Прощено

– А может, Жданов пойдёт не с Вами, а вместо Вас? – с издёвкой спросил он. – А что, у нас такое практикуется. Обследуем одного, а лечение назначаем другому. Впрок, так сказать. Конечно, может произойти накладка. Скажем, обнаружим у него опухоль в мозге, а удалять её будем Вам. Вместе с мозгом, я так полагаю. Но это же несущественно, неправда ли?

Маша обиженно поджала губы и опустила глаза. Жданов с сочувствием украдкой взглянул на неё и, поколебавшись, всё-таки встрял:

– Ну, я же могу просто рядом побыть-то? Вам жалко, что ли?

Ассистент медленно перевел тяжёлый взгляд на Жданова:

– Вам что, больше всех надо, Жданов? Вы всё человечество решили спасти?

Жданов промолчал, выжидательно и серьёзно глядя на ассистента.

– Хорошо, идите вместе, – наконец сказал тот и решительно направился к выходу.

6.

– Ну что, Жданов, вы собираетесь следствию помогать или так и будете свое талдычить? Мы вам на пальцах объяснили: ваша жена долгое время изменяла вам с другим человеком. Из-за этого, возможно, и попала в переделку и, в конце концов, погибла.

Жданов молчал.

– Ваша жена находилась в интимной связи с известным в городе авторитетом и регулярно с ним встречалась. Что тут непонятного, не пойму!?

– Да неправда это, – глухо, но уверенно отозвался Жданов, – Оговорили её. Кто-то слухи распустил… из зависти… Вот и получилось.

– Против фактов не попрёшь. Её постоянно видели в посёлке, где находится его дом. Мы допросили охрану: каждую субботу они приезжали вдвоём и, извините, весьма весело проводили время – есть свидетели. По телефону общались регулярно, да и нашли их вместе, в голом виде, в бане. Какие вам еще доказательства нужны?

– Её насильно туда увезли и убили. Этот… он же этот… бандит?

– Ладно, Жданов, – вздохнул следователь, – От вас как от козла молока. Скажите, вы ничего подозрительного в её поведении не замечали? Кто-то ей звонил, может быть, или она отлучалась неожиданно куда-то?

– Она только по субботам у матери была. У неё мать больная.

– А вы с ней ездили?

– Нет, я с её матерью не очень… Я её дома ждал.

– То есть, вы думали, что она у матери, а она в это время была со своим любовником?

– Ничего я не думал. Она у матери была.

– Почему вы так считаете, когда все факты налицо?

– Она мне звонила и смс-ки сбрасывала. И вовремя возвращалась всегда: минута в минуту.

– Понятно. А где вы сами быль в ночь убийства?

– Дома.

– Один?

– Нет, мы с соседом этот… день десантника отмечали.

– Что за сосед? Он может подтвердить ваши показания?

– Алексей, слесарь с автосервиса. С четвёртого этажа.

– Номер квартиры?

– Семьдесят три.

– И во сколько вы начали отмечать?

– Часов в восемь он ко мне пришел. И… ну… до утра.

– Во сколько он ушел от вас?

– Утром уже, похмелились и разошлись.

– Вы с женой в тот день вообще разговаривали?

– Она вечером смс-ку прислала, что всё хорошо, и что приедет в воскресенье к обеду. Они с матерью на дачу хотели съездить.

– В какое это было время?

– Около семи, вроде.

– Вот, возьмите, – следователь размашисто расписался на повестке и положил её на край стола. – Мы вас ещё вызовем. А вы подумайте всё-таки над тем, что я вам сказал. Подумайте, пошевелите мозгами. Вы же заинтересованы в том, чтобы убийца был найден и наказан или как?

Жданов молча взял бумажку, встал со стула и, потоптавшись в нерешительности на месте, пошел к двери, так ничего и не ответив, и даже не попрощавшись.

– Да ну, тюфяк какой-то, – раздражённо пробормотал следователь, когда за ним закрылась дверь, и закурил очередную сигарету. – «Не может быть… Оговорили её… Изнасиловали…» Идиот конченый!

