Хранители Рубежей и Гостья из прошлого или Дело 12 ведьм

– Кто такая Эллина, кстати? – поинтересовалась я. Ганимед вздрогнул всем телом, споткнулся. Судя по тому, как его руки сначала чуть разжались, а потом снова сжались, он с трудом преодолел искушение уронить меня на пол. Тем не менее, он ответил на мой вопрос.

– Эллина – моя жена… Она погибла месяц назад… – его голос почти звенел от переполнявшей его боли. И на меня в очередной раз сокрушающей волной накатила потребность хоть как-то утешить его, хоть чем-то помочь. Это дело, над которым он работает, – размышляла я, – возможно, я смогу ему чем-то помочь. Ладно, не буду пока сбегать. Сбегу как-нибудь потом, – пообещала я себе.

– Я хочу помочь с расследованием, – сообщила я блондину.

– Спасибо, – он устало кивнул. – Но сначала отдохни.

После чего меня положили на мягкую кровать. Укрыли теплым одеялом. Ганимед что-то прошептал, и я мгновенно провалилась в сон.

Глава 2

Только в самолете Ганимед смог снова более или менее ровно дышать и спокойно думать. То, что женщина, которую он полюбил, впервые за три тысячи лет оказалась внешне похожей на Пандору – не могло быть совпадением. Здесь явно не обошлось без Афродиты, которая так и не простила ему отказа.

Ирония судьба заключалась в том, что богиня любви и красоты не смогла устоять перед Ганимедом, а он хоть и был польщен ее вниманием, не смог, хотя очень старался, ответить ей взаимностью.

В том, что Афродита рано или поздно ему отомстит, он тогда не сомневался, но с тех пор прошло много лет, и он решил, что она о нем забыла. К тому же Ганимед предпринял радикальные меры и наложил на себя иллюзию. Последнюю тысячу лет, все без исключения, видели в нем мужчину около 40 лет довольно посредственной внешности. Очевидно, кроме Пандоры – иначе бы она его не узнала с первого взгляда.

Пандора… ее нечеловечески прекрасные глаза, это первое, что заставило его усомниться в том, что она Элина и вообще человек. Поразительные, бездонные сине-фиолетовые омуты, обрамленные длиннющими иссиня-черными ресницами, гипнотически-колдовские. И… недоверчивые. Такие же глаза были у Метиды, портрет которой, по сей день, висит у Зевса в личных покоях.

И Зевс, и Мойры – навязывают ему опеку над Пандорой, а он даже смотреть на нее не может без содрогания, так сильно она напоминает ему Элину. Это же ад смотреть на живую копию любимой и понимать, что это лишь похожая оболочка. А еще эти чужие глаза на таком родном лице. Его знобило каждый раз, когда он случайно заглядывал в их омут. Он предпочитал иметь дело с обычными человеческими глазами. Нет, с Зевсом, запылавшим отцовской любовью, просто увидев эти глаза, все понятно. Ему пришлось пожертвовать Метидой, своей единственной любовью, чтобы не повторить судьбу Кроноса. И то, что она умудрилась дать жизнь их дочери – Зевса скорее порадовало, чем напугало. Опасность для Зевса представлял их с Метидой сын, а не дочь. Ганимед даже не удивился бы, узнай, что теперь Зевс ищет подтверждение тому, что пророчество о сыне отменено, и Метиде можно дать свободу. Но простит ли Зевса Метида? Вот в чем вопрос.

