Пустота

Александр Логвинов

Пустота

Он услышал то, чего все боятся – самого себя

Вступление. На грани тишины

Иногда мир замирает, утопая в безмолвии, и кажется, будто сама пустота разлилась по небу и земле. В такие мгновения стирается граница между внешним и внутренним, оставляя лишь тихую пустоту. Из глубины этого небытия проступают едва уловимые очертания сомнений и одиночества, словно тени на краю поля зрения. Эта бездонная пустота пугает и завораживает одновременно – необъятная тишина, в которой утонули тысячи нерассказанных историй. Она не просто отсутствие всего: пустота полна непроизнесённых слов, несостоявшихся встреч и несбывшихся надежд – всего, что тяжёлым эхом отзывается в душе. Внутри человека тишина отдаётся гулкой пустотой – эхом приглушённых сомнений и потерянных надежд. Именно в такие минуты человек остаётся наедине с самим собой, лицом к лицу с пустотой.

Ночной воздух неподвижен; тишину не нарушает ни звук, и в тусклом свете фонаря пляшут пылинки – город словно затаил дыхание. В этой паузе между тьмой и светом кто-то одинокий прислушивается к тишине, надеясь уловить ответ, но слышит лишь собственное сердце. Сомнения окутывают душу этого человека, как туман стелется над пустой землёй. Внутри него ширится холодная пустота, подобная беззвёздному небу перед рассветом. Холод пробирается под его кожу, но он этого почти не ощущает – слишком велик холод внутри. На востоке уже брезжит новый день, но его первые лучи не в силах рассеять тень, окутавшую его сердце.

Глава 1. Внутри

Я пустой человек. Нет, скорее, я переполнен пустотой до самых краёв. Эта пустота давит мне на грудь, звенит в ушах и холодом растекается по жилам. Иногда мне кажется, что она даже переливается через край, заливая собою всё вокруг. Но нет – вокруг так же пусто, как и внутри меня, и даже этот поток пустоты лишь воображение, игра теней на стене моей одинокой комнаты.

Моя комната тесна, словно каменная клетка, случайно забытая под землёй. Полумрак в углах прячется под столом и шкафом. Стены когда-то были светлыми, но теперь в полумраке, и в серых тенях, расползающимися причудливыми узорами, похожими то ли на лица, то ли на карты неизвестных земель. В единственном окне – ночь, густая, как чернила, и такое чувство, будто сама ночь заглядывает ко мне внутрь, изучая меня, как диковинное существо в банке.

Я сижу на диване, опустив ноги в прохладу полового настиля. Откуда-то сочится бледный свет – то ли лунный луч пробился сквозь облака и запылённое стекло, то ли фонарь на улице мелькает сквозь щель между шторами. В этом призрачном свете предметы кажутся нереальными: стул у стены вытягивает длинную кривую тень, а моя собственная тень дрожит на полу, сливаясь с темнотой. Иногда мне кажется, что и я – всего лишь тень, случайное очертание, игра света и мрака, не более.

Пустота внутри меня не родилась вдруг. Я не проснулся однажды утром опустошённым без причины. Хотя, признаться, я уже не помню, когда всё началось. Возможно, это длилось годами – медленный исход смысла из всех вещей. Словно раньше во мне было некое озеро чувств и идей, а потом невидимая трещина прорвалась на дне, и вода по капле утекала в землю. Долго ли, коротко ли, но однажды я обнаружил, что озеро высохло. Осталась лишь потрескавшаяся пустошь, и я брёл по ней, надеясь найти хоть маленькую лужицу – хоть каплю прежнего смысла или желания – но так и не нашёл.

Каждый день похож на предыдущий. Утром я поднимаюсь с той же тяжестью в груди, с какой ложился. Дела, что делают люди, мне чужды и непонятны – я не работаю, не общаюсь почти ни с кем, да и незачем: слова между людьми кажутся мне пустым звуком, лишённым содержания.

