Полная версия
Путь, сотканный из жизней
Иван Овсяник
Путь, сотканный из жизней
Введение
Что, если наша жизнь – это не единственное путешествие? Что, если в глубине нашей души хранятся отголоски тысяч других судеб, тысяч других миров? Эти вопросы волновали человечество на протяжении веков, и вот, однажды, они стали реальностью для молодого человека по имени Владислав.
Эта книга – не просто история о поиске себя. Это хроника возвращения к своей истинной, многомерной сущности, где каждое воспоминание – это ключ к пониманию того, кто ты есть на самом деле. Это приглашение в путешествие, где грань между прошлым и настоящим стирается, а каждый шаг вперед – это шаг вглубь себя.
Добро пожаловать в мир, где душа сплетает свой путь из жизней.
Аннотация
Владислав жил обычной жизнью, но с самого детства его преследовали странные ощущения: необъяснимые дежавю, яркие, словно реальные сны и вспышки знания о местах и событиях, которых он никогда не видел. Эти вопросы не давали ему покоя, ведя на путь глубокого самопознания. Сквозь годы поисков и внутренних открытий, Владислав начинает свой удивительный путь вглубь себя, где каждая вспышка памяти открывает новую главу его души.
«Путь, сотканный из жизней» – это искренняя попытка человека вспомнить свои прошлые воплощения, пережить их заново, ощутить запахи древних городов, услышать голоса забытых эпох, прочувствовать радость и боль тех, кто был им когда-то. От жизни воина до судьбы творца, от властителя до отшельника – каждое воспоминание становится частью мозаики, которая складывается в единую, поразительную картину.
Эта книга – не эзотерический трактат и не фантастический вымысел. Это глубокое, философское
приключение, где
Глава 1. Необычное детство и первые отголоски
Иногда я думаю, что родился стариком. Не в физическом смысле – мне всегда было всего столько лет, сколько положено ребёнку, – но внутри я чувствовал себя древним, как будто жил уже тысячу раз и видел слишком многое, чтобы удивляться обычным вещам.
Когда другие дети гонялись друг за другом по двору, я мог сидеть на лавке и подолгу смотреть, как солнечные блики скользят по пыли. В этом было что-то завораживающее, почти священное, будто я вспоминал – да, я уже видел этот свет где-то раньше. Но где? В каком времени, в какой жизни? Тогда я не задавался этим вопросом прямо. Я просто чувствовал это.
У меня было странное чувство к старым вещам. Не к игрушкам, не к новым книгам – а именно к вещам с историей: потрескавшейся деревянной шкатулке, маминым старым кольцу с вытертым камнем, пожелтевшей фотографии какого-то далёкого родственника. Иногда я прикасался к ним и ощущал… не просто любопытство, а почти физическую волну – как будто что-то внутри меня откликалось, узнавало их.
Первый настоящий отголосок пришёл, когда мне было девять. Мы с классом ездили в старую усадьбу, превращённую в музей. Все носились по залам, щёлкали фотоаппаратами, а я остановился перед огромным зеркалом в резной раме. И вдруг – это трудно описать – я больше не был собой. На мгновение я увидел в отражении не своё лицо, а женщину в длинном платье с кружевами. Её взгляд был усталым, но таким родным, что я не испугался. Наоборот, мне захотелось протянуть руку, прикоснуться к стеклу.
Когда я моргнул, видение исчезло, и в зеркале снова был я – взъерошенный мальчишка с растрёпанной рубашкой. Но чувство не ушло. Оно жгло внутри, как шёпот: ты уже был здесь. Тогда я впервые по-настоящему задумался: почему я чувствую всё это? Почему я… помню?
После той поездки в музей я стал другим. Нет, я всё ещё ходил в школу, ел макароны на ужин и ругался с одноклассниками, но где-то глубоко внутри меня что-то щёлкнуло. Я начал замечать.
Это чувство было похоже на странный зуд памяти. Я мог пройти по улице и вдруг ощутить: я уже был здесь. И это было не обычное дежавю, которое длится пару секунд и исчезает, – нет, у меня возникало ощущение, что я точно знаю, какой камень лежит под ногами, как пахнет воздух в этом месте ранним утром и даже кто когда-то стоял вот у того дома с облупленной штукатуркой.