Ганимед был другом Зевса, настоящим и, пожалуй, единственным, но конкретно в ситуации с Метидой, симпатии Ганимеда были на ее стороне. Он поморщился как от зубной боли, вспоминая, как он сам стал доверенным лицом Зевса, и чем ему пришлось пожертвовать: юный Ганимед помог могущественному богу выпутаться без ущерба для репутации из очень щекотливой ситуации, ничего не попросив взамен. По понятным причинам, разглашению подобная ситуация не подлежала, и ему пришлось смириться с тем, что отныне и, вовеки веков, боги и люди будут видеть в нем выскочку, соблазнившего Зевса и получившего за этого бессмертие и должность виночерпия. Обидно было еще и потому, что он не просил быть приравненным к богам, не хотел подниматься на Олимп, и не нуждался в собственном созвездии. Зевс все это ему навязал, решив, что семнадцатилетний Ганимед слишком юн, чтобы знать, что для него лучше. Впрочем, обидно и стыдно было только первую тысячу лет, потом стало плевать на мнение всех и вся, к какому бы миру они не принадлежали.

Ганимед тряхнул головой, как будто разгоняя пыль древних воспоминаний, и мрачно пробормотал себе под нос: – Ну, и что толку, переливать из пустого в порожнее, опекунства над Пандорой мне, все равно, не избежать! Зевсу не отказывают! – и углубился в чтение отчетов, подготовленных для него патологоанатомом, криминалистами, аналитиками и штатными магами.

После того, как семь недель назад было обнаружено тело Элины – его команде удалось обнаружить еще четыре тела. Последнее из тел откопали несколько часов назад в графстве Уилтшир.

Канада, Англия, Норвегия, Финляндия, Швеция – убийца проявлял непонятную пока привязанность к северо-западному сектору планеты. В Гренландии, Исландии, Бельгии и Дании – к поискам уже приступили. Вот, вот начнутся раскопки в Мурманске, где-то на севере России.

Как только стало понятно, что ритуальные убийства и сопутствующие ритуалу стихийные атмосферные явления – связаны между собой, обнаружение тел стало лишь вопросом времени. Аномальные стихии, совпадающие с полнолунием, указывали на местность, а трещины в пространственных стенах – подтверждали магическую подоплеку возникновения катаклизма. Убийца выбирал только давно заброшенные кладбища, возможно для того, чтобы не было никаких энергетических помех. Как и в случае с Элиной, все магические и физические следы были тщательно уничтожены, поэтому приходилось вскрывать могилу за могилой. Все найденные тела были магически законсервированы, поэтому, каждый раз, казалось, что девушка просто спит. С каждым обнаруженным телом Ганимед все больше убеждался, что убийца убивает поневоле, не получая от процесса убийства никакого удовольствия, наоборот терзается раскаянием. Отсюда и магическая консервация. Очень похоже на то, что убийца надеется вернуть их к жизни, как только достигнет своей цели.

Даже для самого цивилизованного высшего темного – это слишком гуманная позиция по отношению к смертным, – подумал Ганимед, – демоны в принципе не способны ценить человеческую жизнь. Когда темный принимает решение, что кем-то нужно пожертвовать ради себя любимого – он жертвует, не озабочиваясь муками раскаяния о содеянном. Сожаления, чувство вины и угрызения совести – это удел, тех в ком присутствует божественный свет. Это значит, что можно исключить всех чистокровных сущностей из миров Мглы, Хаоса и Эреба. Это не их почерк.

В том, что проход готовится для всадника Апокалипсиса – Войны, сомнений не было. Но, почему же были выбраны светлые ведьмы? Для создания прохода вполне достаточно энергии серых и даже темных магов. А учитывая, «гуманность» убийцы – Ганимед был уверен, что тот предпочел бы более темные души, если бы у него был выбор. Что-то было не так, что-то он не учитывал. В случаях, когда Ганимед, чувствовал критический для дела подвох, но не мог его нащупать, его дар эмпатии ощущался как проклятие. Дурное предчувствие захватывало его целиком, вызывая головную боль и тошноту, мешая трезво мыслить. Ганимеду приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы абстрагироваться от тревожащей мысли, и посмотреть на ситуацию со стороны. Но чем сильнее он абстрагировался, тем интенсивнее становилась головная боль и тошнота.

