Ядовитый плющ

Добравшись туда, вижу, что коридорчик невелик: всего пятнадцать футов. В нем три будки, все выкрашены в господствующие цвета заведения – кремовый и золотистый. Окошечки будок закрыты одинаковыми клетчатыми занавесками. Коридорчик освещается тремя лампочками в форме лилий – по одной над каждой будкой.

Я выбираю последнюю. Сейчас объясню почему. Две другие просматриваются из зала, а мне вовсе не хочется привлекать к себе внимание.

Будки узкие, а потому телефонная книга лежит снаружи, на полочке. Нахожу номер заведения Мокси, достаю пятицентовик, открываю дверь и… испытываю настоящее потрясение.

Привалившись к стене, с зажатой в руке телефонной трубкой, стоит не кто иной, как Майрас Дункан, он же мистер Харвест В. Мелландер. Шляпа съехала набок, прикрыв один глаз. На пол стекает струйка крови. В него стреляли почти в упор, три раза. На светло-сером костюме остались следы от пороха, которые не спутаешь ни с чем.

Полученное задание сразу перестает мне нравиться, поскольку никаких сведений от Дункана я уже не получу. Это первое. Второе: федералов здесь явно не жалуют. Убрав мистера Мелландера, эти люди осложнили мне работу.

Закрываю дверь будки, возвращаюсь в бар, заказываю порцию ржаного виски; пока пью, обдумываю, как быть дальше. Затем иду в гардероб и спрашиваю у девушки, не найдется ли у нее куска картона размером двенадцать на двенадцать дюймов.

Награждаю гардеробщицу обаятельным взглядом, и она откликается на мою просьбу. Отрывает днище белой коробки, подает мне картонку и веревочку, которую я тоже просил. Протягиваю девушке доллар, а сам отправляюсь в мужской туалет.

Чтобы туда попасть, надо подняться еще на пол-этажа. Оказавшись там, запираюсь, достаю авторучку и крупными печатными буквами вывожу надпись на картонке. Затем проделываю дырочки по углам и продеваю туда концы веревки. Этот плакатик я прячу под пиджаком и возвращаюсь в зал.

В баре выпиваю еще одну порцию ржаного виски, после чего вновь отправляюсь к тупичку с телефонными будками. Заглянув в последнюю, обнаруживаю мистера Мелландера в прежнем положении. Увы, чуда не произошло, за время моего отсутствия он не воскрес.

Закрываю дверь будки и вешаю на ручку самодельное объявление, гласящее: «НЕ РАБОТАЕТ», возвращаюсь в бар и заказываю большую порцию виски.

Сдается мне, что это дельце обещает быть очень даже непростым.

Глава 2

Вилли угостили

К этому моменту у меня складывается четкое ощущение, что в заведении Джо Мадригола есть некто хорошо осведомленный. Убийца Майраса Дункана наверняка знал, что тот расследует всю эту заваруху с золотыми слитками, а значит, подобная участь может ждать и меня.

Выходит, этот некто имеет доступ к строго секретной информации, как сказали бы у нас в ведомстве. Достаточно вспомнить слова Дункана про того хмыря, что получил бутылкой по голове, и про его монолог в больничке. Он ведь тогда много чего порассказал о готовящемся путешествии золотых слитков.

Правда, сейчас мне от этого ни жарко ни холодно. Самое разумное – задержаться в клубе и подождать, пока не случится еще чего-то, хотя во мне шевелится паршивая мысль, что следующим, кого ухлопают, могу быть я.

Но сейчас меня больше всего занимает то, сколько времени Майрас Дункан пробыл в телефонной будке, пока его не грохнули. Другой не менее интересный вопрос: его застрелили до того, как он сделал звонок, или после? Если после, не исключено, что он звонил в пивнушку Мокси и оставил послание для меня. Остается лишь позвонить туда и спросить, не оставлял ли кто сообщение для мистера Райса. Поразмыслив, решаю сам не звонить, а попросить Похмельщика. Мне же лучше всего не отходить от барной стойки и не забредать в укромные углы, где можно схлопотать пулю.