Однажды я сказал об этом матери. Мы сидели на кухне, она чистила картошку, а я, глядя на её руки, вдруг сказал:
– Мам, а у тебя когда-нибудь бывает такое, что ты помнишь то, чего с тобой никогда не было?
Она засмеялась:
– Ты про сны?
– Нет… про другое. Будто это… ну, твоя жизнь, но не эта.
Мама посмотрела на меня странно, но ничего не сказала. Только вздохнула и тихо произнесла:
– Ты всегда был у меня странный мальчик, Владик. Старый какой-то. Не по годам…
Я тогда обиделся. Не потому, что она меня не поняла – я давно привык к этому, – а потому что почувствовал себя слишком одиноким. Как будто никто на свете не сможет понять, что со мной происходит.
Но иногда я всё же находил тех, кто чуть-чуть меня понимал. Например, старый сосед Семёныч. Он жил на первом этаже, бывший геолог, всегда пах табаком и книгами. Иногда я заходил к нему, и мы пили чай на его кухне, заваленной картами и камнями.
Однажды я осторожно спросил:
– А вы верите, что душа… ну, живёт не один раз?
Семёныч посмотрел на меня пристально, так что я даже испугался, и вдруг сказал:
– Верю. Иначе откуда бы во мне было это чувство… будто я уже старше своих лет?
В тот момент я впервые почувствовал странное облегчение. Значит, я не один такой. Значит, это… нормально.
С каждым днём обрывки воспоминаний становились всё навязчивее. Иногда они накатывали в самые неожиданные моменты. Я мог сидеть на уроке истории, слушать про средневековую Европу – и вдруг чувствовать, как на плечах тяжелеет грубая шерстяная накидка, а в ушах звенит гул колоколов. И было страшнее всего то, что эти воспоминания не были кино в голове. Я чувствовал их.
В какой-то момент я начал записывать всё в тетрадь. Сначала это были короткие заметки: «сон о сирени», «девочка на мостовой», «звук колоколов». Но чем больше я писал, тем отчётливее всплывали детали. Казалось, что сами слова притягивают воспоминания, как магнит.
И именно в те дни я впервые по-настоящему испугался.
Это случилось вечером, когда я сидел у окна и писал очередную запись. Было уже поздно, дом затих. Я держал ручку и вдруг заметил, что пишу не тем почерком, что обычно. Буквы вытягивались, становились ровными, аккуратными, похожими на старинное письмо. И я понял – это не я пишу. Это она – та девочка с сиренью.
Рука дрогнула, и я уронил ручку. Секунду сидел, застыв, слушая собственное дыхание. Потом резко захлопнул тетрадь и убрал её в ящик стола. Мне было так страшно, будто я открыл дверь, за которой кто-то давно ждал меня.
Этой ночью я почти не спал.
На следующее утро я пошёл к Семёнычу. Он сидел у окна и чистил свою коллекцию камней. Я долго молчал, а потом выложил ему всё – про сирень, про сны, про тетрадь. Он слушал молча, только слегка подрагивали уголки его усов.
– Ну что, Влад, – наконец сказал он, – тебе повезло. Большинство людей до самой смерти живут вслепую. А ты… ты, похоже, начинаешь видеть.
– Но это страшно, – признался я. – Такое чувство, будто я… как будто я открываю чужую жизнь.
– Может, не такую уж и чужую, – хмыкнул Семёныч. – Иногда мы возвращаемся, чтобы вспомнить. А иногда – чтобы доделать то, что не успели.
Его слова застряли у меня в голове надолго.
На следующий вечер я не выдержал и снова открыл тетрадь. Долго сидел, уставившись в чистый лист, словно боялся прикоснуться к нему. Как только я взял ручку – сразу почувствовал, будто пишу не я – будто какая-то сила ведёт мою руку. И в этот момент всё вокруг исчезло.
Я больше не сидел в своей комнате. Я стоял на каменной мостовой, мокрой от недавнего дождя. Солнце только что выглянуло из-за облаков, и лужи отражали кусочки неба. Я чувствовал холодные капли на лице, слышал далёкий лай собак и стук копыт по мостовой. В руках у меня была та самая корзина с сиренью, и от неё исходил такой сильный запах, что я даже во сне – если это был сон – чуть не чихнул.
