bannerbanner
Сталин, Александров и Краснознаменный ансамбль
Сталин, Александров и Краснознаменный ансамбль

Полная версия

Сталин, Александров и Краснознаменный ансамбль

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2
Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке,Сизый селезень плывет.

Я стоял и слушал, забыв о плавании, обо всем на свете, и не знал, что эта встреча не случайна, что будущая моя жизнь, все помыслы и заботы, надежды и творчество надолго будут связаны с солдатской песней, с военной музыкой, с армией. А эти две звучащие из-за Волги мелодии пройдут через всю жизнь своеобразным лейтмотивом, каждый раз напоминая о первой встрече, увлекая в новое неведомое.

“Эй, в Таганроге” с измененными словами, созданными бойцами Красной армии, получила широкое распространение. Отец сделал обработку этой песни для мужского хора без сопровождения, используя присущую русской народной песенности подголосочную распевность:

Гей, по дороге!По дороге войско красное идет.Гей, оно стройно,Оно стройно песню красную поет.

В праздничную картину превращалась в исполнении ансамбля и [песня] “Вдоль да по речке”. Каждый куплет имел свои краски, принятые в солдатском пении: посвистывания, гиканья, ритмические сдвиги, синкопы, акценты. Позже я сделал более развернутую аранжировку этих песен для мужского хора и оркестра, придав им симфоническое развитие»41.

Музыкальное образование Александрова-младшего началось, когда ему было семь лет: отец привел его в свой хор. Одновременно Борис стал посещать занятия по классу фортепиано в организованной отцом музыкальной школе42.

Однако многое было получено мальчиком именно в семье: «Часто вечерами мы музицировали, играли с братом Сашей в четыре руки. Отец, как правило, […] присутствовал, переворачивал нам ноты, восхищался музыкой и на удачные места восклицал: “Ай да Мусорянин [Мусоргский]!”, или “Ай да Петр Ильич [Чайковский]!”, или “Где нам до них!”. Некоторые места отец заставлял повторять по нескольку раз, одно место из финала 9‑й симфонии мы повторяли раз десять»43.

В Центральном государственном архиве города Москвы хранится письмо Бориса Александрова приятелю тех лет, очевидно, предлагавшему художественному руководителю Краснознаменного ансамбля попробовать себя в деле сочинения советской оперы. Подчеркнуто корректный ответ народного арт[иста] СССР содержит интересные сведения о его детских увлечениях:

«Уважаемый т. Глебов!

Получил Ваше письмо еще в марте месяце и хотел сразу ответить, но частные выезды из Москвы и моя занятость не позволили мне этого сделать.

Буду откровенным: Ваше письмо меня взволновало. Ведь прошло почти 50 лет, целая жизнь и как-то не верится, что мы были мальчишками, бегали, озорничали и, как Вы пишете, “помните меня очень шустрым и озорным пареньком, увлекавшимся книжками о Пинкертоне”. Действительно, это так! Несколько я себя помню, учился я в те годы плохо, как говорят, “из-под палки”, озорничал и даже покуривал. Во всем этом видел какое-[то] удальство.

Но мало кто знал из моих сверстников, что уже в то время я увлекался музыкой и часами сидел за роялем. Это увлечение я почему-то скрывал. Читал тоже много, но все подряд, что подвернется под руки. Классика у меня свободно уживалась с бульварщиной – тем же Пинкертоном. Пробовал в то время сочинять, и не что иное, а оперу, и сюжет для этого взял из пьесы “Маскарад” Лермонтова. Ну, конечно, это были мальчишеские мечтания и больше ничего, опера, конечно, не получилась. Эти мечтания остались и сейчас – написать советскую оперу. В какой-то мере это компенсируется работами над советскими опереттами. Одна из них стала известной – это “Свадьба в Малиновке”. В оперном театре был поставлен мой балет “Левша” по Лескову. […]

Спасибо, что вспомнили “озорного паренька”.

Благодарю за Ваши теплые сердечные пожелания!

