Тайновидец. Том 6: Упрямый хранитель

– Арсений Померанцев был настоящим художником. – Улыбнулся Горчаков. – Щедро сорил деньгами в те периоды, когда у него были деньги. Сам решал, браться ему за заказ или нет, и никогда не учитывал пожелания заказчика.

– Как это? – удивился я.

– А вот так, – развел руками Горчаков. – Померанцев всегда делал то, что хотел, а заказчики с радостью платили за его работы.

– И вы тоже? – ещё больше удивился я.

– Разумеется, – кивнул Горчаков, – чем я лучше прочих? Знаете, Александр Васильевич, можно по праву рождения можно быть аристократом, можно унаследовать титул. Но дар художника унаследовать нельзя. Это редкая искра, и только безумец будет относиться к ней без уважения.

– Не могу с вами спорить, – сказал я, – теперь мне еще любопытнее взглянуть на работы Померанцева. Что-нибудь ещё о нём вы знаете?

– Всю жизнь Померанцева окружали друзья и женщины, – задумчиво сказал Горчаков.

– Женщины? – переспросил я.

– Вот именно, – кивнул князь.

Он наклонился ко мне и понизил голос.

– Одно время в светском обществе ходили слухи, что Померанцев ухаживал за тётей нынешнего императора, и его ухаживания были приняты. Но это исключительно между нами, Александр Васильевич.

– Разумеется, Николай Андреевич, – кивнул я. Вот как? Ухаживал за тётей императора?

– Чему здесь удивляться? – пожал плечами Горчаков. – Все мы не без греха. А принцесса тогда была молода.

– И что же случилось потом? – спросил я.

– Неожиданно Арсений Глебович решил забросить искусство, – ответил Горчаков. – Он отменил все заказы и никому ничего не объяснил. Продал свою мастерскую, купил дом где-то на Городовом острове и заперся в нем. Через несколько лет о скульпторе всё забыли. Одно время его имя периодически всплывало в светских разговорах, но всё это быстро сошло на нет. Вы же знаете, у людей каждый день появляются новые интересы.

Горчаков помолчал.

– Но настоящие ценители, разумеется, и сейчас помнят Померанцева. Поверьте, Александр Васильевич, это был великий мастер. Как жаль, что он умер.

– Но чем же он был так велик? – удивился я. – Неужели лучше многих других скульпторов?

– Он был выше всех на целую голову, – ничуть не сомневаясь, заявил Горчаков. – А то и на две головы, и я нисколько не преувеличиваю.

– Что ж, – усмехнулся я, – теперь мне ещё больше хочется взглянуть на его работы. Вы покажете мне?

– Разумеется, Александр Васильевич.

Князь сделал приглашающий жест рукой.

– Прошу за мной.

Князь Горчаков лично проводил меня в огромный зал на первом этаже своего особняка. Высокие потолки зала украшали фрески. На стенах были развешаны картины. Многие работы были очень старыми. Я заметил, что краска на картинах покрылась паутиной тонких трещин.

– Это всё оригиналы, – небрежно сказал Горчаков, но в его тоне я расслышал гордость ценителя.

В простенках между окон стояли изящно выполненные вазы из темно-красного кварца и зеленого малахита. А посередине зала я увидел скульптурную группу, о которой говорил Горчаков.

– Эта работа называется «Прощание», – тихо сказал Горчаков, и я услышал, что голос князя дрогнул.

Я подошел ближе и с интересом взглянул. Скульптура представляла собой юношу и девушку, которые прощались на морском берегу. Я понял это по мраморной волне, которая захлестнула ноги юноши. Скульптор поразительно точно передал все детали и выражения лиц.

Я понял, что эти двое любят друг друга. Но в позе юноши была решимость и готовность уйти, а сомкнутые на его шее руки девушки выражали отчаяние и желание удержать. Чем дольше я смотрел на эту скульптуру, тем отчетливее понимал, что юноша и девушка никогда больше не встретятся.

– Вы почувствовали, Александр Васильевич? – тихо спросил меня Горчаков.

– Да, – согласился я, – это действительно трогает до глубины души.

Скульптор умудрился вложить в холодный камень такие мощные эмоции, что они пробирали до мурашек.

– Теперь я понимаю, почему в свое время Померанцев был так знаменит, – сказал я.

Мы еще немного полюбовались скульптурой.

