9 лун

Николай Орлов

9 лун

Глава 1: Сад Костяных Цветов

Холод. Не холод воды или льда, а холод отсутствия. Как вакуум, высасывающий последнее тепло из кончиков пальцев, которого уже нет. Последнее, что я чувствовал – рев грузовика, слишком близкий, слишком громкий, вспышка фар, заполнившая мир белым шумом. А потом… тишина. Не тишина покоя. Тишина ничего. Как будто меня выключили.

Потом – толчок. Не физический. Скорее, ощущение падения сквозь плотную, липкую темноту. Мерцание. Миллионы крошечных огоньков, как искры от костра, уносимые ветром в ночь. Звездная пыль. Слово всплыло само, лишенное контекста, как обломок корабля в океане забвения. Я плыл? Падал? Не было тела, чтобы определить это. Был только поток – река света и холода, уносящая меня, или то, что от меня осталось.

Поток Лунных Песен… – шепнул голос в глубине того, что когда-то было сознанием. Не мой голос. Древний, безличный, как скрип галактик.

Боль вернула меня. Резкая боль, как будто каждую молекулу моего существа проткнули раскаленной иглой. Я существовал снова. И существование было мукой. Я закричал, но звука не было. Только вибрация агонии в безвоздушном пространстве.

Земля. Твердая, холодная, как полированный камень под… под чем? У меня не было рук, чтобы потрогать, не было глаз, чтобы увидеть. Но я знал. Знание приходило волнами, вместе с болью. Я лежал на спине. Над темно-фиолетовым небом, лишенным звезд или луны, висели гигантские, призрачные кольца – как у Сатурна, но пепельно-серые, мертвые. Воздух пах металлом и… пылью старых книг? И чем-то сладковато-гнилостным.

Я попытался пошевелиться. Боль взорвалась новым каскадом, центрируясь где-то в груди. Я застонал – на этот раз звук был, хриплый, чуждый. Он эхом отозвался в странной тишине этого места.

Встань.

Приказ. Четкий, безэмоциональный, врезавшийся прямо в мозг. Не голос. Чувство. Инстинкт, навязанный извне.

Я сжал… сжал то, что должно было быть зубами. И попытался. Каждое микроскопическое движение было пыткой. Кости? Были ли у меня кости? Казалось, они ломаются и срастаются заново с каждым рывком. Наконец, с титаническим усилием, я перевернулся на живот, опираясь на… локти? Колени? Формы были смутными, как тени. Передо мной расстилался пейзаж, от которого сбилось бы дыхание, будь оно у меня.

Сад Костяных Цветов.

Огромная равнина, усеянная не растениями. Скульптурами. Чудовищными, прекрасными в своем ужасе конструкциями из слоновой кости и черного обсидиана. Они напоминали цветы – гигантские лотосы, шипы роз, спирали папоротников – но сплетенные из костей. Человеческих? Чудовищных? Невозможно было сказать. Некоторые были целыми, другие – разбитыми, их осколки валялись вокруг, острые, как бритвы. Между ними стелился туман, холодный и тяжелый, цепляющийся за… за мою новую, неоформленную плоть, как паутина.

Иди.

Приказ снова. Направление – к центру Сада, где возвышался самый большой "цветок". Его лепестки, выточенные из реберных дуг каких-то колоссальных существ, сходились к темному зеву.

Каждый шаг был адом. Я полз. Мои "конечности" – аморфные, дрожащие отростки – цеплялись за холодную землю, скользили по осколкам костей. Каждое касание острого края отзывалось новой волной боли, чистой и ослепляющей. Но вместе с болью приходило… ощущение. Формы подо мной. Твердость камня. Холод металла в воздухе. Звук моего собственного хриплого дыхания. Мир начинал читаться через страдание.

Я добрался до основания Цветка. В его тени было еще холоднее. Из темного зева в центре медленно, словно нехотя, выползло нечто. Оно напоминало гигантского паука, но его брюшко было сплетено из спиралей мелких косточек, а восемь ног – это были изящные, но смертоносные шипы из черного стекла. На месте головы – лишь вращающаяся сфера из тусклого, мертвенно-белого света. Страж Сада.

Его "взгляд" – холодный, бездушный свет сферы – упал на меня. Я замер, парализованный не столько страхом (его еще не было, только первобытный ужас), сколько всепоглощающей болью.

Почему я здесь? – попытался спросить я мысленно. Ответа не последовало.

Вместо этого, один из стеклянных шипов-ног Страж стремительно метнулся ко мне. Не для убийства. Он коснулся моей груди – того места, где раньше билось сердце. И вонзился.

Боль превзошла все, что было до этого. Это было не просто физическое страдание. Это было вторжение. В мою память. Вспышки жизни пронеслись передо мной: детская улыбка матери (запах пирогов?), первый поцелуй (вкус клубники?), ужас момента перед грузовиком (слепящий свет, визг тормозов…). Но воспоминания были искажены, словно пропущенные через мясорубку. Они смешивались, перекручивались, накладывались друг на друга, создавая какофонию утраты и непонимания.