– Ну, свечку никто не держал, так что может себя тешить мыслью, что она не по своей воле там оказалась, – усмехнулся его помощник.

– А результаты экспертизы?! А распечатка телефонных разговоров?! Они с Щукарем уже два года чуть ли не каждый день перезванивались! Обсуждали планируемое изнасилование, что ли?

– Игорь Владимирович, ну Вы тоже что-то очень суровы. У мужика мало того, что жена померла, а тут ещё выясняется, что она ему и изменяла вовсю… Он психологически не готов.

– Ну, нам ждать некогда, когда он готов будет. Давай пока пробивай по работе: коллеги, клиенты, подруги и так далее. Да, вызови мамашу её. Может, она в курсе адюльтера была. Женские секреты, понимаешь…

– Хорошо, Игорь Владимирович, всё сделаем, – сказал помощник и вышел из кабинета.

7.

Ассистент открыл своим ключом дверь с табличкой «Вход для персонала», за которой оказалась длинная разбитая лестница, ведущая в едва освещаемый подвал. Они долго петляли по узкому коридору, пока не уперлись в другую дверь с чёрно-белой вывеской «Актовый зал».

Это было огромное помещение заброшенного вида: с разбитыми окнами, с валяющимися тут и там обломками мебели, старыми детскими игрушками, обрывками газет, пустыми бутылками и обгорелыми поленьями. В нескольких местах зияли прогалины пепелищ. По залу гулял ветер, оборванные, съехавшие с карниза на пол кулисы тихонько покачивались, поломанные сиденья кресел в партере поскрипывали, через разбитые окна залетал мокрый снег и смешивался с перекатывающейся по полу золой. Запах в зале был затхлый, тянуло сыростью и гнильём.

Была там и небольшая сцена, вдоль которой тянулся длинный стол, накрытый тёмно-бордовой бархатной тканью. За столом сидели какие-то люди: мужчины, наружности значительной и почтенной, и женщины, весьма странно одетые и необычайно привлекательные, каждая – по-своему.

Всего их было девять человек, ассистент – десятый. Они сидели со скучающим видом, просматривая какие-то папки и время от времени переговариваясь о чём-то. Сбоку этого величественного консилиума сидела молоденькая востроносая девушка лет двадцати с ноутбуком на коленях. Она была одета в коричневую школьную форму советских времён и чёрный фартук – видимо, стажёр.

Ассистент поманил Машу и Жданова пальцем и указал на два более-менее целых кресла в центре зала.

– Ну, что ж, начнём, – похлопал в ладоши бородатый профессор, призывая всех к тишине. – Прошу Вас, Позднякова, рассказывайте!

– Что рассказывать? – тихо переспросила Маша.

– Всё рассказывайте, с самого начала, – седовласый старик, сидящий у правого края стола, взял в руку карандаш и начал делать какой-то набросок на листе бумаги.

– С какого самого? Что Вы имеете в виду? – с некоторым раздражением ответила Маша.

– Что-нибудь из детства, – не в пример Маше доброжелательно подсказала совсем ещё юная девушка с распущенными волосами.

– Да-да, давайте про детство! – подхватили остальные.

Маша растерянно переглянулась со Ждановым и неуверенно произнесла:

– Детство было счастливым…

– Ну, это не интересно, Позднякова, – вмешался меланхоличный блондин средних лет. – Это положительно скучно. Что значит – счастливым? Нам это ни о чём не говорит. Давайте-ка поконкретнее!

Маша недоумённо уставилась на него. Блондин подмигнул ей и громким шёпотом сказал:

– Простокваша…

– Какая простокваша? – Маша оторопело оглядывала консилиум в надежде встретиться взглядом хотя бы с одним вменяемым человеком. Однако все без исключения внимательно смотрели на неё и явно надеялись услышать что-то про простоквашу. Она в отчаянии повернулась лицом к Жданову, но тот только растерянно пожал плечами.

