Странное дело

Евгений Анатольевич был удивлён и в некоторой степени взволнован, когда ему позвонил следователь Миронов и пригласил на беседу. Миронов сказал: пока обойдётся без официального уведомления, но это не успокаивало Гладкова ни на толику. Супруга наблюдала, как тот расхаживал по гостиной с телефоном около уха. Он как-то нервно поддакивал на фразы собеседника и машинально кивал головой. Предчувствие женщины подсказывало, что для супруга уготована серьёзная беседа. И не было никаких надежд на то, что эта беседа не окончится для Жени плачевными последствиями. Так рассуждало женское предчувствие, но голос разума твердил, что в этой беседе нет ничего плохого. Голос разума уверял, что следователи начали свои поиски совсем не там, где нужно, ведь её муж давно не общается с бывшим коллегой. Лишь изредка они сталкиваются на лестничной клетке, в лифте или во дворе. Гладкова успокаивала себя мыслями, что ничего плохого не случится. Провожала она мужа с растерянным видом. Не знала: то ли пожелать удачи, то ли сказать, что сильно любит его. И то, и другое хотелось озвучить, но муж уже торопился.

– Я поехал. Наберу, как освобожусь. – Надевая шапку, сказал он и вышел из квартиры.

Погода немного прояснилась, но ветер не успокаивался. Напротив, он стремился рвать и метать всё, до чего мог добраться. Он неумолимо перекатывал в небе громадные пыльные хлопья туч, гнал по улицам опадающие листья. Солнце проглядывало сквозь унылую серую пелену, но его присутствие будто бы почти не ощущалось, между бесформенными грозовыми облаками проглядывала и яркая синева. Благодаря этим прояснением стало чуточку светлее, но не более. Вскоре Гладков уже находился в кабинете следователя. Он сидел на стуле максимально собранно, даже скованно. Андрей находился за спиной Миронова, сидящего через стол от опрашиваемого. Беседа только начиналась.

– Вы думаете, я могу быть как-то причастен к похищению ребёнка? Это возмутительно! – с претензией говорил Гладков, параллельно стараясь унять волнение. – Мне нет никакого резона сидеть в тюрьме.

– Успокойтесь, Евгений Анатольевич. – Холодно ответил Александр. – Мы не обвиняем Вас ни в чём. Мы пригласили Вас на беседу, чтобы узнать детали другого происшествия. Мы выяснили, что Вы были фигурантом по делу о смерти Вашего коллеги на стройке. Запрос в архивы уже отправлен, так что советую ничего не скрывать и ни о чём не умалчивать. Итак, начнём. Когда произошёл случай с летальным исходом?

– .. Лет восемь назад. – Нехотя, с каким-то презрением, отвечал Гладков.

– Как это случилось? – Опрашиваемый с ответом помедлил. Миронов уже хотел повторить свой вопрос, но Гладков заговорил:

– Был обеденный перерыв. Мы с моим, тогда ещё, товарищем были на крыше. Решили немного выпить, чтобы потом было веселее работать.

– С кем пили?

– С Кириллом Ковалёвым. – На этом моменте, не сговариваясь, Александр и Андрей удивлённо захлопали глазами. Кирилл Ковалёв был в тот день с Гладковым? В это было трудно поверить, учитывая, что о Ковалёве отзывались, как о строгом человеке в плане выпивки на рабочем месте. Действие принимало интересный и весьма неожиданный поворот. – Мы нормально сидели, никто нас не трогал, да и мы никому не мешали. Тут на крышу выходит Митька Романов. Он у нас всегда был, как говорят, за здоровый образ жизни. – На виске мужчины проступила лиловая веточка вен. Он нахмурился и, будто бы с ненавистью, сказал: – Ладно, сам он был заядлым любителем здорового образа жизни, так он ещё и другим всегда портил отдых. И в этот раз он опять начал предъявлять претензии, мол, пить вредно, а на рабочем месте вообще строго наказуемо, и прочее. Он собирался рассказать об этом бригадиру, а мы всеми правдами и неправдами упрашивали его этого не делать. Кто на работе не выпивает, в самом деле? Но, сколько ни просили, ни уговаривали, а он стоял на своём. Говорит: «пойду, расскажу». Когда он уже уходил, Кирилл побежал за ним. Я не успел опомниться, как они оба упали, начали барахтаться. Я кричал им, но они не слышали. Хотя, я не помню, кричал ли я им что-то, ведь всё закончилось быстро…

– Как именно всё закончилось?

