Глаза в люстре

Сунна Самайн

Глаза в люстре

Глава 1 Приезд

Анна приехала в поместье Арбениных на закате. За окном мелькали пустые улицы и редкие прохожие, тонкая изморось стекала по стеклу. Она всё ещё не привыкла к мысли, что едет к Виктору Петровичу – богатому дяде, с которым почти не общалась много лет. Потеря работы, стеснённые обстоятельства и ощущение, что жизнь упёрлась в глухую стену, оставили ей мало выбора. Когда он неожиданно предложил пожить у него, Анна согласилась – хотя так и не поняла, зачем он это сделал.

У массивных чёрных ворот с литерами «А» она задержала взгляд на особняке. Величественный, но чужой, он будто прятал за окнами не только тени, но и чью-то тайну.

Водитель бросил взгляд через плечо:

– Это он?

– Да. Спасибо, – коротко ответила Анна и выбралась из машины, потянув за собой чемодан.

Кованые ворота со скрипом распахнулись. Колёса чемодана зашуршали по гравию, и в тишине этот звук казался особенно громким. Сырой воздух касался лица, а мелкие капли оседали на пальто.

Анна поднялась к дверям. Они распахнулись сами – слишком вовремя, чтобы быть случайностью.

На пороге стояла женщина – высокая, эффектная, лет тридцати с небольшим. Свет от лампы под потолком придавал её лицу излишнюю бледность, а в тонкой руке она держала бокал вина.

– Анна? Как хорошо, что ты приехала, – проговорила она тоном, в котором кокетство странно сочеталось с раздражённой поспешностью. – Проходи, ты промокнешь.

Анна молча переступила порог. Внутри пахло полированным деревом, вином и чем-то неуловимым – смесью старины, пыли и времени. Просторный, прохладный холл встречал тишиной. Со стен на неё смотрели портреты предков, словно пытаясь вспомнить, кто она.

– Познакомимся, – сказала женщина, протягивая Анне руку, – я Елена. Жена Виктора Петровича. Имя прозвучало как вызов.

– Анна, рада наконец-то с вами встретиться, – ответила гостья, чувствуя под пальцами холод гладкой кожи.

Из тени коридора вышел Виктор Петрович Арбенин – высокий, худощавый, с резкими чертами и глазами, в которых была не вежливость, а обязанность её изображать.

– Рад видеть вас, Анна, – сказал он сдержанно, и, если бы не лёгкий кивок, можно было бы усомниться в его искренности.

– Благодарю за приглашение, – ответила она, удерживая его взгляд с привычным для себя спокойствием.

Позади, в полутьме, мелькнула высокая фигура – мужчина с выверенно-равнодушным выражением лица. Он не подошёл ближе и не поздоровался, лишь чуть приподнял бровь.

– Это Дмитрий, – бросила Елена через плечо. – Старший сын Виктора. А Андрей… – она на мгновение задумалась, – должен быть наверху.

Анна успела заметить, как на лестнице кто-то быстро отступил в тень, оставив после себя лишь лёгкое поскрипывание ступеней.

В тишине послышался звонкий топот босых ног, и в холл влетел мальчишка лет восьми в мятой рубашке и с растрёпанными волосами. Он радостно поднял над головой длинный шнурок, на конце которого что-то ярко блеснуло.

– Мама, я его поймал! – выпалил он, но, заметив Анну, замер и спрятался за стройную женщину, появившуюся в дверях.

– Саня, перестань носиться по дому, – тихо, но твёрдо сказала она, положив руку на плечо мальчика.

Женщине было около двадцати семи. Уставшие глаза и сдержанная, неприметная внешность лишь подчёркивались простотой платья и аккуратно убранными волосами.

– Это Евгения, жена Дмитрия, – пояснила Елена. – И их сын, Саша.

Евгения коротко кивнула и, не сказав ни слова, увела мальчика в сторону, продолжая, впрочем, украдкой наблюдать за Анной.

Тишину нарушил тихий шорох. По ковру, словно тень, проскользнул полосатый кот с серьёзным видом. Он остановился, посмотрел на Анну долгим, внимательным взглядом и исчез в глубине дома.

