Неожиданное счастье

Александр Телегин

Неожиданное счастье

Пятнадцать лет назад я возвращался домой из Москвы, где был в командировке. Сев рано утром на Казанском вокзале, я оказался в купе совершенно один. День был совсем не летним – тёмным, холодным, шёл дождь – и я сладко заснул, согревшись под эржедовским одеялом, убаюканный плавным движением и монотонным стуком колёс.

Проснулся я, когда время приближалось к полудню. Поезд стоял на станции какого-то города, кажется, это была Рязань. Впрочем, я не ручаюсь, потому что ещё не совсем проснулся.

Едва поезд тронулся, в дверь купе постучали.

– Войдите! – сказал я.

Никто не вошёл.

– Войдите! – повторил я громче, думая, что стучавший меня не услышал.

Наконец дверь отъехала. За ней стояла женщина лет тридцати или чуть больше в сером плаще, тонкая, стройная с непокрытой головой и высоким калачиком густых золотистых волос. Но… Это была особенная женщина, такая особенная, что я вскочил ей навстречу со своего дивана, то есть, с нижней полки. Она была на костылях, и у неё не было ноги.

Она переставила вслед за костылями свою единственную ногу, слегка согнув её в колене, и перешагнула порожек купе.

– Простите за беспокойство, – сказала она, – у меня билет на место в этом купе.

– Пожалуйста, проходите, занимайте своё место. Вы куда едете?

– В Новосибирск. А вы?

– В Иркутск.

– Всё равно, вам придётся терпеть меня почти двое суток.

– Не беспокойтесь, мне будет очень приятно путешествовать…

– С женщиной без ноги?

– О нет, нет, при чём здесь это! Я хотел сказать, с очаровательной женщиной. Вернее, я хотел сказать: лишь бы вам было приятно ехать со мной. Впрочем, я заранее признаю за вами право потребовать избавить вас от моего присутствия. Я тут же смоюсь и поищу себе другое место.

– Но вы бы не сказали этого, будь у меня обе ноги. Впрочем, оставим в стороне мою инвалидность. Помогите мне снять плащ.

Я шагнул к ней. Она вынула костыль из-под мышки, и я проворно освободил из рукава её правую руку. Она вернула костыль на место, убрала левый костыль и стряхнула мне плащ на руки. Я подхватил его и положил на верхнюю полку. Она осталась в строгом голубом костюме и белой блузке.

Дверь снова отъехала, и проводница внесла большую дорожную сумку:

– Вот ваши вещи. Вам ещё что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо, – ответила женщина.

– Если что-то понадобится, – проводница взглянула на меня и запнулась, – молодой человек, надеюсь, передаст мне ваши пожелания.

– Да, да, я передам вам всё, о чём она попросит. Не волнуйтесь.

Проводница ушла.

Женщина ещё раз переставила костыли, перенесла вес на подмышечный валик, и, слегка согнув ногу в коленке шагнула вперёд … Как прекрасна была эта нога: длинная, с такими идеальными формами, что у меня дух захватило. Она, повернулась, опустилась на мягкую нижнюю полку, и молча стала смотреть в окно, держа перед собой костыли.

– Вы можете поставить костыли в угол, к окну. Там они не упадут, и вам будет легко достать их.

– Спасибо. Раз уж нам предстоит двое суток ехать вместе, не мешает познакомиться. Меня зовут Нина,

– А меня Сергей. Не хотите перекусить?

– Моя соседка тётя Дуся положила мне колбаски и домашних пирожков. Могу вас угостить.

– С удовольствием отведаю пирожков вашей соседки за вечерним чаем, а сейчас пора бы нам пообедать как следует. Вы сможете пойти со мной в вагон-ресторан?

– Я бы не хотела. Боюсь у посетителей от моего вида пропадёт аппетит.

– Ну что вы, Нина! Вы красивая женщина. В этом костюмчике вы просто обворожительны. Я говорю вам это совершенно искренне.

