Бумеры, или Мы и девяностые

Поскольку вернуть долг не удалось, отец вложил деньги в строящийся дом, чтобы у дочки была отдельная квартира.

Впоследствии в эту квартиру переедет мама, а брат с сестрой останутся в родительском доме, почти не стесняя друг друга. Отца к тому времени с ними не будет.

В те же годы родительская семья представлялась чем-то незыблемым. Как и молодость.

И замужество не казалось серьёзной проблемой.

«Уходящий век»

Третий муж, Сева, нормальный представитель поколения Х, появился на горизонте Зины вовремя. Из мест лишения свободы вернулся Игорь, досрочно освобождённый за примерное поведение, и она получила долгожданный развод.

Зина и Сева поженились без дворца, тамады, свидетелей и прочих ненужных церемоний. На роль мужа Сева подходил идеально: интеллигентный, приличный и покладистый. «Ни рыба ни мясо», – сказали родители и подруга Ира. И облегчённо вздохнули.

Новое тысячелетие ознаменовалось новой эрой в Зининой жизни – «нормальной» семьёй. Супруги сняли квартиру, купили машину и стали жить «как все». Когда развалился НИИ, в котором трудился Сева, он нашёл работу на мусороперерабатывающем заводе. Получал неплохо, не пил.

– Что тебя не устраивает? – недоумевала Ира, которая была не замужем, имела постоянную работу и делилась планами завести ребёнка «чисто для себя». – Может, пора родить?

– Может, и пора. Но от кого? – искренне удивлялась Зина.

Хотя к Севе, по её словам, относилась «лучше, чем к предшественникам».

Однажды, когда супруги возвращались в город с дачи, началась гроза. Сева дремал на переднем пассажирском кресле. Зина вела машину по правой полосе. Из неё, кстати, получился неплохой водитель. Иногда, выезжая за город и прибавляя скорость, Зина вспоминала Валеру, представляла, как бы он отреагировал, увидев её за рулём собственной иномарки.

Всё случилось внезапно, как обычно приходит беда. У припаркованного у обочины джипа не работала аварийная система, и Зина слишком поздно его увидела из-за стены дождя. Уходя от столкновения, Зина вырулила на левую полосу, но чуть не врезалась в машину из встречного ряда, которая, пытаясь объехать грузовик, вылетела прямо на неё. Она заорала, разбудив и напугав мужа, и, резко свернув вправо, едва не наскочив на злополучный джип, скатилась в кювет и завалилась набок…

Следующие несколько минут выпали из сознания. Когда Зина очнулась, над ней склонилось встревоженное лицо незнакомого мужчины.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивал он. – Выбраться самостоятельно можете?

Она пошевелила руками и ногами. Цела, ничего, кроме ушибов. Рядом постанывал Сева. У него была сломана рука.

– Я всё видел, – сказал мужчина. – Стояла машина без аварийки. Вторая машина выехала на встречку. Вы ничего не нарушили, и я готов это подтвердить.

Он помог выбраться наружу Зине, а затем и Севе. Зина огляделась. Гроза закончилась, накрапывал мелкий дождь. Её автомобиль лежал на боку. Две машины, из-за которых она пострадала, встретились друг с другом и находились в гораздо более плачевном состоянии. Водители в крови, но без внешних серьёзных травм орали друг на друга посреди дороги.

– Я уже вызвал милицию и скорую, – сказал мужчина. – Вашему спутнику, кажется, нужна госпитализация.

– Ничего, я в порядке, – отозвался Сева, придерживая травмированную руку.

Мужчина, представившийся Аркадием, предложил пострадавшим посидеть в его автомобиле. Потрясённой Зине он казался необычайно привлекательным: аристократичное лицо, благородная проседь, фактурная фигура.

– К вашей машине эвакуатор не подогнать, – озабоченно произнёс Аркадий. – Впрочем, если её немного подвинуть…

Он снял плащ и остался в сером джемпере. Подошёл к Зининой иномарке, навалился на неё, поднажал плечом…

– Осторожно! – крикнула Зина, переживая за спасителя.

Впервые в жизни ей приходилось видеть, как человек в одиночку переворачивает автомобиль.

– Вот это Геракл, – пробормотал Сева, и его лицо, серое от боли, приняло совсем другое выражение.

Но Зине было сейчас не до мужа.

– Сейчас прицеплю трос и вытяну вас на дорогу.

Аркадий подошёл, весь в грязи, улыбающийся… Необыкновенный. Её мужчина.

Зина снова, как когда-то, провалилась в яму страха и блаженства, почувствовала себя счастливой и потерянной одновременно…

На прощание Аркадий предложил записать его телефон:

– Если чем-то смогу помочь, буду рад.

Самое пикантное – то, что «съём» происходил на глазах у подавленного Севы. Зина достала из сумки крошечный красный мобильник и записала номер, который он продиктовал.

