Дамочкам наплевать

В углу вижу столик, а на столике – груду книг. Беру самую верхнюю, начинаю листать. Обыкновенная книга. Затем беру вторую. Тоже ничего необычного. Добираюсь до четвертой – сборника поэзии в кожаном переплете. Предчувствие меня не обмануло! Кто-то вырезал нишу толщиной с полсотни страниц и засунул туда пачку писем. Вытаскиваю их, бросаю взгляд на первый конверт и улыбаюсь во весь рот. Письмо адресовано Грэнворту Эймсу в апартаменты «Кларибель», находящиеся в Нью-Йорке.

Похоже, я поймал Генриетту на горячем. Письма убираю в карман, книги кладу на место. Покидаю спальню дамочки, защелкиваю замок и спускаюсь вниз. По привычке оглядываюсь, не следит ли кто. Никого. Я здесь один.

Выхожу тем же путем. Замок на задней двери тоже защелкивается, а потому следов моего визита не останется. Сажусь в машину, намереваясь ехать прямиком в Палм-Спрингс, но спустя мили три решаю еще раз заглянуть на асьенду «Альтмира» и проверить, как там все крутится-вертится.

Через пятнадцать минут я уже там.

Неоновая вывеска погашена. Внутри темно. Правда, из щелки между ставнями на окне второго этажа пробивается свет.

Дергаю входную дверь. Заперта. Вспоминаю о широких окнах с проволочными сетками. Подхожу к ним. Окна тоже заперты, но с ними возни меньше, чем с дверями, и вскоре я открываю окно и проникаю внутрь.

Луна стоит высоко в небе. Над барной стойкой есть окошко, и лунный свет оттуда разливается по поверхности стойки.

Закрываю окно, впустившее меня, и крадусь по полу. Почему крадусь, а не иду нормальным шагом – сам не знаю. Странно, что заведение закрылось столь быстро. Когда я отсюда уходил, казалось, посетители настроены веселиться до рассвета.

Подхожу к эстраде музыкантов и осматриваюсь. Отсюда мне видна лестница, ведущая на галерею. Лунный свет падает на нижние ступеньки. Там что-то блестит. Нагибаюсь, поднимаю. Это серебряный шнурок, украшавший шелковую рубашку Сейджерса. К шнурку прилип кусочек шелковой ткани. Такое ощущение, что его отрывали с мясом.

Шнурок я рассматривал при свете фонарика. Гашу фонарик и снова оглядываюсь по сторонам. Никаких звуков. Нет, наверх я сейчас не пойду. Тихо иду вдоль стен, дергая ручки дверей. Двери здесь повсюду, я пропускаю лишь те, что ведут из здания, поскольку за ними ничего нет и быть не может.

Перелезаю через барную стойку. Там тоже есть дверь. Возможно, она выводит на другую лестницу, соединяющуюся с галереей. Дверь заперта. «Волшебный ключик» отпирает и ее. Попадаю в кладовую. Снова включаю фонарик. Кладовая – квадратное помещение, длина стен не превышает пятнадцати футов. Она плотно заставлена ящиками с винами и виски. Пол завален пустыми бутылками. Помимо ящиков, вижу два больших ледника.

Подхожу к первому, распахиваю дверцу. Внутри навалено мешков. Во втором леднике обнаруживаю труп Сейджерса. Его тоже запихнули в мешок, согнув тело, насколько это оказалось возможно. Пуль он схлопотал немало. Похоже, решил свалить, не дожидаясь утра. Сейджерса засекли, дважды выстрелили по ногам, три раза в живот, с близкого расстояния. На рубашке видны следы от пороховых ожогов. Кто-то сорвал серебряный шнурок и разодрал ему рубашку.

Возвращаю труп в ледник и захлопываю дверцу. Выбираюсь из кладовой, запираю дверь и наливаю себе приличную порцию. Опрокинув ее, ухожу тем же путем.

Сажусь в машину и еду в Палм-Спрингс.