– Нет. Мне пришлось сегодня много ходить. А туфли… Вернее тýфля, новая, жёсткая и, кажется, порядочно натёрла мне ногу. Мне больно даже стоять, не то что ходить. А являться в вагон-ресторан босиком, согласитесь, как-то моветонно. Я лучше здесь перекушу тем, что положила мне соседка.

Она сняла чёрную блестящую туфельку и повернула стопу на свет.

– Нина! Да вы растёрли ногу до крови! – воскликнул я, разглядывая рану над её пяткой. – Как же вы так?!

– Обстоятельства. Надо было спешить. А от моего дома до города три километра.

– Вы сели в поезд в этом городе? Неужели некому было подвезти?!

– До города автобус из нашего села отходил через два часа, а ехать надо было срочно. Пришлось идти пешком.

– Надо обработать и заклеить бактерицидным пластырем.

– Пластыря у меня как раз нету.

– Пойду спрошу у проводницы.

– Не надо. Я всегда ношу с собой бинт. Забинтую. А вы идите в ресторан, обедайте, не обращайте на меня внимания. А я пока окажу себе медицинскую помощь и переоденусь.

– Еду из вагона-ресторана можно взять сюда в купе. Я схожу и принесу. Мне ужасно хочется отобедать вместе с вами. Что вам взять?

– Если так, то какой-нибудь салатик и рыбки.

– Хорошо. Бинтуйте ногу, переодевайтесь, я вернусь через десять минут.

Когда я вернулся, Нина сидела за столиком с забинтованной ступнёй и смотрела в окно, за которым проплывал тёмно-зелёный лес, над которым, словно снежные горы, поднимались в небо облака. Она была в длинном белом платье с цветочным узором.

– Проводница принесла постельное бельё, – сообщила Нина.

– Прекрасно. А я принёс обед: салат, картофельное пюре с рыбой, как вы заказывали. Я взял себе то же самое. И вот, бутылку коньяка. Будете?

– С вами буду. Знаете, мне кажется, что вы хороший человек.

– Постараюсь не разочаровать вас.

Она улыбнулась.

Я открыл контейнеры, разлил по пластмассовым стаканчикам коньяк:

– За знакомство, Нина!

– За знакомство, Серёжа!

Мы выпили и стали есть салат.

– Простите за любопытство, Нина, вы по какой надобности едете в Новосибирск?

– А вы по какой, Серёжа?

– Я первый спросил!

– А! Святое правило из детства! Ну, скажем так, по семейным обстоятельствам. А вы?

– Я был в Москве в командировке. Возвращаюсь домой.

– Мне почему-то кажется, что вы инженер-железнодорожник. Я угадала?

– Почти. Я диспетчер на железнодорожной станции. Даже старший диспетчер. А вы? Ой, простите…

– Почему же «простите»? Вы подумали, что я пенсионерка? Отнюдь, как говорил, наш Егор Тимурович1. Я учительница. Преподаю русский язык и литературу. Вы, наверное, хотели спросить, как я работаю без ноги? Как-то получается. У меня в классе кресло-коляска. По школе я передвигаюсь на ней. Дети меня любят. Представьте, даже те, кто на уроках других учителей ведут себя вызывающе, на моих смиряют своё буйство. Они любят меня, я люблю их. У меня всё прекрасно.

– Давайте тогда выпьем за то, чтобы у вас всегда всё было прекрасно.

Я налил в стаканчики ещё по пятьдесят граммов. Мы чокнулись и выпили.

– Коньячок-то любите? – спросила она.

Я понял и подхватил её игру:

– Угу… Ну нет… по праздникам2.

Она засмеялась:

– У нас с вами, Серёжа, один культурный код.

– А знаете, Нина, ведь по роману Пашка Колокольников – сын Ефима Любавина. У Шукшина Любавины с Родионовыми после войны примирились. Дети злейших врагов помирились!

– А внуки опять поссорились.

– Увы.

– Вы любите Шукшина, Серёжа?

– Конечно! Какой же русский не любит Шукшина?!

– Вы читали «Я пришёл дать вам волю»?

