Бабочкины метаморфозы

Что-то не срасталось в ее истории.

– Кстати, – вдруг вспомнила я, – в передаче ты говорила, что вы с мужем не нуждаетесь в деньгах. Выходит, тебя материальная сторона дела не волнует? Ты и без секс-работы неплохо жила бы?

Я уже чувствовала, как сама превращаюсь в того жадного до информации репортеришку.

– Как вам сказать… И да и нет. У мужа есть деньги, – задумчиво произнесла она. – Он знаменитый адвокат. Но муж установил мне на нашу банковскую карточку лимит. Они все тут, на Западе, жмоты. Я, видите ли, не могу транжирить больше трехсот евро в месяц. Это противоречит его принципам равенства. А я так не привыкла! Мне нужны деньги! Свои деньги! Триста евро – это мне только всего одну дыру залатать. А у меня их много. Я вон сыну с евроремонтом обещала помочь. Да и вообще, я не привыкла деньги считать. Мне надо помогать родителям. Они больные люди! Живут в России на копеечную пенсию. Я должна! Понимаете! Я должна! Я не позволю, чтоб они сводили концы с концами! Но муж не хочет об этом даже слышать. Он заявил, что в старости нам самим нужны будут деньги, что, видите ли, в старости никто нам не поможет. Врет старый Скрудж! Я его знаю как свои пять пальцев.

А вот и еще один нарратив. Родители – это святое. Мои родители всегда радовались, когда я им помогала. Вот только у нас в семье жертвенность Сонечки Мармеладовой не приветствовалась. Мама нам всегда говорила: «Главное, чтобы вы жили в ладу со своей совестью. Ведь совесть – это и есть душа». Так говорила моя мама. Интересно, а что говорила своему сыну моя клиентка? И тогда я поинтересовалась:

– Ну хорошо. А кроме родителей и взрослого сына на что еще тебе нужны деньги?

– Настоящая женщина вкладывает деньги в четыре вещи – в свою внешность, в недвижимость, в родителей и детей.

Внутри меня все клокотало. Какая-то лава возмущения вдруг накатила. Мне хотелось сказать: «Дамочка, да вы, как я погляжу, здесь накрепко увязли!» Но я сдержалась.

Внезапно я потеряла к ней интерес. «Пора закругляться», – сказала я себе.

Я занимаюсь правозащитной деятельностью не первый год, и, честно говоря, на моей практике впервые клиентка, рассказывая свою историю, так искренне путается в нарративах. Ее рассказ о себе выглядел как столпотворение противоречащих друг другу мотивов и обстоятельств. В суде такие фишки не прокатывают – нет причинно-следственной связи, логично выстроенной, последовательной цепи событий. Речь Натальи звучала неубедительно. А главное, судья почувствует, что эта женщина что-то недоговаривает. Как адвокат я первым делом обращаю внимание на такие детали.

Я вернулась к официальной части нашей беседы, представив своей клиентке дальнейший алгоритм действий по нежелательному для нее контенту в Интернете. Я напомнила ей также о том, что, раз она чувствует ущемление своих прав, у нее есть право придать этому делу огласку и таким образом повлиять на общественное мнение, а заодно напомнить людям о своем праве на уважительное отношение к себе как к личности. В конце концов, мы живем в демократической стране и здесь любой гражданин имеет право голоса, право на чувство собственного достоинства, право на частную жизнь и право на самовыражение. Я предложила ей написать пост, который мы могли бы разместить на моем YouTube-канале, а также опубликовать ее цифровой контент на канале юристов в Teams-мессенджере. Там собиралось сообщество юристов, которые сообща находили правовые «лазейки» в сложных юридических кейсах. Я сказала Наталье, что ее пост можно будет опубликовать под псевдонимом.

Наташа немного подумала, после чего подхватила мою идею, предложив написать блог о том, как официальные чиновники притесняют русских секс-работниц в Финляндии. Я сказала, что это как раз то, что надо.

Так мы условились, что она напишет пост для социальных медиа, пришлет его мне по электронной почте, а я опубликую в своих источниках. На этой деловой ноте мы тихо распрощались.

И все же… Я заметила, что эта женщина задела меня за живое. Что-то во мне преломилось. Интуитивно я понимала, что когда другой человек чувствует себя вот так, как она сейчас, то это означает одно – ей больно. Но почему же мне ее по-человечески не жаль? Наверное, поэтому Наташа меня так раздражала.

«Ок, – размышляла я, пытаясь понять себя, – допустим, моей клиентке нужны были деньги. Кажется, она говорила, что ей надо спасти маму. Допустим. А потом она рассказывала, как выручала деньгами папу. А к нему вдогонку всю жизнь она спасает взрослого сына. И вот теперь она взялась спасать репутацию мужа, а с ним и все финское общество».

Не слишком ли много на одни слабые женские плечи? Кто ей навязал эту роль пожарника-спасателя? Или рассказанный мне нарратив – просто моральная «отмазка», которую она втюхивала мне как реальную историю, чтобы понравиться?

«Не верю», – твердо сказала я и вытащила из стопки новых картонных папок зеленую.

«Наталья Сергеевна Саволайнен, – заскрипел канцелярский фломастер. – Дискриминация по национальному признаку».