Я опустил взгляд и увидел руки – худые, загорелые, но не детские. Женские. Пальцы были в царапинах, ногти коротко обрезаны. На мне было простое платье, чуть мокрое от дождя. И я знал… точнее, она знала, что идёт по этой улице уже не в первый раз, как будто здесь есть что-то важное для неё. В эти несколько минут я перестал быть Владом.
В какой-то момент девочка подняла голову и посмотрела прямо перед собой – и я отразился в мокром стекле лавки. Это лицо – острые скулы, тёмные волосы, немного более взрослый взгляд для её возраста. И в нём было что-то, что разорвало меня изнутри – странная тоска, странное ощущение, будто я потерял её когда-то, давным-давно… хотя это был я.
Всё оборвалось так резко, что я чуть не упал со стула. Ручка выпала из рук, сердце колотилось, как после бега. Я сидел, тяжело дышал, и пытался убедить себя, что это всего лишь воображение. Но когда я посмотрел на тетрадь, мне стало совсем не по себе.
Там, на чистом листе, аккуратным ровным почерком были написаны слова:
«Сегодня он снова проехал по улице в своей карете. Смотрел в мою сторону, но не остановился».
Я перечитал эту фразу несколько раз. Я точно не писал её. И всё же… это были мои мысли? Или её? Я не мог понять, где в конце концов я начал её.
На следующее утро я снова пошёл к Семёнычу. Я буквально ворвался к нему, едва он открыл дверь.
– Семёныч, это уже не просто сны. Я… я видел её. Я чувствовал всё, что она думала. Это… это ненормально, да? – Я говорил быстро, запинаясь, как будто боялся, что он не даст мне договорить.
Старик выслушал спокойно, как всегда. Потом замолчал, достал с полки старую деревянную шкатулку и передал её мне.
– Открой.
Внутри было несколько старых, отполированных камней и пожелтевший медальон.
– Возьми в руки медальон, – сказал он. – Закрой глаза и просто слушай, что почувствуешь.
Я послушно взял медальон. Он был тёплым, будто хранил в себе чьё-то дыхание. И сразу перед глазами промелькнуло что-то: рука, сжимающая этот медальон; женский голос, шепчущий что-то о любви; чувство тяжёлой потери. Я резко открыл глаза и чуть не выронил его.
Семёныч тихо улыбнулся, словно именно этого и ждал.
– Видишь? Предметы помнят. И ты… ты, Влад, один из тех, кто может это чувствовать. Не сопротивляйся. Чем больше будешь закрываться, тем страшнее будет.
– Но зачем это всё? – я сжал медальон так сильно, что побелели костяшки пальцев. – Зачем мне это видеть? Я же… я не хочу чужих жизней в голове.
Старик чуть усмехнулся, но в глазах оставалась серьёзность:
– Может, это и не чужие жизни. Ты думаешь, память умирает вместе с телом? Нет, парень. Всё, что когда-то с нами было, остаётся с нами. Иногда возвращается, если приходит время вспомнить.
Он внимательно посмотрел на меня и добавил:
– И если ты начал видеть – это только начало.
Вечером того же дня я сидел у окна и смотрел на закат. Воздух пах свежестью и чем-то неуловимо знакомым, как в том сне. Я больше не пытался убежать от этих воспоминаний. Где-то внутри, под страхом и словами, зрела мысль: если это действительно часть меня, я должен узнать правду.
Я открыл тетрадь и написал:
«Я готов. Покажите мне ещё…»
И в тот же миг, словно в ответ, внутри что-то отозвалось – тихий, едва слышный шёпот, будто где-то далеко кто-то ждал меня.
Глава 2. Зов внутреннего мира и первые шаги
После того вечера, когда я впервые «провалился сквозь себя», во мне словно что-то щёлкнуло – как будто открылся замок, который ранее был заперт. Я не мог больше делать вид, что это просто странные сны. Всё внутри меня требовало ответа.
Я начал читать всё подряд – от книг по йоге до трактатов о сновидениях. Большинство казались странными, иногда даже смешными, но некоторые фразы звучали так, будто я уже слышал их когда-то давно и просто забыл. Иногда я даже смеялся над собой, перечитывая записи в тетради, – звучало так, будто это писал не я, а какой-то чокнутый мистик. Но всё равно я не мог остановиться.