– Что ж, Николай Андреевич, благодарю вас за помощь, – наконец, сказал я. – Сообщите мне, когда Юрий Николаевич приедет в столицу. Я непременно выберу время, чтобы встретиться с ним.

– А почему вы так заинтересовались Померанцевым? – спросил меня Горчаков.

– Простое любопытство, – улыбнулся я, – услышал его фамилию и решил узнать, что это был за скульптор. Теперь моя жизнь стала несколько богаче.

Князь Горчаков сам проводил меня до ворот и на прощание подал руку.

– Всего вам хорошего, Александр Васильевич, – сказал он. – Искренне рад нашей встрече.

Я вышел из княжеского особняка на набережную реки Фонтанки, пересек мостовую, облокотился на чугунные перила и стал думать, что делать дальше.

Мимо неторопливо проплывала пара упитанных столичных уток. Они чуть покачивались на темной воде. Одна из уток недовольно закрякала. Наверное, она требовала хлеба. Я с улыбкой развел руками.

– Прошу меня извинить, ваше пернатство, я сегодня налегке.

Да, Арсений Глебович Померанцев, этот странный отшельник, который много лет прожил в одиночестве в старом доме на Каштановом бульваре, и в самом деле оказался очень талантливым скульптором. Пожалуй, даже гениальным.

И, подумав так, я ничуть не преувеличивал. Когда я вспоминал увиденную мной скульптуру, у меня по спине пробегали мурашки.

Поразительная работа, просто поразительная!

Разумеется, что человек с таким талантом был хорошо известен в столичном мире. Это я ничего не знал о нём, но мне простительно. У меня никогда не было времени интересоваться искусством.

А вот в Императорской академии искусств Померанцева наверняка хорошо знали. Беда в том, что у меня не было знакомых в академии, и я даже не представлял себе, кому в первую очередь нужно обратиться.

Мысль об Академии искусств потянула за собой цепочку ассоциаций, и я вспомнил про Анну Владимировну Гораздову. Совсем недавно его величество пригласил Анну Владимировну преподавать магию природы в магической академии.

Разумеется, магическая академия – это совсем не академия искусств, но, может быть, Анна Владимировна подскажет мне, к кому я могу обратиться. В конце концов, она девушка, а девушки часто больше интересуются искусством. По крайней мере, мне так казалось.

В любом случае этот вариант был ничем не хуже других. Поэтому я не стал раздумывать дальше и послал зов Анне Владимировне.

Гораздова откликнулась почти сразу.

– Здравствуйте, Александр Васильевич, – радостно сказала она. – Вы очень вовремя. Я как раз хотела с вами поговорить.

– А о чем вы хотели со мной поговорить? – немедленно полюбопытствовал я.

– О скульптурах, – неожиданно призналась Гораздова.

От удивления я рассмеялся.

– Надо же, какое совпадение! Я ведь тоже хотел поговорить с вами именно о скульптурах.

– Тогда начинайте вы, – предложила Анна Владимировна.

– Хорошо, – с улыбкой согласился я. – Предупреждаю, у меня несколько неожиданный вопрос. Меня очень интересует скульптор Арсений Померанцев и его работы. Вы хоть что-нибудь о нём знаете? Или, может быть, у вас есть знакомые в Академии искусств, и вы подскажете мне, кому обратиться?

– Я поняла вас, Александр Васильевич, – ответила Гораздова, – и мне кажется, я сумею вас удивить. Я не только слышала о скульпторе Померанцеве, но и могу показать вам одну из его работ. Это замечательная скульптура, поверьте мне на слово.

– Охотно верю, – удивился я, – и где же я могу увидеть это чудо?

– В саду вашего батюшки, – рассмеялась Анна Владимировна. – Да-да, Александр Васильевич, одна из работ Померанцева стоит у вас дома.

– Не у меня дома, а возле дома моего отца, – тактично поправил я. – Всё-таки, Анна Владимировна, это очень разные вещи. Но вы правы, вам удалось меня удивить.

– А вы приезжайте к нам, – предложила Анна Владимировна. – Я как раз сейчас дома и никуда не собираюсь. Встречу вас и покажу вам скульптуру. Заодно расскажу и о моей просьбе.

– А мой отец тоже дома? – поинтересовался я.

– Нет, – рассмеялась Гораздова, – Василий Игоревич с утра уехал проверять мастерские и будет не раньше вечера, так что вы не рискуете с ним встретиться. Приезжайте, я буду вас ждать.

