Вкус Парижа

Понимая, что мы уже и так устроили скандальную сцену, я решила повысить градус и плеснула ему в лицо оставшуюся воду.

– А это тебе за то, что ты обманывал меня! – И хотя он не обманывал – или все-таки обманывал? – мне стало хорошо. В самом деле – хорошо!

Резко повернувшись на каблуках, я покинула ресторан с высоко поднятой головой, сдерживая бурную лавину слез, пока не отошла на безопасное расстояние.

Повернув за угол и проходя мимо широкого окна ресторана, я заглянула в него, чтобы проверить, смотрит ли он мне вслед. Но его безобразная рожа была освещена экраном мобильника. Вероятно, он писал сообщение своей новой духовной советнице Джесеке, сообщая, что он наконец-то избавился от своей бездушной партнерши и теперь может семимильными шагами идти к просветлению. Или, возможно, он просто строил планы, как встретится с ней, вернувшись из Таиланда, и потрахается после того, как покатает шину по кругу или выполнит другое просветляющее упражнение. Придурок! Скотина!

Я добежала до машины, дрожащими руками открыла дверцу, и тут мои слезы хлынули бурным потоком, прерывавшимся только шумным и негламурным сморканием. Я долго сидела, глядя на капли дождя на ветровом стекле, и пыталась осмыслить, что же все-таки произошло.

Боже мой, что я наделала? Я только что порвала отношения с мужчиной, с которым еще несколько часов назад собиралась прожить всю свою жизнь.

Глава 3

Я сидела в машине и, заливаясь слезами, терялась в догадках, где же и когда же мои надежды на долгую семейную жизнь так разошлись с настроениями Пола; я уже не понимала, как ухитрилась потратить почти девять лет на чувака, который сегодня так легко заявил, что расстается со мной, чтобы «отправиться на поиски себя». Пару секунд я даже прикидывала, не позвонить ли маме – чтобы сообщить, что мы с Полом порвали, но потом все-таки передумала из опасения, что за этим последует сложная дискуссия.

В чем же я поступила неправильно?

Я вспомнила, как мы встретились с Полом. Это было восемь лет назад во время летнего тура по Европе. Я была молода и смотрела на все широко раскрытыми глазами. Он тоже был молод, но если я старалась повидать мир и получить побольше впечатлений – за месяц до этого я с рюкзаком побывала в Таиланде, Вьетнаме и Китае, – то Пол прилетел из Мельбурна прямо в Париж с четырьмя друзьями по колледжу, и было ясно, что они намеревались неплохо провести время только в Европе.

Я влюбилась в Париж с первой секунды, как только вышла с Лионского вокзала; река, парижские здания – все дышало романтикой и стариной. Я часами бродила по улицам, не помня себя от восхищения, заходила в галереи, ела блинчики, когда чувствовала голод или усталость. Меня завораживало величие парков и садов, соблазняли витрины с пирожными и сыром, очаровывали горожане, чье главное занятие, казалось, состояло в наслаждении жизнью.

А вот в Пола я влюбилась не сразу. Наша группа отправилась в десятидневную поездку по западу Европы. Как водится, днем мы ахали и охали, глядя на исторические монументы, а все ночи предавались пьянкам и озорству, каким бы красивым ни был очередной старинный город. Через полторы недели мы вернулись в Париж, и до того момента, когда все разъедутся по своим городам и странам, у нас оставалась парочка свободных дней.

И только тогда, фактически во время нашей первой вечерней прогулки, мы с Полом и его приятелями обменялись не парой фраз, как до этого, а слегка разговорились. А в самый последний день, вернувшись после ночной пьянки в клубе на Сене, он утащил меня в сторону, осмелившись наконец спросить, согласна ли я провести с ним наш последний вечер на пикнике на Марсовом поле и с видом на Эйфелеву башню.

Пол отличался от других ребят из его группы; он как-то чуточку меньше увлекался бухлом и в целом более серьезно относился к жизни. Мне понравилось, как по-тихому он пригласил меня на прогулку и что сделал это в последнюю минуту – мило, что он столько ждал. Он напоминал мне лабрадора с большими выразительными глазами, который отчаянно жаждал ласки. Разумеется, я сразу согласилась, подумав про себя: «Наша любовь начинается в Париже… Разве это не прикольно?»