"Проклятие Лунной Памяти". Название возникло само, как ключ, вставленный в замок пытки. Я не просто помнил свою смерть. Я помнил фрагменты всех смертей, всех жизней, которые когда-то проживал, но не мог собрать воедино. Это была не мудрость, а рана, зияющая и кровоточащая.

"Ч-что… ты делаешь?" – я выдавил хрип, ощущая, как воспоминания вырываются наружу, материализуясь в крошечные, мерцающие капли – Слезы Эйдоса. Они стекали по несуществующему лицу и застывали на холодной земле холодными кристалликами.

Страж не ответил. Он впитывал. Сфера на его "голове" слабо пульсировала, вбирая в себя мерцание моих слез-кристаллов. Боль не ослабевала. Она становилась инструментом. Через нее Страж "читал" меня, выкачивая сырье моих эмоций – страх, растерянность, отчаяние.

Смирись. Боль – твой язык здесь. Боль – твой учитель. – Голос Цукуёми? Или навязанная истина этого места?

Я попытался оттолкнуться, вырваться. Бесполезно. Шип держал меня на месте, как булавка – насекомое. Мир вокруг – костяные цветы, мертвые кольца в небе, холод – все это сжималось в точку нестерпимой муки. Я хотел забыть. Отключиться. Вернуться в тишину небытия.

Но "Проклятие Памяти" не давало. Оно цепко держало каждый миг страдания, каждую искаженную картинку прошлого, не позволяя сбежать даже в забвение. Я был заключенным в тюрьме собственного сознания, а боль была моим надзирателем.

Вдруг, где-то высоко, в пепельном небе, мелькнул отблеск – холодный, золотой, как цепь. Он длился мгновение, но я почувствовал его тяжесть, его властность. Солнечный Пантеон. Зримое проявление того, что заперло меня здесь, в этой первой "луне", в этом Саду Пыток. Золотое звено в цепи перерождений.

Ненависть. Горячая, яростная, неожиданная. Она прорвалась сквозь боль, как лава сквозь лед. Не к Стражу. К ним. К тем, кто устроил этот цирк страданий. К тем, кто сделал боль валютой, а память – проклятием.

"Нет…" – прошипел я, и это был уже не стон отчаяния, а хриплый вызов. Я не просто ощущал боль. Я начал чувствовать ее форму, ее направление, как слепой чувствует стены комнаты. Это было отвратительно. Это было… знание.

Шип Стража дрогнул. Сфера мертвенного света на мгновение погасла, будто от неожиданности. Моя ярость, моя ненависть – они не превратились в Слезы Эйдоса. Они сгустились внутри, острые и жгучие, как осколки стекла под кожей. Инструмент? Оружие? Я не знал. Но это было мое. Рожденное не из смирения, а из бунта.

Внезапно, из тени у основания Цветка что-то упало передо мной. Небольшой предмет. Матовый, цвета старой слоновой кости. Маска. Грубая, без черт, только гладкая плоскость с узкой прорезью для глаз. Она излучала слабое, холодное свечение и… зов. Зов боли, ставшей силой.

Песочные Часы… – прошелестел ветер, которого не было, донеся обрывок фразы. – …начинают отсчет.

Первая Луна приняла меня. Ее урок начался. Я посмотрел на Маску Стража, затем на шип, все еще вонзенный в мою грудь. Боль была невыносима. Но теперь в ней была искра. Искра гнева. Искра понимания.

Чтобы выжить здесь, мне предстояло научиться не просто терпеть боль. Мне предстояло научиться говорить на ее языке. И первое слово было вырвано из меня стоном и ненавистью:

"Дальше."

Шип Стража выскользнул. Мир не потемнел. Боль осталась. Но теперь она была моим компасом в этом Саду Костяных Цветов. Я протянул дрожащую, бесформенную конечность к холодной поверхности Маски.

Глава 2: Язык Осколков

Маска Стража прилипла к тому, что должно было быть лицом, как вторая кожа. Холодный, костяной материал вплавился в мою аморфную плоть, и новая волна боли – острой, чистой, структурированной – пронзила сознание. Но вместе с ней пришло… фокус. Хаотичный ужас Сада сжался до четких линий. Я видел.

Видел не глазами. Маска была гладкой, без прорезей. Я видел болью. Каждый костяной цветок излучал свою уникальную частоту страдания: глухой гул трещин в старых костях, пронзительный визг сколов на острых краях, тягучий стон ветра, гуляющего в пустотах гигантских ребер. Земля под ногами вибрировала низким, постоянным гудением – болью бесчисленных душ, растертых в пыль. Это был чудовищный оркестр, и Маска делала меня его слушателем. Нет, больше – инструментом.

Читай. Чувствуй. Выживай. – Шепот, похожий на скрежет камня, исходил от самой Маски.