– … Они были так заняты борьбой, что не заметили, как перекатились к краю крыши. Я помню это, словно вчера всё и случилось…

Летний лёгкий ветерок качал листву и поднимал строительную пыль. Завершалась стройка небольшого офиса для частной юридической конторы. Солнце не палило, но светило во всю, отражаясь бликами в окнах домов, в ряби речных вен Петербурга. Рабочие обедали. Кто-то разместился в бараке, кто-то отлучился с объекта, чтобы поесть в какой-нибудь столовой. На крыше завязалась потасовка между двумя коллегами. Пытаясь пересилить возможности, свои и противника, они лишь бесполезно барахтались, поднимая вокруг себя клубы пыли, налетевшей с пеноблоков. Женя пытался подняться, чтобы их разнять, трезвость уже начинала одолевать его. Он что-то крикнул, когда увидел, что его товарищи оказались у самого края крыши. Его крик не был услышан. В тот момент он и сам не мог понять: кричал ли он какие-то конкретные слова, или же это был просто крик. Может, он только подумал, что закричал, но оцепенение и лёгкое опьянение не позволили ему закричать в действительности. Алкоголь будто бы сразу улетучился, когда он увидел, как в очередной попытке отделаться от противника, Митя оттолкнулся от него ногами и сорвался вниз. Не было слышно его криков, он даже не понял, что падает. Лишь в конце послышался оглушающий треск древесины и грохот металлических трубок. Строительные леса рухнули вместе с рабочим прямо перед главным входом в здание. Евгений тут же отрезвел. Его охватил такой шок, что ноги подкосились ещё быстрее, чем могли бы при обыкновенном опьянении. Кирилл смотрел вниз некоторое время. Снизу до слуха Евгения долетел чей-то одиночный крик, на этот крик собрались рабочие, что были в бараках. Началась суматоха. Тут Кирилл отпрянул от края крыши и на трясущихся ногах подлетел к оставшемуся товарищу. Не обращая на него внимания, он трясущейся от страха рукой налил себе в стаканчик и залпом выпил. Женя смотрел на него и испытывал неимоверный ужас. Его друг казался в эти минуты бессердечным чудовищем. Да, и сам Гладков недолюбливал Митьку за излишнюю правильность, но чтоб убивать…

За что было убивать беднягу? За его взгляды на жизнь? За то, что из-за его правильности их с Кириллом могли лишить премии? Тогда ещё Евгений не осознавал, что это был несчастный случай, что погибший сам оттолкнулся от своего соперника, чем и навлёк на себя смерть. В его глазах всё выглядело иначе, но он был настолько напуган, что его страх подвёл его. Кирилл, выпив залпом ещё один стакан, утёрся рукавом, размазывая на губах следы пыли. Тут же он схватил друга за воротник его робы и сурово, с озлоблением и угрозой, сказал:

– Это ты убил его! Если скажешь иначе, полетишь следом за ним, понял? Я спрашиваю, ты меня понял?! – Евгений согласно закивал, даже не представляя до конца, что из этого выльется. Их так и застали трое работяг, выбежавших на крышу: один держал другого. На все вопросы Кирилл отвечал холодно и уверенно, что Евгений случайно столкнул коллегу в ходе потасовки. Ещё ошарашенный происшествием Евгений лишь мямлил, согласно поддакивая…

– Мне присудили срок. – Так завершал свой рассказ Гладков. – Я уволился по собственному желанию, пока шло судебное разбирательство. И не без требования Кирилла. Я отбыл лишь часть срока, и меня выпустили по амнистии. У меня обнаружили опухоль в лёгких. Её удалили, но после операции я не мог отбывать наказание по состоянию здоровья. Хорошо хоть, что меня взяли на новую работу после восстановления. Мой новый начальник – человек понимающий и справедливый. Взял на работу, несмотря на судимость. А кататься из города в город проще, чем работать на стройке.