И вот днем мы отправились в épicerie[2] за едой для пикника и набили рюкзаки хлебом, сыром и свежими фруктами. В Европе было лето – сезон всяких вкусностей. Инжир лопался от сладкого сока при малейшем прикосновении, на улицах пахло персиками, корзинки со спелой, сочной клубникой обрамляли прилавки с фруктами и кричали: посмотрите на нас. Пол обошел полки с сыром, выбрал кусок сыра конте и стал объяснять мне, что это один из лучших французских сортов. Я восторженно глядела на него глазами двадцатилетней девчонки, и он казался таким уверенным в себе и опытным, особенно по сравнению с другими ребятами, которых я видела в эти две недели, – в частности, меня впечатлило его знание французской кухни. Когда мы подошли к кассе, Пол заплатил за сыр и багет, а потом добавил к нашим покупкам две бутылки шампанского. Он отмел прочь мое предложение заплатить самой и вытащил свою – спонсируемую родителями – кредитную карточку. Казалось бы, такая мелочь, но в ту минуту я была впечатлена – какой он взрослый.

Мы устроились на Марсовом поле, пили шампанское и вспоминали наши европейские приключения. Солнце медленно приближалось к горизонту, а мы все ближе пододвигались друг к другу. Я отрезала себе конте и рассеянно откусила кусочек, но тут же испытала восторг. Сыр был вкуснейший. Легкий, отчасти упругий и отчасти рассыпчатый, он был само совершенство: фруктовый и ореховый привкусы разлились по языку, когда на него попали мелкие кристаллы соли. И словно по волшебству, в это время на Эйфелевой башне зажглись огни; я жевала, а они ярко вспыхнули. Я спросила у Пола, откуда он знал, что сыр такой вкусный.

– Мужчины никогда не выдают свои секреты, – ответил он. Я засмеялась, потому что его слова прозвучали банально. Но под действием чар Парижа и шампанского Пол уже казался мне очень привлекательным, и я ощутила невольную дрожь в теле.

Наконец, когда я уже хотела предложить ему вернуться в наш хостел, Пол обнял меня за плечи. Помнится, в тот момент я почувствовала себя в полной безопасности и одновременно свободной как никогда в жизни. Мы классно проводили время на другой стороне земного шарика без забот и взаимных обязательств. Передо мной были только этот красивый австралиец и пьянящая красота города. А потом он поцеловал меня. Поначалу чуточку неумело, и его идеально ровные, белые зубы стукнулись о мои. Но вскоре мы нашли подходящий ритм, и мне даже показалось, что от нашей страсти ярче засияла Эйфелева башня.

Вероятно, мы целовались очень долго, и когда наконец перестали, чтобы отдышаться, многочисленные кучки людей, сидевших вокруг нас, куда-то делись. Обнаружив, что мы более-менее одни – осталось лишь несколько парочек, занимавшихся на безопасном расстоянии тем же самым, – Пол снова прижал меня к себе. У меня кружилась голова от чего-то, казавшегося мне любовью, но, скорее всего, во мне, двадцатилетней, просто бушевали гормоны.

Рассказывая подругам и матери эту историю, я обычно останавливалась на этом. А продолжение было такое: Пол сунул руки под мой топик и, пожалуй, слишком ловко расстегнул лифчик. Но об этой части я обычно умалчивала. Хотя в последнее время, когда люди спрашивали, как мы познакомились, эта увлекательная история уже казалась мне затертым клише, словно я выросла из нее. И я перешла на краткую версию: что мы встретились с Полом, когда были студентами и путешествовали по Европе.

Через несколько лет после начала наших отношений я снова спросила у Пола, откуда он знал про конте, про то, что этот сыр такой вкусный, и он поведал мне правду. В университете он читал серию детективов про британского шпиона Джонатана Буна, и в одной из книжек действие разворачивалось во Франции. Одержав верх над Огюстом Леконтом, коррумпированным французским аристократом, Буну наконец удается переспать с неуловимой французской шпионкой Фанни д’Амур. Во время их страстной ночи они пьют шампанское и едят конте двухлетней выдержки, но только не в Париже, а на фоне Французской Ривьеры.

– Но постой, ты пробовал его прежде? – уточнила я.

– Нет, но я решил, что раз он хорош для Буна и Фанни, то понравится и нам.