– Это Мурзик, – сказала Елена с тёплой, почти заговорщицкой улыбкой. – Наш домовой. Иногда мне кажется, он знает больше, чем все мы вместе взятые.

Анна промолчала. Похоже на шутку, но странное ощущение двусмысленности этих слов удивило её.

– Ужин в семь, – продолжила Елена уже иным тоном, более ровным, с легким нажимом. – Муж не любит, когда опаздывают.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и резко окликнула:

– Агата!

Из коридора, будто по сигналу, вышла пожилая женщина в тёмном переднике. Лицо усталое, непроницаемое, без тени приветливости. В каждом её движении ощущалась натянутая вежливость, за которой прятались многолетняя усталость и раздражение, тщательно спрятанные под внешней аккуратностью. Она коротко кивнула и жестом пригласила Анну следовать за собой. Пока они поднимались по широкой лестнице с чуть поскрипывающими ступенями, девушка обратила внимание на несколько плотно закрытых дверей. Коридор был тускло освещён, в воздухе ощущался лёгкий аромат полировки и чего-то миндального, неуловимого.

– Вот, – сказала Агата, распахнув дверь на втором этаже. – Вид на сад, как госпожа просила.

Комната оказалась просторной, с высоким потолком и старинной мебелью. На кровати уже был разложен халат, у окна – аккуратно откинутая штора. Внутри царила холодная чистота, без признаков жизни.

– Катя! – окликнула Агата. – Подойди.

Из тени боковой двери – видимо, служебного прохода – появилась молодая горничная, лет двадцати. Гибкая, с бледным лицом и испуганными глазами. Волосы убраны под чепчик, в руках – сложенное полотенце.

– Поможешь барышне устроиться, – коротко бросила Агата. – Я к плите.

И исчезла, не дожидаясь ответа.

Катя подняла взгляд на Анну, чуть улыбнулась.

– Я Катя. Если что-то понадобится – обращайтесь. Только, – она понизила голос, – лучше не выходить в коридор ночью. Здесь… звуки бывают. Стук, шаги. Даже свет иногда гаснет сам по себе.

Анна наклонила голову, изучая лицо горничной.

– А ты не боишься?

Катя на мгновение задумалась.

– Нет. Я здесь родилась. Мой отец – садовник у Арбениных. Он обычно приходит несколько раз в неделю ухаживать за садом. Ещё у нас есть дворецкий, Илья Петрович, но сегодня у него выходной. Просто… здесь лучше не задавать вопросов.

Анна осталась одна. В комнате, среди мебели, выделялось высокое зеркало в резной раме. Она невольно улыбнулась – давно мечтала снова увидеть себя в таком. В отражении – стройная фигура, золотистые волосы, собранные в мягкий узел, и большие карие глаза, в которых горело любопытство.

Открыв чемодан, Анна разложила на кровати несколько платьев – простых, скромных, но аккуратных.

В дверной проём тихо, почти бесшумно, вошёл Мурзик. Сел, обвив лапами хвост, и уставился на неё немигающим взглядом, словно оценивая выбор.

– Ну и какое одеть? – полушёпотом спросила Анна.

Она остановила взгляд на тёмно-синем, чуть более нарядном, чем остальные, и быстро переоделась, пригладив волосы перед зеркалом.

В этот момент из коридора раздался звон колокольчика, возвещающий, что ужин подан. Анна бросила последний взгляд на своё отражение и направилась вниз.

Мягкий тёплый свет и размеренное тиканье старинных часов создавали в столовой особую атмосферу. Длинный дубовый стол был накрыт безупречно.

Во главе стола, в кресле с высокой резной спинкой, сидел Виктор Петрович. Он ел медленно, сосредоточенно, будто его мысли были далеко за пределами этой комнаты.

Справа от него – Елена, в светло-сером платье, тонко подобранном к оттенку фарфора. Она вела лёгкую, ни к чему не обязывающую беседу, разливая вино и время от времени бросая на мужа долгие взгляды. Слева от хозяина – Дмитрий, небрежно опирающийся локтем о стол, словно демонстрируя, что ему здесь всё давно известно и неинтересно. Он задавал Анне, сидящей рядом, короткие вопросы: чем она занимается, где училась, надолго ли приехала. В каждом вопросе чувствовалась оценка, будто он заранее примерял её к какому-то своему стандарту.

