Золотой мальчик

– Можете не разуваться, – на радость Вите буркнул дядя.

Женщина покосилась укоризненно, отец и дядя Леша сразу скинули обувь. Витя решил не рисковать сокровищами и остался в ботинках.

– А я ж вас не познакомил! – крикнул дядя Леша, будто только что вспомнил о правилах этикета. – Жинка моя, Соня! Соня, а это брат мой Толян, малой – Витек!

– Очень приятно, – вежливо, как учила мама, сказал Витя, стараясь компенсировать этой вежливостью то, что не снял обувь.

Соня улыбнулась, показав ровные зубы цвета магазинного сливочного масла. Все прошли на кухню. В углу висела прокопченная икона, на которой проступал покатый контур Богоматери с едва различимым младенцем. Полки на стене заставлены цветастой посудой и жестяными банками из-под кофе. В центре круглый стол, застеленный потертой клеенкой.

– Жинка, а сваргань нам к столу чего-нибудь вкусного! – Дядя Леша уже кланялся открытому холодильнику, обклеенному мраморной пленкой. – А мы пока крамбамбули дерябнем с какой-нибудь закусью.

Витя задумался, как обращаться к дядькиной жинке – Соня или тетя Соня. Решил пока, как говорит отец, не отсвечивать. Уселся на скамью, похожую на те, что стоят в парках. Посмотрел наверх. Потолок деревянный, будто ворсистый, из-под разводов белой краски в один слой проглядывало коричневое. На толстой пружине качался цветастый плафон, похожий на подол сарафана. Дядя Леша потянул его вниз, и стол залило, словно лучом прожектора.

– Жинка меня балует. – Дядя Леша развернул газетный сверток, достал две пухлые колбаски: темно-красную и серую. – Все свое, домашнее, пацан-то и не пробовал, наверное, вантрабянку нашу и пальцем пханку.

– Да это та же ливерка, – папа ухмылялся, задирая брата.

– Ну, не скажи, – неожиданно вставила Соня, снимая фуфайку и вешая ее на крючок в стене.

– О, мои поздравления молодым! – воскликнул папа, пялясь на обтянутый халатом на молнии живот, в котором будто прятался футбольный мяч.

– Спасибо. – Соня подставила щеку для поцелуя просиявшему мужу и положила руку под живот.

А может, баскетбольный…

Дядя Леша клюнул жену в подбородок и разлил напиток с веселым названием в две рюмки.

– Жахнем!

– За вас! – папа выдохнул, сделал губы квадратными и опрокинул рюмку в себя.

Оба зарычали, будто обожглись, зачавкали красными и серыми ломтиками. Папа крутанул на столе недорезанную баранку ливерки, посмотрел на Витю: будешь? Витя состроил гримасу: не буду.

– Леша, пойдем, поможешь мне из подпола достать кастрюлю!

Соня встала руки в боки, как пузатая сахарница. Дядя Леша жену не слушал и уже разливал новую порцию медной жидкости. Соня громыхнула ящиком с приборами, выудила оттуда половник и ткнула им дядю, как указкой.

– Леш, мне нельзя тяжелое поднимать.

– Ща, – дядя Леша повел плечом, точно отгонял назойливую муху.

Соня медленно вышла из кухни и крикнула уже из другой комнаты, мол, сколько можно ждать. Витя привык помогать маме, поэтому, не дожидаясь нового крика, молча прошел в спальню или гостевую – непонятно. Перешагнул через свернутый половик, ухватился за черное металлическое кольцо и с дощатым скрипом открыл люк. Подпол в половину Витиного роста был заполнен пыльными банками, в которых кое-где просматривались не то помидоры, не то моченые яблоки. Он сел на корточки и потянул двумя руками чугунную кастрюлю, на которую указала хозяйка. Воздух в погребе был густой и прохладный. Витя расшатал кастрюлю, выволок и, выжав вес, поставил ее в ноги Соне.

– Я теперь сама, спасибо, – сказала дядь-Лешина жена тоном, будто это Витя отказался дальше ей помогать.

– Если что, мне не сложно…

Соня уже не слушала, наклонилась (камушки на золотых висюльках в ушах нервно качнулись), охнула, выпрямилась, развернулась. Витя опустил люк на место, расправил половик. Он почти нагнал Соню, и вдруг она завизжала и уронила кастрюлю. Содержимое – густой мясной холодец – шмякнулось на пол. Аккурат рядом с ухом хозяйки пролетел ножик, ударился в стену и упал вместе с сухой чешуей отбившейся штукатурки.

