Тайна Чародея хаоса. Книга первая. Пророчества

Денис Краевский

Тайна Чародея хаоса. Книга первая. Пророчества

Пролог

Дубай, июль 2025 года

ПРОЛОГ КНИГИ "ПРОРОК ХАОСА"

ДУБАЙ, 2025

Предзакатный зной Пенсильвании. Тысячи лиц, растянутых в улыбках и предвкушении, устремлены к ярко освещенной трибуне. Дональд Трамп, громогласный и самоуверенный, стоял на подиуме, его голос, усиленный колонками, сотрясал вечерний воздух: "…и мы вернем Америке ее величие! Мы сделаем ее снова могущественной! Мы…"

В этот самый момент, когда он, как обычно, драматически поднял руку, чтобы подчеркнуть свои слова, произошло то, что навсегда войдет в анналы истории. Где-то высоко, на крыше неказистого кирпичного здания, скрытого в тени, молодая рука сжала приклад винтовки AR-15. Томас Крукс, тьма в его глазах, которую никто не пытался прочесть до этого дня, выдохнул. Цель была чиста, расстояние – идеальное для его тренированного глаза.

Бах!

Громкий, сухой звук выстрела разорвал овации. Толпа, погруженная в экстаз, сначала не поняла. Но Трамп, инстинктивно, по-своему, почувствовал. Он лишь на долю секунды дернул головой, совсем чуть-чуть, едва заметное движение, словно пытаясь отмахнуться от назойливой мухи. В следующее мгновение он почувствовал резкий, жгучий удар в правое ухо. Боль пронзила, но сознание зафиксировало не её, а странный, влажный шорох, словно горячий гвоздь прошел сквозь плоть. Он автоматически схватился за ухо, пальцы нащупали что-то липкое и теплое.

На сцене, среди криков и суматохи, всего через двадцать пять секунд после первого выстрела, произошло нечто, что заставило даже самых циничных журналистов вздрогнуть. Трамп, окровавленный, с раненым ухом, поднялся. Его лицо было бледным, но глаза горели. Он вскинул кулак вверх. Это был не жест поражения, не мольба о помощи. Это был жест вызова. Толпа, словно по команде, ответила шквалом аплодисментов и оглушительным скандированием "С-Ш-А! С-Ш-А!".

Я, смотрел на эту сцену на большом плазменном экране в своем офисе на сотом этаже стеклянной башни в Дубае. Кадры сменялись: панорама хаоса, затем крупный план окровавленного уха, потом снова Трамп, уводимый охраной, его хриплый призыв. Когда Трамп исчез из кадра, а на экране появились аналитики, я протянул руку к пульту. Щелчок, и экран погас, погрузив комнату в тишину.

Я откинулся на спинку кресла. Темнота телевизора отражала моё собственное, глубокое размышление. Почему пуля, которая должна была быть смертельной, прошла лишь по касательной, пробив ухо? Тот самый миллиметр. Неужели это был всего лишь порыв ветра? Или невидимая рука, которая дернула голову Трампа в нужное мгновение, чтобы изменить ход мировой истории? Я вспомнил свои давние мысли о случайности, о взмахе крыла бабочки, способном вызвать торнадо. Но здесь, на грани жизни и смерти, этот миллиметр казался слишком значимым, чтобы быть просто случайностью. Что есть случайность – то, у чего нет причины? Я усмехнулся. В этом мире у всего есть причина. Просто за случайностью, как правило, скрывается невозможность увидеть все причины хаоса. Но что, если кто-то смог увидеть? Что если кто-то смог создать причины? Какая причина привела стрелка и Трампа в одну точку в одно и то же время? Он это видел или не просто видел?

Напротив, сидел Майкл Кларк, молодой журналист из лондонского издания, чьи глаза горели любопытством. Его тёмный костюм, идеально выглаженный, и цифровой диктофон на столе выдавали человека, привыкшего к миру, где всё поддаётся логике, где события можно разложить по полочкам. Он смотрел на меня, как энтомолог на редкого жука, готовый препарировать мою историю ради заголовка.

– Господин Краевский, – начал он, старательно выговаривая мою фамилию, – весь мир считал Жириновского… ну, скажем, эксцентричным. Политическим клоуном. Как он предсказывал будущее? Откуда он знал?