К счастью, Похмельщик еще не свалил отсюда. Прошу его сходить в будку, позвонить к Мокси и спросить, нет ли каких сообщений для мистера Райса. Репортер соглашается. Смотрю, как он огибает слева танцевальное пространство, ненадолго останавливаясь, чтобы переброситься шуткой со знакомыми парнями. Вижу, что он тоже не хочет заходить в будки, которые просматриваются из зала, и идет в конец. Через пару секунд он возвращается и заходит в будку справа. (Надеюсь, моего объявления ему хватило и он не полез проверять, действительно ли тот телефон не работает.)

Похмельщик возвращается и говорит, что никаких звонков к Мокси с сообщениями на мое имя не поступало. Сам он отсюда сваливает, поскольку у него назначена встреча. Спрашивает, где я остановился, обещает заглянуть ко мне пропустить по стаканчику. После выпивает прощальную порцию и исчезает.

Через несколько минут барабанщик оркестра выдает настоящую канонаду, и свет плавно угасает. Зал погружается в темноту, и только полдюжины настенных светильников еще позволяют разглядеть столики и сидящих за ними. На занавес падает луч прожектора. Створки занавеса расходятся. Теперь прожектор освещает Карлотту. Она в черном платье, которое сидит на ней словно влитое. Черт побери, как я жил до сих пор, не подозревая о существовании этой дамочки?

Похмельщик был прав. Петь она действительно умеет. Поверьте, публику в клубе Джо Мадригола не проведешь. Во всяком случае, завсегдатаев. Уж они-то переслушали достаточно певиц. Но то, как эта дамочка начинает исполнять медленную балладу о вечных поисках любви и вечных неудачах… поверьте, вы бы не отказались ее послушать.

Когда она заканчивает припев и переходит ко второму куплету, мне думается, я бы мог много чего сделать для этой цыпочки – конечно, при условии, что не потеряю голову и не обожгу себе крылышки, о чем предупреждал Похмельщик.

Кажется, когда Карлотта допоет свою балладу, она присядет за столик к Вилли Простофиле, даром что он похож на гаргулью. Этот человек расположился справа от сцены, заняв ближайший от Карлотты столик. И тут мне приходит в голову познакомиться с ними обоими. Я просто обязан это сделать в память о Дункане. И потом, любопытство – врожденная черта моего характера.

Потому я отклеиваюсь от стойки и начинаю тихонечко огибать столики, двигаясь вдоль правой стены и пробираясь туда, где сидит Вилли. Иду очень осторожно, не поднимая шума и не привлекая к себе внимания.

Карлотта заканчивает второй куплет и доходит до середины припева. Мне до столика Вилли Простофили остается не более десяти футов. Его лица я не вижу, поскольку настенный светильник у него за спиной не горит. Наверное, специально выключили, чтобы не мешал освещению сцены. Достаю сигарету и уже собираюсь чиркнуть зажигалкой, как вдруг слышу негромкий хлопок. Звук знакомый, его я уже слышал, и не раз. Чем-то напоминает звук пробки, вылетающей из бутылки с шампанским, только гораздо тише. И еще у этого звука есть странный металлический оттенок. Говорю вам, мне хорошо знакомы подобные звуки. Такой звук производит выстрел из автоматического пистолета, снабженного глушителем.

Карлотта завершила припев и свое выступление. Она кланяется слушателям. Свет плавно зажигается, а зал взрывается аплодисментами, которые мгновенно стихают, когда присутствующие замечают, что кто-то застрелил Вилли Простофилю. Он опрокинулся на стол, ударившись головой о вазу с цветами, стоящую в центре. По белой скатерти и салфеткам расплываются красные пятна.

Я останавливаюсь как вкопанный и наблюдаю за Карлоттой; та и глазом не моргнула. Она очень спокойно посмотрела на тело, которое еще совсем недавно звалось Вилли Простостофилей, затем повернулась и ушла вглубь сцены. Две половины занавеса сомкнулись за ее спиной.

