Божественная карусель – 3

– И?

– Пожизненное заключение в одиночной камере. Вам предоставляется честь быть первым осужденным по новому закону.

Мужчина отодвинул еду.

– Да вы не расстраивайтесь, – продолжал “прислуга”. – Ваша камера будет со всеми коммунальными удобствами однокомнатной благоустроенной квартиры. Но с комфортом этих апартаментов, конечно, придется расстаться.

– А те, кто попадались до меня, изолируются в таких вот шикарных условиях?

– Именно так.

– Меня осудят уже по закону, но по отношению к изолированным в апартаментах ведь творят произвол. Их-то арестовали без всякого закона.

– Не нам об этом судить… Во всяком случае, не Вам…

Шевронский выключил видеозапись и вызвал секретаря:

– Передайте всем заинтересованным лицам: на сегодняшнем заседании Совета Министров председательствовать буду я сам. Заседание должно быть закрытым, без доступа журналистов. Все.

Этими же словами, спустя полтора часа, Шевронский и открыл заседание:

– На сегодняшнем заседании Совета Министров СССР я буду председательствовать лично в связи с многообразием и сложностью накопившихся у нас неотложных проблем. Премьер-министр мне будет помогать. Заседание закрытое, я надеюсь, что журналистам были переданы соответствующие извинения. Итак, первое. Оперативная информация свидетельствует о том, что государства мира сворачивают почти все свои научные программы для-ради финансирования одной-единственной – поиска «Средства Макропулоса», аналогичного тому, которым пользуемся мы. И будет несправедливо сказать, что они бездарно тыкаются не там и не так, где и как следовало бы. Наша задача состоит в организации профессионально поставленной системы разведки и дезинформации, которая бы безукоризненно срабатывала при малейшем приближении кого бы то ни было в любой точке мира к положительному результату, постоянно сбивала с толку исследователей. СССР должен оставаться монопольным владельцем «Средства Макропулоса». Я обращаюсь к министру безопасности.

Приподнялся молодой человек на вид лет 37, Евгений Николаевич Мо́лозов, который не просто юно выглядел, а в отличие от других приближенных действительно был молодым – не делал ни одной операции в клиниках Шевронского. Однако высокий рост, атлетическое сложение, солидный баритон, подавляющий взгляд, а главное, покровительство самого Президента заставляли многих окружающих воспринимать этого уверенного в себе блондина как старшего. Самоуверенность Молозов терял в присутствии только одного человека – самого Шевронского, которому был обязан всем. Евгению Николаевичу следует отдать должное: будучи еще лейтенантом службы безопасности, он проявлял себя энергичным, перспективным офицером. Но, увы, наивным, что, впрочем, поначалу не мешало его служебной карьере. Однако, став уже майором, Молозов при раскручивании очередного, сперва казавшегося банальным, должностного преступления постепенно убедился, что оно является лишь небольшим звеном в длиннейшей цепочке, которую держали в своих руках весьма высокопоставленные чиновники. Искренне полагая, что его долг состоит в незамедлительной передаче полученных сведений своему руководству, Молозов так и поступил… После чего стало происходить что-то необъяснимое. Дело, которое он вел, передали другому. Посыпались взыскания. Присвоение очередного звания задержали. В должности понизили. Для Евгения Николаевича рушился мир. Ни любящая жена, ни подрастающая дочь не могли остановить этого крушения. Все представления о справедливости, чести, долге, силе добра оказались смешной детской иллюзией этого солидного, взрослого человека. Чтобы морально выжить, не сломаться душой, необходимо было сменить свое мировоззрение! То самое, которое так бережно лелеяли дома, растили в школе, формировали в университете… И вот именно в эти дни отчаянной духовной ломки, когда Молозов в качестве главного ориентира оставшейся части своей жизни стал выбирать личный покой и благополучие любой ценой, из правительственного аппарата пришло официальное приглашение для встречи с самим Президентом СССР. Последовавший в этот же день подтверждающий звонок не оставлял никаких сомнений – это не розыгрыш. А когда Молозова, вернувшегося в свою квартиру после встречи с Президентом, домашние стали тормошить: «Ну что? Ну как?» – он не выдержал и расплакался счастливыми слезами: «Все-таки правильно меня мама воспитала…».