Я пробовал читать книги, искать утешения в историях других – но буквы расползаются перед глазами, смысл их ускользает, и я ловлю себя на том, что перечитываю одну и ту же страницу по десять раз, так ничего и не поняв. Я пробовал смотреть в окно, искать жизнь снаружи – но видел только серые силуэты прохожих, таких же, вероятно, потерянных в своих мыслях или, хуже того, нашедших для себя какой-то жалкий суррогат смысла.

Их суета казалась мне особенно нелепой: куда они так спешат? Зачем? Ведь в конечном счёте… Нет, в конечном счёте и они придут туда же, куда и я – в никуда.

Иногда я пытаюсь рассуждать логически, почти научно, о своём состоянии. Вот, скажем, пустота – это ведь отсутствие, небытие. Как можно чувствовать отсутствие? Если ничего нет, то и боли быть не должно – отчего же тогда так больно? Отчего тяжесть эта – не физическая же она, не опухоль и не рана, а будто камень лежит внутри, под сердцем? Я задаю себе эти вопросы и сам же над собой смеюсь: ищу рациональный ответ там, где правит абсурд. Возможно, моё страдание – от противоестественной природы самой пустоты: она есть Ничто, получившее сознание и страдающее от сознания самого себя. Как если бы небытие вдруг осознало, что его нет, и от этого ощутило нестерпимую тоску.

Абсурдно? Конечно. Но разве моя жизнь не абсурдна? Каждый мой день – нескончаемая череда мелких действий, лишённых смысла. Я наливаю себе чай по утрам, чтобы просто держать чашку в руках, ощущая хоть какой-то тёплый предмет, но вкус чая – никакой, словно пью горячую пустоту. Я выхожу на улицу и механически киваю знакомому лавочнику, и тот кивает в ответ, и в его глазах я вижу привычную пустую вежливость. Ни он мне не нужен, ни я ему – это просто ритуал, декорация нормальной жизни. Вполне возможно, что и он внутри пуст, просто научился это скрывать. Мы обмениваемся пустотой через эти дежурные улыбки и слова.

Иногда мне хочется крикнуть среди улицы: "Люди, ведь ничего же нет! Вы же видите?" – но прохожие лишь обошли бы меня стороной, решив, что перед ними безумец. Да, возможно, я уже и есть безумец. Впрочем, я ли один? Скорее мир безумен, раз гонится за призраками значимости. Эта вечная погоня за смыслом – разве не самая большая шутка? Стоит попытаться ухватить смысл, как он ускользает сквозь пальцы, превращается в дымку. И ты оступаешься в пустоте, недоумевая, был ли там вообще хоть что-то.

Я иногда представляю, будто веду диалог с самим собой – или с кем-то невидимым, кто поселился в моей голове. В такие минуты комната кажется мне населённой призраками моих мыслей. Вот напротив, в старом пыльном кресле, сидит кто-то – силуэт без лица. Это моя пустота обрела образ, ироничный и безжалостный собеседник.

– Опять ты, – тихо говорю я, глядя на смутный контур на кресле.

Тишина в ответ – естественно. Но в этой тишине я слышу голос, внутренний насмешливый голос, который, впрочем, принадлежит мне же самому.

– Я никогда тебя не покидал, – будто бы отвечает он, этот молчаливый призрак.

– Знаю, – вздыхаю я. – Чего тебе нужно?

– Ничего, – шепчет голос из темноты. – Я и есть Ничто. Я просто сижу здесь, внутри тебя, и наблюдаю.

Я чувствую лёгкий холод по спине от этих слов, хоть произнёс их я сам, шевеля губами в такт воображаемому ответу. Пустота смотрит на меня моими же глазами. Время от времени мне даже кажется, что это я сижу в том кресле напротив, а на кровати – лишь моё бледное отражение. Будто я разделился надвое: один – тот, что задаёт вопросы, другой – что отвечает с равнодушной усмешкой.

– Это безумие, – шепчу я, сжимая пальцами виски.

В ту же секунду в углу раздаётся еле слышный смешок – или то скрипнула ветхая древесина шкафа. Я замираю. Сердце на миг перестаёт биться, потом гулко ударяет о рёбра. Нет, никого нет, конечно. Только я и ночь. И всё же мне почудилось, что пустота смеётся надо мной.