– Хорошо, – согласился я и посмотрел на часы. – Так получилось, что я совсем недалеко от вашего дома, поэтому буду у вас через пятнадцать минут.

– Отлично, – обрадовалась Анна Владимировна, – я встречу вас у ворот.

– Предупредите охранников, чтобы они скрыли от отца мое появление, – попросил я, – Иначе он обидится, что я его не дождался.

– Так и сделаю, – рассмеялась Гораздова.

От особняка князя Горчакова до дома моего отца было совсем недалеко, поэтому я решил прогуляться пешком. Пересек Фонтанку по узкому пешеходному мостику и углубился в путаницу проходных дворов между Фонтанкой и Мойкой. Затем вышел на Главный проспект и в задумчивости остановился возле статуи, которая изображала одного из императоров.

К своему стыду я не знал, что это за император, но по достоинству оценил высоту статуи и ее величественный вид. Я обошел статую вокруг и внимательно разглядел со всех сторон.

Да, эта скульптура была совсем не похожа на работу Померанцева.

Несмотря на точность в деталях, статуя императора выглядела безжизненной. Сразу было понятно, что это позеленевшая от времени бронза. На лице его бывшего величества навеки застыло скучающее выражение.

Нет, прав был Горчаков. Пожалуй, Померанцев на голову выше многих других скульпторов.

К пьедесталу статуи была прикручена бронзовая табличка. Наверняка на ней значилось имя императора, а также фамилия скульптора, который изготовил статую.

Я даже хотел прочитать надпись на табличке, но потом забыл. Меня отвлекли мои размышления, так что я вспомнил о табличке только когда добрался до дома моего отца.

Что ж, прочитаю в другой раз, ничего не поделаешь.

Гораздова встретила меня у ворот, как и обещала.

– Я очень рада вас видеть, Александр Васильевич, – улыбнулась она.

– Вы чудесно выглядите, – ответил я.

Затем кивнул знакомому охраннику, и мы с Анной Владимировной мимо крыльца пошли в сад.

– Так статуя работы Померанцева и в самом деле стоит у нас в саду? – удивился я.

– Конечно, – кивнула Гораздова. – А вы подумали, что я шучу?

– Знаете, я только что был в гостях у князя Горчакова. У него тоже есть работа Померанцева. Так вот Горчаков держит свою статую в специальном зале, под надежной охраной, а у нас скульптура просто стоит на улице, под дождем, под снегом. Мне кажется, это может ей повредить.

– Я тоже так думаю, – рассмеялась Гораздова. – Но вы же знаете своего батюшку. Если он решил, что скульптура должна стоять в саду, значит именно там она и будет стоять.

– Да, я хорошо знаю своего отца, – согласился я. – Спорить с ним трудно, а самое главное – абсолютно бессмысленно.

– Впрочем, в саду эта скульптура очень уместна, – сказала Анна Владимировна. – Неужели вы её не помните?

– Не помню, – удивленно подтвердил я. – Возможно, отец приобрел ее как в то время, когда я уже учился в магическом лицее. Кстати, вы не могли бы его об этом спросить?

– Непременно спрошу, – пообещала Анна Владимировна.

Мы свернули на одну из боковых дорожек, по обеим сторонам которой росли пышные кусты сирени. Сирень давно отцвела, и теперь радовала глаз только сочной зеленью листьев.

– А вот и скульптура, – сказала Гораздова. – Прошу, Александр Васильевич, любуйтесь.

Эта статуя была еще удивительнее той, которую я видел у князя Горчакова. Скульптура в нашем саду изображала садовника. Да-да, обычного садовника, в широкополой шляпе и с граблями в руках.

Эта скульптура очень напоминала садовника Люцерна, и я поймал себя на том, что внимательно разглядываю черты лица статуи. Впрочем, толку от этого было мало.

Дело в том, что лицо садовника Люцерна всегда скрывалось в тени широких полей его шляпы. Единственное, что могли видеть другие люди, – это редкий желтый блеск его глаз.

Скульптура садовника, которую изготовил Померанцев, выглядела абсолютно живой. Казалось, будто садовник только что сгребал с дорожки опавшие листья и просто остановился на минутку, чтобы передохнуть.

– Надо же! – сказал я. – Изумительно.

– Вы правы, Александр Васильевич, – согласилась Гораздова. – Мне эта скульптура тоже всегда кажется живой. Она очень хорошо подходит саду. Я часто прихожу, чтобы полюбоваться на неё.