Ночь жаркая, душная, но Сейджерсу сейчас прохладно.

Глава 2

Сведения выплывают наружу

Итак, у меня есть письма.

Когда до Палм-Спрингс остается миль десять, сбрасываю скорость. Закуриваю сигарету и начинаю соображать. Расклад такой: мне сейчас невыгодно поднимать шухер из-за ухлопанного Сейджерса. Если я это сделаю, то сам себе подгажу и во всей этой истории с фальшивыми ценными бумагами не продвинусь ни на шаг.

Кто бы ни хлопнул Сейджерса, он явно подсуетится и еще до рассвета где-нибудь закопает труп. Замести следы проще простого. Если Сейджерс толкнул им предложенную мною легенду насчет дальнего родственника из Ариспе, оставившего ему наследство, все решат, что он уехал в Мексику. Может, иные дамочки и посетуют, что им теперь не с кем танцевать, но вряд ли кто-то будет всерьез горевать об исчезновении платного партнера. Похоже, теперь мне самому придется побеседовать с начальником местной полиции, рассказать об убийстве Сейджерса и попросить не соваться на асьенду, пока я сам разнюхиваю делишки в том змеюшнике.

Достигнув главной улицы, останавливаюсь у ближайшего фонаря, достаю письма и начинаю читать. Их всего три, написаны прекрасным почерком, с равными пробелами между словами. Читать такой почерк не только легко, но и приятно.

Первое письмо отправлено из отеля города Хартфорда в штате Коннектикут, датировано 3 января.

Дорогой Грэнворт!

Ты всегда считал меня дурой, и я не особо против этого возражала, однако сейчас требую от тебя вполне определенных сведений.

Твои увиливания и отговорки в течение последних двух месяцев подтверждают мои подозрения. Почему бы тебе не поделиться своими намерениями? Или ты настолько эгоистичен, что готов воспользоваться всеми преимуществами своего реноме, сложившегося в обществе? Все считают, что ты наслаждаешься счастливой семейной жизнью и тебе незачем искать утех на стороне. Однако твоя любовная связь с этой женщиной продолжается.

В прошлый раз, когда ты отрицал вашу связь, я тебе поверила. Но в свете событий последних двух дней и после письма, полученного мною от человека, находящегося в курсе твоих отношений, вывод напрашивается сам собой: ты уже давно дурачишь меня и других.

При всем моем добром отношении к тебе заявляю со всей искренностью: с меня хватит. Определись со своими предпочтениями, прими решение и как можно скорее сообщи мне. Я приеду и выслушаю его.

Генриетта

Второе письмо отправлено из того же отеля, через пять дней.

Грэнворт!

Получила твое письмо и не верю ни единому слову. Лгун ты весьма никудышный. Я найду способ добиться удовлетворения. А если я его не получу, приготовься к неприятностям, которые я тебе устрою.

Генриетта

Третье письмо совсем короткое и послано 12 января, через четыре дня после второго, уже из Нью-Йорка.

Грэнворт!

Нам нужно увидеться этим же вечером. Ты вынуждаешь меня на крайние меры!

Генриетта

Убираю письма в карман и закуриваю новую сигарету. Эти письма – наглядное подтверждение известного утверждения, что события не всегда таковы, какими кажутся. Вплоть до недавнего времени никто не сомневался, что, когда Грэнворт Эймс простился с жизнью, Генриетта Эймс находилась в Хартфорде. Однако третье письмо доказывает обратное. В день гибели мужа Генриетта находилась в Нью-Йорке, требовала встречи с ним и угрожала крайними мерами.

Вполне понятно, почему Генриетта так стремилась заполучить свои письма обратно. Но зачем она оставила их у себя? Почему не сожгла? Ну не дура ли? Если она начнет кочевряжиться и юлить, эти письма заставят ее говорить по существу. Получается, Генриетта вовсе не такая уж милая дамочка, за какую пытается себя выдавать. В моей голове роятся идеи насчет того, как вести себя с ней.