Напротив Анны сидели Евгения и Саша. Мальчик ел с сосредоточенным видом, лишь изредка украдкой поглядывая на новую гостью. Евгения держалась очень прямо, почти неподвижно, её внимание было приковано к тарелке или к сыну. Она ни разу не подняла глаз на хозяина стола или Елену; её молчание казалось плотной стеной.

Андрей явился в последний момент. Волосы взъерошены, взгляд блуждающий. Он тихо, почти шёпотом, извинился и опустился на свободный стул. Пару раз он пытался заговорить, но быстро замолкал под холодным взглядом брата.

К удивлению Анны, которая помнила слова Кати о выходном дне дворецкого, за ужином прислуживал Илья Петрович. Это был мужчина лет шестидесяти, с безупречно прямой спиной, седыми висками и лицом, словно вырезанным из дерева. Каждое его движение было отточенным, безмолвным, предельно точным. Он выходил из темноты буфетной двери с золотистым куриным паштетом, тонкими ломтиками ростбифа, овощами, запечёнными с розмарином; затем приносил тарелки с крем-супом и горячие булочки, укрытые белой тканью. Его присутствие не отвлекало – он был частью обстановки, такой же неотъемлемой, как резной буфет или строгие портреты на стенах. Лишь Катя мелькала рядом, помогая уносить использованную посуду и приносить чистые приборы. Анна то и дело замечала её быстрые, тревожные взгляды.

– Ты выглядишь уставшей, дорогая, – заметила Елена, глядя на Анну. – Дорога из столицы утомительна. Уверена, тебе понравится наша тишина.

Анна кивнула. Тишина ей действительно нравилась – но не такая… гнетущая. В этом доме она чувствовала напряжение – невысказанное, застарелое. Казалось, разговоры здесь давно заменили взгляды, а за улыбками прятались щербатые осколки старых ссор. Особенно ощутимыми были молчание Евгении и настороженность Саши.

– Ты приехала в интересное время, – сказал Виктор Петрович, не поднимая глаз. – Осень у нас особая. Переходный период. Всё замирает, прежде чем уснуть.

Анна перевела взгляд с хозяина на сыновей. Дмитрий слегка склонил голову, будто обдумывая слова отца или что-то своё. Андрей же, напротив, резко поднял глаза и уставился на Анну так пристально, что у неё внутри шевельнулось лёгкое беспокойство.

– Здесь часто происходят странные вещи, – вдруг проговорил он. – Особенно ночью.

– Андрей, прошу тебя, – с притворным раздражением сказала Елена, – не пугай гостью в первый же вечер.

– Я не пугаю, – пожал плечами парень. – Просто предупреждаю. Иногда дом скрипит, как будто ходит. А Мурзик… Он не спит по ночам.

– Ни один кот не обязан спать по ночам, – усмехнулся Дмитрий, – особенно если в доме так много… скрытых уголков. – Его взгляд скользнул по стенам, а затем на мгновение остановился на бледном лице Евгении. Она потупилась еще ниже.

Илья Петрович бесшумно поставил перед Виктором Петровичем фужер с коньяком. Анна улыбнулась в ответ Дмитрию, но не сказала ничего. Она чувствовала: её приезд здесь ждали. Но каждый – по-своему. И за каждым из этих лиц, от холодного Дмитрия и молчаливой Евгении до нервного Андрея и безупречного дворецкого, могла скрываться своя тайна, свой повод для тех самых "странных вещей". Мурзик, как тень, проскользнул под столом и уселся на буфет. Наблюдение началось.

Глава 2 Вечерние визиты

После ужина Анна поднялась к себе. Войдя в комнату, она заметила, что её вещи уже аккуратно разложены по полкам, а пустой чемодан спрятан за ширмой в дальнем углу. «И когда же Катя успела это сделать?» – мелькнуло у неё в голове. Просторная, но лишённая уюта, комната казалась замершей во времени; за тяжёлыми шторами таилась непроницаемая тьма сада.