Я сделал шаг. Острая чешуйка обсидиана впилась в подобие стопы. Боль ударила, как молот, но Маска мгновенно преобразовала ее в вспышку знания: форма чешуйки, ее температура, глубина вонзившегося края, даже направление, откуда она прилетела – от сломанного "стебля" лотоса слева. Мир обрел тактильную карту, нарисованную агонией.

"Добро пожаловать в Клуб Страдальцев, Новенький," – раздался хриплый голос справа.

Я резко обернулся (еще один импульс боли-информации). У подножия груды костяных обломков сидело существо. Отдаленно напоминало человека, но его тело было скручено неестественным образом, будто сломанная кукла. Его лицо… было открытой раной, пульсирующей тусклым светом вместо крови. Маски не было. Но он видел меня. Сквозь боль? Сквозь Маску?

"Где… я?" – выдавил я, голос все еще чуждый, режущий собственное "горло".

"Где? В заднице мироздания, дружище. В Первой Луне. В Саду, где нас обтачивают, как гальку для божественных сапог." Он горько усмехнулся, и это движение вызвало поток тусклого света из раны-лица. Слезы Эйдоса. Они скатились вниз и застыли мелкими, мутными кристалликами на земле. Он даже не обратил на это внимания. "Зовут меня Борк. Точнее, звали. Теперь я просто… тот, кто сидит у Разбитого Лотоса."

"Зачем… мы здесь?"

"Урок первый," – Борк постучал искривленным пальцем по собственной груди. Там, где должно было быть сердце, зияла темная впадина. – "Боль – единственная правда. Боль – язык этого мира. Научишься на нем говорить – может быть, перейдешь в следующий класс. Не научишься…" Он махнул рукой в сторону далекой тени, где костяные структуры выглядели особенно искореженными. Оттуда доносился едва слышный, непрерывный стон, сливавшийся с гулом земли. "…станешь частью декора."

"Страж…" – начал я.

"Ага, наш милый садовник," – Борк фыркнул. – "Он не враг. Он… удобрение. Кормится нашими Слезами, нашей болью. А за это – иногда – не дает нам сойти с ума окончательно. Или разорвать друг друга." Он кивнул куда-то вдаль.

Я последовал его "взгляду". В тумане мелькнула другая фигура. Женщина? Ее силуэт был резким, угловатым. На ее лице была Маска, похожая на мою, но покрытая глубокими царапинами. Она двигалась быстро, почти бежала между костяными цветами, ее движения были резкими, отрывистыми. Каждый ее шаг сопровождался короткой гримасой (я чувствовал вспышку боли через Маску), но она не останавливалась. Она что-то искала.

"Лис," – прошипел Борк с неприязнью. – "Одна из тех, кто научился. Слишком хорошо. Она охотится."

"Охотится?"

"За Слезами. За чужими Слезами, Новенький. Иногда за источниками новой боли. Она знает места, где кость острее, где туман глубже, где Страж чаще наведывается…" Он понизил голос. "Она продает координаты. Или сама приводит туда… клиентов. За плату. В Слезах."

Экономика воспоминаний. Слова из первого контакта со Стражем обрели жуткую реальность. Радость, страх, любовь – все превращалось в кристаллы страдания и становилось валютой в этом аду.

"Зачем?" – спросил я, глядя, как Лис резко сворачивает за гигантский шип розы и исчезает.

"Чтобы купить что-то менее болезненное! Или чтобы накопить на выход!" – Борк вдруг оживился. – "Да, выход есть! Раз в… в цикл? Во время Золотого Отблеска." Он указал искривленным пальцем вверх, в мертвое небо с пепельными кольцами. "Когда цепь Пантеона сверкает. Тогда открывается Врата. В следующую Луну. Но чтобы подойти к ним… нужен Ключ. Ключ из чистых Слез. Много Слез." Его голос сорвался. "Я… я почти собрал. Один раз. Но Лис… она знала. Она украла. Все!" Его рана-лицо пульсировала ярче, Слезы капали чаще. Он собирал их дрожащей рукой, с жадностью зажимая в кулак. "Нужно больше… больше боли…"

Он говорил о боли, как о золоте. С отвращением и вожделением одновременно. Его отчаяние было почти осязаемым, еще одной нотой в симфонии Сада.

Найди Источник. – Приказ Маски был внезапным и резким, как удар током. Он указал направление – вглубь Сада, туда, где костяные структуры сгущались в подобие леса.

Я пошел. Каждый шаг был уроком. Маска учила меня "слушать" боль под ногами, предвосхищать острые выступы, обходить зоны особенно сильного гуления – там земля была "живее", а значит, опаснее. Я научился отличать "старую" боль камня от "свежей", острой боли недавно упавшего осколка. Я начал чувствовать приближение других душ – их боль была иной, тревожной, как сигнал тревоги. Я избегал их. Особенно резких, как Лис.

Источник оказался не тем, что я ожидал. Это не был костяной цветок или артефакт. Это была трещина