Смеялся не Иржи.
Волосы на затылке Яна встали дыбом. Он сделал несколько спотыкающихся шажков назад. Отступил в помещение с одиннадцатью гробами.
За спиной, несколькими ступенями выше, был жестокий, но понятный мир. И его сын в этом мире. Мальчик, который нуждался в помощи. И брат, их новая фирма. И бывшая жена, которая возвращалась лишь ради Томаша.
Впереди, где-то в скатывающемся в преисподнюю мраке, был Иржи. Всего лишь парень из бригады, которого Ян знал чуть больше года. Не плоть от его плоти, не кровь от его крови, даже не друг. Всего лишь человек, исчезновение которого пугало до икоты.
А еще этот гроб.
Пустой гроб.
В котором совсем недавно лежал – спал? – не-человек. Возможно, еще больший не-человек, чем существа в других гробах. Ян почти уверился, что гроб опустел не раньше, чем Иржи ударил лопатой по замку на двери склепа. Что какое бы решение он ни принял – подняться или спуститься, – ошибется.
Голос. На этот раз за спиной. Тонкой струйкой голос просачивался в склеп. Лукаш? Полиция?
Ян колебался.
Обтянутые кожей скелеты наблюдали за ним из черных саркофагов. Пялились глубоко запавшими в глазницы слепыми глазами. Фонарик освещал высокие сухие фигуры. Изо рта одного существа выбрался паук, поднялся по длинным передним зубам, пересек тонкую темную губу, просеменил мимо запавшего носа и исчез в пустой глазнице, в которой не было высохшего глаза.
По рукам и шее Яна бегали мурашки. Страх и тьма заполняли пустоты уязвимого тела.
Как поступить?
Развернуться и уйти?
Искать Иржи?
Поступить правильно… но в чем эта правильность?
Ян расстегнул верхнюю пуговицу куртки, оттянул ворот футболки и нащупал серебряное распятие.
Глава 3
1До места встречи с социальным работником и экскурсоводом Стас Карминов добрался на метро: красная ветка, «Главный вокзал».
За современным зданием станции пряталось строение в стиле неоренессанс. В старом корпусе ютились ресторан и зона отдыха, а функции терминала взял на себя просторный подземный комплекс.
Стас пришел рано и отправился бродить по залам.
Наплыло и юркнуло вверх расписание поездов, для наглядности помещенное над стойкой кафе. Стас взял салат с ветчиной и бутылку минералки. Аппетита не было, но он напомнил желудку, что ближайшие три дня за питание будет отвечать пражский бомж. Кто знает, возможно, этой ночью ему приснятся ветчина, оливки и листья салата – как самое яркое кулинарное впечатление прошедшего дня.
Сидя за столиком, Стас наблюдал за прохожими. Без интереса и въедливости, с которыми присматривался к героям собственных рассказов. «Ничего не видишь вокруг, – говорила Катя. – Даже сына».
После завтрака потянуло в книжный. Стас апатично рассматривал корешки книг, выискивал знакомые фамилии, понятные даже на чужом языке. Наткнулся на Джона Р. Р. Толкина в суперобложке, открыл, пролистал картинки и пробежал глазами по началу главы «Neočekávaný dýchánek». Переводчик не требовался, он помнил название из комикса, который обожал с детства: «Нежданные гости».
Дальше пошло труднее, точнее, почти никак (кроме «подземной норы» и «хоббита» он ничего не понял): «V jisté podzemní noře bydlel jeden hobit. Nebyla to žádná ošklivá, špinavá, vlhká díra, plan konečků žížal a páchnoucí slizem…»[4]
Стас вернул книгу на полку и направился к камерам хранения.
Катя любила Прагу.
Город, облюбованный архангелами, мадоннами и навесными фонарями. Они были здесь в позапрошлое католическое Рождество. Оставили годовалого Никитоса бабушке и дедушке и, еще сами, по сути восторженные дети, вчерашние одноклассники, ставшие родителями в школе, рванули на пять дней туда, откуда всю жизнь мечтал сбежать Кафка.
Прага встретила плюсовой температурой и предпраздничной полудремой. Рождественский дух куда-то спрятался. Припорошенные улицы, огромные снежинки, вездесущие елки, гирлянды и шары, звон колокольчиков и неуловимое волшебство, растворенное в морозном воздухе, – все это осталось внутри мыльного пузыря ожиданий. На картинках поисковиков. Отель ютился в районе Прага 4, а не Прага 1, как заверяли в офисе турфирмы. До Старого города – шесть остановок на автобусе и четыре на метро. Магазины работали через один, елки в витринах и на площадях выглядели буднично-обычными, а астрономические часы не впечатлили.