Ни до, ни после никто никогда не видел слез этого здоровяка офицера.

Ныне Молозов, министр безопасности, выслушивал предупреждение Президента:

– Произойдет ли утечка информации или кто-то самостоятельно достигнет положительного результата в поисках средства продления жизни, отвечать за случившееся будете лично вы, лично передо мной. Садитесь.

– Слушаюсь, господин Президент.

– Это первое. Второе. Официальное предложение о присоединении к нашему Союзу Свободных Суверенных Республик поступило от Польши и Финляндии. Задание министру иностранных дел, – поднимается мужчина на вид лет 40. – Не торопитесь принимать эти предложения к рассмотрению. На своем уровне дайте недвусмысленно понять, что они получат возможность присоединиться к СССР, а значит, и воспользоваться «Средством Макропулоса» только после включения в Союз всей Прибалтики. Пусть поляки и финны тоже со своей стороны как-то это событие ускорят.

– Олег Константинович, разрешите уточнить? – решился вставить слово министр иностранных дел.

– Да, слушаю.

– Литва уже дрогнула. У действующего Президента заканчивается лишь первый срок правления. А сохранить за собой второй срок ему можно только при условии обещания избирателям присоединения Литвы к СССР. И он такое обещание уже публично дал. Его рейтинг, по опросам общественного мнения, самый высокий. У президентов Латвии и Эстонии в этом же году заканчивается последний конституционный срок правления, поэтому они проявляют себя более «принципиальными». Им хочется уйти красиво, в образе несгибаемых борцов за независимость Родины. Но опросы и оперативная информация свидетельствуют, что среди претендентов на пост Президента этих республик наиболее высокий рейтинг у тех, кто призывает к воссоединению с СССР.

– Хорошо. После интеграции с нашим Союзом Литовской Свободной Суверенной Республики, а за ней Латвийской ССР и Эстонской ССР сразу приступайте к рассмотрению вопроса о присоединении к СССР Финляндской ССР и Польской ССР. Территория государства вновь приобретает очертания Российской Империи времен Екатерины Великой, – кивнул министру иностранных дел. – Садитесь.

Сам же Шевронский встал и продолжал, прохаживаясь по кабинету:

– Однако, господа министры, вряд ли разумно раздвигать границы единого государства и дальше. Единению землян необходимо искать иную форму. Например, присоединять США к СССР вряд ли целесообразно. Соединенные Штаты Америки должны оставаться свободным, независимым государством. Но… – остановился и обвел всех взглядом, – с Олегом Шевронским в качестве Президента, избранного всеобщим, прямым, тайным голосованием, – вновь начал ходить по кабинету. – Разумеется, для реализации такого проекта необходимо изменение некоторых статей конституции Америки, да и нашего Союза. Шутка ли? Позволить стать Президентом нескольких держав одному человеку! – вернулся к своему креслу. – Но ведь в сложившейся ситуации – это лишь дело техники, – усаживаясь. – Не более того, – опять сидя в кресле. – Вот эту технику мы сейчас с вами и обсудим.

Спустя полтора года после этого закрытого заседания Совета Министров Шевронский наблюдал по экрану телевизора дискуссии в Американском Парламенте. На трибуне сравнительно молодой конгрессмен, лет 30–35, произносил очень эмоциональную речь, причем так быстро, что синхронный переводчик едва успевал:

– Вот уже третью неделю в нашем Конгрессе Соединенных Штатов Америки идут дебаты только по одному вопросу – принимать ли закон, позволяющий гражданину другой страны баллотироваться в Президенты Америки, или дать дополнительное время своим ученым самостоятельно получить результат, которым давно и монопольно распоряжается Президент СССР. Между тем как можно вообще ставить на обсуждение Конгресса вопрос о добровольной сдаче суверенитета нашей величайшей супердержавы? Как можно даже в мыслях вообразить, что нашей страной будет руководить иностранец – человек, не знающий ни нашего языка, ни нашей культуры, ни наших обычаев? Нам ли обменивать право гордости за героическую историю своего государства на чечевичную похлебку долгожительства? Еще немного, и наши ученые сами разработают свой способ продления жизни, не хуже русского, но для этого необходимо финансирование, время и терпение… – Шевронский выключил телевизор. Вызвал Зуброва:

– Алексей Андреич, зайди, есть базар.