Пожалуй, если бы я знала об этом в то время, наши отношения могли бы закончиться раньше. Я имею в виду – какой приличный чувак вычитывает про сыр из книжки про шпионов, а потом делает вид, будто знает, какой он на вкус? А тогда мне казалось абсурдным даже думать об этом. В моих глазах Пол был знатоком и гурманом, знавшим все про сыр и вино. И хотя мы стали встречаться не только благодаря ломтику вкусного деликатеса, в ту ночь в Париже как раз сыр стал важным фактором и значительно повысил в моих глазах рейтинг Пола.

Но в этом весь Пол. Всегда хватается за хайповый тренд и верит, что на свете нет ничего важнее. Когда-то это был сыр, теперь кроссфит, медитация и «духовное просветление». Пожалуй, мне следовало давно догадаться, что будет дальше…

Я взглянула на часы. Прошло полчаса, как я сидела тут и страдала, а голова по-прежнему не прояснилась. Я поняла, что вести машину самой мне нельзя. Тогда я схватила телефон и вызвала Uber. Когда водитель подъехал, он подозрительно смерил меня взглядом, прежде чем пустил в салон. Наверняка, еще подъезжая, заметил мои красные, опухшие глаза.

Я громко высморкалась. Таксист вздохнул, убавил громкость радио и спросил, все ли у меня в порядке.

– Угу, тотально в норме. Просто очередной пятничный вечер, – ответила я, пытаясь добавить в голос бодрости.

– Слава богу. А то я только что вез пассажирку, которая за ужином порвала отношения со своим бойфрендом. Представляете? Она была просто всмятку. Грустно было глядеть на нее. Отчаяние зашкаливало. Она никак не ожидала, что так будет.

Оценка хоть всего на две звезды, но более чем разумная.

У квартиры Пола я долго возилась с ключами и с трудом открыла ее онемевшими пальцами. Войдя внутрь, с грохотом захлопнула дверь и швырнула мобильник на кухонный стол. Потом сразу отправилась спать, топая по ступенькам и сдирая с себя платье.

Глава 4

Я проснулась на следующее утро от солнца, светившего в окно. Вчерашние тучи уплыли, и день был великолепный.

«Ух, мне повезло», – подумала я.

Я встала, пошла в ванную и взвыла от ужаса, увидев свою опухшую, в пятнах косметики рожу. Закрыла шторы и вернулась в постель, благодаря Бога, что сегодня суббота и не надо идти на работу. Снова позволила слезам литься и через некоторое время уснула, всячески избегая думать о Поле, нашем разрыве и о необходимости уехать из его бесподобной квартиры.

Почти все утро я чередовала сон со слезами. И только когда услышала полдюжины сигналов своего телефона, оставшегося наверху, я кое-как вытащила себя из уютной и теплой постели. Сердце упало, когда я увидела, что от Пола ничего нет. Никакого письма, где говорилось бы, что все это была большая ошибка и что он просит прощения. Вместо этого почти все сообщения пришли от моей матери; она спрашивала, как все прошло вчера. Мне совершенно не хотелось ей отвечать, но я знала, что она не уймется и не даст мне покоя, если я ей не расскажу. Я кратко описала, что Пол ничего мне не сказал, но про наш разрыв не упомянула, иначе это привело бы к долгому и мучительному допросу по телефону.

Еще были два сообщения от моей приятельницы Билли – в первом она спрашивала, готова ли я выпить кофе, во втором, ровно через час, не умерла ли я. Вот ей я немедленно позвонила. Мне нужно было рассказать кому-то обо всем, что произошло, а она всегда давала толковые советы. От нее я получу больше сочувствия, чем от мамы. Или, по крайней мере, она всегда будет на моей стороне.

– Эй! – заорала она, и я убавила громкость телефона. – Как дела?

– Не очень. Вчера вечером мы с Полом расстались. – Я с трудом удержалась от слез.

– Что-что? Не поняла!

– Ну, я порвала с ним. Но это была вроде как трагическая неожиданность, – добавила я.

– Разрыв как трагическая неожиданность? Расскажи мне обо всем целиком.

Тогда я выдала Билли расширенную версию случившегося, от тесного платья до желания Пола поехать на ретрит на поиски «себя» и «духовного просветления» и, наконец, до момента, спровоцировавшего разрыв: как он сказал мне, что я могу подождать, чтобы увидеть, что он думает про наши отношения, когда вернется назад. Я не стала упоминать, что отправилась на ужин, ожидая предложения от Пола, поскольку при свете дня казалось слишком смешным даже говорить об этом вслух.

Как могла я быть такой слепой?