Иногда она смотрела на свой миниатюрный телефон и с иронией вспоминала огромную «дельту» Валеры. В начале двухтысячных появилась шутка: «Мобильник – это единственный пример, когда мужчина хвастается, что у него меньше, чем у приятеля».

– Я обязательно позвоню вам, – пообещала Зина.

И, конечно, позвонила.

Она смутно догадывалась: Аркадий являлся чем-то вроде заменителя Валеры. Ну и что? Жизнь продолжалась и после Валеры, приходилось как-то устраиваться в ней.

В тот период Зина работала в галерее «Уходящий век». Это была уютная частная арт-галерея, куда её взяли на должность директора с небольшим окладом. В маленьком мирке, состоящем из восьми сдвоенных залов, которые занимали четыре яруса, соединённых винтовой лестницей, постоянно что-то происходило, кипела яркая, интересная жизнь. Молодые художники, а иногда и знаменитые мастера выставляли свою скульптуру и картины. Поэты проводили литературные вечера и читали стихи, а потом пили коньяк на открытом балкончике, имевшем выход на крышу.

Зина поменяла имидж: стала ультрасовременной, ослепительной, немного пошловатой блондинкой. Не сказать, чтобы ей нравился новый стиль, зато перестали третировать сравнениями с тургеневской Зинаидой. А Тургенева Зина недолюбливала, считая его тягомотным, скучным и вообще слишком «дамским» писателем.

Что ж, у всех разные вкусы; находились охотники и до обновлённой «дочери Зевса». Мужчины богемного мира, как кобели в брачный период, крутились вокруг «королевы тусовки». В основном это были представители поколения Х либо поздние бумеры. Все они вели себя эпатажно, были патлатые и неухоженные, а кто-то явно имел отношение к психиатрической лечебнице. Зина охотно включалась в игру «соблазнение», используя ужимки, которые забавляли её саму. Наиболее назойливым посетителям она оставляла визитку с номером телефона, который уже несколько месяцев был неактивен.

Позже Зина понимала: то было время счастливое, наполненное впечатлениями и в принципе безбедное. Тогда же ей казалось, что она простаивает, прозябает. Зина ещё верила, что чего-то добьётся в жизни. Непонятно, что внушало Зине эту веру: она не имела пробивных качеств, а главное, сама не знала, чего хочет добиться.

Необходимость состояться в жизни, стать кем-то, доказать кому-то что-то – одна из ключевых потребностей представителей «неизвестного поколения», «людей Х».

– Рискни, сделай то, чего тебе больше всего хочется, – посоветовал Аркадий. – Иначе ты потом не простишь себе успехов, которых добьются другие.

Зина послушалась и устроила в галерее собственную выставку. Та прошла на ура и сопровождалась обсуждениями, которые, впрочем, быстро утихли. Зина приписала давку в галерее и хвалебные отзывы в местной прессе своей женской популярности и приуныла. Протолкаться в другую галерею, «расширить диапазон» ей не удалось. Более того, нашлось всего четверо желающих купить её работы, да и заявленная цена была смешно низкой.

Зина впала в депрессию, из которой её вывел Аркадий. Он осуществил Зинину мечту: свозил её в Рим.

Эта поездка словно переродила Зину. Только теперь она поняла, что ей нужно делать – служить искусству, пусть не в качестве художника, но посредника между великими мастерами и народными массами.

Зина поступила в аспирантуру. За два года она написала диссертацию об искусстве итальянского Возрождения. В Зининой работе прослеживалась связь времён. Она находила в итальянском Возрождении некие поворотные моменты, рычаги мирового искусства и пыталась перенести всё это на современность, апеллируя к андеграунду.

В диссертационном совете Большого университета ей намекнули, что с такой спорной работой шансы на защиту невелики. По счастью, в одном из крупных вузов Санкт-Петербурга открылся ещё один совет по нужной специальности. Диссертацию приняли к защите. Аркадий помог финансово (в тот момент Сева, покинувший мусорный завод, занимался поисками работы, так что семья не жировала). И зимой 2007-го она вошла в большой зал, где сидели двадцать суровых, скептично настроенных и надутых, как мыльные пузыри, бумеров. Каждый из них знал толк в подсиживаниях, наветах и травлях. Они были измяты и потрёпаны корпоративными сварами, учёными дискуссиями, жёсткой борьбой. Они имели регалии, степени и звания, которые человеку непосвящённому даже выговорить страшно…

Зина не имела ровным счётом ничего. Она умудрилась прийти к своим тридцати двум горячей, мечтательной, наивной, «подающей надежды» девочкой.

Она выступила. Потом настала очередь научного руководителя, далее – оппонентов. Затем были обсуждения. В течение полутора часов её песочили и перебрасывали друг другу, как замусоленный мячик.