Ганимед растер виски, принял жменю обезболивающих, и нажал экран монитора, вызывая на связь ведущего аналитика агентства, Эфалида, полубога, обладающего феноменальной памятью.

– Привет, босс! Чем могу быть полезен? – Эфалид, как всегда, был в отличнейшем расположении духа. Ганимед по-хорошему завидовал этому качеству и не уставал удивляться.

– Привет. Знаю, что Вы очень заняты, но попроси Астрею и Медею присоединиться к нам, и давайте пройдемся по фактам еще раз. Что-то не сходится, что-то беспокоит меня, но не могу ухватить мысль за хвост…

– Им! Привет! Как ты? – это была Астрея, самая человеколюбивая из богинь. Зевс с трудом уговорил ее покинуть мир смертных на заре «железного века», но как только Ганимед возглавил ВАОПР – она сразу же покинула свое комфортное созвездие и напросилась к нему в помощницы.

– Босс! Сколько лет, сколько зим. Мы уже и забыли, как вы выглядите. А вы уверены, что вы наш босс, какой-то вы совсем серый… – это была Медея. Сильнейший маг, обладавшая глубочайшими познаниями всех возможных магических дисциплин, но к этим незаменимым качествам также прилагался очень паршивый характер, и абсолютное отсутствие какого-либо такта.

Привычно проигнорировав шпильку Медеи, Ганимед ответил сразу всем и, в общем: – Я нормально. Давайте к делу. Эфалид начинай с самого начала, что мы знаем…

– Все началось с того, что Элина связалась с тобой в ночь ее убийства.

– То есть, убийца, вероятней всего, осведомлен кто я. Или это могло быть совпадением, что для ритуала была выбрана Элина?

– Нет. Им. Не думаю, что это было совпадение, – уверено сказала Астрея. Все остальные обнаруженные девушки были резидентами страны, в которой были убиты и захоронены. Элина же – выросла и жила в Греции. А убита и захоронена в Канаде.

Ганимед согласно кивнул и продолжил мысль Астреи: – То, что Элина для меня много значит – было понятно любому, но о том, что я – Верховный Хранитель Рубежей знает очень ограниченный круг.

– Согласна, – кивнула Астрея. Но новость одновременно хорошая и плохая. Хорошо, что круг подозреваемых очень сужается, плохо – что кто-то или из сонма богов или из сотрудников ВАОПР.

– Мне не нравится наша версия с пришествием Всадника…, – осторожно, но твердо отметила Медея.

И Ганимеду показалось, что он пропустил несколько сердечных ударов, от чего тошнота и головная боль озадачились и отступили. Ему самому что-то не нравилось именно здесь. – Что конкретно тебе не нравится? – уточнил он.

– Зачем было убивать двенадцать светлых ведьм? Не магинь, а именно ведьм. Подошли бы и темные и серые, и не обязательно ведьмы. Такой бешеный уровень подготовки, столько усилий, но пройти все равно сможет только один единственный Всадник – Война. А что для Земли в ее теперешнем состоянии еще одна война?! Не более чем дополнительный повод для новостей.

Ганимед слушал Медею и, почти физически ощущал, как его легкая и неуловимая как пар, мысль, загустела, живительной влагой пролилась на дурное предчувствие, и оформилась в догадку: – Еще одна Война – это диверсия! – почти выкрикнул Ганимед. Расчет на то, что мы среагируем, как обычно, бросим все силы на то, чтобы Всадник не остался здесь и не набрался сил…

– А в это время, – продолжала уже Медея – нечто отсюда проникнет в мир Гемеры – и равновесие будет нарушено. Вот зачем были нужны светлые души! Протянуть что-то темное за границу светлых миров можно только завуалировав это мощной и чистой энергией света.

– Неужели Афродита как-то с этим связана? – Ганимед не заметил, что думает вслух…

– Кхе, – Кхе – это была Астрея, – покашливание заставило Ганимеда отвлечься от слишком громких «мыслей». И он увидел ошалевшие от любопытства глаза Медеи и опечаленного Эсфалида, понявшего уже, что продолжения откровений не будет.