Но Прага ощущалась островком спокойствия, подкупала открытостью и добротой людей, красивыми барочными фасадами, узкими переулками и вкусным живым пивом. В палатках жарили каштаны, торговали сувенирами, из которых запомнилась лишь крючконосая ведьма Марженка. Катя примерялась к бутикам, позировала на фоне нарядных витрин и праздничной хвои. В пивной «У Медведку» подавали светлый и темный «Будвайзер», крепкое «XBEER-33», чесночный суп, кнедлики, печено вепрево колено, свичкова на сметане и гренки с пивным сыром. Все было хорошо, но яркое, белоснежное, звонкое пражское Рождество с календарей и телевизионных экранов прислало тусклого двойника. Возможно, единственным виновником был снег, точнее, его отсутствие.
В ту поездку Стас впервые услышал про бомж-туры.
Гид бегло поделился в автобусе: некоторые пражские бездомные теперь водят экскурсии. Стас заинтересовался. После прогулки по карловарскому курорту, куда группа выезжала из Праги, подошел к гиду с вопросами. Кто организует необычные туры? Нюансы, маршруты? Начал сбор информации для первого романа (давно собирался: пора переходить к крупной форме!). О том, чтобы самому поучаствовать в «бездомной» экскурсии, тогда и не думал. Рядом была Катя, а в Бресте ждал детский смех, к которому хотелось поскорее вернуться.
Стасу нравилось быть молодым папой. Он начал скучать по сыну заранее, за несколько дней до поездки. На расстоянии его любовь к сыну ощущалась так сильно, что граничила со страхом за его жизнь, с колкой душевной болью: может, по молодости, по неопытности он делает что-то неправильно, может, не надо было уезжать…
Никита, Никитос…
2Девушка, с которой он говорил по телефону – одна из организаторов проекта, – сказала, что у них есть два русскоязычных гида. Отлично, с никудышным английским Стаса это был единственный вариант: переводчики-волонтеры помогали только в дневных турах.
Один русскоязычный экскурсовод предлагал «железнодорожный» маршрут: поездку в мотовагоне до микрорайона Зличин и осмотр сквота «Цибулька». Другой бездомный водил туристов по улочкам и антикварным магазинам района Жижков. Стас откупился фразой «на ваше усмотрение»: любил и поезда, и книги. Пускай антураж будущего романа определит случай.
Сотрудница агентства оказалась молодой и улыбчивой, как проводница поезда «Wltawa» на афише рейса Москва – Прага.
– Станислав? Здравствуйте. Меня зовут Тереза.
– Очень приятно, – сказал Стас.
«Нет, не она».
– По телефону я говорил…
– Вы общались с Лесей, – кивнула девушка. Поправила плечико белой пушистой кофты. – Но она… приболела.
Пауза между словами «она» и «приболела» казалась немного странной, но мало ли что у девушки стряслось? Умерла бабушка, избил муж, угодила в полицию из-за пьяных танцев под скульптурой Яна Непомуцкого. Ему, как клиенту, знать не обязательно.
– С русским у вас тоже полный порядок.
Тереза улыбнулась.
– Я выросла в Польше, в Сопоте. Училась в русскоязычной школе.
– Почти соседи, – сказал Стас. – А я из приграничного Бреста.
– А вот и ваш проводник. – Тереза кивнула в сторону эскалатора.
«Проводник, проводник, – покрутил в голове Стас, поворачиваясь к бездомному гиду. – А что, хорошо звучит, лучше, чем экскурсовод».
Проводника звали Роберт.
Не опухший от водки обитатель теплотрасс, ряженный в лохмотья и мало напоминающий разумного человека (не сказать, что Стас представлял себе гида-шатуна именно таким, но трудно отмахнуться от стереотипов), а нормально одетый мужчина с застенчивой улыбкой. Имелось в нем что-то от индейцев из старых фильмов, в первую очередь – длинные, собранные в косу волосы. Правда, лицо выдавало былые или не очень пристрастия – несло «печать алкоголизма». На Роберте были штаны защитного цвета со множеством карманов, серая ветровка, светло-синяя футболка с надписью «PRACUJI Z DOMOVA. Homeless guides in Prague»[5] и потрепанные кроссовки на липучках.