– Итальянское Возрождение – избитая тема, – изрёк патлатый бумер раннего периода. – И, кстати, почему диссертант не ссылается на монографии Трошкина и Кукушкина?

– В наше время такая почтенная специальность, как теория и история искусства, не предоставляла возможности всякому высказывать свои сумасбродные идеи, – проскрипела седая высушенная дама, поздний образчик «молчаливого поколения». Зина решила, что та большую часть жизни провела в молчании, а недавно осмелилась заговорить, и, видимо, ей понравилось.

– Сейчас не ваше время, – буркнул моложавый круглолицый бумер пограничного периода. – И вообще, наука рождается в полемике!

– Полемика этой… молодой особы – с кем? – высокомерно подняла брови высушенная дама.

– Да хотя бы с вами, – огрызнулся круглолицый бумер.

– Вы, искусствоведы, слишком вольно обращаетесь с методологией, – тыча в круглолицего бумера крючковатым пальцем, проблеял старый лысый бумер. – Не забывайте, что у нас совет по философии, а не по культурологии или искусствоведению…

– Да разве тут забудешь, – вмешался пожилой бумер с юными синими глазами. – Господа философы ведут себя так, словно других наук и в помине нет!

– Подождите со своими дилетантскими умозаключениями. – Высушенная дама махнула тёмной, похожей на вяленую воблу рукой. – Вот вы, – она указала подбородком на круглолицего бумера, – отдаёте себе отчёт в том, что грубите женщине?

– Женщине? Позвольте! Всем известно, что женщина-философ – не философ, а мужчина-философ – не мужчина! – брякнул круглолицый бумер и, не удержавшись, забулькал, надувая красные щёки.

Пожилой синеглазый бумер, напротив, сделал суровую мину, но глаза его выдали. По залу пронёсся ропот; два-три человека вскочили со своих мест, жестикулируя, что-то доказывая.

Зина переминалась с ноги на ногу на трибуне, чувствуя себя лишней на этом сборище. Волнение и азарт, связанные с показом широкой публике своего единственного детища (за неимением ребёнка из плоти и кудряшек), утихли. Она увидела, что в учёном аквариуме есть не только свои акулы и мелкие рыбки – в нём водится несколько видов морских чудищ, враждующих между собой.

– Не переживайте, – участливо сказала молодая стенографистка на фуршете, когда господа учёные жадно пили коньяк и закусывали тарталетками с икрой. – Они недавно две диссертации вообще размазали, а у вас всего три «чёрных шара». Это нормально в таком совете, как наш. Главное, что всё закончилось.

Зина угрюмо кивнула и выпила, чокнувшись со стенографисткой. Та была права: всё закончилось. Зина получила учёную степень, которая ей никогда не понадобится.

Как послевкусие защиты, у неё осталась пожизненная неприязнь к философам. И ещё – убеждение в хищной природе бумеров, продлевающих свой созидательный век за счёт никчёмных представителей её поколения.

Зину утешала мысль, что всезнающие бумеры не имеют понятия о том, какие вредные вещества содержит кровь, которую они регулярно потребляют как полезную биодобавку. «Когда-нибудь мы потравим вас всех, выведем, как крыс, – думала она злорадно. – Это нам бояться нечего: в нашем детстве не было цинги и дизентерии, наши родители не страдали послевоенными неврозами, мы не жили в бараках и не прозябали за железным занавесом. Так что – завидуйте нам, бойтесь нас».

Она ощутила, как развеивается миф о небожителях.

Как ни парадоксально, больше всего Зине хотелось поделиться своими мыслями с Валерой. Однако тот отсутствовал. Его не было в социальных сетях, о нём не имелось информации в интернете, а прежний телефонный номер был недоступен. Зина впервые поняла, что он ушёл, безвозвратно и навсегда, не оставив ей ни единой зацепки.

Большей подлости с его стороны она и представить не могла!

Зина захандрила. Аркадий, который счёл причиной стресс, пережитый на защите, сочувствовал и поддерживал как мог. Дарил подарки, свозил на отдых в Грецию. Выслушивая жалобы Зины на бумеров, грустно качал головой, не раздражаясь и не споря.

Аркадий был хорошим другом. Он остался другом и тогда, когда отношения закончились.

Произошло это вскоре после Зининого развода. Его причиной, как ни смешно, послужила измена мужа. С вытекающими последствиями.

– Я хочу ребёнка. Сева хочет ребёнка. Ты – нет, – подвела черту её лучшая подруга Ира.

И, поглаживая округлившийся живот, посоветовала:

– Отнесись с пониманием.