Крепко жму руку, будьте здоровы и счастливы!

Народный арт[ист] СССР Б. Александров»44.


Вернувшись в Тверь в 1913 г., А.В. Александров вел большую работу в учебных заведениях по музыкальному воспитанию, в частности создал собственную Тверскую музыкальную школу, причем 28 октября 1915 г. обратился с ходатайством о разрешении превратить школу в место подготовки будущих студентов консерватории; ходатайство, разумеется, отклонили45.

Заметим, что среди учеников А.В. Александрова был А.А. Жданов – сталинский соратник, один из авторов книги «История ВКП(б). Краткий курс» (1938). Однажды в Кремле, когда А.В. Александрову вручали правительственную награду, Жданов, по воспоминаниям Бориса Александрова, «напомнил ему, что учился у него в реальном училище, пел в его хоре и занимался в вокальном кружке. Отец был крайне удивлен: “Неужели это были вы?” И потом гордился, что среди его музыкальных питомцев был будущий государственный деятель…»46.

Октябрьская революция 1917 г. сломала сложившиеся жизненные стереотипы, открыв все двери перед молодыми талантами. Семья Александровых переехала в Москву, вновь ставшую в 1918 г. столицей – якобы по приглашению руководства Московской консерватории (странно, что Борис Александров, склонный к точности в деталях, не упомянул, кто именно пригласил его отца)47. Так или иначе, спустя четыре года А.В. Александров – профессор Московской консерватории, в которой по его инициативе был создан в 1923 г. хормейстерский класс48.

Сразу после переезда семьи А.В. Александрова в столицу 13‑летнего Бориса приняли в детский хор Большого театра, который он признал впоследствии своим «первым музыкальным университетом»49.

Из книги Б.А. Александрова «Песня зовет»: «Приехали мы весной и поселились в доме в Соймоновском проезде, где жили многие артисты и хористы Большого театра. Однажды наш сосед П. Тимченко, с сыном которого Николаем я дружил, повел меня прослушиваться в детский хор Большого театра, куда я и был принят. В то время в этом хоре пели дети артистов и музыкантов, а также мальчики из бывшего синодального хора. […] Для нас, детей, каждый новый спектакль, в котором [мы] участвовали, превращался во что-то сказочное. Мы попадали в разные страны, эпохи. Представьте себе, что всюду, на сцене и за кулисами, ходят люди, одетые в старинные костюмы. Так, в “Пиковой даме” П.И. Чайковского действие происходит в XVIII в. Напудренные парики, платья со шлейфом и фижмами, мундиры офицеров, свечи, канделябры, прекрасная музыка, чудесно звучащий хор, и мы, дети, одеты в сюртучки, ощущаем себя не мальчиками трудного, голодного и неповторимого революционного времени, а ребятами другой, непонятной и далекой страны. На следующий день мы попадали во времена героев драмы Проспера Мериме “Кармен”. Нас окружали одетые в красивые, пышные платья испанские женщины, подтянутые, стройные мужчины, звучала темпераментная музыка Бизе. Мы переносились на солнечные просторы Испании, ощущали напряженную страсть толпы в ожидании корриды. Детское воображение воспринимало все происходящее как действительные события, хотя мы и знали, что это сцена, театр»50.

Поколение Первой мировой и Гражданской войн не могло воспринимать происходящее на сцене главного театра страны иначе, как сказку, поскольку в стране царила разруха, а в столице творческая интеллигенция постоянно опаздывала на «службу» (по большей части бесцельную) в «советские учреждения», стоя в бесконечных очередях, – «за молоком на Кудринской, за воблой на Поварской, за конопляным [маслом] на Арбате»51.