Стас первым протянул руку, которую Роберт осторожно пожал – не сильно и не слабо.
– Как поступим? – спросила Тереза. – Сначала сдадите вещи, а потом подпишете документы? Или наоборот?
– Без разницы, – пожал плечами Стас. – Давай перевоплотимся. Мне ведь придется переодеться?
– Да, ваша новая одежда там. – Девушка показала на небольшую спортивную сумку у колонны. – Все выстирано и продезинфицировано. Надеюсь, с размером не будет накладок.
– Сейчас выясним. Мне прямо здесь переодеться?
Тереза снова улыбнулась. Она улыбалась почти так же располагающе и ненавязчиво, как и Катя. У Стаса кольнуло в груди, защипало глаза: та маршрутка с пластмассовым псом на приборной панели забрала у него слишком многое, все. Впереди ничего не было, только протянувшийся в темноту тормозной след – его жизнь после.
«Думаешь, что-то изменится, если ты снова начнешь писать?»
Стас одернул себя.
– Что вы сказали? – Он не слышал последних слов девушки.
– Комната за последним рядом ячеек, там вы сможете переодеться.
Она протянула сумку.
Комната в дальнем конце камеры хранения состояла из шести довольно просторных кабинок, разделенных проходом. Стас положил сумку на откидной столик и расстегнул молнию. Рассмотрел содержимое, поднял взгляд на свое отражение в зеркале, потом снова опустил, открыл и закрыл рот, недоуменно покачал головой.
«Это какая-то шутка?»
Он достал аккуратно сложенную одежду, в которой, если верить агентству, некогда разгуливал пражский бомж. Бледно-розовый пиджак, рубашка с коротким рукавом цвета яичной скорлупы, штопаные темно-коричневые брюки с острыми, как лезвие, стрелками, оранжевая вязаная шапка. Стас разложил пиджак на столешнице, глядя на поношенную вещицу как на подкинутого младенца. Розовый… Розовый? Розовый! Мир, конечно, давно изменился, перемешал оттенки женской и мужской моды, мужчины разгуливали в ярких оранжерейных одеждах, носили меха и провисающие в промежности штаны, больше напоминающие мешки для навоза под хвостом лошадей, но… розовый?
«Видели бы пацаны…»
Обуви не было. Ну да, с ней сложнее попасть в размер, к тому же три дня на ногах. Значит, при своих. Стас посмотрел на мокасины, кивнул, задернул шторку и стал раздеваться.
3На стене напротив боксов нашлась инструкция на русском. Стас положил сумку со своими вещами в свободную ячейку, закрыл дверцу, кинул в монетоприемник девять кругляшей по двадцать крон – плата за трое суток, повернул и вытащил ключ. Ничего сложного.
– Можете оставить ключ от ячейки мне, – предложила Тереза, когда он закончил с боксом. – Мы отметим это в договоре.
Она сидела за столиком у входа в камеру хранения, готовила бумаги. Кажется, она распустила волосы, но Стас не был уверен: не запоминать людей он умел лучше всего. «Какого цвета у меня туфли? Не смотри!» – снова раздался в голове голос Кати, но Стас сделал вид, что не слышит.
Роберт сидел на стуле с другой стороны стола, но поднялся, чтобы уступить место.
– Спасибо, – сказал Стас.
Тереза рассматривала его, не в силах сдержать улыбку, таящуюся в уголках глаз.
– Извините. Комплект одежды формируют в…
– Все в порядке, – отмахнулся Стас.
Так и было. Почти. Если принять за порядок последний год его жизни. В черной воронке депрессии, покрытой налетом бессмысленности, розовый пиджак смотрелся безобидным развлечением.
– Так что с ключом? – спросила девушка-организатор.
– Оставлю вам.
– Хорошо. – Тереза поставила на бланке галочку, положила ключ от ячейки в зип-пакет и провела пальцами по застежке; пакет она прищелкнула степлером к листу бумаги. – Садитесь, читайте.
Стас понял, что по-прежнему стоит рядом со смущенно улыбающимся Робертом (в новых тряпках на бродягу походил скорее Стас) и мнет рукой торчащую из кармана пиджака оранжевую шапку. Сел и придвинул к себе бланки.