От фигуры садовника веяло спокойствием и уверенностью. Это был простой человек, занятый простой, но нужной работой, и он ничуть не сомневался в том, как он живет и что он делает. Человек труда, по-другому и не скажешь.

Я подошел ближе и дотронулся до скульптуры. Нет, обыкновенный камень, гладкий и холодный.

– А что вы знаете о самом Померанцеве? – спросил я Гораздову.

Анна Владимировна покачала головой.

– Ничего, кроме того, что он больше не занимается скульптурами. Говорят, он куда-то переехал, но никто не знает, куда именно.

Кажется, Анна Владимировна не знала о том, что скульптор Померанцев скончался, и я не стал говорить ей об этом. Ни к чему расстраивать девушку.

– Очень жаль, что господин Померанцев больше не работает, – с огорчением повторила Гораздова.

– А почему вам жаль? – поинтересовался я.

– Об этом-то и хотела с вами поговорить. Вы же знаете, что император пригласил меня преподавать в магической академии?

– Да, я помню, – кивнул я, – и очень рад за вас.

– Спасибо, – улыбнулась Гораздова. – В таком случае вы помните, что я буду преподавать магию природы. И для начала мне предложили благоустроить парк Академии. Это хорошая возможность сразу же проявить себя. Разумеется, я согласилась. Если переустроенный парк понравится руководству Академии, то мне предложат привести в порядок несколько городских парков, а это для меня очень важно. Вы же понимаете, Александр Васильевич, это не вопрос денег, но…

Гораздова замолчала.

Я улыбнулся.

– Прекрасно понимаю вас, Анна Владимировна. Я очень хорошо знаю, что такое любимое дело.

– Вот-вот! – с энтузиазмом закивала Анна Владимировна. – Я уже составила план благоустройства парка. И вы знаете, в парке Академии прекрасно смотрелись бы садовые скульптуры, например, такие, как этот садовник. Но я не знаю, у кого их заказать. Теперь вы понимаете, почему меня так огорчило то, что господин Померанцев больше не берёт заказы?

– Понимаю, – согласился я. – А о чем вы хотели посоветоваться со мной?

– Как раз об этих скульптурах, – ответила Гораздова. – Я подумала, что изображения людей в парке будут выглядеть скучно. Хорошо бы поставить там скульптуры каких-нибудь магических существ. А вы ведь знакомы с магическими существами, Александр Васильевич? Я не ошибаюсь?

– Так вот, к чему вы клоните, – рассмеялся я. – Да, Анна Владимировна, я знаком с некоторыми магическими созданиями. Но не уверен, что они согласятся позировать для скульптора.

– Но вы могли бы поговорить с ними об этом? – простодушно спросила Гораздова.

– Поговорить могу, – согласился я, – но ничего не обещаю.

А про себя я подумал, что мрачная черная фигура Туннеллонца великолепно смотрелась бы в парке Магической Академии. Наверняка она привела бы в трепет не одну впечатлительную студентку.

– Благодарю вас, Александр Васильевич, – улыбнулась Гораздова. – Я надеялась, что вы согласитесь мне помочь. У меня к вам есть еще одна просьба.

– Слушаю вас, – кивнул я.

– Раз уж вы заинтересовались скульптурой, я думаю, что это неспроста. В общем, если вам случайно попадется подходящий скульптор, дайте мне, пожалуйста, знать.

– Договорились, – улыбнулся я. – Благодарю вас за помощь, Анна Владимировна.

– Может быть, останетесь пообедать? – предложила Гораздова.

Я покачал головой.

– Ни в коем случае. Насколько я помню, у моего отца была привычка иногда возвращаться домой раньше назначенного срока. Сегодня слишком хороший день, и я не хочу портить его нашей встречей.

Глава 4

На следующее утро мне прислал зов Сева Пожарский. Он сделал это на рассвете, когда я только что вылез из постели.

– Саша, мне нужно срочно с тобой поговорить, – сказал Сева.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – поинтересовался я.

– Нет, – ответил Сева, – но это не важно. Мы должны поговорить прямо сейчас.

Кажется, у моего друга стряслось что-то серьезное.

– Ладно, говори, – согласился я, но все оказалось не так просто.

– Это слишком важный разговор, Саша, – сказал Сева, – мы с тобой должны срочно встретиться.

– Хорошо, – не стал спорить я, – сейчас я проснусь, оденусь и приеду к тебе. Ты где, у себя в мастерской?

