, чтобы лидер мог выбираться харизматически, как в эпоху судей, но Сам Он сохранял права абсолютного суверена над Своим народом. Итак, в мирное время Израиль живет в соблюдении заповедей – «конституции от Бога», а в иное – молится Богу, и Он воздвигает судью, «кризис-менеджера», по какой-то одному Ему известной логике.

Жить в такой подвешенности сложно, и Израиль приходит к желанию себе царя: отсутствие ярма меняет на стабильность. Бог идет навстречу – дает царя. Но, во-первых, Он видит в этом отступление от идеи прямой теократии, власти не священства, а Самого Бога. А во-вторых, Он предлагает и этот тип властвования на сходных условиях: Бог будет сувереном царя. И после установления династии Давида Яхве даст ему уникальные обетования: «…Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его. <…> Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном… И будет непоколебим дом твой и царство твое на веки пред лицем Моим, и престол твой устоит во веки» (2 Цар. 7: 12–16). Но все дальнейшие израильские цари были вполне себе обыкновенными людьми, иногда даровитыми, а иногда и вовсе бесталанными, а после разрушения Иерусалима войсками Навуходоносора II в 586 году до Р. Х. династия Давида и вовсе потеряла свой престол…

Но ведь обетование Бога – непреложно. Значит, Царю над Израилем – быть! Так начинает формироваться идея Мессии (от מָשִׁיחַ, Mashiaḥ – «помазанник»), то есть уникального помазанника Израиля. Она очень рано начнет присутствовать и в текстах псалмов, или как минимум из них вычитываться. Так, в псалме про царский брак «предста царица одесную тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена» («стала царица одесную Тебя в Офирском золоте» [Пс. 44: 10]). Перед нами свадебная песнь, рождающаяся, возможно, из описания конкретного бракосочетания одного из царей Израиля (может быть, Ахава). Но вместе с тем Царь – Мессия, а Царица, дочь Тира, которая превозносится в тексте псалма, в нашей экзегезе часто интерпретируется то как Богородица, то как Церковь. Хотя исторически, возможно, это – Иезавель, самая ужасная из цариц Израиля, которая гнала пророка Илию, наводнила страну почитанием Ваала и завела институт его жрецов, платя им из царской казны. Таким образом, разрыв между прямым смыслом и экзегезой – грандиозный.

Значит ли это, что это прочтение, эта экзегеза неправильная? В данном случае – не значит. Это свидетельствует лишь о том, что с определенного этапа мессианский образ начинает жить свою жизнь. Условно – матрица текстов пророков, которые про Мессию говорят, как бы накладывается на матрицу псалмов и оставляет на ней свой отпечаток. С какого-то момента мы больше не можем смотреть на этот псалом как только на псалом про Ахава и Иезавель. Мы слышали Исаию, мы читали других пророков – и теперь мы все равно видим здесь уже совсем другую сумму образов: данную через пророческую перспективу. Убирать ее оттуда в угоду сухому, буквальному восприятию – это будет неправильно.

Последний из жанров псалмов – это псалмы премудрости. Они очень оригинальны внутри Псалтири. Это даже не молитва в прямом смысле слова, а скорее медитация (от лат. meditatio – «размышление») в классическом смысле слова, не имеющем ничего общего с «запросами во Вселенную». Псалмы премудрости – это молитвенное размышление над тем же блоком вопросов, которые рассматриваются в учительной литературе Ветхого Завета. Но в учительных книгах это развернутое теоретизирование, направленное в сторону социума, а псалмы – размышление, обращенное к Богу. В Екклесиасте, например, человек ищет ответы в своем уме и опыте, а в псалмах он в молитве поворачивает само вопрошание в сторону Творца.

Как самый острый, больной нерв, к Богу тут обращены вопросы про смерть и несправедливость – «Господи, а почему?..». Ответов они, как правило, не содержат. Как не содержит их и учительная литература: обостренных вопросов в ней целый пласт, а ответы практически не озвучиваются. Самый яркий озвученный – это ответ, данный в Книге Иова, но это ответ от опыта: Иову на всю огромную пережитую боль и страдания и на вопрос, обращенный к Богу, Бог не объясняет, что это происходит «потому что». Он вообще ему ничего особенного не говорит, Он является ему Сам, и уже это становится для Иова радикальным ответом, снимающим его вопросы: «Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне. Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов. 42: 4–6). О том же говорит и Христос в Евангелии: «…в тот день вы не спросите Меня ни о чем» (Ин. 16: 23). Сложно сказать, что имеется в виду: мы не спросим ни о чем, потому что мы получим бездну понимания, увидим, как все было задумано и реализовано от начала до конца, или же потому, что единство с Богом, соприсутствие Божие снимет этот вопрос, то есть он станет безынтересным. Здесь мы сказать ничего не можем, этого опыта мы не имеем, но перспектива может быть и одна, и другая.

После указания на жанры позвольте еще пару слов про основные литературные ходы, которые используют авторы псалмов. Их целый ряд, но, наверное, самым очевидным является параллелизм. Эту особенность замечал каждый читатель Псалтири: автор почти всегда ходит вокруг одной и той же мысли несколько кругов. Например: «Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих» (Пс. 33: 2) – что это, как не одна и та же мысль? «Я всегда благословляю Бога» и «я хвалю Бога непрестанно» – это же одно и то же. Параллелизм – один из самых популярных приемов ближневосточной литературы: он не уникален именно для Псалтири или Ветхого Завета, а характерен для ближневосточных текстов в целом. В нем проявляется ментальность жителей этой местности: они не пытаются, как греки, объяснить, чем объект «А» отличается от объекта «Б», определить все его базовые качества и свойства, для этого его препарировав. Их подход подчеркивает разные грани явления, показывает его с нескольких сторон, давая понять, что оно не одномерно. И, например, одна и та же хвала может играть оттенками. Ветхий Завет в принципе слабо соотносится с греческими системами мысли, и тот маневр, который сумела осуществить впоследствии культура, – ввести Ветхий Завет в парадигму античной мысли – очень интересный. Сами пророки, наверное, сильно бы удивились, когда о них стали бы говорить на языке Платона и Аристотеля: как минимум потому, что они в этих категориях даже не думали.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Гностицизм – совокупность религиозно-философских движений эпохи позднего эллинизма (II в.), имевших следующие характерные черты: 1) дуализм, относящий творение материального мира и его историю к сфере деятельности злого начала, действующего независимо от воли трансцендентного и неведомого Бога; 2) идея о необходимости и возможности спасения, которое понимается как освобождение и возвращение в божественную реальность ее элемента, присутствующего в человеке и, таким образом, заключенного в мире материи; 3) концепция «знания» (гносиса, греч. γνῶσις) как необходимой для спасения совокупности космологических и антропологических представлений, имеющей сверхъестественное происхождение, сообщаемой посредством особого откровения и доступной только избранным (Православная энциклопедия. Том XI. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2006. – С. 628).

2

Подробное рассмотрение Книги Плач Иеремии – в моей книге «Свитки». См.: Сатомский Александр, свящ. Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии. М.: Никея, 2023.

3

Священное Писание в иудаизме делится на три крупных раздела: Тора («Закон» – Пятикнижие), Небиим («Пророки» – большинство исторических и пророческих книг) и Кетубим («Писания» – Псалтирь, Книга пророка Даниила, учительные книги).