Достаю записную книжку и нахожу адрес начальника местной полиции. Фамилия этого парня Меттс. Он живет почти рядом с местом, где я остановился. Вряд ли ему понравится мой ночной визит, но я давно убедился, что полицейским вообще ничего не нравится и время тут ни при чем.

Подъезжаю к его дому, останавливаюсь. Жму кнопку звонка. Минут через пять он сам открывает дверь.

– Вы Меттс? – спрашиваю я.

Он отвечает утвердительно и в свою очередь спрашивает, что мне нужно. Показываю ему свой жетон.

Он улыбается:

– Входите. Слышал о вас. Мне сообщали из канцелярии губернатора, что этим делом, скорее всего, будете заниматься вы. Насколько понимаю, вы приехали из-за фальшивых именных облигаций.

– В точку.

Меттс проводит меня в симпатичную гостиную на первом этаже, усаживает в кресло и наливает порцию отличного бурбона. Потом садится напротив и ждет. У него худощавое смышленое лицо и большой нос. Мне почему-то кажется, что мы с ним сработаемся.

– Вот что, начальник, – говорю я, переходя на «ты». – Не хочу тебе докучать, поскольку у местной полиции и без меня забот хватает. Поверь, я сам хочу как можно быстрее распутать это дело и свалить. От тебя мне требуется сотрудничество, и больше ничего. Помощь в разгребании этого дерьма. Когда всплыла история с фальшивыми облигациями, мне поручили разобраться. Я попросил себе помощника, и мне из Лос-Анджелесского отделения нашего Бюро прислали парня по фамилии Сейджерс. Он внедрился в круг управляющих асьендой «Альтмира», выдавая себя за платного танцевального партнера.

Несколько часов назад я заявился туда, встретился с ним и предложил ему легенду, позволяющую убраться с асьенды, не вызвав подозрений. Легенда такая: якобы у него умер дальний родственник и оставил ему наследство. Кто-то пронюхал, что никакой он не танцор, а федерал. Я уехал с асьенды, но менее чем через пару часов вернулся и обнаружил труп Сейджерса в леднике. В парня всадили пять пуль. Труп по-прежнему там. Я делаю официальное заявление, поскольку это твой округ. Однако мне нужно, чтобы ты не торопился с расследованием этого преступления. Я предложу моему вашингтонскому начальству занести имя Сейджерса на мемориальную скрижаль в нашей штаб-квартире, и на этом пока остановимся. Если твои люди начнут толкаться вокруг асьенды и выяснять обстоятельства убийства, мне это спутает все карты. Понял?

Меттс кивает.

– Я вижу в этом здравый смысл, – говорит он. – Меня это устраивает. Я оформлю официальное заявление об убийстве Сейджерса, мы положим бумажку в папочку и не дадим ей хода, пока ты не скажешь, что пора.

– Отлично, начальник. Теперь вот еще что. Кто послал в Вашингтон сведения о фальшивой долларовой именной облигации? Ты? Откуда ты об этом знаешь? От управляющего банком? Как все произошло?

Меттс наливает себе порцию бурбона.

– Дело было так. Я действительно узнал об этом от управляющего банком. Когда эта дамочка Эймс появилась в нашем городе, она открыла в банке расчетный счет. Управляющий, он мой давний друг, сообщил, что она положила на счет две тысячи долларов. Потом снимала денежки со счета, пока там не осталось всего десять долларов. Тогда дамочка приходит в банк, выкладывает служащему пятитысячную именную облигацию и просит зачислить эту сумму на ее счет.

Выглядит облигация как положено, не подкопаешься. У служащего никаких подозрений. Только через час, когда облигация попадает к управляющему, тот распознаёт фальшивку.

Он звонит миссис Эймс и сообщает, что облигация фальшивая. Она слегка удивляется, не придает этому особого значения и быстро вешает трубку. На следующий день управляющий шлет ей письмо и настоятельно приглашает появиться в банке.