Так нарекла я этот кейс.

Кстати, и меня зовут Наташей. Да-да – мы с Натальей тезки. Среди Наташ такое бывает. Нас много.

Наташа…

Мой испуганный взгляд начал рассеянно блуждать по комнате. Я поймала выражение своего лица в зеркале. Морщинки вокруг глаз, седые прореди у челки – предвестники увядающей красоты. Во взгляде встревоженность беспризорной собаки. Почему-то раньше я этого не замечала.

Неужели все? Прощай, красота! Прощай, женское счастье! Привет, старость!

Я достала из тумбочки дежурную косметичку, обвела контуры губ ярко-красным карандашом, подшлифовала алой помадой и глянула на себя со стороны.

Ну что? Как я вам?

Есть еще порох в пороховницах? Несмотря на седину, я все еще обращала внимание на то, как смотрят на меня мужчины.

Интересно, а какая я? Как женщина – какая?

Мог бы в меня еще влюбиться тот, с кем бы я рассекала целыми днями напролет на мотоцикле и танцевала бы танго по ночам? И вообще, почему я до сих пор не с ним? И даже не в поиске!

Я все время зажимала себя в тиски. Меня постоянно волновало, что про меня скажут другие. А ведь я могла бы просто вилять бедрами в такт музыке или напевать любимые песенки из своей подборки в YouTube.

Так нет же!

Мне был передан ген самосохранения, а вместе с ним страх выражать себя, свою сексуальность, свое чувство женственности. Чтобы выжить, мне было предначертано судьбой нести бремя жертвенности, прямо как моей клиентке Наташе.

Мне кажется, бремя любой русской женщины – добывать себе мужчину. Русский муж для русской женщины – это как «товар» в хозяйстве, за которым надо ухаживать, кормить, поить, а потом передавать как сакральную вещь в надежные руки – другой женщине. Получается, что задача русской женщины – не быть самодостаточной личностью, а иметь при себе сакральный «предмет», придающий женщине статус в обществе и ценность в глазах Бога.

Женщинам из нашей родословной мужчины всегда изменяли. Но почему-то женщины из нашей родословной им все с рук спускали – понимали, что их мужья не для семьи созданы. Наши женщины знали, что русский богатырь создан для великого. В семье с него спросу нет.

И все же…

Женщины из моей родословной отчаянно хотели быть хоть чуточку похожими на Примадонну. Для наших женщин кодекс чести был превыше всего.

Кодекс чести… Хм… Что больше всего необходимо для кодекса чести?

Муж?

Ах да… Муж! Я ведь замужем.

Вернее, спряталась ЗА МУЖЕМ.

Никто теперь не знает, кто я. Даже я сама не знаю.

И тут я поймала себя на мысли: «А что, если… А что, если мы с мужем уже давным-давно отпустили нашу птицу счастья? Уж много лет нас не тянет друг к другу. Давно нет того сексуального притяжения, чувства со-единения и со-причастности, что было раньше. Мы и сексом-то, я уж не припомню, когда в последний раз занимались».

А ведь я могла бы с ним развестись и жить здесь одна припеваючи. Здесь есть вполне достойная замена мужу. Государственная система – вот кто твоя надежная половинка! Пока в Финляндии существовало пособие по прожиточному минимуму, мы, женщины, могли оставаться свободными: могли сходиться и расходиться с мужчинами сколько душе того угодно. Мужики в хозяйстве – как урожай: сегодня есть и их много, а завтра ни одного. На них надежды никакой.

Я еще раз глянула на себя в зеркало.

И тут я встретилась взглядом со зрелой женщиной. Эта женщина смотрела на меня уверенно, но в ней чувствовался какой-то надлом. Видно было, после того как мужчина ее сбросил с пьедестала, она больше туда не карабкалась, не взбиралась, не сталкивала других женщин с пьедестала, не обращалась к своему мужчине с укором или за помощью, не жаловалась на судьбу. Она смотрела надменно на всех мужчин. Ее взгляд не останавливался ни на одном из них, потому что она была не с ними. Не присутствовала в моменте.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Тaskumatti – финское слово, под которым подразумевается карманная плоская фляжка, предназначенная для крепких спиртных напитков. Образовано от слова tasku, которое переводится как «карман», и от слова Matti, которое означает мужское имя Матти. Таскуматти прячут во внутреннем кармане, чтобы распивать спиртноое там, где не положено.

2

Когда одна финская секс-работница регистрировала в Голландии себя как частный предприниматель по продаже секс-услуг, в бланке под графой «название фирмы» она вписала «Инанна». Но чиновник не смог зарегистрировать фирму на это имя, так как у них уже было зарегистрировано 2994 Инанн для продажи развлечений для взрослых. Тогда она ничего другого не придумала, кроме как взять следующий порядковый номер, таким образом превратившись в Инанну под номером 2995.

3

Официальный сайт финского государственного медиапространства.

4

Тaskumatti – финское слово, под которым подразумевается карманная плоская фляжка, предназначенная для крепких спиртных напитков. Образовано от слова tasku, которое переводится как «карман», и от слова Matti, которое означает мужское имя Матти. Таскуматти прячут во внутреннем кармане, чтобы распивать спиртное там, где не положено.