– Спасибо всем. Вы мне очень помогли, – сказал Ганимед и отключился. Он понимал, что объясниться ему все равно, наверное, придется. Но как-нибудь потом. Сейчас у него были более насущные и неотложные задачи…

– Нет, убить хладнокровно двенадцать девушек – на это Афродита не способна, – развивал свою мысль Ганимед. – Сомнений нет, отвергнутая Афродита под действием эмоций – способна уничтожить любого, причинившего ей боль. В свое время, она бы уничтожила его, но Зевс ей не позволил. Мстительная, как и все боги, она нашла способ отомстить сейчас, поэтому и внушила ему любовь к Элине, откуда-то зная, что той отмерян недолгий срок жизни. И выбрала она Элину, потому что знала, что Зевс обязательно навяжет Ганимеду опекать свою дочь Пандору, а Элина как две капли воды похожа на эту самую дочь. Но Афродита никогда бы не пошла на убийство невинной души. Афродита никогда бы не стала соучастницей подобных преступлений. Афродиту просто использовали в темную, сыграв на ее неутоленном чувстве мести.

– Афродита – наш самый ценный свидетель на данный момент, – мрачно констатировал Ганимед, но на мои вопросы она не станет отвечать – даже если от этого будет зависеть судьба Вселенной! Однако, с Пандорой – она не откажется встретиться, хотя бы для того, чтобы попробовать внушить ей чувства ко мне, – усмехнулся своим мыслям Ганимед. – Афродита хорошо знает своего отца и понимает, что если я разобью сердце еще одной его дочери, особенно той, у которой глаза Метиды, то Зевс лично упрячет меня в Тартар. Но если с Элиной Афродита попала в точку и месть ей удалась, то с Пандорой ей не повезло – на дочерей Метиды ее чары не действуют. Но это не остановит Афродиту – она все равно попытается. Ганимед был уверен в этом настолько же стопроцентно, как и в том, что Афродита обязательно захочет помочь найти убийцу девушек, когда узнает, в чем дело. И еще не хотел бы Ганимед оказаться на месте того, кто использовал и обманул Афродиту.

Глава 3

Когда Ганимед спускался по трапу в аэропорту Эймсбери, Солнце уже клонилось к закату. Ганимед посмотрел на часы и прикинул: "До наступления темноты еще часа четыре, даже пять. Это хорошо – успею сделать все, что на сегодня запланировал".

Июльский только-только начавший остывать раскаленный воздух был напоен ароматом трав, цветов и чего-то еще неуловимого и смутно знакомого, сладковатого не имевшего ничего общего с ароматами земли или лета. Это был тревожащий, бередящий душу, приторный и удушающий запах свежей крови. Но, как только Ганимед определил принадлежность этого запаха, он как наваждение тут же улетучился. Будучи эмпатом, Ганимед философски относился к кульбитам своего подсознания, но никогда не сбрасывал их со счетов как ничего не значащие. Вот и сейчас, он был уверен в том, что запах пришел к нему не просто так. Он обязательно еще подумает об этом обстоятельно, но позже, – пообещал себе Ганимед.

– Босс! Я здесь! – закричал Эфалид, заметив, что Ганимед застыл в нерешительности на четвертой ступеньке трапа.

– Ох, уж, эти эмпаты, – бормотал себе под нос Эфалид, – их, в принципе, нельзя и близко подпускать к местам с таким накоплением древней силы как в Стоунхендж. В том, что Ганимед, что-то такое почуял в воздухе – Эфалид не сомневался, но не собирался задавать вопросы. Если босс захочет, то сам расскажет.