Зина подумала и поняла. Подруга Ира была на два года её младше. Она училась в экспериментальном гимназическом классе, собравшем семнадцать человек. Восемь юношей и восемь девушек ещё в старших классах образовали стойкие пары. Девятая, бесхозная девушка (ею оказалась Ира) болталась после уроков, что называется, ни пришей ни пристегни. После школы она поступила в университет на «факультет невест», где двумя курсами старше училась Зина. Окончив вуз, Ира не сумела найти себя в коммерческой структуре и осталась на кафедре. Мужиков в гуманитарной науке мало, да и те, что есть, дефективные (если судить по «лучшим представителям» из диссовета). Спрашивается: что делать Ире, становление которой пришлось на период, когда опасно было заговаривать с незнакомцами в трамвае или на дискотеке?

Зина не осуждала бывшую подругу, не обзывала хищницей, не плевала вслед. Ира увела её мужа не потому, что она – сволочь. Просто у Иры и её сверстников имелся какой-то дефект, побуждавший брать то, что валялось поблизости. А поблизости от Иры, в квартире её лучшей подруги, валялся на диване никому не нужный Сева.

Когда распался брак Зины, иссякла и внебрачная связь. И тут всё объяснялось просто. Аркадий был женат, и после перехода Зины в статус разведённой женщины их отношения не то чтобы ухудшились – они утратили равновесие. Зина теперь комфортнее чувствовала себя в обществе соседа-холостяка. Аркадий постоянно находился в напряжении, словно ждал, что она о чём-то попросит. И облегчённо вздохнул, когда Зина объявила, что встречается с соседом.

…Зине было скучно. Она не видела перспектив и тяготилась однообразием. И там словно услышали её жалобы: арт-галерея закрылась, и Зина осталась без работы.

Зина моментально взбодрилась, выставила на нескольких сайтах резюме и начала искать работу по объявлениям.

Кем только ни пробовала устроиться: экскурсоводом, преподавателем ИЗО, заведующей галереей. Но звёзды, видимо, отвернулись от неё. Тридцатитрёхлетнюю красивую незамужнюю женщину с учёной степенью не брали даже секретаршей. В одной фирме ей намекнули, что она слишком умная. В другой – что шеф предпочитает двадцатилетних. Посидев на шее у отца, Зина уже начала депрессовать. Как вдруг…

Это было очередное объявление о найме секретарши. И генеральным директором фирмы оказался… Валера.

Когда Зина вошла в кабинет и их взгляды встретились, стало понятно, почему жизнь вела её закоулками, не позволяя вырулить на ровную дорогу.

По сути, она ушла от него – и пришла к нему же, в пути нимало не изменившись. Круг замкнулся.

От судьбы не уйдёшь

Зина не отследила момента, когда раздался щелчок и привычный механизм опять пришёл в действие, отрабатывая заданную программу. Они снова были вместе. Как будто не прошло двенадцати лет, и Зина только вчера в последний раз закрыла за собой дверь их тайной квартиры. А сегодня передумала и вернулась.

Правда, квартира была другая: недвусмысленно оборудованная для интимных встреч. Вообще, многое говорило о присутствии в жизни Валеры других женщин, но Зина не стала делиться с ним своими наблюдениями. «Потом, – подумала она, – я разгоню конкуренток. А пока…»

В сущности, ей было нечем жертвовать ради него. У неё и выбора-то не было. Встреча с Валерой показалась Зине самым ярким событием за последние годы.

Что касается Валеры, то он был явно рад.

– Я знал, что ты никуда от меня не денешься. Это судьба!

Эти слова должны были прозвучать с самодовольством, но голос его дрогнул, отчего у Зины защемило сердце.

Она отметила, как постарел её бывший возлюбленный, как изменился его взгляд, сколько седины прибавилось в волосах. Зина, напротив, расцвела за последние годы. И это было естественно. Они находились на разных ступенях одной и той же лестницы и двигались в разных направлениях. Он уже давно начал свой спуск, а она ещё не достигла верхнего пролёта. И сейчас их разница в возрасте была ощутимее, чем прежде.

Зина прикинула: когда у них всё начиналось, ей было двадцать, ему – сорок восемь. Сейчас ей шёл тридцать четвёртый год. Значит, Валере перевалило за шестьдесят.

Она никогда не задумывалась о зловещем смысле чисел. Стареют родители – что поделаешь, это нормальный процесс. Смерть любимого дедушки стала для Зины настоящей потерей, причинила боль, но не ужаснула.

Теперь же она почувствовала, как по спине пробежал холодок.

Крутая и длинная, но не бесконечная лестница уходила вниз; ещё пара пролётов – и он скроется из виду. Ей же предстоит задержаться наверху. Она построит там, на верхней площадке, замок своих иллюзий, обживется и, чего доброго, поверит в свою неуязвимость. И, подобно многим другим, до последнего будет цепляться за этот верхний пролёт. Даже начав спуск, будет медлить, тянуть время, неохотно оставляя ступень за ступенью…