– Скажите, знаете ли Вы свидетеля всех этих событий? Кто он?

– Виктор Овчинников. Его допрашивали, но что он там говорил на допросах, мне неизвестно.

– Почему Вы не сказали следствию правду? – спросил в недоумении Смирнов. – Вы могли бы избежать наказания.

– Я… Я не знаю. Я боялся. Никогда ещё, до того случая, я не видел Кирилла таким. Он стал неразговорчив с ребятами, перестал пить. А мне он при любой удобной возможности говорил, что я отвечу здоровьем семьи, если скажу правду. Мне ничего не оставалось, у меня не было другого выхода…

– Выход есть всегда, Евгений Анатольевич. – Сказал Смирнов, и Александр взглянул на него с некоторым удивлением. Ему сочувственный тон помощника казался неуместным в работе.

– Что ж, это всё, что мы хотели узнать. Вы можете быть свободны. – Заключил Миронов. Евгений в этот момент почувствовал облегчение. Он всё ещё вызывал подозрения у следствия, но его это не волновало. Он был рад, что этот неприятный разговор, наконец, был окончен. Когда он уехал, Миронов спросил: – Выход есть всегда, говоришь?

– Да! По крайней мере, в его случае имелся иной выход. Ему не хватило смелости.

– Не всегда есть выход. Бывают случаи, когда других вариантов попросту нет. Будем надеяться, что мы роем в верном направлении.

– Кстати, я забыл сказать! – Вдруг вспомнил Смирнов. – Заходил Виталий Андреевич. Просил, чтобы Вы к нему заглянули.

– Хорошо, зайду прямо сейчас. – Александр вышел в коридор, но даже не успел и шагу ступить, как мимо него быстро проскочил Дмитрий Захаров, один из старожил сыскного дела. Захарова знали, как человека старательного и бесстрашного. Александр многое слышал о нём, когда только пришёл работать. Возможно, отчасти, личность целеустремлённого Дмитрия Ивановича и послужила молодому Александру примером. В скором времени Захаров собирался выйти на пенсию, а пока продолжал усердно трудиться на благо закона и спокойствия граждан. Правда, не всегда его труд завершался успехом. И в этом Александр совсем скоро убедился. Прямо за Захаровым, который выглядел суровее обычного, пролетела мимо Миронова невысокая черноволосая женщина средних лет. Она буквально шла за следователем по пятам и всё причитала:

– Ну, когда? Когда же Вы найдёте моего сына?! Вы обещали найти! Обещали! – она даже не столько спрашивала, сколько умоляла следователя найти её ребёнка. Александр помедлил с визитом к приятелю, присмотрелся и прислушался. Захаров с этой женщиной стояли напротив дверей кабинета. Женщина всё пыталась схватить того за рукав, но Захаров мягко отнимал свою руку, отвечая:

– Я ничем не могу помочь Вам, уважаемая. Дело об исчезновении Вашего сына уже давно закрыто. Идите и не мешайте мне выполнять свои обязанности. – Он открыл дверь своего кабинета и уже хотел войти, как женщина вдруг остервенело закричала, толкнув его в сторону:

– Ваша единственная обязанность – найти моего сына! А Вы даже этого не можете сделать! – женщина впала в истерику: начала громко кричать, умолять следователя, угрожать ему. Один раз она даже попыталась ударить его, но вовремя вмешался Миронов:

– Женщина, успокойтесь! – он подошёл и взял её за плечо. Она резко обернулась и сказала со жгучей ненавистью:

– Нет! Я не успокоюсь, пока этот человек не отыщет моего сына!