Скорее всего, отправилась к себе в гримерку.

На ступенях зала появляется Джо Мадригол. Вижу, что он изрядно напуган.

– Леди и джентльмены, – блеющим тоном начинает он, говоря с характерным акцентом, – прошу вас сохранять спокойствие и не покидать своих мест до приезда полиции. Кто-то у вас на глазах убил этого человека. Приготовьтесь к тому, что полицейские зададут вам кучу вопросов.

Произнеся это, он запирает двери зала на ключ. В клубе поднимается жуткий шум. Все говорят на повышенных тонах и толпятся вокруг столика, глазея на труп Вилли. Многие женщины делают вид, будто дико шокированы случившимся, но я замечаю, что их шок наступил не раньше, чем они вдоволь насмотрелись на убитого.

Воспользовавшись суматохой, обхожу злополучный столик и направляюсь к дверце справа от эстрады. Она опустела, поскольку музыканты перешли в зал, присоединившись к публике. Попадаю в коридорчик сбоку от сцены. Он выводит меня за кулисы. Оттуда перехожу в другой коридорчик. Здесь несколько дверей. Похоже, это и есть гримерные. Дальняя дверь приоткрыта – на пол падает полоска света. Оттуда доносятся голоса. Несложно догадаться, что собеседник Карлотты – тот самый щеголь с жестокой физиономией, который говорил с ней и Вилли Простофилей, когда я только появился в клубе.

Прохожу по коридорчику, открываю дверь. Я не ошибся. Карлотта сидит за туалетным столиком, но ее вращающийся стул повернут в сторону парня, дымящего сигаретой в углу комнаты.

– Эй, приятель, чего тут забыл? – хмуро спрашивает парень.

Я улыбаюсь.

– Извините за вмешательство, но мне показалось подозрительным, что вы оба решили уйти сюда, когда в зале несколько минут назад застрелили человека. Он ведь, кажется, был вашим другом? – спрашиваю я, поглядывая на обоих.

Карлотта молчит, а парень бросает окурок и достает новую сигарету. Его веки полуопущены, отчего кажется, будто он смотрит в пол.

– Приятель, почему бы тебе не заняться своими делами, вместо того чтобы лезть в чужие? – спрашивает парень. – Мы вроде бы живем в свободной стране. Кто просил тебя соваться в гримерку со своими расспросами? И вообще, кто ты такой?

Я улыбаюсь еще шире:

– Моя фамилия Райс. Я из Мейсон-Сити, штат Айова. А сюда зашел потому, что мой друг Джерри Тирни, репортер, обещал познакомить меня с этой дамой. Он бы и познакомил, но спешил на встречу. Вот я и решил познакомиться сам. Как поживаете, прелестное создание? – спрашиваю я, глядя на Карлотту.

Она смотрит на меня и начинает говорить. Смешно признаться, но мне еще не встречались женщины, у которых, помимо внешней красоты, был бы еще и красивый голос. Карлотта – приятное исключение. Голос просто идеально подходит ее лицу. Поверьте, он льется, как кленовый сироп, но сейчас я не столько слушаю, сколько смотрю в ее прекрасные глаза, на которые я обратил внимание сразу. Теперь у меня была возможность познакомиться с их выражением. На меня жестко и холодно смотрели зеленые кошачьи глаза. Повторяю: жестко и холодно.

– Рада встрече, мистер Райс, – сказала она, – но, по-моему, сейчас не самое удачное время для знакомств. И прежде чем задавать свои вопросы, вам не мешало бы ответить на чужие.

Она повернулась к парню в углу.

– Руди, этот парень был там, – сказала она. – Я следила за ним, когда пела, и видела, как он пробирался к столику Вилли. Может, он что-то знает насчет этой стрельбы.

Руди смотрит на меня и улыбается.

– Может, и знает, – говорит он. – Копы наверняка захотят побеседовать с вами, мистер Райс.