Я усмехнулся, отпивая виски. Лед тихонько стучал о стекло. – Клоун падает сам, чтобы рассмешить публику. А Владимир Вольфович был из тех, кто с удовольствием толкал других, чтобы посмотреть, как красиво и с каким грохотом упадут все остальные. Он не играл по правилам. Он и был правилами. Непредсказуемыми, как шаровая молния. Он был физикой власти, её тёмной материей.

Мой стол – холодное стекло и хром – был завален не юридическими документами, а реликвиями прошлого. Пожелтевшие газетные вырезки, старые видеокассеты с потёртыми наклейками, исписанные от руки блокноты и несколько экземпляров книги, чья обложка когда-то казалась мне нелепой фантазией. «ПОСЛЕДНИЙ РЫВОК НА ЮГ». В 1999-м я смеялся над ней, считая её бредом. Теперь, в 2025-м, её слова жгли, как пророчество, высеченное в камне. Мой офис превратился в лабораторию хаоса, где я, словно одержимый археолог, искал код – ключ к тайне человека, который, кажется, говорил с будущим, как со старым другом.

Кларк подался вперёд, его пальцы замерли над блокнотом. Он ждал баек о кремлёвских интригах, о грязных политических играх, о чём-то, что можно упаковать в аккуратную статью. Но я собирался дать ему нечто иное. Нечто, от чего его лондонский мир, выстроенный на логике и порядке, даст трещину.

– Его предсказания сбывались, – сказал я, постукивая пальцем по корешку книги. – В 2003-м он кричал, что Америка утонет. Мы смеялись. А теперь? Заголовки о наводнениях, смывающих западное побережье США. Он говорил о русских учёных, которые перевернут законы физики. Сегодня я вижу статьи о квантовых прорывах в Москве. Он предсказал хаос на юге – и вот, вчерашние новости: беспорядки в Персидском заливе. Совпадение? Или он знал?

Я отложил бокал и посмотрел на Кларка. Его лицо побледнело, пальцы нервно теребили ручку. – Вы думаете, это был бред? – спросил я. – Или расчёт? Или… нечто большее? Эта книга – моё расследование. Не о политике – политика скучна. Это о сделке с хаосом. О человеке, который видел будущее и играл с ним, как с шахматной доской. Я был рядом с ним. Я видел, как он ломал правила, как он смеялся, когда другие падали. И я хочу понять – как он это делал.

Кларк кашлянул, пытаясь вернуть себе уверенность. – Это, конечно, звучит невероятно. Вы действительно верите в такую степень предвидения?

Я встал, подошёл к окну. Дубай сверкал, его небоскрёбы отражали слепящее солнце, но я чувствовал, как под этой сияющей маской шевелится хаос. Моя лаборатория ждала. Кассета, письмо, предсказания – всё это было лишь началом. Я знал, что правда, которую я ищу, может оказаться безумнее любой выдумки. И я был готов её найти, даже если она меня уничтожит.

Глава 2

Новая игра

(Воспоминания Краевского. Ростов-на-Дону, весна-лето 2003 года)

Весна в Ростове-на-Дону – это не просто смена сезона. Это нападение. Она обрушивается на город с южной яростью, смешивая в воздухе густой, приторный запах цветущей акации с едким дымом от мангалов, которые, кажется, дымят на каждом углу. Зной плавит асфальт на широких советских проспектах, а с ленивого Дона доносится низкий гудок сухогруза – ленивый, басовитый звук, который кажется саундтреком к этому медленному, пропитанному солнцем и пылью городу.

В 2003 году этот город, южный порт и ворота на Кавказ, жил в состоянии похмелья после бурной вечеринки, которой были 90-е. Эпоха малиновых пиджаков и шестисотых «мерседесов» без номеров, когда вопросы решались выстрелом в лесополосе, схлынула, превратившись в городской фольклор. Дикий Запад закончился. Наступила эпоха коррумпированных железнодорожных баронов. Силу теперь измеряли не толщиной золотой цепи на шее, а близостью к кабинету губернатора. Власть перестала быть добычей, которую брали силой; она стала ресурсом, который нужно было умело осваивать.