Анна присела на кровать, размышляя о странностях родственников, когда в дверь постучали.

– Войдите, – произнесла она.

На пороге стоял Виктор Петрович. Сделав пару шагов внутрь, он остановился. Лицо его оставалось напряжённым, но взгляд был мягче, чем за ужином.

– Анна, – начал он без предисловий, голос звучал устало. – Хотел убедиться, что тебе здесь удобно. И ещё раз сказать: живи здесь столько, сколько потребуется. Ты меня не стеснишь.

Анна поднялась.

– Спасибо, дядя. Это очень любезно с вашей стороны. Я… ценю вашу помощь.

Он кивнул, и в глазах его мелькнуло что-то тёплое, почти забытое.

– Не стоит благодарности. Твоя мать… – он замялся, будто подбирая слова, – всегда была рядом, когда это было нужно. Особенно после… – он осёкся, взгляд потемнел, – после смерти моей первой жены. Считай, я возвращаю долг.

Он шагнул к двери, но задержался.

– Этот дом достаточно велик, чтобы вместить ещё одну душу. Спокойной ночи, Анна. Мне ещё придётся немного поработать в кабинете. Он у меня тут же, рядом со спальней, – Виктор Петрович слегка кивнул в сторону коридора. – В таких домах обычно кабинет внизу, но я перенёс его наверх: колени уже не те. Теперь всё под рукой, хотя гостям иногда приходится подниматься ко мне. – Он позволил себе короткую улыбку. – А ты ложись, наверняка устала с дороги.

Виктор Петрович развернулся и зашагал по коридору в сторону кабинета.

Анна осталась стоять, прислушиваясь к затихающему стуку его каблуков. В его словах о матери было много искренности… но и что-то иное – глубокое одиночество, смешанное с невысказанной горечью.

Едва дверь закрылась, как раздался ещё один стук – робкий, будто тот, кто стоял за ней, до последнего сомневался.

– Да? – откликнулась Анна.

В проёме появилась Евгения. Она выглядела ещё бледнее, чем за ужином: простое домашнее платье, тёмная шаль на плечах, волосы слегка растрёпаны. Она стояла на пороге, не решаясь войти, её пальцы нервно теребили бахрому шали.

– Простите, что тревожу, – тихо сказала она, и взгляд её скользнул куда-то в глубину комнаты, словно она надеялась заметить там ещё кого-то. – Я… слышала ваши голоса с дядей. У вас был Виктор Петрович?

– Да, – ответила Анна, сохраняя спокойный тон. – Он только что ушёл в кабинет.

– Понятно… – Евгения кивнула, но задержалась на пороге чуть дольше, чем требовала вежливость. Казалось, она ищет слова, но не решается их произнести. – На самом деле… я пришла за лекарством для Саши. Опять этот кашель. У Виктора Петровича в кабинете есть хорошие капли, он разрешил брать их при надобности.

Анна уловила, как в её голосе тревога за ребёнка перемежалась с чем-то иным – затаённым интересом.

– Конечно, – мягко сказала она. – Надеюсь, Саше станет лучше.

Евгения кивнула, слабо улыбнулась и почти неслышно пошла по коридору к кабинету. Анна, едва прикрыв дверь, оставила маленькую щель. Она услышала тихий стук, затем – как дверь кабинета приоткрылась и быстро снова закрылась. Голосов различить было нельзя, но визит длился недолго. Когда шаги Евгении заскользили обратно, Анну не покидало ощущение – будто молодой женщине важнее было убедиться в чём-то, чем получить лекарство.

Вскоре раздался тихий, церемонный стук.

– Войдите, – сказала Анна.

Вошёл дворецкий Илья Петрович. Он держал небольшой серебряный поднос с фарфоровым чайником, чашкой и блюдцем с двумя печеньями. Двигался он беззвучно, спина прямая, лицо серьёзное.