– Ну, как же, как же, – заговорил бородатый в косоворотке, листая папку. – Вам – четыре года, мама просит выпить простоквашу, Вам не хочется. Что, скажете, не было такого?

Маша посмотрела на него, как на полного идиота. Потом какая-то мысль или далекое воспоминание скользнули по её лицу, и она нерешительно сказала:

– А, вот вы про что… Ну да, мама заставляла меня пить простоквашу в детстве, и что?

– Очень хорошо, – довольно улыбнулся центровой и вкрадчиво добавил: – Вы нам, пожалуйста, про тот самый случай поподробнее расскажите.

– Какой тот самый? – непонимающе спросила Маша. – Когда мама ушла в магазин, а я вылила простоквашу в унитаз? – догадалась она вдруг.

– Прекрасно, прекрасно, – одобрительно закивали в президиуме.

– Да-да, именно тот случай с унитазом, – подхватил рыжий всклокоченный мужчина. – А что Вы сказали маме, когда она вернулась из магазина?

– Сказала, что выпила, конечно… – ответила Маша.

– И что же Вам ответила мама на это?

– Что? Похвалила, по-моему… – смутилась Маша.

– Ага, то есть Вы соврали, а она Вас похвалила! – торжествующе поднял вверх указательный палец блондин.

– Да она меня убила бы, скажи я правду, – невольно начала оправдываться Маша.

– То есть, это Ваша мамочка виновата, что у нее дочка – лгунья? Так Вас следует понимать, Позднякова? – противно улыбаясь, спросила дама с кудряшками.

– Да, это все мамочка! – закричал кто-то, а за ним и все остальные: – Бессердечная тиранка! Мучительница беззащитных детей! Изверг! Живодерка! Лиходейка-мачеха! Зверюга! Садистка!

Маша заткнула уши и с ужасом взирала на разбушевавшуюся профессуру. «Ну, ладно – один… Ну, двое… Но не разом же они все с ума сошли?..» – панически соображал Жданов.

– Ладно, Бог с ней, с простоквашей, – сказал, наконец, профессор. – Вы зачем мальчика по голове пластмассовой лопаткой ударили?

Маша исподлобья взглянула на старикана и холодно ответила:

– Он обижал мою сестру.

– Обижал? – стали оживленно переспрашивать друг у друга заседатели. – Он её, оказывается, обижал? Надо же – обижал…

– Поподробнее, поподробнее, Позднякова! – подстёгивала её приставучая дура с завитушками.

– Он отбирал у неё мяч, – сухо отрезала Маша.

– И что же, она плакала? – неискренне улыбаясь, спросил её рыжий.

Маша запнулась с ответом, видимо, что-то припоминая:

– Нет… Не помню.

– А Вы вспоминайте, вспоминайте. Для того мы тут и собрались, Позднякова, – назидательным тоном возвестил профессор.

– По-моему, она смеялась, – сдалась Маша.

– Стало быть, ей было хорошо? Так зачем же вы били этого мальчика… как его бишь?

– Христолюбова, – с готовностью подсказала девушка в школьной форме.

– Да, Христолюбова, – подытожил профессор. – Кстати, что с ним стало? – обратился он к стажёрке.

Та уставилась в компьютер, перебирая клавиши.

– В возрасте семнадцати лет разбился насмерть, прыгая с парашютом. Неправильная укладка основного парашюта, отказ запасного, – бесстрастно отрапортовала школьница-переросток.

– А дело можно посмотреть? – поинтересовался убитый горем старик по левую руку от профессора.

Стажёрка снова мелко застучала пальчиками по клавиатуре и вскоре сообщила:

– Это не наш департамент. Нужно специально запрашивать.

– Ну да Бог с ним, – передумал профессор. – Позднякова, зачем Вы ударили Христолюбова лопаткой?

– Не ваше собачье дело, – тихо и злобно огрызнулась Маша и втянула голову в плечи.

Жданов вдруг покрылся холодным потом и почувствовал острый приступ тошноты. Он резко поднялся с места и, шатаясь и задевая подлокотники сидений, бросился к выходу.