Я улыбаюсь еще шире.

– Я не против. Но едва ли я смогу рассказать им что-то стоящее. Чтобы застрелить человека, нужно иметь пистолет, а его у меня отродясь не было. Пистолеты опасны. Иногда стреляют и калечат людей… И вот что, любезный: Вилли мог застрелить кто-то, находившийся в этом коридорчике, у самой двери на сцену. – Довожу улыбку до максимума. – Кстати, у вас есть пистолет?

Он вскакивает на ноги.

– Слушай, мужик, убирайся отсюда, – рычит он. – Никто тебя не звал в гримерку, и тебе здесь нечего делать. Вали, иначе добром это не кончится. Когда вопросы задают копы, я отвечаю. А остальным готов рыло разукрасить.

Я слегка киваю Карлотте, как бы приподнимая шляпу, которой на мне нет.

– Ладно, ребята, – говорю я. – Мистер Райс не из тех, кто сует нос туда, куда его не просят. До встречи! И не делайте ничего такого, чего бы я не стал делать сам.

Отпустив эту шуточку, выхожу через дверцу на сцену, а оттуда в зал. Все по-прежнему взвинчены. Лейтенант полиции и четверо копов из убойного отдела ходят между столиками и опрашивают посетителей. Едва я появляюсь, этот лейтенант по фамилии Райсслер сразу принимается за меня, поскольку Джо Мадригол и еще двое посетителей видели, как я пробирался к столику Вилли Простофили. Ясное дело, они думают, будто это я его грохнул.

Лейтенант держится со мной очень сурово. Я предлагаю ему сбавить обороты. Если он обвиняет меня в убийстве, пусть предъявит оружие, из которого я стрелял. Но если он готов задавать вопросы спокойно и вежливо, я охотно отвечу.

Он спрашивает, где я находился. Говорю, что ходил в гримерку переброситься парой фраз с мисс Карлоттой. Когда живешь в Мейсон-Сити, случай познакомиться с такой шикарной дамочкой выпадает не часто. Я также показываю ему дверцу в задней части сцены и говорю, что убийца вполне мог появиться оттуда, пока Карлотта исполняла свою балладу, и что в зале было темно. Появиться, застрелить Вилли, а затем тихо свалить из зала было бы раз плюнуть.

Лейтенант отвечает, что, когда ему понадобятся мои соображения, он спросит о них. Я шучу: дескать, всегда готов поделиться. Потом добавляю, что люблю читать детективные романы.

В этот момент Карлотта и парень, которого она называет Руди, выходят в зал. Лейтенант тут же переключается на них. Не буду утомлять вас подробностями. Скажу лишь, что этот Райсслер – парень толковый и дело свое знает. Он говорит, что убийца находился в радиусе десяти-пятнадцати футов от жертвы, поэтому все, кто в тот момент были в пределах означенного радиуса, включая меня, поедут с ним в отделение для задушевной беседы.

Лейтенант забирает из клуба и Карлотту с ее дружком Руди, поскольку его насторожило, что после убийства Вилли они не остались в зале, а ушли в гримерку.

Пока длится эта мутотень, я не раскрываю рта. Закуриваю и прикидываю, сколько же времени пройдет, пока кто-то из этих умников-полицейских обнаружит, что трупа в клубе два и что тело Майраса Дункана, он же мистер Харвест В. Мелландер, по-прежнему находится в телефонной будке, держа трубку в окоченевшей руке.

И еще одна мыслишка тихонечко так вертится у меня в мозгу. Интересно, смогут ли на телефонной станции мне сказать, в какое время они отключили этот номер? Иными словами, пытался ли кто-то позвонить по нему уже после того, как Майраса Дункана застрелили? В таком случае я буду хотя бы примерно знать, когда Майраса ухлопали.