– Пока нет. Но раз вы читали, и я прочитаю. Вот приеду домой и сразу пойду в библиотеку.

– Какой вы смешной.

– Какая вы милая, Нина! Как вам идёт это платье! Вы в нём такая стройная.

– Откуда вы знаете? Вы видели меня в нём только сидящей.

– У меня есть воображение. Я представил вас стоящей. Уверен, что в действительности вы в нём ещё стройнее.

Я не заметил, как долго мы так болтали, не помнил о чём, а запомнил только, что нам вдвоём было очень хорошо.

За окном начало темнеть.

– Серёженька, – сказала наконец Нина, – ты не поможешь мне спрятать мою сумку? Она такая громоздкая.

– Да уж! Как же ты её донесла?

– Меня сопровождали мои соседи дядя Вася и тётя Дуся.

– Давай, Ниночка, поставим её под крышку нижней полки. Тебе придётся встать.

– Где моя туфелька? Мне ведь и в туалет надо сходить.

– Ты ещё больше натрёшь ногу. Лучше я дам тебе свои шлёпанцы. Я взял их из дому. Шлёпанцы для командировочного – первое дело. У них нет задника и твоей ноге в них будет покойно.

Я вытащил из-под столика шлёпанцы и положил к ногам Нины:

– Грибка у меня нет. Хотя, на всякий случай, протру-ка их коньяком.

– Мне только правую, – сказала она. – «Хорошо тому живётся, у кого одна нога. Тому пенсия даётся и не надо сапога».

– Тебя проводить? – спросил я.

– Я справлюсь, – ответила она.

– Тогда пойду отнесу в вагон-ресторан их посуду.

– Её надо сдавать? Разве она не одноразовая?

– Не знаю. Отнесу на всякий случай. Не нужна – пусть выкинут в мусор.

– Да, Серёжа, возьми денежку за обед. Сколько я тебе должна?

– Нина, ты не представляешь себе, как обидишь меня, если будешь на этом настаивать.

– Тогда не буду. Прости меня, Серёжа.

Когда я вернулся в купе, Нина спала. В разрезе платья до колена была видна её нога с забинтованной ступнёй. Я осторожно накрыл её одеялом, лёг на своё место и тут же заснул.

Часов в десять вечера мы проснулись оттого, что в купе стучала проводница. Она принесла чаю.

– Слушай, Серёжа, – всполошилась Нина, – я совсем забыла о тёти Дусиных пирожках, им уже сутки, давай съедим их, пока они окончательно не зачерствели!

– Ну давай! Не дадим пропасть соседкиным трудам! Где они?

– В пакете.

– Где пакет?

– В дорожной сумке.

– А сумка в диване, то есть под нижней полкой. Придётся тебе опять встать. Кстати, как твоя пятка?

– Нисколько не болит. Ей так уютно в твоём шлёпанце, и она наслаждается запахом коньяка.

Я достал пакет с пирожками.

– Какие вкусные пирожки! – похвалил я.

– У тебя с чем?

– С капустой.

– Там ещё есть с яйцами и зелёным луком. Ну-ка ответь, каким пирогом угощался Чичиков у Коробочки? Это я тебя спрашиваю, как учительница русского языка и литературы.

– Помню, что этот добрый человек сворачивал три блина, макал их в растопленное масло и отправлял себе в рот. Помню, что он проделал это три раза. А вот пирог не помню. Но позволю себе предположить, что пирог был вкусным.

– Фуй-фуй, двойка тебе по литературе! Пирог был пресный с яйцом, и Чичиков съел с небольшим половину.

– Держи тогда ответный удар! Чем должны были изумить Чичикова ноздрёвские собаки?

– Наверное необыкновенной блохастостью. Помнишь, Ноздрёв сказал своему человеку Порфирию: «Я же тебе приказал вычесать блох у этого щенка!» – «Да я вычёсывал!» – «Врёшь, и не думал чесать! Небось, своих ещё напустил!»

Мы с Ниной покатились со смеху: «Ай да, Гоголь! Ай да сукин сын!»