– Я стою возле твоего дома, – к моему удивлению, ответил Сева. – Впусти меня.

Недоуменно хлопая глазами, я вышел на балкон и увидел, что возле калитки и в самом деле переминается с ноги на ногу Сева Пожарский. В руке у него что-то блестело.

Игнат и Прасковья Ивановна еще благополучно спали. Мы все привыкли вставать рано, но не настолько же. Продолжая недоумевать, я быстро оделся, спустился по лестнице и подошел к калитке.

Только тогда я разглядел, что в руках у Севы блестит бутылка игристого. Судя по этикетке, очень дорогого. Утреннее солнце весело играло на темно-зеленом стекле.

– Это и есть повод для разговора? – с улыбкой поинтересовался я, отпирая калитку. – Заходи.

– Это очень важный разговор, – сказал Сева, потрясая бутылкой.

– Ты предлагаешь распить ее прямо с утра? – спросил я.

– А сейчас утро? – удивился Сева. – Я даже не заметил.

Его глаза были красными, как будто он не спал всю ночь. Скорее всего, так оно и было. Я незаметно принюхался, но мой друг оказался совершенно трезв. Ситуация становилась все более удивительной.

– Так что у тебя стряслось? – спросил я.

Сева сунул бутылку под мышку и посмотрел на меня.

– Это очень важно для меня, Саша, ты должен понять. Такая возможность выпадает один раз в жизни.

Он взмахнул руками, и бутылка упала на дорожку. Счастье еще, что дорожки у меня в саду не выложены плиткой, а посыпаны песком. Сева наклонился, подобрал бутылку и снова прижал ее рукой.

– Дай-ка сюда, – сказал я, – ты непременно ее разобьешь.

Я отобрал у него бутылку.

– Так что это за возможность, которая выпадает только раз в жизни?

– Ну, это я преувеличил, – самокритично сказал Сева. – Допустим, не раз в жизни, но раз в году – это точно, а то и реже. Ты понимаешь, Саша?

– Ничего не понимаю, – честно сказал я.

– Но я же тебе объясняю, – рассердился Сева, – это очень редкая возможность и очень важная для меня.

– Сева, оттого, что ты повторишь мне это несколько раз, я лучше понимать не стану, – с улыбкой сказал я. – Скажи только одно. Это срочно?

– Да, – кивнул Сева, – но не очень.

– Если не очень, тогда проходи в дом. Позавтракаем, и ты расскажешь мне все по порядку.

Прасковья Ивановна только-только появилась на кухне. Протерев заспанные глаза, она увидела Севу и огорченно всплеснула руками.

– Как же так, Александр Васильевич? Гости на рассвете, а у меня завтрак не готов. Вы подождите буквально полчаса, я сейчас.

– Не беспокойтесь, Прасковья Ивановна, – улыбнулся я. – Этот гость неожиданный, но мы с ним замечательно обойдемся остатками вчерашнего ужина. Поищите в холодильном шкафу, что найдется.

Прасковья Ивановна принялась накрывать на стол.

– Присаживайся, – сказал я Севе, отдавая ему бутылку с игристым.

Хоть Сева и принес ее ко мне домой, но все-таки это была его бутылка.

Сева поставил бутылку рядом с собой. Тут же нетерпеливо повернулся, задел ее локтем, и она чуть не упала.

– Игнат, убери это, пожалуйста, – попросил я.

Затем мы завтракали. Сева долго и обстоятельно уминал холодную индейку, намазал себе три бутерброда и запивал их апельсиновым соком. Я терпеливо ждал, пока друг наестся. Раз уж он сказал, что дело не срочное, значит, лучше не расспрашивать его, пока он ест, а то начнет отвечать с набитым ртом, и я вообще ничего не разберу.

Прасковья Ивановна с умилением смотрела на Севу. Она любила, когда гости едят хорошо и много. Наконец Сева откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу.

– Ух, как хорошо! Кажется, я со вчерашнего вечера ничего не ел. Или со вчерашнего дня?

Последние слова он пробормотал неразборчиво. А затем глаза Севы закрылись, он уронил голову и заснул.

– Ты хотел о чем-то со мной поговорить? – громко напомнил я.

Сева вздрогнул и непонимающе захлопал глазами.

– О чем? – недоуменно нахмурил он.

– Не знаю, – ответил я, – но ты утверждал, что дело очень важное.

– А, да, – вспомнил Сева.

Затем напряженно оглянулся по сторонам, как будто подозревал, что вокруг него собрались шпионы и любители подслушивать.