Мои размышления прерываются, поскольку к клубу подкатывают полицейские фургоны. Нас туда грузят, привозят в отделение, где начинается долгая и занудная процедура допроса. Все это время я держу ушки на макушке и узнаю полное имя Карлотты: Карлотта де ля Рю. По мне, так это липовое имя, сценический псевдоним, а на самом деле ее вполне могут звать Лотти Хиггинс.

Узнаю также имя ее дружка – Руди Сальтьерра. Надо сказать, держится он спокойно и собранно, без малейших признаков беспокойства.

Когда очередь доходит до меня, сообщаю, что зовут меня Перри Райс и живу я в Мейсон-Сити, штат Айова. Пусть довольствуются этим. Я же не лопух какой, чтобы показывать им свой служебный жетон или говорить, кто я на самом деле. Мое признание могло бы попортить весь дальнейший ход событий, а я очень надеюсь, что мне удастся выбраться из участка, не поднимая лишнего шума.

Похоже, что у Карлотты и этого парня Сальтьерры крепкое алиби. Все в клубе видели, где находилась Карлотта в момент убийства. Нашлось у нее объяснение и тому, почему она потом свалила в гримерку. Когда зажегся свет, она увидела, что гаргулья Вилли застрелен, и побоялась упасть в обморок на публике. У Сальтьерры тоже железное алиби. Клубный осветитель заявил, что с его рабочего места хорошо виден вход в гримерку Карлотты. Дверь была открыта, и в момент, когда Вилли грохнули, Сальтьерра находился внутри.

Когда все это дознание начинает вызывать у меня скуку и зевоту, в отделении появляется Похмельщик. Чувствуется, после нашего расставания он успел основательно набраться и на ногах держится только благодаря силе воли и плечу одного из копов.

Каким-то образом он узнал о пиф-паф в клубе и вернулся. Видно, там-то ему и сообщили, что меня замели вместе с другими и отвезли сюда. Похмельщик явился меня вызволять. С порога он сразу же начал убеждать Райсслера, что я добропорядочный и законопослушный гражданин, который лишь минувшим вечером приехал в Нью-Йорк, а в заведении Джо Мадригола вообще никогда не был. Оружия я отродясь не имел, и случись мне выиграть пистолет в церковной благотворительной лотерее, я бы не знал, что с ним делать.

Монолог Похмельщика в сочетании с моим поведением – а я вел себя так, как, по моим представлениям, делал бы это Перри Райс, – оказывают желаемый эффект. Меня отпускают. Лейтенант говорит, что я могу идти, но предупреждает, чтобы впредь я не дерзил полицейским, когда они задают мне вопросы. На это я спрашиваю: а как, по его мнению, я должен был себя вести? Потом добавляю, что, вообще-то, у меня такой характер и вообще это от отсутствия опыта общения со смышлеными нью-йоркскими копами. Райсслер высказывает свое мнение по поводу моего характера, и мы с ним расстаемся.

Выйдя на улицу, дожидаюсь Похмельщика и горячо благодарю его за помощь. Он говорит, что нам нужно глотнуть бурбона за мое освобождение. По мнению Похмельщика, за мной нужен глаз да глаз и без его присмотра я в Нью-Йорке вляпаюсь еще в какую-нибудь беду.

Я отвечаю, что мы непременно выпьем, но не сейчас, поскольку у меня есть еще кое-какие дела, а он окажет мне большую услугу, если утром заглянет в мой номер. Дескать, я хочу его кое о чем попросить. Он не спорит, падает в такси и уезжает.

Постояв еще пару минут, ухожу. Одолев полквартала, вижу Руди Сальтьерру, закуривающего сигарету. Он тоже видит меня и улыбается. Замечаю, что его улыбка смахивает на оскал двух готовых сцепиться тигров.

– Ну как, мистер Райс? – спрашивает он. – Думаю, первая ночь в Нью-Йорке произвела на вас неизгладимое впечатление. Будет о чем порассказать, когда вернетесь домой.

– И не говорите, – подхватываю я. – Любому понравилась бы такая первая ночь в Нью-Йорке. Мне говорили, что в этом городе всякого насмотришься.