Дамочка появляется. Управляющий говорит ей, что дело куда серьезнее, чем ей кажется. Он обязан сообщить властям о предъявленной к оплате фальшивой облигации, и потому убедительно просит миссис Эймс рассказать, каким образом эта фальшивка попала к ней. Она сообщает, что облигация входила в пакет, полученный ею от мужа. Общая стоимость пакета – двести тысяч долларов. Туда входят именные долларовые облигации, которые ее муж купил в Нью-Йорке за настоящие деньги и вручил ей.

Управляющий интересуется, где именно ее муж покупал облигации, и узнаёт, что в банке. Он изумлен, поскольку банки не торгуют фальшивыми облигациями. Тогда дамочка меняет формулировку: «Возможно, он купил их в банке». И тут же добавляет, что больше ей ничего не известно. Она встает и собирается уходить, но управляющий спрашивает, как связаться с ее мужем, поскольку найдутся желающие порасспросить этого джентльмена.

Тогда дамочка оборачивается, улыбается одними губками и заявляет, что такое едва ли возможно, поскольку в самом начале года, точнее, двенадцатого января ее муж покончил с собой в Нью-Йорке. Естественно, управляющий малость опешил, но рассказал миссис Эймс о щекотливом положении, в которое она попала. Попытка сбыта фальшивых ценных бумаг является уголовно наказуемым преступлением, а потому управляющий советует ей принести весь пакет для тщательного осмотра банковскими служащими.

Она уезжает и возвращается с пакетом на сумму сто девяносто пять тысяч долларов в именных долларовых облигациях. У них разная деноминация: пятьдесят тысяч, двадцать тысяч, десять тысяч, пять тысяч и тысяча долларов. К каждой прилагается обычный подпроцентный купон.

Дамочка уезжает, пакет остается в банке, а Крат, это фамилия управляющего, звонит мне и просит подойти. Осматриваю все облигации и убеждаюсь: фальшивка, но сделанная настолько мастерски, что нужно долго всматриваться, чтобы это понять.

Вот такая история. В тот же день я уведомляю власти, они сообщают в Вашингтон, а ты получаешь задание разобраться. Что ты намерен предпринять? Думаешь, дамочка тоже участвует в игре? Может, это они с мужем сварганили фальшивки, а потом он свел счеты с жизнью?

– Сам бы хотел знать, начальник, с чего начинать, – признаюсь я. – Пока не представляю, с какой стороны подступиться. Мне уже попадались дела о фальшивых деньгах, но с таким сталкиваюсь впервые. Пока я не взялся за него, ей могло казаться, что это какое-то недоразумение. Однако тут куда сложнее.

– Но ведь интересное дельце, правда? – спрашивает Меттс.

– Еще какое! В таких делах все оказывается не таким, каким видится вначале. Могут вылезать разные неожиданности. Вот как мне это представляется.

Этот Грэнворт Эймс шесть лет прожил в браке с Генриеттой. Он биржевой игрок. Иногда ему крупно везет, а иногда он с трудом наскребает денег, чтобы заплатить за жилье. Но супружеская пара ведет вполне роскошную жизнь. Нью-йоркские апартаменты «Кларибель» не из дешевых. Муж и жена тратят деньги направо и налево, создавая видимость финансового благополучия. Посмотреть со стороны – они наслаждаются семейным счастьем. Их квартирка – уютное гнездышко. Словом, смотри и тихо завидуй.

В конце прошлого года Эймс получает от кого-то конфиденциальные сведения и на их основании ведет дальнейшую игру. Он влезает в крупную сделку, успешно завершает ее и получает четверть миллиона прибыли. Словом, парень теперь при деньгах.

