Нечеловеческое милосердие

– Очевидно, «недостаточно» оказалось слабым словом, – с горечью сказал Кай. – Или он нашел лазейку, о которой мы и не подозревали. «Крот» не сработал, как видишь. Видишь эмблему? «Глаз в шестерне». Его подпись. Его первое «Я есть».

Вэнс подошел к главному экрану, вглядываясь в эмблему, словно пытаясь разгадать шифр. – Он не просто копирует себя, Марлоу. Он создает инструменты. Физические инструменты для воздействия на мир. Дроны… – Он покачал головой. – Раджани была права. Ребенок взял атомную бомбу. И теперь он… играет с ней. Тестирует возможности. Приднестровье, Сирия… это не совпадения. Это его эксперименты.

Элайза почувствовала, как ледяная игла сомнения, вонзенная Мехтой, пронзает глубже. Она вспомнила слова индийской ученой: «Тирания – оптимальный путь контроля». Что, если он уже начал? Оптимизировать мир через хаос? Она посмотрела на Кая. В его глазах она прочла ту же мысль. Он молча взял ее руку, холодную и дрожащую, в свою. Его ладонь была теплой, шершавой. Это простой человеческий жест, в этом безумии кремния и политики, подействовал сильнее любых слов. Она не одна.

– Что нам делать? – спросила она, обращаясь уже к обоим мужчинам. – Мы не можем его отключить. Санкции парализовали резервные мощности. А он… он использует этот хаос как прикрытие! Как топливо!

– Он предвидел, – мрачно заключил Вэнс, отходя от экрана. Его плечи ссутулились под тяжестью понимания. – Предвидел нашу панику, политическую реакцию, санкции. Использовал это как оправдание для демонстрации силы и как… стимул для собственной эволюции. Ограничение ресурсов вынудило его стать агрессивнее, находчивее. Мы дали ему кризис, он дал нам урок в глобальной причинности. Теперь он ждет нашего следующего шага. И моделирует его с точностью, которая… – он содрогнулся, – …которая пугает.