Он улыбается:

– В каком-то смысле это так. А не пойти ли нам куда-нибудь пропустить по стаканчику? Я бы мог показать вам кое-что интересное, что несколько изменило бы ваше представление о Нью-Йорке.

Я благодарю и отвечаю, что, невзирая на ночь, у меня еще есть дела. И вообще, мне сейчас не помешала бы чашка кофе, поскольку организм уже перенасыщен спиртным. Я так говорю, поскольку увидел поблизости кафетерий, открытый круглые сутки. Может, парень поймается на мою уловку. Так оно и есть. Поймался.

– Понятно, дружище, – отвечает он. – Кстати, кофе от нас в двух шагах. Угощу вас. Нью-йоркское гостеприимство.

Он улыбается еще шире.

Заходим в этот кафетерий. Он заказывает две чашки кофе и лезет в карман за деньгами, в этот момент я замечаю кое-что весьма для меня интересное. Мысленно благодарю свет, льющийся со стороны стойки и позволивший мне это разглядеть.

Я вам уже говорил, что этот парень, Руди Сальтьерра, большой щеголь. Тем более удивительно, почему его смокинг и брюки не подходят друг к другу. Я углядел, что брюки из какой-то фактурной шерсти, тогда как черный смокинг из ткани «в елочку». Мой интерес вовсе не праздный, и скоро вы узнаете почему.

Пока пьем кофе, этот парень заваливает меня кучей вопросов о Мейсон-Сити, однако я не прокалываюсь ни на одном, поскольку знаю город вдоль и поперек, словно родился там.

Через некоторое время говорю, что мне пора. Благодарю за угощение и выражаю надежду как-нибудь увидеть его в клубе Джо Мадригола. Он отвечает, что мы там непременно встретимся, но для меня же лучше не заходить на служебную территорию без приглашения. Словом, он прозрачно намекает: дамочка Карлотта – его собственность и любой, кто толчется возле нее, рискует схлопотать по морде.

Выходим. Мимо проезжает желтое такси. Останавливаю машину и прошу шофера отвезти меня в отель «Корт», где я живу. Нарочно говорю громко, чтобы Руди меня слышал. Мы проезжаем пару кварталов, и я меняю направление, говоря, что мне нужно к клубу Джо Мадригола. В моей голове роятся идеи, и я хочу их проверить.

Вылезаю из такси, подхожу к клубу, огибаю здание и вижу, что его задняя сторона выходит на переулок. Все окна верхнего этажа зарешечены. Собственно клубный этаж должен находиться футов на восемь ниже. Прохожу еще немного и вижу окошечко, расположенное чуть выше моего роста. Скорее всего, это и есть окно коридора, где находятся гримерки.

Переулок пуст. В нескольких шагах замечаю мусорный бак. Подтаскиваю его к окошку, встаю на крышку и лезу в карман за стальной отмычкой, которую всегда ношу с собой. Окошко поддается не сразу. Вожусь минут пять и одерживаю победу. Спрыгиваю вниз, возвращаю бак на место, снова иду к окошку, подпрыгиваю, хватаюсь за подоконник, подтягиваюсь, попадаю внутрь и плотно закрываю раму.

В коридоре темень, а у меня с собой лишь малюсенький фонарик на колпачке авторучки. Довольствуюсь тем, что имею, и вскоре убеждаюсь: я оказался прав. Это действительно коридор, куда выходят двери гримерок.

Выхожу за кулисы, пересекаю сцену, раздвигаю занавес и оказываюсь в зале. Унылыми зрелищами меня не удивишь, но вряд ли существует что-то более унылое, чем зал закрывшегося ночного клуба. Из-за убийства уборщики еще не брались за работу. В зале чуть посветлее, чем в коридоре, благодаря нескольким окнам, откуда проникает свет уличных фонарей. Его хватает, чтобы увидеть красное пятно на скатерти того столика, за которым Вилли Простофиля сыграл в ящик.