– Только об этом никто не должен знать, Саша, – значительным шепотом сказал он мне. – Мы можем где-нибудь поговорить наедине?

И Сева недоверчиво покосился на Игната.

– Хорошо, – вздохнул я, – идем ко мне в кабинет. Только уж подожди еще минуту, я сварю нам кофе.

– Хорошо, – согласился Сева.

Я решил сделать кофе покрепче, поэтому всыпал в каждую джезву по две ложки молотого кофе с горкой. Старался я не зря, потому что, пока кофе закипало, Сева снова благополучно уснул на стуле и даже начал слегка похрапывать.

Я слегка постучал джезвами по столу, чтобы осела гуща, но Сева никак на это не отреагировал. Тогда я перелил кофе в чашки и потряс его за плечо.

Мой друг снова вскинул голову и непонимающе посмотрел на меня.

– Саша, это ты? – спросил он. – А где я?

– У меня дома, – терпеливо напомнил я.

– Точно! – согласился Сева.

– Ну что, идем в кабинет? Поговорим о чем-то важном.

Мы спустились вниз. Видя сонное состояние друга, я заботливо подобрал для него самый неудобный стул, который только был у меня в кабинете. Затем протянул ему чашку с кофе.

– Пей, – велел я.

Сева взял чашку двумя руками, сделал большой глоток и поморщился.

– Горячий.

– А ты как хотел, – проворчал я.

Затем я опустился в кресло и тоже сделал глоток кофе, и откинулся на спинку.

– Так о чем ты хотел со мной поговорить?

– Саша, через неделю будет конкурс, – торжественно сказал мне Сева.

Я внимательно смотрел на него, ожидая продолжения. Но Сева молчал с таким видом, как будто сказал все, что хотел.

– Отлично, дружище, – терпеливо кивнул я, – но, может быть, ты соизволишь рассказать мне, что это за конкурс?

– Конкурс артефакторов, конечно, – обиженно ответил Сева. – Конкурс на звание мастера.

– И ты хочешь в нем участвовать? – догадался я.

– Ну, разумеется, – кивнул Сева. – А что еще мне делать, Саша? Всю жизнь работать в этой мастерской под руководством Кузьмы Петровича?

Он сделал еще глоток кофе.

– Нет, Кузьма Петрович, конечно, очень хороший человек и настоящий мастер, но ведь он постоянно ворчит. Саша, это же невозможно терпеть. Кузьма Петрович придирчивый и неуживчивый. Кроме того, он все время пьет чай с баранками.

Мне стало смешно.

– Если ты не помнишь, то я очень хорошо знаком с Кузьмой Петровичем, – улыбнулся я. – Не стану утверждать, что знаю его недостатки лучше, чем ты. Но все-таки мне бы хотелось больше услышать про конкурс, а также узнать, чего ты хочешь от меня.

– Через неделю состоится городской конкурс молодых артефакторов, – наконец-то внятно объяснил Сева. – Все начинающие артефакторы города будут соревноваться между собой. Соберется специальная комиссия из старых пердунов, то есть из старых мастеров и хозяев мастерских. Три победителя конкурса станут мастерами и получат право работать самостоятельно и даже открыть свои мастерские. Ты понимаешь, Саша?

Сева замолчал с торжественным видом, глядя на меня.

– Вот оно что, – понял я, – и ты хочешь участвовать в этом конкурсе. Вот теперь я понимаю. Ну что же, Сева, я не сомневаюсь в твоей победе. Ты несколько раз делал для меня самые разные артефакты и доказал, что способен быть мастером. Но я по-прежнему не понимаю, что требуется от меня.

– Чертежи, конечно, – сказал Сева, удивляясь моей непонятливости. – Саша, чтобы выиграть в конкурс, я должен создать какой-то необычный артефакт. Такой артефакт, которого не делал никто, а для этого мне нужны чертежи.

– Ага, – начал понимать я.

– Но не любые чертежи, – продолжил Сева. – Понимаешь, я сам должен их выбрать. Мне нужен самый лучший артефакт.

– И ты хочешь, чтобы я провел тебя в Незримую библиотеку? – понял я.

– Вот именно, – с облегчением кивнул Сева, – я тебе уже битый час об этом говорю.

Его слова прозвучали несколько несправедливо, но я решил не обращать на это внимания. В конце концов, мой друг был изрядно взбудоражен предстоящим конкурсом.