8.

Жданов сидел за столом, закатав рукава и широко расставив локти. Ел он медленно, тщательно пережёвывая ужин и прерываясь время от времени на разговор с женой. Лена же ни минуты не сидела на месте: то вставала к мойке, то к газовой плите, то к холодильнику, то к окну.

– Лен, слышишь? Я бригадиру говорю: ну это не дело! Это цирк какой-то, а не таксопарк… В любой фирме на одну машину – один водила. Он за неё отвечает «от и до», так сказать. Что вы такое придумали, говорю? По три водителя на одну тачку… Ключи эти сдавать, акты подписывать… А если он ездит, как урод, и все ямы собирает? У него резина лысая или на колдобину наехал и грыжа потом, а я отвечать должен? А если там скол какой-то или вмятина незаметная, а я машину принял, то что? Из моей зарплаты вычитать будут? Кто это будет контролировать? Он напишет двадцать литров, а у меня бак на нуле… Как это всё отслеживать, говорю? Кто этим заниматься-то будет? Машина чужих рук не терпит, за ней глаз да глаз нужен.

Из комнаты послышался писк мобильного.

– Ты чего молчишь-то, Лен?

– Я сейчас, ты ешь, – бросилась Лена к телефону.

Жданов подцепил вилкой кусочек сала и отправил его в рот. Прислушался и снова позвал:

– Лен! А если он «запаску» или домкрат утянет, я что, каждый день должен лезть «запаску» проверять?

Лена выбежала из комнаты и тут же заперлась в ванной. Послышался шум льющейся воды, но даже сквозь него пробивался писк приходящих смс-ок.

Жданов отложил вилку и нахмурился. Такое случалось не первый раз. Наконец, Лена вышла из ванной. На ходу сунула телефон в карман халата.

– Кто пишет? – мрачно спросил Жданов.

– Это Людка из отдела кадров… По поводу наших путёвок, я тебе говорила, – вдруг затараторила она. – Обещают оплатить двадцать процентов. Места уже забронировали. Там массаж и грязи. И программа экскурсий… Мы же будем на экскурсии ездить? Ты же меня в аквапарк свозишь? Я в аквапарке никогда не была. Мы и в горы поедем, правда? Завтра у мамы большой чемодан заберу, с прошлого лета всё взять забываю… А ты у себя-то договорился? Отпустят? А то всё уже согласовано, и путёвки готовы. Потом уже не переиграешь… Тебе брюки ещё надо прикупить и пару футболок, ты же раздетый у меня…

– А ты завтра опять к матери?

– Ну да. Говорю же, чемодан заодно заберу.

Жданов пожевал губами, потом пристально посмотрел на Лену:

– А ты завтра новое платье надень. То, синее. К матери всё-таки едешь, пусть порадуется, какая ты теперь красавица.

– Ой, и вправду, – обрадовалась Лена. – Она же ещё не видела – похвастаюсь.

– Похвастайся, похвастайся, – пробормотал Жданов и встал из-за стола.

9.

Отдышавшись и уняв дрожь, Жданов стал искать дорогу обратно в палату. В актовый зал он решил не возвращаться. Он вдруг почувствовал себя совершенно измученным и опустошённым. Но в какую бы сторону он ни шёл, всюду упирался в тупик или наглухо забитую дверь. Он уже потерял надежду выбраться из этого бесконечного лабиринта, когда перед ним неожиданно возник ассистент:

– Я вас провожу.

Жданов молча пошел следом за ассистентом. Потом вдруг спросил упавшим голосом:

– Что ж теперь делать-то?

– Что делать? – обернулся ассистент и усмехнулся. – Писать, что же ещё.

– Писать? В смысле? – не понял Жданов.

– Как в милиции: писать, всё как есть. Как было.