И я, Денис Краевский, преуспевающий адвокат, научился этот ресурс осваивать.

Мой офис, расположенный в солидном здании напротив серого монолита Арбитражного суда, был моей крепостью. Тяжелая дубовая мебель, дорогие, но строгие аксессуары и вид на храм правосудия, который я научился воспринимать не как цитадель закона, а как биржу, где торгуют справедливостью. Я был циником, но цинизм в России начала 2000-х был не жизненной позицией, а броней. Единственным способом не сойти с ума от окружающего хаоса. Я помнил, как еще лет семь назад решал проблему для клиента, стоя лицом к лицу с бандитами на заброшенном складе, и единственным аргументом был ствол у меня за поясом. Теперь же моими аргументами были лазейки в законах, нужные знакомства и правильно сформулированные намеки в тишине высоких кабинетов. Правила изменились. Игра стала тоньше, но не менее смертельной.

В один из таких теплых вечеров, когда закатное солнце заливало улицы золотом, дверь моего кабинета распахнулась без стука, и в него, словно порыв степного ветра, ворвался Женя Пахин. Мой давний друг, в прошлой жизни – один из «братьев Фредов», человек, чье имя в 90-е заставляло замолкать самые шумные компании. Он был реликтом ушедшей эпохи, солдатом проигранной армии, который отчаянно пытался найти свое место в новом мире интриг. Я называл его Жека. Он меня – Дэн.

Жека влетел в кабинет, как будто за ним гнались, дверь хлопнула о стену, а он уже плюхнулся в кресло, не дожидаясь приглашения.

– Дэн, привет! Не помешаю? – он уже развалился в кресле, как у себя дома, даже не глядя на меня.

– Жека, если ты меня от этой бумажной кучи отвлечёшь, я тебе премию выписываю, – я усмехаюсь, кивая на стол, заваленный документами. – Что на этот раз? Твой «Милосердие» опять просит милостыню у налоговой?

– Да брось ты, – он отмахивается, как от надоедливой мухи. – Есть дело. Серьёзное. – Жека подаётся вперёд, голос становится тише, хотя в кабинете, кроме нас, никого нет. – Звонили из Москвы. Большие шишки. Предлагают в Ростове партию поднять. «Партия Жизни». Слышал о такой?

Я откидываюсь на спинку кресла, приподнимая бровь.

– «Партия Жизни»? Звучит как название для таблеток от мужских проблем. Кто вообще это придумал?

– Не ерничай, – Жека хмурится, но в глазах мелькает азарт. – За ней Миронов стоит, спикер Совета Федерации. Это, Дэн, не шутки. Это высшая лига. Мне предлагают всё возглавить. Руководить, в общем.

Я перестал улыбаться и посмотрел на друга внимательно.

– Рулить? Жека, это не твои методы. Твой метод – это сесть, посмотреть в глаза и «договориться». А тут – съезды, протоколы, пресса… Скука смертная. К тому же, ты же понимаешь, что это такое?

– Ну… партия. Федеральная. Поддержка есть.

– Это не партия. Это инструмент. Кремлёвский проект, чтобы отгрызать голоса у коммунистов на выборах. Спойлер. Тебя хотят использовать как торпеду, направленную на Зюганова. Отстрелят и забудут.

Жека на минуту задумался, его азарт сменился хмурой сосредоточенностью.

– А… То есть, типа подставы? Чтобы мы их электорат мутили, а они нам за это… что?

– А они нам за это дадут поиграть на их поле. Дадут ресурс, доступ к кабинетам, легитимность. Понимаешь? Ты из «бывших» превращаешься в «политика». А то, что это спойлер, – так это даже хорошо. Значит, есть бюджет. И никто не ждёт от нас реальной победы. Руки развязаны. – Я встал и подошёл к окну, посмотрел на здание суда напротив. – Жека, направление верное. Надо вписываться, тема абсолютно правильная. Это шанс. Освоим их деньги, пока они думают, что осваивают нас. Людей наших пошевелим, да и расшевелим заодно. А там посмотрим, чей хвост будет вилять собакой.

Глаза Жеки снова загорелись.

– Вот это я понимаю! А то «фонды», «милосердие»… Работать будем!