– Ну, туда ему и дорога. Без него тебе будет на сто процентов легче.

Такая быстрая оценка моей ситуации, пожалуй, была не совсем искренней, но я не возражала. Билли была милой и надежной, и она определенно умела лгать при необходимости, особенно ради защиты ее подруг.

Когда я не ответила, она продолжила, заполняя паузу:

– Ты так не думаешь? Ты была слишком хороша для него. Ты должна теперь свободно вздохнуть.

– Я пока что даже по-настоящему не обдумала случившееся. Все так неожиданно. Я имею в виду, что мне теперь делать? Я не знаю, как мне жить одной. Где мне жить?

– Сейчас тебе вообще не надо беспокоиться об этом, – заявила она. – До возвращения Пола у тебя как минимум три недели.

– Конечно, я могу жить у мамы, но боже, какой стыд. Прожить восемь лет с мужиком и вернуться домой к матери… Просто я сейчас чувствую, что зря потратила на этого идиота так много времени. А мои яичники? Зачем я… – Тут уж я не смогла сдержать слез.

– Элла, серьезно. Никто и не ждет, что ты все немедленно осмыслишь, – сказала она и, помолчав, добавила: – Я еду к тебе. Захвачу припасы.

– Нет, не надо. Я вся в расстройстве.

– Мне плевать. Сейчас ты нуждаешься во мне, – отрезала она и тут же прервала связь.

Я услышала звонок в дверь, когда наносила второй слой косметики, чтобы закрыть безобразие, которое только что устроила на лице. Я понимала, что мне сейчас разумней всего было бы вообще обойтись без макияжа, но рассудила, что это станет превентивной мерой для меня, стимулом сдерживать слезы. Открыв дверь, я оказалась в теплых объятьях Билли и немедленно почувствовала облегчение. Оказывается, я нуждалась в объятьях больше, чем думала.

Она распаковала «припасы», которые сочла подходящими для моего утешения: коробку мороженого с соленой карамелью, печенье с шоколадной крошкой – и тесто для печенья на случай, если у нас появится настроение испечь добавку, – а также багет, кружок камамбера и толстый кусок конте (она знала, как я люблю такой сыр, но, скорее всего, успела забыть, почему я его полюбила). Она выложила все это на стол, а потом достала из сумки бутылку красного вина. Было всего два часа дня, но Билли заявила, что отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Я поведала ей, что, как я подозревала, отъезд Пола на ретрит был лишь предлогом и, вероятно, он просто хотел меня бросить, но ему не хватало воли сказать мне прямо. Я поняла, что устраивала его в роли подружки, пока он поднимался по служебной лестнице, но, когда речь зашла о совместном будущем, эта идея толкнула его на спираль саморефлексии. А может, я просто очутилась под перекрестным огнем – между его попытками успевать за его боссом и девицей с кроссфита. Может, я была слишком высокого мнения о себе, когда пыталась понять, почему Пол не захотел включить меня в свои жизненные планы? Но, как сказала Билли, пожалуй, нет худа без добра. Неужели я действительно хотела выйти замуж за чувака, который подчинялся советам какой-то полуграмотной девицы по имени Джесека?

Билли дала мне выговориться. Она сидела, потягивая вино, совершенно собранная, пока я вываливала версию за версией, пытаясь оправдать действия Пола и ставя под вопрос мои собственные. А потом она цыкнула на меня, словно знала, что мне необходимо было все это высказать, но теперь пора остановиться. С ее лица исчезла озабоченность, когда она таким тоном, словно я двоечница с последней парты, велела мне прекратить самокопание и сказала, что картина ей уже ясна.

– Давай говорить серьезно, Элла: вы с Полом просто не созданы друг для друга. Теперь тебе должно быть ясно хотя бы это.

Я собиралась что-то возразить и найти еще одно оправдание для Пола, но она остановила меня.

– Честно говоря, тебе будет лучше одной. Пол всегда был чуточку странноватый; и вообще, вы с ним такие разные. В университетские годы вы оба любили мотаться по свету, и вас это объединяло. Но потом он стал одержим карьерой и тем, сколько зарабатывает. Его амбиции и желания зашкаливали, и ты должна это понимать. Я знаю, что ты равнодушна к таким вещам, к тому же – поправь меня, если я ошибаюсь, – ты не слишком любишь свою нынешнюю работу и, похоже, у тебя там нет перспектив. Верно?

– Ты не ошиблась.