– Я же сказал, что дело закрыто! – теряя всякое терпение, ответил Захаров. Женщина вновь начала выкрикивать всякие проклятия. Поняв, что женщина не в себе, Миронов вновь взял инициативу в свои руки:

– Не волнуйтесь, гражданка, мы обязательно отыщем Вашего сына! – она вдруг переменилась. Из разъярённой хулиганки она тут же превратилась в беспомощную жертву. Взглянув на Миронова со слезами на глазах, она спросила:

– Правда? Вы, правда, найдёте моего мальчика?

– Конечно! Мы работаем над этим. – Дмитрий Иванович смотрел на своего коллегу, совершенно не понимая, что за глупости он говорит. А Александр тем временем продолжал: – Мой коллега неправильно выразился. Дело об исчезновении Вашего сына не закрыто, оно перешло от него ко мне. Теперь я рассматриваю его. – Он представился по форме, как бы в доказательство подлинности его слов. Женщина сразу же успокоилась. Утирая слёзы, она спросила:

– Когда же? Александр Павлович, когда же Вы отыщете моего Тёмочку? Я не могу жить без него!

– Я прикладываю все возможные усилия. – Женщина, очарованная спокойствием и серьёзностью Миронова, даже не заметила, как тот отвёл её прочь от Захарова. – Давайте поступим так, я сразу сообщу Вам, если мне удастся найти что-то по Вашему делу. А пока Вы можете идти. Кстати, как давно пропал Ваш ребёнок?

– Вы же сказали, что взяли расследование на себя! Вы должны это знать! – с недоверием ответила она.

– Конечно, конечно! Мне это известно. Я должен был убедиться, что Вы помните тот злополучный день. Это важно для следствия. – В глазах отчаявшейся матери возник проблеск надежды. Она поняла, что расследование доверили нужному человеку.

– Конечно, я помню! Это было неделю назад!

– Благодарю за информацию, а теперь Вы можете идти. – Тут женщина поняла, что стоит уже у самой лестницы. Она немного растерялась, весь её гнев был уже позабыт. Попрощавшись со следователем, она ушла прочь. Миронов подошёл к Дмитрию Ивановичу, который с изумлением наблюдал весь этот разговор от начала и до конца. Он сказал коллеге:

– О, как выдумал! Как же ты теперь будешь? Она ведь от тебя не отстанет. – Миронов в лёгкой задумчивости ответил:

– Зато Вы можете вздохнуть спокойно. Уж я с ней разберусь как-нибудь. Кажется, я уже видел её пару раз. Она и тогда приходила к Вам? – на это Дмитрий Иванович тяжко и прискорбно вздохнул:

– Эх, Саша, бедная женщина совсем потеряла рассудок…

– А что именно случилось с её сыном?

– Давай об этом не в коридоре. Пойдём. – Захаров пропустил Миронова в свой кабинет и зашёл следом. Лишь тогда он продолжил говорить, когда они сели за стол: – Её зовут Виктория Петрова. Три года тому назад, в октябре, она пришла ко мне. Пропал её сын, Артемий. Мать послала его в магазин, что был в том же доме, где они жили, но мальчик не вернулся ни через десять минут, ни через двадцать, ни через час. Я перерыл все видео с камер видеонаблюдения, опросил всех возможных свидетелей, но всё было бесполезно. А через неделю после исчезновения мальчика было найдено его тело в лесополосе неподалёку от какой-то вымершей деревушки, от которой даже названия не осталось.

– А что же мать мальчика?

– Она не смогла справиться с утратой. – Ответил Захаров. – Для неё это оказалось непосильным горем. Настолько непосильным, что она перестала отдавать отчёт своим действиям, потеряла счёт времени. Её забрали на лечение в клинику. Когда её выписали, она пришла ко мне и спросила о сыне. Я напомнил ей, что мальчика уже похоронили. Она начала скандалить, впала в истерику. Я вызвал медиков, но она взяла и убежала. Через некоторое время это повторилось: я снова сказал, что мальчика убили, она снова убежала в истерике. Тогда я понял, что мысль о смерти ребёнка вызывает у неё эти припадки, и перестал говорить с ней об этом. Потом она пропала куда-то. От знакомой из клиники я узнал, что она снова проходит лечение. Теперь, кажется, её снова выписали.