Я садился в комнату на ковре, закрывал глаза и пытался «отключить мысли». Получалось плохо: в голове крутились школьные уроки, споры с одноклассниками и мамины упрёки. Но иногда, в редкие минуты настоящей тишины, по позвоночнику пробегал странный холодок – словно за моей спиной открывался темный коридор, ведущий куда-то далеко.
Порой воспоминания приходили внезапно – запах сирени на пустой улице, звуки далёких шагов, странное чувство, словно я иду по чьим-то следам. И это казалось реальнее, чем мой сегодняшний день.
Однажды вечером я зашёл в старую книжную лавку, где раньше иногда покупал учебники. Старый хозяин – сухощавый мужчина с прозрачным носом и глазами, в которых отражались десятки чужих историй, – заметил мое увлечение и молча протянул мне тонкую тетрадь без названия. На первой странице было написано всего одно предложение:
«Не ищи воспоминаний. Позволь им самим найти тебя».
Я не понял, шутит он или нет, но купил ее.
В ту же ночь я решил попробовать то, что читал в книге: лечь на спину, не двигаться и ждать, когда тело «заснёт сознанием». Минут через двадцать тело стало тяжёлым, как камень, дыхание замедлилось, и в голове возник низкий гул, похожий на далёкий водопад или раскат грома за горизонтом. Я чувствовал, как будто выскальзываю из собственного тела.
И вот – я стоял на узкой улочке, пахло мокрым камнем и дымом. Сердце билось не в моей груди – оно стучало где-то внутри нее, той самой девушки. Я видел ее руки, чувствовал ее страх и тоску.
Комната взорвалась темнотой, как бы лопнул мыльный пузырь, и я с криком дёрнулся, ударившись рукой о спинку кровати. Проснувшись, я долго сидел на кровати, вцепившись в одеяло, и не понимал – радоваться мне или бояться. Всё это было слишком настоящим, как будто я действительно побывал там.
На следующий день я рассказал об этом Семёнычу. Он слушал молча, потом сказал:
– Ты начинаешь вспоминать. Но помни: это не игра. Чем глубже пойдёшь, тем труднее будет вернуться.
Вечером я снова сел с тетрадью. «Я готов», – написал я. И в ответ, будто на другом конце кто-то услышал, в голове прозвучал тихий, почти неслышимый шёпот:
«Тогда иди».
Юность – это время, когда мир, кажется, как наоборот, раздвоен и противоречив, а в душе разгорается огонь поиска. Для меня этот период был тихим, почти незаметным, но с каждым днём он становился всё настойчивее и требовательнее к ответам.
Я начал пробовать разные пути, надеясь найти ключ к своим странным воспоминаниям и ощущениям. Медитация стала для меня первым открытием. Сначала это была простая попытка посидеть в тишине, сосредоточиться на дыхании, отпустить бегущие мысли. Секунды тишины казались вечностью, но именно в этой тишине я впервые почувствовал, как что-то внутри меня начинает пробуждаться. Это был тихий зов, неясный, но настойчивый.
Не сразу я понимал, как это работает, и иногда, что всё напрасно. Моя голова наполнялась скепсисом, и голос разума упрямо повторял: «Всё это фантазии. Ты просто думаешь о чуде». Но в моменты глубокой тишины, когда кажется, что весь мир замирает, я ощущал – это не просто мечты. Где-то внутри меня прозвучал другой голос, гораздо глубже и мудрее, чем любое предложение.
Осознанные сновидения стали следующим шагом. Я читал книги и статьи о том, как можно понять свои сны, как входить в них осознанно и использовать это для познания себя. Вечерами я пытался обработать каждый фрагмент сна, записывал их в блокнот, искал в них знаки и подсказки. Порой удавалось удержать сознание на грани сна и реальности – тогда перед глазами и возникали яркие образы, знакомые лица, места, которые казались такими реальными, что я мог почти дотронуться до них.
Но чаще всё превращалось в хаос, и я просыпался с чувством растерянности и тяжёлого, тревожного осадка. Борьба с самой собой была изнурительной. Я знал: внутри меня дремлет существо сильное, но путь к нему был непрост – будто прошёл сквозь туман по краю обрыва.
Йога и внешние практики стали для меня опорой. Они призваны успокоить тело и ум, внимательнее относиться к своим ощущениям. Я научился слышать свое сердце, понимать, когда страх – это просто страх, а когда внутренний голос пытается что-то сказать. Каждое движение, каждое дыхание стало частью моего пробуждения.