Похоже, затем он начинает шевелить мозгами на тему того, как быть дальше. Ему надоели эти биржевые взлеты и падения, он решает проявить благоразумие и часть полученных денег отложить на черный день. Пятьдесят тысяч он кладет на свой счет в банке, а на остальные двести покупает именные долларовые облигации. Облигации он везет к себе в контору, кладет в конверт, запечатывает, потом звонит своему адвокату и просит официально перевести эти облигации на имя Генриетты Эймс. Он рассуждает так: если деньги будут принадлежать ей, с ними ничего не случится, поскольку женщина она рачительная и не позволит долларам утечь сквозь пальцы.

Адвокат несколько шокирован словами Грэнворта, но рад, что парень внял здравому смыслу. Он оформляет договор дарения на имя миссис Эймс, заверяет у нотариуса и передает Генриетте. В тот момент это были настоящие облигации, а не фальшивка.

Грэнворт доволен. Он чувствует себя на гребне успеха. А как может быть иначе? У него красавица-жена. Мне рассказывали, что эта Генриетта – просто загляденье. Так вот, красавица-жена и пятьдесят тысяч долларов в банке. Он никому не должен. Словом, живи и радуйся.

Похоже, Грэнвот и впрямь взялся за ум. Парень решает купить дополнительную страховку. К тому времени он уже был застрахован во Второй национальной корпорации, но той суммы ему мало. Он хочет увеличить ежегодный взнос до тридцати тысяч долларов. Страховая компания отправляет его на медицинское обследование. Его здоровье в полном порядке. Тогда ему выдают новый полис, но с одной оговоркой.

За два года до этого Грэнворт Эймс пытался покончить с собой, прыгнув в Ист-Ривер. Тогда у него была в жизни черная полоса. Но попытка не удалась – его спас полицейский.

Страховая компания учла тот инцидент и выставила дополнительное условие: в случае еще одной попытки самоубийства его страховой полис, равно как и договор, будут аннулированы, поскольку самоубийство не считается смертью в результате несчастного случая.

Запомним это и пойдем дальше. Пока у Эймса все идет о’кей, он продолжает играть на бирже и зарабатывать. Двенадцатого января нынешнего года он проворачивает очередную небольшую сделку, которая приносит ему двенадцать тысяч. На его банковском счету лежит сорок тысяч. Долгов у него нет, зато есть очаровательная жена, владеющая облигациями на сумму двести тысяч. Медицинское обследование, проведенное несколько месяцев назад, показало, что он здоров как бык. Казалось бы, живи и радуйся. А что делает Эймс? Он кончает с собой, на сей раз успешно. Ты что-нибудь понимаешь?

Вечером двенадцатого января Эймс задержался на работе вместе со своим секретарем Бёрделлом. Его жена находится в Хартфорде. С работы Эймс собирался поехать на встречу с друзьями. По словам Бёрделла, он был чем-то взволнован.

Около восьми часов Эймс заканчивает работу, звонит в гараж и просит подогнать его машину. Он выпивает большую порцию виски, прощается с Бёрделлом и уходит. По словам секретаря, босс выглядел довольно странно.

Обычно Эймс ездил на большом серо-голубом «кадиллаке». Такую машинку раз увидишь – не забудешь. В десять минут десятого ночной сторож замечает Эймса на пристани. Машина Грэнворта направлялась в сторону Коттонс-Уорф, что совсем рядом. На глазах у сторожа машина ударилась о деревянную сваю, отскочила и упала в Ист-Ривер.

Утром «кадиллак» с телом Эймса вытащили из воды. Грэнворт сильно покалечился. Труп отвезли в морг. Позвонили в контору, Бёрделл приехал и опознал труп. В кармане погибшего нашли бумажник с предсмертной запиской. Эймс писал, что с его головой творится нечто странное и уход из жизни видится ему наилучшим решением. Далее он заверял жену в своей горячей любви и сожалел, что их семейное счастье будет вот так оборвано.

Все это фигурировало на дознании. Жену вызвали телеграммой. Новость ее подкосила. Эймса похоронили.