Тетя Соня продолжала голосить, свиньи во дворе завизжали группой поддержки. Дядя Леша снова был сосредоточен: разливал из бутылки. А папка подскочил к Соне, чудом не пострадавшей, быстро заглянул ей в глаза, накрыл лапой плечо, сразу ставшее каким-то детским, легонько потряс.

– Сонька, прости нас, дураков, это я виноват.

Витя подумал, что это чистая правда. Это папина игра, он любит метать ножи, а еще больше дразнить других, чтобы тоже попробовали. Конечно, никто и близко не подходил к папиному результату. Внезапно Соня разревелась.

– Я к маме! – сквозь слезы крикнула она и выскочила из кухни, перешагнув через бурую мазню на полу.

Папа стянул с крючка фуфайку и побежал за Соней. Витя, чтобы не оставаться наедине с дядей, тоже рванул из дома. Сел на крыльце и стал рассматривать двор. Между двумя вишнями натянута веревка, на ней, как флажки, цветастые трусы и полотенца, каждую придерживает блеклая прищепка. Если сощуриться, кажется, маленькие птички доставляют семейники, а над ними кружат вороны, но не осмеливаются напасть из-за разряженного пугала. Недалеко от забора темнел водяной насос, похожий на чугунный заварочный чайник. Рядом собачья будка. Витя насторожился, вгляделся, возле будки серебристой змеей лежит крупная цепь. А пес неизвестно где.

– Ты чего здесь? Пошли в дом, – весело сказал отец, вернувшийся без Сони.

– Сейчас, – ответил Витя, хотя приходить ему совсем не хотелось.

– Куда она ускакала? – послышался голос дяди за спиной.

Витя вскочил на ноги. Дядя Леша зыркал на папу как-то зло, нехорошо.

– Она же сказала, к матери, ну я и проводил, – просто ответил папа.

– Ну да, ты у нас как всегда, – дядя Леша скривился и посмотрел на свиней. – Жрать охота!

Витя думал о том же. А мама наверняка сейчас готовит что-то пахучее, щекочущее ноздри, обдающее теплом и удовольствием.

– Есть тут семейка одна – Идиоткиных, – дядя Леша скорчил гримасу. – Собаку еще не завели, а сами вечно шастают по гостям. Погнали выкопаем у них картофан?

– Да ладно, что мы, малолетки какие – через забор лазать, – воспротивился отец, но по тону его Витя понял, что они все-таки пойдут к соседям.

– Ну или к Идиоткиным, – снова сморщился дядя Леша, – или давай свинью резать.

Папа засмеялся, и дядя Леша тоже. И вот эту его улыбку, как будто все еще злую, Витя вдруг вспомнил. Его, папиного брата, школьного физрука, хотели посадить за убийство, а он точно так же щерился и говорил, что не виноват. На охоте пристрелил подростка, своего ученика, потому что принял того за дикого козла.

Хозяин дома подхватил опрокинутое свиньями ведро и важно пошел со двора. Папа положил на Витины плечи свою ручищу, типа обнял, и вместе они последовали за дядей Лешей на «дело». Семья Идиоткиных, как понял Витя из дядь-Лешиной пьяной характеристики, с таким же успехом могла быть семьей Болвановых, Дураковых или Никчемкиных.

Уже стемнело. Безлюдная улица зудела сверчками. Кое-где тускло светили синеватые фонари и делали листву слоистой, то прозрачно-черной, то серебряной. Три тени из-под ног шагающих скользили в сторону бревенчатого терема, обнесенного высоким забором из могучей плахи.

Дядя Леша отступил, с вызовом глянул на препятствие и, к удивлению Вити, с легкостью пацана рванул, напрыгнул на забор. Ногой оттолкнулся от почтового ящика и исчез в темноте. Собаку беспечные соседи и правда не завели. Папа заозирался по сторонам, Витя подумал, что надо попробовать тоже прыгнуть. Приятная теплота вдруг проснулась в груди и потянула к терему вслед за дядькой. С той стороны забора послышалась возня, лязгнула щеколда и калитка отворилась. Витя скользнул во двор и устремился к окнам, от которых исходил тыквенный свет. Так Идиоткины дома! Отец как будто почувствовал, что с Витей неладно.