Мобильник, кошелек с наличкой, копия паспорта, карта Праги и фотоаппарат остались в боксе вместе с одеждой. Паспорт и пластиковая карточка – в сейфе отеля. Гол как сокол в розовом пиджаке.
Однако помимо нижнего белья, носков и мокасин он прихватил с собой кое-что еще.
– Вот. – Стас достал из кармана блокнот со вставленной в выборку ручкой. – Контрабанда.
Тереза кивнула:
– Могли бы и не показывать.
– Ну… это честно.
– Похвально.
«Ты хотела сказать: глупо».
– Мы ведь никого не обыскиваем, – сказала девушка. – Все сугубо добровольно. Обычно прячут мобильные, ну и, конечно, деньги, чтобы купить памятный сувенир именно из такого тура, хотя эти безделушки ничем не отличаются от других.
«Воспоминаниями, – подумал Стас, – они отличаются воспоминаниями, привязкой к ним». А еще он подумал: «Памятный сувенир – это плеоназм, дублирование смысла». А еще: «Хватит редактировать речь других».
– Ладно, где надо подписать?
– Вы уже изучили?
Документы всегда читала Катя.
– Можно и так сказать.
– Подпишите здесь и здесь.
4– Увидимся через три дня, в десять, на том же месте: я буду ждать у камер хранения. Stastnou cestu![6]
Глава 4
Император ждал меня в личном кабинете. На крупных губах Рудольфа II играла легкая улыбка, но главным доказательством его благоприятного расположения духа была лежащая на краю стола «Monas Hyeroglyphica»[7]. Именно эту книгу я посвятил, а позже, по приезде в Пресбург, подарил Максимилиану II – а теперь вот стою перед его старшим сыном, императором Германии. На столе невысокой стопкой возвышались мои письма с просьбами об аудиенции. Тоже хороший знак.
Но давайте я сначала представлюсь и расскажу о себе – рано или поздно не удержусь – и о том, как попал в кабинет императора.
Джон Ди. Можете звать меня доктор Ди. Или Алхимик. Или любым другим именем.
Сначала была школа в Челмсфорде, графство Эссекс. Затем, будучи студиозусом Кембриджского университета, я утолял жажду научных познаний в колледжах Святого Иоанна и Святой Троицы. Изучал астрономию и математику в бельгийском университете Лувена, где рука об руку с фламандским географом Герардом Меркатором создавал модели Вселенной. Обменивался опытом с математиками Брюсселя. Позже давал лекции по Евклидовым «Началам» (хотя мой пытливый разум постоянно тянулся к «Катоптрике»[8]) в Париже.
Отказавшись от должности профессора математики (Франция меня утомила), я вернулся домой, к зловонному шепоту Темзы, в усадьбу Мортлейк, где оборудовал химическую лабораторию, астрономическую обсерваторию и библиотеку. Меня влекли математика, философия, оптика, статика, звездная семантика, лечебная практика и магические искусства. Мне удалось привлечь к себе внимание как к ученому, астрологу, алхимику и некроманту.
Я дни и ночи проводил у алхимического горна и перегонного куба – пытался получить философский камень и универсальный растворитель; постигал тайное учение каббалы, теософию и черную магию; практиковал теургию и спиритизм; изготавливал амулеты и талисманы.
Когда Мария I Тюдор сменила на троне Эдуарда VI, меня обвинили в наведении порчи на ее сестру Елизавету (я составлял для королевы и принцессы гороскопы) и государственной измене. В камере нас было двое – два чернокнижника-еретика. После суда Звездной палаты моего сокамерника сожгли на костре. Мне же удалось найти слова оправдания. Выйдя на волю после трехмесячного заключения, я оказался в довольно щекотливом финансовом положении: источники дохода потеряны, сбережения отца конфисковали с началом охоты на протестантов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Накануне Второй мировой войны британец Николас Уинтон спас 669 детей, найдя для них приют и организовав вывоз из оккупированной немцами Чехословакии в Великобританию.
2
Из романа «Синдром Петрушки».
3
Вокзал Прага (чешск.)
4
«Жил-был в норе под землей хоббит. Не в какой-то там мерзкой грязной сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет плесенью…» (чешск.)
5
«Работаю не выходя из дома. Бездомные экскурсоводы Праги» (чешск.)
6
Счастливого пути! (чешск.)
7
«Иероглифическая монада», изданная в 1564 году в Антверпене.
8
Теория зеркал, впервые издана в 1557 году в Париже.