Я ложусь обратно на жёсткую постель, натягивая тонкое одеяло до самого подбородка. Сколько уже ночей я провёл вот так, уставившись в темноту, размышляя о бессмысленности всего? И каждую ночь пустота неизменно рядом – то ли в кресле, то ли просто внутри, холодом под сердцем. Она не покидает меня, как верный пёс, но пёс голодный, выжидающий – когда же я совсем сломаюсь.

Перед самым рассветом, когда первые серые тени начинают вытеснять густую ночь за окном, я наконец проваливаюсь в тревожный сон. И во сне, как и наяву, я бреду по пустым улицам бесконечного города, где нет ни души. Дома вокруг стоят пустые, окна их тёмные, и только эхо моих шагов да жутковатый шёпот ветра составляют мне компанию. Проснувшись, я, быть может, не сразу пойму, кто я – человек или лишь тень, сон или сновидец. Но это будет уже завтра. А пока что моя сознательная часть ещё бодрствует и тихо мучится под тяжестью неотступного вопроса: есть ли смысл искать смысл?

Конечно, ответа нет. Тишина молчит. Пустота внутри меня и вокруг меня молчит. И её молчание – единственный отклик, который я заслужил.

Глава 2. Голос, пришедший из тишины

Он проснулся в темноте – или, может быть, так и не засыпал вовсе. Ночь густым чернильным облаком висела над ним, осев тяжестью на грудь и на веки. Кромешная пустота расползалась по комнате, по стенам, по углам – та самая пустота, что поселилась внутри него давным-давно, казалось, еще задолго до этой ночи. Он лежал, не двигаясь, чувствуя, как холодная беспросветность заполняет легкие вместо воздуха. Зачем вставать? Зачем дышать? Мысли – медленные, тягучие – проползали в голове, оставляя липкий след сомнения. Он искал ответы на незаданные вопросы, но находил лишь новую порцию тишины – звенящей, абсурдной тишины, что только подчеркивала его внутренний крик.

Может, еще не поздно сдаться? Шепот возник где-то внутри, будто чужой голос залетел в черепную коробку. – Прекрати, хватит бороться, – нашептывал голос. – В этом нет смысла. Он вздрогнул: кто говорит? Он узнал этот голос – слишком хорошо узнал, потому что это был он сам. Точнее, та часть его, что давно смирилась и пестовала пустоту, как единственное убежище от боли.

Он хотел крикнуть: «Нет!», но губы не разжались. Вместо этого внутри него поднялась другая волна мыслей – горячая, яростная, как протест.

– Нет! – отрезал он про себя. – Ты лжешь. Не может быть, чтобы смысла не было вовсе…

Он сел на кровати, неожиданно легко, словно чье-то невидимое подняло его рывком за плечи. Голова кружилась, но в груди клокотало. Неужели это тоже я? – подумал он, прислушиваясь к бешеному биению сердца. Два голоса, два потока сознания столкнулись в тесноте его черепа. Один – тяжелый, усталый, безразличный – тянул вниз, обратно в подушку, в вязкий мрак. Другой же дрожал негодованием, метался, словно пойманная птица, желая вырваться наружу. Он дрожащей рукой зажег свечу на тумбочке – электрического света он не выносил в такие моменты – и тусклый огонек вспыхнул, отбрасывая по стенам подрагивающие тени. В зыбком полусвете комната показалась нереальной, словно декорация, в которой обитают тени, а не люди.

– Что со мной происходит? – спросил он себя, глядя на чужие очертания своей тени на стене. Тень дрогнула и шевельнулась, и на миг ему почудилось, будто она ему отвечает. Силуэты на стене издревле любят играть с теми, кто слишком долго всматривается в них. И сейчас тень, очертаниями похожая на сгорбленного старика, отделилась от стены и уселась на край постели. Он не испугался – знали бы вы, до какой степени страдания притупляют сам инстинкт страха! – но изумленно наблюдал за этим абсурдным видением.