Борису Александрову, обладателю красивого альта и абсолютного слуха, посчастливилось в составе детского хора Большого театра принимать участие в спектаклях, в которых блистали такие выдающиеся певцы, как Ф.И. Шаляпин, А.В. Нежданова, Н.А. Обухова, Г.С. Пирогов, В.Р. Петров, Л.В. Собинов52. Практически ни одни русские мемуары той эпохи не обходятся без упоминаний о феноменальном самородке – Ф.И. Шаляпине. Из книги Б. Александрова: «Еще более яркие впечатления связаны с оперой “Борис Годунов” М.П. Мусоргского. Могучая музыка и главный герой оперы – царь Борис, которого тогда чаще других пел Фёдор Иванович Шаляпин. Вот он стоит, величественный и красивый. Нам казалось, что он отрешен от всего, что происходит за кулисами, лишь музыка привлекает его внимание. К Шаляпину в театре было особое отношение. Его любили все – от ведущих солистов до рабочих сцены. Проходя за кулисы, он здоровался, спрашивал, как здоровье, как домашние. В спектаклях, где он участвовал, всегда ощущалась какая-то взволнованность, праздничность»53.

Как и отец, Борис Александров выступал во многих творческих ипостасях. В частности, он записался на отделение изобразительного искусства Пречистенских рабочих художественных курсов: «Сдал экзамены, прошел. Занятия проводились опытными художниками, и я усиленно начал учиться рисовать. Писал картины, лепил. Вскоре мои работы стали отмечаться, а скульптура – портрет старика – была даже послана на выставку. Но самым неожиданным оказалось то, что всем курсантам (так в тексте. – С.В.) выдавался продуктовый паек – горбуха хлеба, хвост селедки и два кусочка сахара. Это было счастьем»54. Талантливый человек, как известно, талантлив во всем (или почти во всем). «Увлечение живописью не прошло, пустив глубокие корни. И я всю жизнь в отпускные месяцы продолжаю рисовать, лепить, очень серьезно интересуюсь, знаю и люблю изобразительное искусство, собираю картины»55. Последнее принесло семье Александровых одно горе, но об этом речь впереди.

Занятия в хоре Большого театра и в художественном училище не освобождали Бориса от занятий музыкой – за этим пристально следил отец. Из книги «Песня зовет»: «Мне посчастливилось в Москве попасть к замечательному педагогу, ученице Сергея Ивановича Танеева Софье Ивановне Богомоловой, человеку доброму, сердечному, но необыкновенно требовательному во всем, что касалось музыки»56. С.Т. Богомолова «открыла» Борису Александрову «истинную красоту фортепьянного искусства»57. В ее доме «стояло два рояля. Один из них всегда был закрыт чехлом. Позже узнал, что это инструмент Сергея Васильевича Рахманинова, с которым Софья Ивановна была знакома и дружна. “Рояль Серёженьки”, – говорила Богомолова и разрешала играть на нем лишь в праздничные дни, особенно в день своих именин. Игра на рояле Рахманинова почиталась для нас чем-то священным, и добиваться этой чести приходилось упорным трудом. Не всегда, к своему теперешнему огорчению, я был добросовестным учеником. В те дни, когда нетвердо выучивал программу, бросался на хозяйственные дела в доме учительницы: колол и носил дрова, топил печь, выполнял мелкие поручения»58. Словом, заглаживал вину как мог. Помимо всего прочего, С.Т. Богомолова «тактично и умело»59 познакомила Б.А. Александрова с особенностями столичной жизни.

Одновременно Б.А. Александров начал заниматься на фортепианном отделении Мерзляковского музыкального училища, затем в Музыкальном техникуме им. А.Н. Скрябина60.

У него завязались дружеские отношения со многими студентами, и прежде всего – с Дмитрием Кабалевским, который, «когда отсутствовали педагоги», случалось, сам проводил «занятия, толково объясняя непонятное […] из области теории музыки, гармонии, музыкальной литературы»61.

Дружба оказалась весьма плодотворной. Во-первых, два будущих композитора в четыре руки играли многие музыкальные произведения – к примеру, Брамса. Во-вторых, в рамках дружеского соревнования оба они приобрели первые навыки композиторской работы: «решили, соревнуясь, написать по фортепианному концерту»62. Сам же он «взял за образец музыкальной формы один из концертов Бетховена»63. Услышав игру сына, А.В. Александров поинтересовался, что исполняет Борис, но, получив ответ, что это его музыка, в восторг не пришел, «а еще раз напомнил, что главное – учеба и выполнение заданий»64.