И вот, в один из тех вечеров, когда казалось, что всё бессмысленно и никаких «пробуждений» не будет, произошло нечто ожидаемое. В момент глубокой медитации, когда я был уже на грани отчаяния, перед моими глазами всплыла картина – дом, которого я давно не видел, старый сад, знакомый запах сирени, холодный ветер по коже. Я не просто видел – я чувствовал себя там, в том же времени и месте. Сердце ёкнуло, и я понял: это не просто фантазия, это воспоминание.
Это был мой первый настоящий опыт – вспышка прошлого, которая казалась яркой, осязаемой. Тогда же я понял, тот путь, который я выбрал, хоть и сложен, но ведет меня туда, куда я всегда хотел попасть – к себе по-настоящему.
С каждым новым днём внутренний голос становился всё громче. Он уже не был просто тихим шепотом, едва заметным среди шумной повседневности. Теперь это был зов – призыв двигаться дальше, несмотря на страх и рекомендации.
В поисках ответов я начал читать книги – духовные трактаты, философские размышления, рассказы о людях, переживших необычные опыты. Среди них была и книга, которая стала для меня чем-то вроде катализатора. Она связана с путешествиями души, о воспоминаниях, которые несёт человек через время, о глубокой связи между прошлым и настоящим. Страницы как бы оживали в моих руках, а слова касались самых потаённых уголков души.
Однажды, листая ее в своей комнате, я подумал – книга, похожая на меня, кажется, открывает нечто сокровенное. И тогда я решил: применить описанные в ней практики. Они казались простыми – дыхание, концентрация, визуализация – но потребовали полной отдачи и внутренней честности.
Первый опыт был одновременно пугающим и вдохновляющим. Во время медитации я чувствовал, как растворяется мое тело, как будто сознание выходит за пределы комнаты. Внутри меня зазвучала музыка – тихая, мелодичная, и вместе с ней возникло ощущение, что я не один. Где-то рядом – тёплый свет и присутствие, которое не поддавалось описанию словами.
Но затем наступил момент сопротивления – голос разума начал кричать: «Это иллюзия, сон, обман!» Я боролся с этим, пытаясь сохранить покой и доверие. Этот внутренний конфликт стал моим испытанием – первой настоящей борьбой с собственным скептицизмом.
С тех пор я знал, что путь не будет легким. Но именно эта борьба сделала меня сильнее. Она показала, что вера – это не просто принятие слов, а ежедневный выбор в пользу соблюдения неизвестности.
Вскоре я встретил наставника – человека, который понимал, что я ищу. Он не давал готовых ответов, но научил себя слушать, видеть глубже и доверять своим ощущениям. Его слова были просты, но глубоки: «Истина живёт внутри тебя. Не ищи ее вовне, пока не научишься слушать себя.»
С каждым днём я становился всё более осознанным. Вспышки воспоминаний становились всё ярче, страх уступил место любопытству и жажде познания.
Это было начало моего пути – длинного и тернистого, но самого важного в жизни. Пути, который, как я теперь знал, привел меня к себе и помог понять, кто я есть на самом деле.
Иногда мне хотелось всё это выбросить из головы. Слишком странным, слишком невозможным казалось происходящим. Я поймал себя на мысли: а что, если я просто всё это выдумываю? Если мой мозг играет со мной в какие-то свои игры, а эти «воспоминания» – всего лишь работа воображения?
Я пытался быть рациональным. Садился за стол, раскрывал тетрадь и читал свои записи вслух – как будто чужой текст. Иногда даже смеялся: «Ну и бред же, Влад… Девочка с сиренью, кареты, медальоны, прошлые жизни…» Но чем больше я пытался высмеивать это, тем сильнее внутри росло странное, почти осязаемое ощущение – я не имею права это отвергать.
Внутри меня боролись два человека. Один – осторожный, логичный. Такой, каким я учился быть. Другой – тот, кто уже знал, что за всем этим стоит правда, больше, чем я могу себе представить. Иногда этот второй голос звучал почти как шёпот за спиной:
– Ты же помнишь, Влад. Не притворяйся.