– И тебе, Нина, двойка! Собаки Ноздрёва изумляли бочковатостью рёбр и комкостью лап, которые у них были уму непостижимыми!

И мы снова захохотали, просто так, от радости или ещё от чего-то.

Пришла проводница за стаканами.

– Очень кстати, – сказал я. – У нас остался пирожок.

– Возьмите пожалуйста! – предложила Нина. – Вам ведь не воспрещается?

– В общем нет. Это же не взятка.

Проводница взяла пирожок и села рядом с Ниной:

– Вы так хорошо смеялись. Мне даже завидно стало. И вообще, вы мне нравитесь. В вас есть что-то солнечное.

Она прикусила пирожок:

– И пирожки у вас замечательные. Вы стряпали?

– Нет, соседка.

– Ну ладно. Никто не мешает, не беспокоит?

– Что вы! – сказала Нина. – У нас замечательный народ.

– Ну и прекрасно. Хотя народ попадается разный. Даже бандиты встречаются. На меня саму один такой напал. Лет десять назад. Смотрите, как руку порезал. А порядка в последнее время, действительно больше стало. Ну ладно, не буду вам мешать радоваться жизни. Спокойной ночи.

И она ушла, дожёвывая пирожок.

Мы угомонились только в первом часу. Я вышел из купе, и Нина переоделась в ночную рубашку и распустила волосы.

Ночью я просыпался раза два и чувствовал необыкновенную радость. На соседней полке спокойно и ровно дышала красивая женщина, которая внезапно стала для меня дороже всех на свете. Я тут же засыпал, но и во сне был счастлив.

Я проснулся, когда было уже светло. Небо было ясным, солнце стояло высоко. На моих часах была половина седьмого. Поезд шёл по какому-то городу. На переездах перед шлагбаумами стояли в очереди машины. По улицам спешили редкие прохожие.

Нина спала, лёжа на спине, немного выше талии укрытая одной простынёй. Она была в ночнушке, её золотые волосы были распущены и волнами лежали на плечах и подушке. Я встал и потихоньку стал одеваться, не спуская с неё глаз. Я наслаждался. Румяное ото сна лицо; прямой, немножко курносый носик; мягкие, чётко прорисованные дужки русых бровей. И неприкрытые простынёй круглые волнующие возвышения под тонкой бледно-розовой тканью ночной рубашки.

Я смотрел и смотрел на эту восхитительную картину, не в силах отвести от неё взгляда.

Вдруг Нина проснулась и открыла глаза. Она увидела меня, и радостная, счастливая улыбка осветила её лицо:

– Доброе утро, Серёженька!

– Доброе утро, милая Нина! – ответил я, не выразив и сотой доли любви к ней. – Как ты спала?

– Замечательно! И всю ночь видела счастливые сны. Просыпалась два раза и удивлялась: «Отчего я такая счастливая?!» А ты?

– И я, проснувшись, удивлялся тому же.

– Сколько времени, Серёженька?

– Минут десять седьмого.

– Надо вставать! Надо идти умываться, пока нет очереди.

Она сбросила с себя простыню и села. Я едва не вскрикнул, увидев, как её ночная рубашка слева под прямым углом спадала до самого матраса.

– Ты одевайся, Нина, я подожду тебя в коридоре.

Через несколько минут вышла Нина. Она была во вчерашнем длинном платье, но с распущенными волосами. На плече у неё висело полотенце, в одной руке была мыльница, в другой зубная щётка и тюбик с пастой. Я проворно отобрал у неё всё это, и она пошла вперёд. Я последовал за ней, наблюдая, как грациозно переставляет она между костылями свою очаровательную ногу, чуть сгибая её в колене.

Туалет был занят, но в очереди никого не было кроме седовласого старика лет семидесяти. Когда мы подошли, из туалета вышел молодой человек в майке и, не обращая ни на кого внимания, пошёл к своему купе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Е.Т. Гайдар.

2

Диалог тётки Анисьи и дяди Кондрата из фильма В.М. Шукшина «Живёт такой парень».