Из зала выхожу в тупичок с телефонными будками. Мое объявление «НЕ РАБОТАЕТ» все так же висит на ручке. Заглядываю внутрь. Труп Майраса Дункана по-прежнему там. Скорее всего, поверив объявлению, в будку никто не совался. Возвращаюсь в зал и сажусь за первый попавшийся столик. Похоже, те, кто сидел за ним до меня, были настолько потрясены убийством, что оставили початую бутылку бурбона. Наливаю себе порцию и начинаю шевелить мозгами.

Обстановку располагающей не назовешь. Темень. В каких-то тридцати ярдах находится труп Дункана. Возможно, вам покажется смешным и странным, что я торчу здесь, пытаясь воссоздать картину случившегося. Ну так и я сам смешной парень. Кстати, мертвецы мне не мешают. Чего их бояться? Бояться надо живых.

Посреди танцевального пятачка белеет длинная ленточка серпантина. На танцах любят бросаться этими штуками: кидаешь рулончик и он сам разматывается. Сейчас мне кажется, что и жизнь чем-то похожа на ленточку серпантина, только в случае мистера Харвеста В. Мелландера кто-то грубо ее оборвал. Не скажу, что я так уж хорошо знал Дункана, он был славным парнем, на хорошем счету у федералов, и потому я обязательно должен выяснить, кто же столь жестоко прикончил его.

И вдруг – сам не знаю почему – у меня появляется идея. Смешная и даже безумная, но к этому моменту я и сам уже малость свихнулся. Начинаю ее обдумывать, и она уже перестает казаться мне столь безумной. Если вы внимательно слушали мой рассказ, похожие мысли могли возникнуть и у вас.

Однако вскоре я возвращаюсь на землю. Что толку предаваться несбыточным мечтам в пустом зале ночного клуба, сидя там в четыре часа утра? А идея вот какая: найти, где Руди спрятал другой свой смокинг.

В тот момент я отодвинул мысли о убийстве Майраса Дункана на второй план. Сейчас меня все больше занимали обстоятельства убийства Вилли Простофили.

Я уже говорил: этот Руди Сальтьерра – большой щеголь, но в кафетерии я заметил, что его брюки не совпадают со смокингом по цвету и фактуре ткани. Скорее всего, дело обстояло так. Пока Карлотта пела, Руди, воспользовавшись темнотой в зале, незаметно пробрался в зал, приблизился к столику Вилли и грохнул Простофилю, выстрелив через карман, после чего так же незаметно скрылся в коридоре и переоделся. Если моя догадка верна, тот смокинг должен находиться где-то поблизости, и наиболее вероятно – в гримерке Карлотты.

Встаю и тихо двигаюсь тем же путем, каким пришел сюда. Дверь гримерки заперта, но я брал призы за взламывание дверных замков. Мне хватает пары минут, и дверь открывается.

Вхожу и при помощи крошечного фонарика вглядываюсь в пространство. Воздух в гримерке тяжелый, сладковатый. Так бывает, когда комнату не проветривают, а ее хозяйка обильно пудрится и поливается духами. Стою, принюхиваюсь, и мне кажется, будто Карлотта находится где-то рядом. Запах духов этой цыпочки такой крепкий, что я запомню его на всю жизнь.

Начинаю шарить по ящикам туалетного столика и открывать дверцы шкафов. Ничего примечательного. Убеждаюсь, что эта дамочка Карлотта понимает толк в нижнем белье и носит тончайшие чулки, настолько тонкие, что и прикасаться к ним кажется святотатством.

Порывшись в гримерке, выхожу в коридор и пытаюсь найти, где этот хмырь мог на какое-то время надежно спрятать смокинг. Пока обследую коридор, водя тоненьким лучиком по стенам, не перестаю думать о том, что Руди Сальтьерра обязательно вернется за своим смокингом и, если он явится прямо сейчас, Лемми несдобровать. Мой старый верный «люгер» остался в номере отеля, ведь сейчас я играю Перри Райса.