Меньше чем через минуту вошел Зубров, сел напротив Шевронского без приглашения. Шевронский молчал.

– Ну? – не выдержал Зубров.

– Не понукай, дай сосредоточиться, – выдержал паузу. – У них голосование назначено на полночь. По нашему времени… на завтрашнее утро.

– Ну?

Шевронский нервно вскочил с кресла, прошелся по кабинету туда и обратно, опять сел. Наконец, с трудом сдерживая гнев, сформулировал вопрос:

– Ваши прогнозы, господин советник?

Зубров расслабился – знал, что причин для беспокойства нет:

– Проголосуют как надо, – слегка позевывая ответил он.

– Да ты послушай, что они говорят! – почти вскрикнул Шевронский и снова включил телевизор. На экране был уже другой конгрессмен. Пожилого возраста. Лет 65–70. Закадровый синхронный перевод на этот раз был неспешным:

– …если бы предыдущий выступающий был способен более хладнокровно оценивать ситуацию, то заметил бы, что слишком много средств налогоплательщиков уже потрачено, очень ммного времени прошло, а результатов всё нет! Каждый новый день промедления приносит всё новые и новые смерти американских граждан – рядовых и выдающихся, а мы продолжаем средствами налогоплательщиков кормить молодых учёных, жаждущих личной слвы… – Зубров выключил телевизор:

–По моему, правильно говорят. А вообще, не́чего в рабочее время в телевизор пялиться. Что, других дел, что ли, нет? – но под взглядом Шевронского встал и официально, без тени иронии, доложил:

– Господин Президент, завтра Соединенные Штаты Америки примут закон, позволяющий баллотироваться в Президенты гражданину другой страны.

– Если будет по-другому… – покачал головой Шевронский, – если будет по-другому…

– То я подам в отставку, господин Президент, – закончил Зубров.

– Ладно, Леха, иди, – устало махнул Олег Константинович.

На следующий день Шевронский проснулся только к полудню. Рядом лежала очень милая, прехорошенькая женщина. Ничто человеческое Президенту не было чуждо. Будучи вдовцом, он не хотел обременять свою жизнь новым браком и предпочитал короткие романы семейным узам. Взглянув на часы, Олег Константинович включил радио. Некоторое время передавали информацию о событиях внутри страны, затем Шевронский услышал для себя главное:

– Зарубежные новости. Обеими палатами Конгресса Соединенных Штатов Америки с небольшим перевесом голосов принят закон, позволяющий баллотироваться в Президенты гражданину другой страны, причем независимо от занимаемого им в том, другом государстве социального положения. Процедура избрания будет представлять собой всеобщее прямое тайное голосование. Об участии в следующих выборах Президента США, которые состоятся через год, уже официально заявили: Генеральный секретарь ООН, гражданин Венесуэлы Франциско Рито́чче, премьер-министр Великобритании Джон Ро́бертсон и Президент СССР Олег Шевро́нский. Независимые эксперты прогнозируют, что традиционная борьба между Демократической и Республиканской партиями на ближайших выборах отойдет на второй план.

Все остальное Шевронского уже не интересовало. Он чмокнул в щеку женщину. Та, улыбаясь, но не открывая глаз, очаровательным, полудетским голосом протянула:

– Я уже давно проснулась.

– Милая, меня ждут великие дела.

Женщина открыла глаза:

– А когда встретимся в следующий раз?

– Я тебе позвоню. Извини, мне сейчас надо побыть одному. Начальник охраны тебя проводит. Угу?

– Угу.

Юная дама, несмотря на возраст (она еще ни разу не подвергалась омоложению), оказалась достаточно мудра, чтобы не задавать больше вопросов. Она встала, быстро собралась и молча вышла. Шевронский выключил радио. Предаваться воспоминаниям о прошедшей ночи ему было неинтересно. Он, как всегда, жил событиями грядущими. Не вставая с постели, взял телефон, чтобы позвонить Зуброву:

– Алексей Андреич, это твои штучки?