– Вечерний чай, барышня Анна, – сказал он ровным низким голосом, ставя поднос на комод у кровати. – Хозяин только что распорядился принести его вам. Липовый цвет, чтобы успокоить нервы после дороги.

«Странно, – мелькнуло у Анны. – Я ведь не слышала, чтобы он заходил к дяде…»

– Спасибо, Илья Петрович, – произнесла она, всё ещё удивляясь такому вниманию.

– Не стоит благодарности. Всё ли вас устраивает? Нужно ли что-то ещё? – он быстрым взглядом скользнул по комнате, словно проверяя, всё ли на месте.

– Нет, спасибо, всё хорошо.

– Тогда спокойной ночи, барышня, – кивнул он и так же бесшумно вышел.

Он вышел так же тихо, как и вошёл. Шаги его затихли в коридоре. Анна вздохнула. Эта точность и безупречность в каждом движении казалась ей немного пугающей.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Анна устроилась в кровати с книгой, но сосредоточиться не успела – в коридоре вдруг раздались быстрые, решительные шаги, направленные к кабинету дяди. Затем – громкий, резкий стук в дверь. Дверь скрипнула, потом захлопнулась. Сначала было тихо, но голоса быстро стали громче.

Виктор Петрович говорил резко, низким голосом. Андрей отвечал высоким, срывающимся.

– …не могу больше этого терпеть! Это мерзость! – крикнул Андрей. Голос дрожал от злости.

– Ты ничего не понимаешь! – ответил Виктор Петрович. – И не смей так говорить в этом доме! Это мой дом!

– Твой дом? – почти выкрикнул Андрей. – Ты позволяешь этим…

Что-то тяжело ударилось – то ли кулак по столу, то ли упал предмет.

Анна быстро поднялась с кровати, подошла к двери и, затаив дыхание, тихо приоткрыла её. Из узкой щели она увидела, как дверь кабинета распахнулась и Андрей вылетел в коридор. Его лицо было перекошено от гнева, глаза сверкали. Не оглядываясь, он побежал вниз по лестнице.

Дверь кабинета медленно закрылась. В доме снова стало тихо.

Анна уже хотела вернуться к кровати, но в коридоре раздались новые шаги. Медленные, уверенные. Дмитрий.

Он постучал коротко, деловито. Дверь кабинета открылась. Он вошёл, не дожидаясь приглашения. Дверь не закрылась до конца, осталась щель.

Голоса были тише, чем во время ссоры с Андреем, но всё же слышны. Голос Дмитрия – холодный, ровный, с лёгкой насмешкой:

– …обсудить вопрос о лесных угодьях на севере. Контракт с Лесопромом истекает. Они предлагают прежние условия. Я считаю, это невыгодно. Надо давить.

– Ты всегда считаешь, что надо давить, Дмитрий, – ответил Виктор Петрович усталым голосом. – Иногда дипломатия…

– Дипломатия – удел слабых, – перебил Дмитрий. – Или тех, кому нечего терять. У нас есть рычаги. Надо использовать. Или ты снова поддался на чьи-то уговоры? – в голосе прозвучал ядовитый намёк.

– Хватит! – резко сказал Виктор Петрович. – Не указывай мне. Решение приму я. Утром. Сейчас я устал.

– Как скажешь, отец, – сказал Дмитрий, и в его тоне слышалась непокорность. – Но промедление смерти подобно. Особенно в делах. Спокойной ночи.

Он вышел, небрежно прикрыв дверь. Шёл по коридору размеренно, без эмоций.

Анна тихо вернулась к кровати, снова взяла книгу. Спустя мгновение она услышала тяжёлые шаги из кабинета и скрип двери спальни рядом с её комнатой.

«Наверное, дядя наконец-то пошёл спать», – подумала она.

Анна уже собиралась отложить книгу и погасить свет, когда в коридоре послышалось лёгкое шуршание. Почти бесшумное, с еле уловимым ароматом дорогих духов. Елена.

Она прошла мимо комнаты Анны, остановилась у двери спальни Виктора Петровича и тихо постучала – мягко, почти ласково.

– Виктор? Милый? Можно войти? – её голос был сладким, заботливым.