– Пол когда-нибудь спрашивал тебя, чем ты действительно хочешь заниматься? Ставил когда-нибудь твои цели на первое место?

Я молча покачала головой.

– Нет, не спрашивал, – продолжала Билли. – Он позвал тебя в Мельбурн, а потом, когда решил, что ему нужно поменять обстановку, чтобы «найти себя», без колебаний тебя бросил. Извини за грубость, но это говорит о том, что он полный идиот.

Все еще перебарывая привычку защищать моего экс-бойфренда, я вспомнила последние восемь лет. Пол не всегда был таким уродом. Я помню даже времена, когда он бывал счастлив: например, студентами мы загорали и пили кофе между лекциями. В каникулы между семестрами куда-нибудь ездили, а когда снова начинались занятия, он угощал меня дорогостоящими ланчами и расплачивался отцовской кредитной карточкой. Я помню, как классно было на пару часов выскочить из студенческой жизни. Мы говорили о том, чем займемся после окончания учебы, мечтали снова вернуться в Париж и найти там работу.

Но если Пол жил во время учебы дома с родителями, то я подрабатывала в кафе и ресторанах и после университета вздохнула с радостью и облегчением, когда устроилась на работу в маленьком независимом издательстве. Я была там стажером, в основном работала на ксероксе и варила кофе. Конечно, ничего увлекательного, но я не знала, чем еще заниматься, и в душе надеялась, что со временем для меня откроется более интересная вакансия. Вот только проблема была в том, что из издательства никто не уходил, и я годами так и оставалась стажером, получая минимальное жалованье.

Между тем Пол еще до окончания учебы получил место в отцовском хедж-фонде – непотизм в чистом виде – и после этого постоянно шел на повышение. Его коллеги были из тех, кто вечером в пятницу уходили с работы и не возвращались домой до воскресного утра. Они покупали новые тачки с каждой премии и через каждые два-три года меняли квартиру на более дорогую. Но, несмотря на частые прибавки и на тот факт, что мы с Полом проходили через очень разные жизненные этапы, даже несмотря на его самомнение, которое, казалось, росло вместе с его кошельком, Пол все-таки был моим Полом и наши жизни все еще были неразрывно переплетены.

– Серьезно, Эл, какой мужик может бросить такую девчонку, как ты? Пол уже превратился в одного из тех упырей, которые считают, что мир должен им всем за то, что они в нем живут. – Билли все больше горячилась, но я начинала понимать, к чему она клонит. Пол уговорил меня отказаться от поездок, и я согласилась – пошла на такую жертву ради наших отношений. Конечно, в моей душе жила ностальгия по совместным путешествиям в годы учебы, и я часто испытывала желание куда-нибудь умотать, когда смотрела на фотки, которые развесила в своем закутке на работе, но кто не мечтал бы сбежать к прекрасным белым пескам Пхукета, лапше ручной работы в Ланьчжоу, красочным флажкам в Лхасе, глядя на унылый ящик ксерокса? Разумеется, я скучала по приключениям, но работа была частью взрослой жизни, и пустоту мне заполнял Пол.

Билли распаковала сыр, и мы налили себе по второму бокалу вина. Мои слезы иссякли, и я чувствовала себя чуточку веселей. Помогали алкоголь и добродушный юмор Билли.

– Так какие теперь у тебя планы? – поинтересовалась она, и мои мысли снова смешались.

Реальность была такова, что я находилась в нескольких месяцах от тридцатилетнего рубежа и только что внезапно рассталась с мужчиной, с которым еще недавно связывала все свои жизненные планы. Но в последние одиннадцать месяцев я уже переживала из-за того, что не достигла к тридцати ничего примечательного – не стала сильной феминой с твердым характером, какой я всегда рисовала себя в юности, – и теперь, безуспешно попытавшись выйти замуж и создать настоящую семью, оказалась одинокой и в скором времени бездомной.

– Ну, прежде всего мне нужно съехать с квартиры, – вздохнула я и сделала большой глоток вина.

– Я помогу тебе в этом. Когда думаешь переезжать? И куда?

– Не знаю.

– Можешь жить у меня, – предложила Билли.

– Нет-нет. Сейчас у тебя очень много работы, а твоя квартира слишком маленькая для нас двоих.

– Это верно, но мы можем уместиться. Все равно будет уютно.