– Привет! Извини! Задумался. Ну, что ж рассказывай, какой силы была буря? Я читал, что тут еще и шаровые молнии летали?! Завораживающее, наверное, было зрелище…

– Могло быть и хуже. Бурю, по шкале Бофорта оценили в восемь баллов. На шаровые молнии я опоздал, но рассказывают, что это было что-то невероятное, как только разыгралась буря, воздух сам по себе стал наполняться электричеством и даже потрескивать. Те, кто наблюдал в окно, утверждают, что в какой-то момент прямо из воздуха вдруг материализовались миллиарды огненных искорок, управляемых невидимой, но могучей силой, которая заставила их образовать несколько десятков огненных шаров. Но как только сформировались шары, невидимая сила, как будто бы потеряла над ними контроль, и шары эти начали вести себя, как ополоумевшие гоночные машины на автодроме.

– Неужели никому не пришло в голову снять это на видео? – в голосе Ганимеда звучали такие понятные Эфалиду разочарование и почти детская обида…, что тот сжалился над другом: – А то! 21-й век на дворе. Сотни видеозаписей с самых разных ракурсов!

– Что тяжело было именно с этого и начать? – ворчливо поинтересовался Ганимед.

– Не, не тяжело, но не интересно! – подмигнул ему Эфалид. – Так что? На кладбище или светлячков на автодроме смотреть?

– Естественно на кладбище. Я же работать приехал! – все также ворчливо сообщил Ганимед.

– Кто бы сомневался. Сплошная работа и никакого веселья с тобой босс! – подразнил его Эфалид.

Они ехали по проселочной дороге, оставив руины Стоунхендж где-то левее. Дорога утопала в зелени, легкий ветерок проникал сквозь чуть-чуть приоткрытые окна машины. Атмосфера вокруг дышала пасторалью и умиротворением, но Ганимед не чувствовал умиротворения. Что-то было не так. Что-то было очень сильно не так. «У меня еще два месяца. Срок еще не вышел», – напомнил себе Ганимед, чтобы как-то успокоиться. Но успокоиться не получалось, нечто древнее, могущественное и очень настырное пыталось достучаться до его сознания. Понимая, что очень рискует – он все же раскрыл сознание. «Почему ты не взял с собой Ору? Почему ты оставил ее одну? У тебя мало времени. Если поторопишься прямо сейчас, то может еще и успеешь…», – голос был женский и мелодичный, и раздражающе смутно знакомый, и… вызывающий абсолютное доверие. – Может, успею? Но могу не успеть? – переспросил Ганимед, но в ответ была тишина…, мертвая тишина. И эта тишина в ответ переполнила чашу его терпения. «Я ненавижу этот день! Я ненавижу Зевса! Я ненавижу Атропос и Клото! И я…, я ненавижу Англию!», – Ганимед ударил кулаком в окно, и оно разлетелось вдребезги.

Как только Ганимед выплеснул эмоции, он тут же взял «себя в руки». Не обращая внимания на кровоточащие порезы на своей руке, скомандовал: – Эф. Разворачивайся. Мы возвращаемся в аэропорт.

Эфалид съехал на обочину, остановил машину и, озадаченно поинтересовался: «День – дерьмовый, тут я согласен. Зевс и Мойры – тут я тоже на твоей стороне. Но чем тебе не угодила Англия? Ты же только, что приехал?»

– Тем, что мне прямо сейчас нужно быть в Греции и спасать Пандору, которой очевидно угрожает опасность! – Ганимед был вне себя от бессильной злости.

– Кого? Кого? Пан-до-ру!!! Хм! А почему я только сейчас от тебя о ней слышу?

– Эфалид потом! Машину разворачивай и дуй в аэропорт?

– Им! Ты куда собрался?

– В Грецию! Не ясно, что ли?

– Им. Она там, что одна?

– Нет. Ее охраняет Ликург и его люди.

– И ты сомневаешься в способности Ликурга защитить Пандору?!!!, – Эфалид уставился на него как на умалишенного.

– Да. Нет…. Разумеется, нет.

– Тогда, в чем дело?