Были дни, когда я нарочно избегал медитаций и тетради. Пытался жить обычной жизнью: встречался с друзьями, делал уроки, даже играл в компьютерные игры, чтобы хоть чем-то развлечься. Но вечером всё возвращалось. Неуловимый запах сирены, будто кто-то только что прошёл мимо. Чужие образы, солдаты в полудрёме.
Я не хотел сдаваться, но и убежать не мог. Иногда я засыпал с упрямой мыслью: «Всё, хватит. Завтра я не буду этим заниматься», но просыпался среди ночи с чувством, что кто-то зовёт меня по имени. Не вслух – внутри. И этот зов был настолько настойчивым, что я смотрел на угол комнаты из кровати и просто ждал, когда оно снова наполнит меня видениями.
– Может, я схожу с ума? – как-то сказал я Семёнычу. Мы сидели на кухне, а он, как всегда, медленно крутил в руках свой любимый кварцевый кристалл.
– Может, и сходишь, – спокойно ответил он. – Но, знаешь, иногда это единственный способ увидеть мир таким, какой он есть. Большинство предпочитают оставаться слепыми. А ты… Ты уже сделал шаг. Остановишься сейчас – всю жизнь будешь жалеть.
Его слова задели что-то во мне. В тот вечер, вернувшись домой, я долго сидел перед тетрадью, не решаясь открыть ее. Внутри снова боролись страх и любопытство.
Наконец я наклонился и медленно раскрыл ее чистый лист.
– Ладно. Я больше не буду прятаться.
Ручка послушно легла в руку. И в тот же миг я почувствовал знакомое легкое покачивание пальцами – как будто кто-то снова взял мою руку в свою. И тогда я понял: пути назад больше нет.
Глава 3. Первое Яркое Воплощение: Урок Стойкости
После того, как я написал в тетради «Я готов. Покажите мне ещё…» , внутри меня что-то изменилось. Это было не просто решение, а глубокое, почти физическое принятие. Страх, который так долго сковывал меня, не исчез полностью, но теперь он был смешан с нестерпимым любопытством и жаждой познания. Я больше не пытался убежать от этих воспоминаний; я хотел их встретить, понять, кто я есть на самом деле, и почему эти жизни так настойчиво стучатся в мою дверь.
Я решил следовать советам, которые нашел в той старой книге о путешествиях души , и словам наставника : не искать воспоминаний активно, а позволить им найти меня. Я продолжал медитировать каждый вечер, но теперь это было не просто упражнение на концентрацию, а своего рода приглашение. Я садился в тишине, закрывал глаза и представлял, как мое сознание становится открытым сосудом, готовым принять все, что придет. Иногда это были лишь смутные образы, обрывки фраз, запахи, которые тут же исчезали, как дым. Но я ждал. Я знал, что рано или поздно придет что-то более существенное.
И оно пришло.
Однажды вечером, когда за окном уже сгущались сумерки, а в комнате было тихо, я сидел в своей обычной позе для медитации. Тело стало тяжелым, дыхание замедлилось, и знакомый низкий гул наполнил голову. Я чувствовал, как будто выскальзываю из собственного тела, как будто тонкая нить связывает меня с ним, но я уже не полностью в нем. Это ощущение было одновременно пугающим и невероятно притягательным. Я не сопротивлялся. Я просто позволил себе идти за этим чувством, словно за невидимой рукой, ведущей меня в неизвестность.
Внезапно гул усилился, превратившись в какофонию звуков, а затем резко оборвался. Я почувствовал резкий толчок, словно меня вытолкнули из темного туннеля, и мир вокруг меня вспыхнул. Но это был не мой мир.
Первое, что я ощутил, был запах. Тяжелый, влажный запах земли, смешанный с дымом от костра и чем-то еще, едким и незнакомым, но при этом глубоко въевшимся в воздух. Я вдохнул его полной грудью, и он заполнил меня, словно я дышал им всю свою жизнь. Мои легкие, казалось, были привычны к этому воздуху, плотному и тяжелому.
Я открыл глаза. Вокруг была полутьма. Я лежал на чем-то жестком, пахнущем соломой и старым деревом. Потолок был низким, из грубых, неотесанных бревен, сквозь щели которых пробивались тонкие лучи света. В углу комнаты горел небольшой очаг, отбрасывая пляшущие тени на стены. Воздух был прохладным, но не холодным, и я чувствовал легкий сквозняк, проникающий сквозь щели в стенах.