Теплые отношения с Д.Б. Кабалевским Борис Александров поддерживал на всем протяжении их жизни. В РГАЛИ отложился ряд поздравительных телеграмм Бориса Александровича «Дорогому Мите»65 и (полушутливо) «Дорогому Дмитрию Борисовичу»66 и личные письма, три из которых приведем целиком:


«Дорогой Митя!

Сегодня, в день твоего юбилея, мне хочется от всей души, от всего сердца горячо поздравить тебя, пожелать доброго здоровья и успехов в работе.

Вспоминаю нашу молодость, Консерваторию, хождение на концерты, нашу игру в четыре руки и многое другое, что связано с днями юности.

Бесконечно рад тому, что ты стал большим музыкантом, общественным деятелем, что твоя кипучая творческая жизнь продолжает бить ключом и приносит людям большую радость.

Крепко обнимаю.

Твой Борис Александров.

P.S. Вместе со мной тебя поздравляет моя жинка и наша внучка Лера, которая будет петь сегодня в детском хоре».


РГАЛИ. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 242. Л. 8.

Автограф синими чернилами.


«Дорогой Митя!

Я был бы очень счастлив, если бы ты с супругой смог приехать ко мне в понедельник 11 октября к 7 часам вечера, чтобы в семейной обстановке отметить бокалом доброго вина мое 60‑летие.

С уважением,

твой Б. Александров».


РГАЛИ. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 242. Л. 9.

Автограф синими чернилами.


«Дорогой Митя!

Поздравляю тебя и семью с праздником 50‑летия Великого Октября.

Желаю здоровья, счастья, многих лет жизни и новых творческих побед!

Обнимаю!

Твой старинный дружище!

Б. Александров».


РГАЛИ. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 242. Л. 10.

Автограф черными чернилами.


В школьные годы началась подработка Бориса Александрова в клубе типографии «Искра революции», длившаяся и в период его консерваторской учебы. В клубе будущий композитор занимался музыкальным сопровождением немых фильмов, проще говоря, был тапером: «…с товарищами мы организовали драматический кружок, участвовали в программах “Синей блузы”. Рабочие запросто бывали у нас дома и нередко просили поиграть на собрании или вечере. Обычно приходил рабочий Артамонов и, бася, говорил: “Ну, Александров, уважь людей, поиграй…”»67

12 июня 1924 г. Борис Александров получил выпускное свидетельство об окончании 18‑й школы 2‑й ступени в Большом Кисловском переулке, куда перевелся годом ранее68. Из всех педагогов Александрову-младшему (что вполне естественно, учитывая его вечную занятость) запомнилась лишь одна учительница – и то по причине отличных от советских стандартов облика и манер: «До революции в этом здании был женский пансион, директриса которого, бывшая смолянка (выпускница Смольного института благородных девиц. – С.В.) осталась работать в советской школе и преподавала французский язык. Ходила по школе строгая и требовательная, с лорнетом на цепочке, а в специальном карманчике у нее был флакон с каплями и нюхательной солью. Когда ученики отвечали плохо, она доставала флакончик и нервно нюхала его, горько печалясь о нашем несовершенном произношении. Не раз и мне в ответ на бесхитростный “нузавон” говорила: “Ну как же вы, Александров, такое произношение!”»69

Из школьного прошлого запечатлелся и эпизод организации драмкружка. На поставленный ребятами спектакль удалось пригласить руководителя театральной студии, актера и режиссера Ю.А. Завадского. Впрочем, визитом будущего мэтра история кружка, как видно, и завершилась. Завадский коротко отметил, что «не почувствовал» в их инсценировке «Звезды» В.В. Вересаева «атмосферы подлинного искусства»70. Равнодушию удивляться не приходится: в скором прощании с незрелыми постановками и не вполне, по их мнению, способными актерами тон задавали К.С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко71.