Секретарь взял на себя приведение дел в порядок. Генриетта решила сменить обстановку и отдохнуть на асьенде «Альтмира», которую Грэнворт купил пару лет назад. С тех пор делами там заправляет тот самый Перьера. Генриетта уезжает. Нью-йоркскую контору она передала Бёрделлу, поскольку однажды Грэнворт высказал такое пожелание.

Итак, дамочка приезжает сюда и привозит с собой около пяти тысяч долларов наличными. Эту сумму ей выдали в банке мужа, когда она вступила в права наследства. Помимо наличных, она привезла с собой именные облигации на сумму двести тысяч «зеленых». А дальше было так, как ты рассказал. Нашу штаб-квартиру в Вашингтоне уведомили о попытке сбыть фальшивую облигацию на сумму в пять тысяч долларов и еще о нескольких таких же фальшивых облигациях. Так я получил это задание.

Прежде чем приехать сюда, я ознакомился со стенографическим отчетом по дознанию, откуда и узнал, как все обстояло. Потом встретился с Бёрделлом. Тот подтвердил все слово в слово. Назвал Генриетту образцовой женой и добавил, что прижимистый трус вроде Грэнворта не стоил такой красавицы, как она.

А пока я собирал сведения, мне подумалось: будет неплохо, если кто-то присмотрит за дамочкой. Поэтому к работе подключили Сейджерса. Он получил распоряжение приехать сюда, найти какую-нибудь работу на асьенде и докладывать нам о развитии ситуации. Ночью, когда мы виделись, он передал мне все, что успел узнать. Прямо скажу, негусто. Что ты обо всем этом думаешь?

Меттс чешет в затылке.

– Чертовски забавно! – восклицает он. – Такое ощущение, будто кто-то стырил у дамочки настоящие облигации и подложил фальшивку.

– Может, так, а может, и нет. Ты, начальник, мне вот что скажи. Когда управляющий Крат обнаружил, что первая облигация, принесенная Генриеттой Эймс, фальшивая, кроме тебя, он рассказал об этом кому-нибудь еще?

– Никому, – быстро отвечает Меттс. – Он правила знает. Как только понял, что дамочка принесла липу, сразу велел персоналу держать рот на замке и не болтать. Такие вещи расследуются на федеральном уровне, и чем меньше народу об этом знает, тем лучше. Естественно, и сам я молчал. Смекнул, что федералы быстренько пришлют своего агента, и помалкивал. – Он как-то странно смотрит на меня и вдруг спрашивает: – Ты же не думаешь…

У парня даже голос изменился. Стал похож на рычание.

– Я ничего не думаю. А тебе сейчас выдам еще порцию сведений. Задание разобраться с фальшивыми облигациями я получил десять дней назад. Я тогда находился в Аллентауне, штат Пенсильвания. Сразу рванул оттуда в Нью-Йорк, остановился в отеле на Тридцатой улице, как и обычно. На второй день я получаю письмо без подписи. Кто-то советует мне не прохлаждаться в Нью-Йорке, а поскорее ехать в Палм-Спрингс и пошуровать в доме, где живет миссис Эймс. Возможно, я там найду интересные письма.

Можно сказать, мне повезло. Не далее как этой ночью Сейджерс рассказал, где ее жилище, и я поехал туда с асьенды. Дом пустовал, я пробрался внутрь и действительно нашел письма. Они были спрятаны в книге с вырезанными страницами. Поди, знаешь этот старый трюк? Так вот, начальник: письма показывают, что отношения между Грэнвортом и Генриеттой отнюдь не были идеальными, как думали окружающие. Более того, из последнего письма я узнал, что в день его самоубийства Генриетта была совсем не в Коннектикуте, а в Нью-Йорке. Она приехала, чтобы выяснить с ним отношения. Как тебе такой поворот?

Меттс даже присвистнул.

– Вот это да, – бормочет он, подливая мне бурбона. – Может, и с самоубийством что-нибудь нечисто. Вдруг Генриетта сама его убила? Дамочки иногда способны на такое.