– Будем, Жека. Будем работать.

– В августе будет съезд. Надо в Москву ехать, на съезд, – говорил Жека, – Посмотреть, что за люди, кто рулит на самом деле.

– Поедем, – согласился я. – Но сначала я тебе кое-что покажу.

Я достал из стола несколько папок и распечатки документов.

– Это дело, Жека. Очень странное дело. Обратился ко мне старый дедушка, еврей. Хочет вступить в наследство и оформить в собственность квартиру на Братском переулке в Ростове.

Жека приподнял бровь. – Ну, наследство и наследство. Ты же адвокат по таким делам. Что странного?

– А странно то, что как только я начал этим заниматься, сразу столкнулся с противодействием всех властных структур. Нотариусы «теряют» документы, в Росреестре «ошибки» вылезают, даже в ЖЭКе отфутболивают. Будто не хотят, чтобы к этой квартире кто-то прикасался.

– Квартира-то что, золотая? – усмехнулся Жека.

– Не то слово. Оказалось, она находится этажом ниже квартиры, которая раньше принадлежала Любавичскому Ребе. Понимаешь? Для хасидов это культовое место. И по какой-то причине сейчас эта квартира опечатана, и наследник не имеет к ней доступа.

Жека присвистнул. – А дедушка что, пытался туда пробраться сам?

– Пытался. И знаешь что? Моментально приехал наряд полиции и забрал его. В Ленинском отделе дедушке очень вежливо «посоветовали» не заниматься самоуправством и «порекомендовали» обратиться ко мне. Сказали, что я «решу вопрос».

– То есть, менты тебя рекомендуют? Это уже интересно, – Жека улыбнулся. – А почему опечатана, выяснил?

– Нет. Официально – «следственные действия», но никто ничего толком не говорит. А дедушка предложил очень большой гонорар, чтобы я помог ему получить доступ к этой квартире. Он хочет туда попасть. И я хочу понять, что там такого, что государство так рьяно это охраняет.

Я кивнул на папку. – Вот над этим я сейчас и бьюсь. Чувствую, это не просто наследство, а что-то гораздо более масштабное.

– Судя по всему, Жека, официально, юридически доступ в эту квартиру получить не получится, – я отпил пиво, чувствуя, как холодная горечь растекается по горлу. – Или, как минимум, на это уйдут годы. И то не факт. Там всё так запутано, что голова кругом идёт. Будто специально создали бюрократический лабиринт, чтобы никто туда не сунулся.

Жека кивнул, его взгляд стал серьёзным. Он понимал, о чём я говорю. За годы работы в правовом поле я научился чувствовать, когда система не просто медлит, а активно сопротивляется.

– Значит, нужен другой подход, – произнёс он, скорее для себя, чем для меня.

– Именно, – я поставил бутылку на стол. – Помнишь, как раньше? Когда документы не помогали, приходилось… действовать. Мне нужны твои люди, Жека. Из прошлой жизни. Те, кто умеет заходить туда, куда закон не пускает. Может, Лашина и Калача пошлёшь? Они же у тебя по таким делам были мастера.

Жека усмехнулся, но усмешка была невесёлой.

– Лашин…. Да можно и его дернуть, сам он не полезет конечно не его уровень, но человечка найдет точно. А Калач… Калач сейчас в бизнесе, он таким не занимается. Стал большим человеком, знаешь ли. Не по его статусу нынче по квартирам лазить.

Я вздохнул. Понятно. Старые связи рвутся, мир меняется.

– Мне нужно, чтобы эту квартиру «исследовали» тщательно. – сказал я, глядя ему в глаза. – Очень тщательно. Нужно понять, что там внутри. Почему её так усиленно охраняют.

Жека задумчиво почесал подбородок.

– Есть у него один человек, – наконец произнёс он. – Тоже из старых, но он не светится. Работает тихо, без шума. И умеет находить то, что другие не видят. Квартиру «исследуют тщательно», Дэн. Можешь не сомневаться. И мы узнаем, что там такого, что даже менты дедушку за неё хватают.

На его лице снова появилась та самая, хищная улыбка, которую я помнил ещё с девяностых. Я понял, что дело сдвинулось с мёртвой точки.