Ганимед не стал ничего объяснять, просто выхватил из кармана телефон, и судорожно тыкая пальцами на кнопки, набрал номер Ликурга. Раздался звук вызова и почти мгновенно в трубке раздалось: «Да?!»

– Лик! Где Пандора? – Ликург замешкался на какие-то доли секунды, – Ну? – уже торопил Ганимед. Ликург сделал отчаянную попытку заверить его, что с Пандорой все в порядке, – но Ганимед заподозрил неладное, – Дай ей трубку! Прямо сейчас! Это вопрос жизни и смерти! – раздражение в голосе Ганимеда указывало на то, что спорить с ним бесполезно. – Дай ей трубку!

– Это как бы сложно сделать…, – голос Ликурга звучал несколько сконфуженно.

– Что…, что с ней? – Ганимед даже дышать перестал, дожидаясь ответа.

– Просто спит…, – Ликург явно что-то недоговаривал.

– Так разбуди! – Ганимед уже просто рычал в трубку.

– Не могу. Мы это… того… поссорились с ней. Она решила покинуть твою резиденцию. Я попытался ее остановить. И она применила силу, свою силу, ну ты в курсе… Я даже не ожидал от такой хрупкой девочки…, и мне пришлось ее усыпить…, но она в полном порядке. Вот смотри. Спит как ангел. – Ликург показал ему спящую Пандору.

– Великие боги! Я же просил тебя быть с ней поделикатней! А ты!!! Чем ты ее усыпил?

– Сначала пришлось запустить в нее несколько дротиков с кетамином. А потом для надежности я ввел ей приличную дозу фенобарбитала.

– Несколько дротиков с кетамином… это сколько? И что значит приличную дозу фенобарбитала? – Ганимед почти простонал свои вопросы, потому что ответы он уже знал…, не будь Панодра богиней – спать бы ей уже вечным сном.

– Им, ну она же богиня. Ну что ей сделается. Тем более ты сам сказал, что ей нужно отдыхать. Вот она и отдыхает…

Ганимед тяжело вздохнул, но понимал, что сейчас что-либо объяснять Ликургу – пустая трата времени. – Лик, потом поговорим. Сейчас Пандору нужно срочно доставить в Эймсбери. Не спускай с нее глаз ни на миг! Тем более, сейчас, когда она не может себя защитить, по твоей вине! Только, Лик, не вздумай везти ее как мешок картошки! Забудь, на несколько часов, что ты солдафон и прикинься джентльменом. – Да, кстати. А от моего особняка хоть что-то осталось?

– Ну как сказать… Что-то конечно осталось. Но реконструкция понадобится серьезная…

Ганимед опять тяжело вздохнул, – Ладно. Потом все сам увижу. Лик, пожалуйста, с этой минуты предельное уважение и деликатность по отношению к Пандоре. – Ганимед отключил связь. И раздраженно уставился на Эфалида, который больше не сдерживался, а откровенно ржал.

– Эф! Не вижу ничего смешного! Ты хоть представляешь, в каком бешенстве будет Пандора, когда придет в себя. Я итак ума не приложу, что с ней делать. У меня Армагеддон на носу, а я должен с богиней-малолеткой нянчиться!

– По-ни-маю, – Эфалид давился от смеха и от того еле выговаривал слова, – Но как представлю себе Лика, спасающегося от разгневанной богини, не могу удержаться…, а он ей что в спину стрелял так боялся связываться?

– Я не знаю подробностей! – Ганимед почти шипел.

– Наконец-то нашлась девушка, которая не спасовала перед великим спартанским царем…, – Эфалид укатывался от смеха, – … ой, не могу…, ну возможно он теперь научится обходительности и учтивости в отношении слабого пола и поймет, что можно не только приказывать, но и разговаривать…, а что там конкретно случилось? Он объяснил?