Наконец, Жданов вернулся в палату и обнаружил, что в ней никого больше нет. Все кровати были пусты и не застелены – на них лежали только скукоженные потемневшие от времени матрацы и подушки в ветхих расползающихся чехлах, из которых лез пух и медленно летал по палате, как крупный редкий снег, беспрестанно идущий за окном. В больнице стояла тишина: ни звуков, ни чьих-либо шагов не было слышно, только тихонько завывал ветер в рамах и скрипели ходящие мелким ходуном двери палаты.

Жданов сел на свою койку. За окном стояли нескончаемые сумерки. В полутьме Жданову вдруг померещилось, что пустая палата похожа на кладбище, а пустые койки – на каменные надгробия. Он почувствовал дикий холод, источник которого – так казалось – находился внутри. Он поёжился, ссутулился и обхватил себя руками.

В проёме дверей показалась женщина из процедурной, в запахнутом наглухо пальто, в потрёпанной лисьей шапке. В руках у неё позвякивала огромная связка ключей. Она заглянула в палату, окинула взглядом пустые койки и поинтересовалась у Жданова:

– Ждёшь кого?

– Жду, – ответил Жданов.

Женщина несколько секунд смотрела на него и неожиданно участливо спросила:

– У тебя болит что? Что ж ты мучаешься-то так?

Жданов страдальчески посмотрел на неё и прошептал:

– Стыд…

– Ой, да, – подхватила та, – срама много… Ну уж ты себя во всем-то не вини. Не виноватее других, чай.

– Из-за меня люди погибли, – пожаловался Жданов и взглянул на женщину, будто ища сочувствия.

– Не наговаривай на себя, у тебя же это… как его… А-ли-би! – по слогам выговорила тётка и подмигнула Жданову.

– Я убил… – как-то совсем по-детски проныл Жданов и закрыл лицо руками.

Женщина многозначительно промолчала, потом тихо протянула:

– А-а. Ну, это дело серьёзное… Но ты не отчаивайся. Ты надейся, надейся.

Потом развернулась и пошла дальше по коридору, мерно позвякивая ключами и напевая вполголоса:

«Что ж вы братцы приуныли,

Эй ты, Филька, черт, пляши,

Грянем песню удалую на помин её души…»

10.

Жданов пошёл на кухню за третьей бутылкой водки. Когда он вернулся в зал, то увидел, что сосед наконец-то вырубился и тихонько посапывал во сне: он откинулся на спинку дивана, разбросав в стороны трудовые жилистые руки, голова его съехала на бок и неловко свисала. Жданов поставил бутылку на журнальный столик, потеснив кружки с пивом и тарелки с закуской, убавил звук работающего на всю мощь телевизора, где передавали футбольный матч, и выключил свет. Потом принёс из спальни подушку и одеяло и как мог уложил соседа на диван. Тот пробормотал что-то нечленораздельное и уткнулся носом в подушку.

Жданов напряженно взглянул на часы: было начало одиннадцатого. Он бросился в коридор, натянул ветровку, подхватил на ходу барсетку и вышел из квартиры. На улице он подошёл к своей машине и достал из багажника заготовленную накануне канистру с бензином. Такси ловил долго – никто не хотел ехать за город в такое время. В конце концов, разбитая «шаха» с мелким пучеглазым кавказцем за рулём согласилась отвезти его в область.

Так как на въезде в коттеджный поселок стоял пропускной пункт с охраной, Жданов вышел на трассе, недалеко от нужного поворота и отпустил машину. Выждав в посадках, незамеченным вошёл на территорию через калитку слева от поста.

Он остановился возле огромного дома, выложенного тёмно-коричневым кирпичом с крышей, крытой оранжевой черепицей. Ограда вкруг дома была очень высокой – метра три высотой. Внутри лаяла собака. Он знакомой дорогой уверенно обошёл дом. С другой стороны непроходимой стеной стоял лес. Деревья подходили вплотную к забору. Жданов без особого труда влез на осину и заглянул через него. По периметру участка стояли вычурные фонари под старину. Перед домом был разбит большой газон с клумбами, а дальше рос дикий лес. Слева стояла просторная деревянная баня из бруса. Рядом резная беседка и мангал. Справа, у въезда лаял и рвался с цепи огромный кобель.