– Скажешь тоже, – усмехаюсь я. – И за что ей убивать мужа? Может, за то, что двести тысяч в долларовых облигациях оказались фальшивыми? Конечно, это серьезный мотив. Но если она знала, что облигации фальшивые… она же не настолько глупа, чтобы идти в банк и пытаться обналичить фальшивку. – Качаю головой и добавляю: – Такая версия не по мне. Как-то неправдоподобно.

Меттс улыбается.

– Дамочки – забавные существа, – говорит он. – Они допускают глупейшие ляпы. Даже самые умные и сообразительные прокалываются.

Я глотаю бурбон.

– Не то слово. Знаю я их. Дамочкам плевать на последствия. Если что втемяшилось им в голову, прут до конца.

– Да, – соглашается Меттс. – Так что ты теперь собираешься делать?

– Вот что, начальник, – говорю я и улыбаюсь. – Лучше я расскажу тебе о том, чего делать не собираюсь. Не собираюсь на каждом углу размахивать своим жетоном и кричать, что я спецагент ФБР. Остановлюсь в отеле «Миранда-Хаус» и буду придерживаться легенды, что приехал сюда из мексиканской Магдалены, чтобы сообщить Сейджерсу о свалившемся на него наследстве, а заодно немного отдохнуть.

Вечером я отправлюсь на «Альтмиру». Хочу подобраться поближе к тамошним парням. Если они играют в фараон, я присоединюсь. Познакомлюсь с Генриеттой и буду мозолить ей глаза, пока не узнаю, что за игру ведет эта дамочка. Может, мошенница высшего класса, а может, заурядная обманщица, каких полным-полно.

Еще мне надо выяснить, кто ухлопал Сейджерса и за что. И собрать более или менее весомые сведения насчет фальшивых облигаций, поскольку то, что я знаю о них сейчас, – зыбко и хлипко.

– Понятно, – отвечает Меттс. – Я так понимаю, тебе нужно, чтобы мы с ребятами не встревали и вообще не совались на асьенду?

– Ты абсолютно прав. Слушай, а это действительно настолько злачное место, как о нем говорят?

Начальник полиции пожимает плечами:

– Одно из них. Нас постоянно забрасывают жалобами те, кто потерял там свои денежки. Азартные игры запрещены законом, и мы время от времени наведываемся туда. А что толку? Детские забавы. Какой смысл пытаться удержать людей от игры в фараон и рулетку, если они надеются сорвать жирный куш? Если они так устроены? Десять месяцев назад неподалеку от асьенды нашли парня. Его отвалтузили так, что физиономия стала похожа на карту Европы. Когда наши появились, он был уже мертв. Многие говорили, что с ним расправились из-за крупного выигрыша. Я перепробовал все способы, чтобы открыть дело, и все бесполезно. У меня не было никаких доказательств.

– Понятно, начальник. – Я встаю и на прощание пожимаю ему руку. – Думаю, вряд ли мы еще встретимся. Нас не должны видеть вместе. Если ты мне понадобишься, я позвоню. Если я тебе понадоблюсь, обращайся в «Миранда-Хаус». Я запишусь там под именем Селби Фрейма из Магдалены.

Ухожу от него, сажусь в машину и еду в отель «Миранда-Хаус». Получив номер, заказываю кофе и снова читаю эти три письма. И снова обнаруживаю нестыковку.

В общем-то, мелочь, но она не дает мне покоя. Я бы очень хотел знать, кто послал мне анонимное письмо, сообщив, что в логове Генриетты я найду эти письма. Мне надо выяснить, кто он. Я догадываюсь, но мне нужны подтверждения. Единственным человеком, причастным к этой истории и знавшим, что я остановлюсь в отеле на Тридцатой улице, мог быть Лэнгдон Бёрделл – секретарь Грэнворта Эймса. Чувствую, очень скоро я всерьез поговорю с этим парнем.