– Повторяю, подробностей я не знаю. – Ганимед был мрачен и абсолютно не разделял веселья Эфалида, который тоже вдруг посерьезнел и озвучил тревожащее его беспокойство: – Им, тебе нужен отдых. Я понимаю, что ты эмпат, и эмоциональные срывы, подобные сегодняшнему – для эмпатов – норма. Но не для тебя! Я не знаю, может, может тебе успокоительные попить …, а то не ровен час и мне придется в тебя дротиками с кетамином стрелять и накачивать фенобарбиталом… – несмотря на попытку перевести все в шутку, голос Эфалида звучал крайне озабоченно.

– Ты же знаешь – мне нельзя успокоительные принимать. Они притупляют мое восприятие. Но ты прав. Я определенно не в себе. Это место. Оно на меня так действует. Как будто я под действием сильного галлюцигена нахожусь.

– Кстати, а почему ты вдруг, просто ниоткуда, решил, что Пандоре угрожает опасность?

– Мне сообщили…

– Кто?

– Не знаю. Просто нечто очень древнее стучалось в сознание, и я впустил. Но я доверяю этому голосу. Абсолютно доверяю. Без тени сомнения.

– А почему ты скрываешь, что Пандора уже прибыла?

– Да, не скрываю я ничего. Просто не думал, что это важная информация и все…

– Юлишь…, ой юлишь…. Кстати, какая она?

– Кто?

– Им! – в голосе Эфалида звучало искреннее возмущение.

– Она… очень похожа на свою мать. Зевс – совершенно покорен. Мы уже приехали?

– Да. Приехали, – недовольно подтвердил Эфалид. И очень вовремя для тебя, но мы еще вернемся к…

Но Ганимед уже не слушал его. Он выскочил из машины и стремительно направлялся к штатному патологоанатому, некроманту Седу Мортем.

– Сед! Вы уже подняли тело наверх или ждали меня?

– На верх подняли. Но особо ничего не трогали. С чем цербер не шутит, а вдруг ты что-то почувствуешь?

– Надеюсь, тем более, что я сегодня в особо чувствительном настроении, – мрачно усмехнулся Ганимед. – Ну что ж пошли осмотрим очередную «находку». – Все как обычно? Или ты заметил что-то особенное?

– Все как обычно. Душа – вне этого мира. Девушка не выглядит мертвой, просто спящей. Но это даже не стазис, это скорее криосон. Но я, сколько не пытался, не могу «нащупать оболочку», а без этого не распознать природу магии. Но ваша догадка босс, что тела планируют анимировать – верна. Вот только не факт, что души вернутся в эти тела.

– Насколько ты уверен, что тело и душа не воссоединятся, если убийца все же планирует это сделать? – мрачно поинтересовался Ганимед. Сед был магом смерти, поэтому в этих делах, он был гораздо более сведущ, чем он.

– Понимаешь, не тело держится за душу, а душа за тело. Не мне тебе рассказывать, что светлые души в мире смертных обеспечивают равновесие между светом и тьмой. Так вот как только это демоническое отродье, нарушило баланс, удалив частичку света из мира смертных, тут же родился ребенок со светом в душе, и баланс был восстановлен – таков Договор между Тьмой и Светом. Это значит, что души ведьм, даже если их освободить, не смогут остаться в мире смертных – это будет нарушением Договора. Разумеется, в теории, душа может подать прошение в канцелярию Света – и попросить восстановить ее на службе и вернуть в прежнее тело. Но эти светлые – они такие бюрократы и такие правильные. Они все хотят служить, это раз. Они терпеть не могут тех, кто требует к себе особого отношения, это два. И захочет ли душа, вкусившая жизни в Элизиуме, немедленно вернуться на службу, это три. Тем более, что только избранные души – помнят свои предыдущие жизни. Эллина любила тебя, но, расставшись с телом, душа способна помнить только истинную, светом данную, или кармическую, данную тьмой, любовь – но ты итак знаешь это не хуже меня.