Я посмотрела на подругу, испытывая благодарность за ее великодушие. Мне не хотелось ее стеснять, но я сказала Полу, что освобожу «его квартиру» к следующим выходным. И я ни за что не смогу заставить себя попросить его, чтобы он позволил мне пожить немного дольше. Впрочем, я даже не знала, как связаться с ним на его ретрите.

Зажужжал телефон Билли. Она виновато посмотрела на меня, шепнула «извини» и выскочила в другую комнату, чтобы там поговорить. Она была дизайнером ювелирки и неожиданно добилась успеха с линейкой браслетов из бисера. Их популярность росла гораздо быстрее, чем она планировала, и теперь приходилось делать все больше и больше браслетов, чтобы успеть за спросом. В результате постоянно всплывали всякие недоделки, которые требовалось срочно устранять. Я уже привыкла, что ей звонили, но вот в этот раз ее что-то очень огорчило. Она говорила все громче, а ее тон показался мне незнакомым и профессиональным; она была вся в делах.

Закончив разговор, она снова извинилась и сказала, что ей нужно уйти, уточнив, ничего, если она оставит меня одну? На что я, конечно, сказала да. Как бы я ни радовалась, что она приехала ко мне, я с облегчением представила, как побуду какое-то время одна, обдумаю ситуацию и попробую сообразить, что мне делать дальше, черт побери. Она дала мне небольшой, но своевременный эмоциональный пинок.

Проводив ее, я налила до краев бокал – классно, Элла – и снова спустилась в спальню. Схватила планшет и написала список вещей, которые мне предстояло сделать: найти квартиру, внести залог за ее аренду, добиться прибавки жалованья, купить тачку, съехать отсюда, обустроить новое жилье. Это была короткая, но серьезная и досадная аккумуляция задач, и обрушение привычного порядка вещей снова погрузило меня в состояние ужаса. Я даже не включила в эти планы поиски нового бойфренда и рождение детей, но такие планы были, они всегда присутствовали в глубине моего сознания. Одной лишь мысли об этом было достаточно, чтобы вылить остатки вина в бокал, выпить его и швырнуть планшет к чертям. Он со стуком ударился о стену и упал на пол возле кучки шмоток Пола.

Я позволила пролиться новой порции слез и заставила себя уснуть.

Глава 5

Я не выходила из квартиры всю субботу. Одноразовые платочки усеяли пол, создавая впечатление, будто я почти утонула в собственных слезах. К воскресному утру я совершенно окуклилась в постели и привыкла не обращать внимания на хроническое похмелье.

Зазвонил телефон, и его звук заставил меня поморщиться от боли.

– Привет, ма. – Я уже проигнорировала этим утром два ее звонка. Пожалуй, пора сказать ей все начистоту.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Где ты была? Ездила с Полом на воскресные рынки?

Я тяжело вздохнула.

– Ма, мне нужно, чтобы ты слушала меня внимательно. Мы с Полом расстались. Понятное дело, у тебя сразу возникнет куча вопросов, но я сейчас абсолютно не в состоянии рассказывать о случившемся.

– О! – Это все, что она сказала, и я ощутила прилив паники.

– Я знаю, что он тебе очень нравился, но не я была инициатором. Он решил отправиться в Таиланд на «поиски себя» и для «духовного просветления» и не хотел, чтобы я была рядом.

– Так он тебя бросил?

– Не совсем.

– Как это – «не совсем»? Что ты имеешь в виду?

– Ну, в общем-то, это я его бросила, – сообщила я и услышала, как мама тихо забурлила. – Но он почти не оставил мне выбора. Либо это, либо ждать, когда он вернется «духовно просветленный» и что там у нас с ним будет после этого.

Мама заметила, что я, пожалуй, погорячилась и, возможно, у Пола просто начались трудные времена.

– Я все-таки думаю, что тебе стоит его подождать, он заслуживает этого, – сказала она со вздохом.

Типично для нее, она всегда на его стороне. Я пыталась объяснить ей, что мы с Полом никогда не подходили друг другу, пыталась облечь мысли в слова, но она внезапно обвинила меня в неразумном поведении. Очевидно, в маминой молодости было так: ты однажды познакомилась с мужчиной на танцах, и после этого вы, считай, уже помолвлены. Мне отчаянно хотелось высмеять ее за то, что она говорила как бабушка, но я передумала. Еще меня так и подмывало спросить, заслуживал ли мой отец того, чтобы его ждать, но даже в моем раздраженном состоянии я понимала, что этот вопрос причинит ей сильную боль.