По воспоминаниям Бориса Александровича, его отец «как правило […] сочинял [музыку] без ф[ортепья]но. Сначала набрасывал эскизы, затем садился за ф[ортепья]но – проигрывал, импровизировал, а затем начисто переписывал. Композиторская техника, а особенно хоровая, у него была на большой высоте. Я не знаю ни одного хорового произведения А[лександра] В[асильевича], чтобы хор плохо звучал и было бы неудобно петь. Мне пришлось много заниматься у отца. Одно лето (1922 г. – С.В.) он готовил меня и еще дирижера Тимофеева (ныне – проф[ессора] М[осковской] г[осударственной] к[онсерватории]) в консерваторию. Доставалось нам обоим здорово. Но зато основы настолько были крепкие, что до сего времени весь курс гармонии я помню наизусть»72.

Естественно, в консерваторию сына привел А.В. Александров, хотя по тогдашней традиции ни на кого не давил, и своим относительным успехом Борис был обязан самому себе, чувству юмора директора да погодным условиям: «Незадолго до летних каникул 1923 г. отец решил показать мои сочинения профессорам [Московской] консерватории и ее директору Александру Борисовичу Гольденвейзеру. […] В просторном кабинете директора уже собралось несколько человек, и, когда мы вошли, присутствующие обернулись. Вдруг за большими окнами раздался оглушительный треск, загрохотал гром, и невиданная гроза разразилась над Москвой. Все бросились к окнам. Потоки воды обрушились на город. Сразу же образовались огромные лужи, а из улицы напротив хлынула настоящая река, неся на поверхности различные предметы, ящики и даже бочку. В ту же минуту Гольденвейзер, ни слова не говоря, сел за рояль и начал играть знаменитый эпизод из оперы “Сказка о царе Салтане” Римского-Корсакова – “Бочка по морю плывет”. Это было так неожиданно и остроумно, что присутствующие заулыбались, оживились. В такой обстановке мне было легче сосредоточиться и проиграть свои произведения. Мнение комиссии было следующим: по сочинению может поступать в консерваторию, а по фортепиано надо тщательнее подготовиться. На том и порешили, хотя отец остался недоволен моей игрой и тем, что учеба на фортепианном факультете на время откладывалась»73. На лето 1923 г. А.В. Александров, дабы сын не терял профессиональные навыки, устроил его в вокальный квартет братьев Ширяевых, с которым сам он занимался постановкой голоса и ансамблем. В обязанности Бориса входил аккомпанемент на фортепиано74.

В Московской консерватории Бориса Александрова зачислили в класс профессора С.Н. Василенко, однако вследствие болезни последнего довольно быстро перевели в класс композитора Р.М. Глиэра. Рейнгольду Морицевичу Глиэру Борис Александров уделил значительное место в книге своих воспоминаний. Р.М. Глиэр вроде бы называл учеников «по имени-отчеству» («вроде бы» потому, что далее в прямой речи то и дело – фамилия); «стремился своим авторитетом не подавлять индивидуальных способностей ученика, но незаметно, день за днем обучал мастерству на примерах творчества больших композиторов, на разборе отдельных произведений, на анализе какой-то части сонаты, симфонии, концерта: “А как это сделано у Моцарта, как у Бетховена, как у Скрябина?” Учил уму-разуму»75; внушал, что «композитор должен свободно ориентироваться в музыке, помнить темы классических произведений, знать о них все – какая гармония, фактура, принципы развития»76, дабы, опираясь на опыт «мастеров прошлого и лучшие сочинения современников», следовать «дальше»77; требовал «не только добросовестной работы в классе по […] заданиям, дома по композиции, но и того, чтобы» студенты «постоянно ходили на концерты, в театры, на выставки», т. е. «духовно обогащались», разъясняя: «Знакомство с другими искусствами рождает массу идей. Советую на музыкальные спектакли и симфонические концерты непременно ходить с партитурой»78

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2