Послышался неразборчивый ответ. Дверь открылась, и Елена скользнула внутрь. Захлопнулась плотно. Слов почти не было слышно, только глухой, воркующий тон Елены и редкие, короткие ответы хозяина дома.

Анна представила, как та склоняется к нему, наливает вино, говорит утешительные слова после бурных разговоров с сыновьями. Или… что-то совсем иное.

Когда стало ясно, что разговора не слышно, Анна выключила свет. На сегодня странностей хватало. Она заснула под шум дождя за окном.

Сон Анны был тревожным и бесформенным, как клубящийся за окнами туман. Ей снилось, что она идёт по длинному, плохо освещённому коридору. Стены были увешаны портретами, и казалось, что глаза на них следят за каждым её шагом. Иногда ей чудилось, что лица на картинах меняются местами, а выражения становятся всё более недовольными.

Где-то вдали, на стыке коридора и лестницы, мелькала тень большого чёрного кота. Он пробегал мимо дверей, то исчезая, то снова появляясь. Сверху доносился лёгкий топот и звук падающих мелких предметов – будто кто-то ронял на пол яблоки или мячики.

Анна повернула за угол, и коридор, казалось, стал длиннее. В конце его стояла высокая лестница, спускавшаяся в темноту. Внизу что-то шевельнулось, и ей показалось, что там лежит человек. Она прищурилась, пытаясь рассмотреть, но в этот момент кот остановился на верхней ступеньке, обернулся и громко мяукнул.

Мяуканье внезапно перешло в резкий, чужой крик – пронзительный и полный ужаса. Он был слишком отчётливым, слишком настоящим для сна. Анна рывком села на кровати и поняла – крик был не сном. Он доносился снизу, из холла. Почти сразу за ним прокатился тяжёлый, глухой грохот, как будто что-то большое сорвалось и, подпрыгивая, с шумом обрушилось по ступеням парадной лестницы.

Прошла вечность, прежде чем двери в коридоре начали распахиваться одна за другой. Первой появилась Елена – лицо искажено настоящим ужасом, на ходу она запахивала алый пеньюар. Сверху стремглав сбегал Андрей, бледный, с расширенными глазами. Из своей комнаты вышел Дмитрий – каменное лицо, но взгляд острый, как лезвие. Евгения стояла в дверях, прижимая к себе сонного, испуганного Сашу. Из тени, мягко шурша лапами по ковру, выскочил Мурзик и замер, насторожив уши.

Анна выбежала в коридор. Все они, как по команде, устремились к лестнице. Сердце Анны бешено колотилось. Она уже знала, что увидит внизу.

Анна подбежала к перилам и заглянула вниз. У подножия величественной лестницы, неестественно выгнувшись, лежал Виктор Петрович Арбенин. Его голова была запрокинута, глаза, широко открытые, смотрели в пустоту высокого потолка.

Анна первой сбежала вниз, присела рядом, инстинктивно ища пульс. Рука была ещё тёплой. Дядя пошевелил губами. Кровь выступила в уголке рта. Взгляд, остекленевший, на мгновение будто сфокусировался на ней.

– Прощаю… Сам… виноват…– прошептал он, хрипло выталкивая слова сквозь кровь и боль.

Глаза закатились. Последний выдох – тихий и жалобный – сорвался с его губ. Виктор Петрович больше не дышал.

Анна, сжав зубы, быстро огляделась. Рядом с его рукой лежала маленькая разбитая хрустальная пепельница в форме лебедя. Трудно было понять, упала ли она вместе с ним или была сбита при падении.

А наверху, на лестнице, застыли в шоковом безмолвии его вдова, сыновья, невестка с внуком и племянница. Илья Петрович, возникший словно из тени у дверей столовой, стоял с каменным лицом, но кулаки его были судорожно сжаты.

Предсмертный взгляд Виктора Петровича врезался в память Анны. И чем дольше она пыталась отогнать его, тем яснее понимала – точно так же на неё смотрел мужчина с одного из портретов в её сне. Холод, зародившийся где-то у основания шеи, медленно прокатился по спине, будто тень из той самой картины нашла её здесь, в реальности.