– …

– Как это какие? Объясни мне, когда это я успел официально заявить об участии в следующих выборах Президента США?

– …

– Что значит «так было надо»? Такие-то вещи надо со мной согласовывать. В тринадцать, – посмотрел на часы. – Нет, в четырнадцать ноль-ноль ко мне в кабинет.

– …

– Как зачем? – смягченным, потеплевшим, повеселевшим голосом объяснял Шевронский – К выборам-то надо уже начинать готовиться.

– …

– Ну все. До встречи.

5

Такого предвыборного шоу Шевронскому никогда ранее устраивать не приходилось. Но Америка есть Америка! Размах мероприятия должен был обязательно превосходить масштабы избирательной кампании соперников. Между тем спонсоры соперников были достаточно состоятельны и не скупились для своих протеже́. Одним словом, затраты на предвыборную гонку Шевронского оказались беспрецедентными. Но если бы этого было достаточно! Логика борьбы требовала колоссального повседневного нервного напряжения. Сегодня, например, предстояло выступать на открытом воздухе перед многотысячной толпой американцев, и при этом следовало не просто произнести подобающий случаю спич, но постараться зажечь сердца слушателей, влюбить их в себя. Олег Константинович, будучи уже опытным политиком, понимал, что никакими техническими ухищрениями этого не добиться. Обаяние, сила и уверенность должны естественно излучаться самим Шевронским таким мощным потоком, который достигал бы самых отдаленных слушателей. На родине ему это удавалось сравнительно легко. Но получится ли здесь? Пойдет ли поток? Если даже пойдет, то будет ли воспринят? Олег Константинович волновался. Но погода, к счастью, была отменная. Весеннее солнце ласкало теплом, не паля зноем, и как будто напоминало: «Не бойся, я с тобой». И даже свежий слабый ветерок тоже был союзником. Когда Шевронский взошел на трибуну, расположенную на краю огромного зеленого поля, тот дул в спину, демонстрируя готовность нести произносимые Шевронским слова прямо на слушателей. Перед собой кандидат в Президенты увидел множество людей, заполняющих все пространство поля, украшенного огромным количеством разноцветных шаров, лозунгов, призывающих голосовать за Олега Шевронского, а также восклицаний типа «Oleg Shevronskiy is the best». Немного замешкавшийся переводчик наконец подбежал, и Олег Константинович выкрикнул в микрофоны:

– Америка – сильное, независимое, свободное государство!

Как только эту незамысловатую фразу перевели, все поле взорвалось аплодисментами.

– Америка останется сильным, независимым, свободным государством, самостоятельно избирающим своего Президента! – и вновь овации. – Вице-президентом США станет гражданин Соединенных Штатов, избираемый всеобщим прямым тайным голосованием граждан страны, – аплодисменты. Милый все-таки народ эти американцы.

– Но если избранный вице-президентом не будет справляться с должностью, доверенной американским народом, то будет увольняться Президентом США! – на этот раз стояла тишина. Поскольку аналитики заранее предупредили Шевронского о возможности подобной реакции на подобный тезис, то он не смутился. Он продолжал:

– Каждый американец будет жить столько, сколько он пожелает! – шквал аплодисментов.

– И это не пустые предвыборные обещания. За моими словами уже тысячи реальных практически бессмертных людей! – аплодисменты.

– Независимость, процветание, жи-и-и-знь!!! Это принесу вам я, Олег Шевронский! – беспрецедентные: свист, крик и шквал аплодисментов.

6

Спустя несколько дней после окончания победоносной избирательной кампании Олег Константинович сидел в Овальном кабинете Белого дома и… ни о чем не думал. Он просто отдыхал. Хотя необходимо было срочно решать вопросы формирования команды, назначения на ключевые посты своих людей, приступать к разработке программы омолаживания граждан США, и так далее, и так далее, Шевронский почти откровенно бездельничал, ибо считал, что после пережитого напряжения имеет такое моральное право. Но безмятежность была прервана звонком секретаря:

– К Вам господин Зубров.

– Пусть войдет.

Алексей Андреевич ввалился достаточно непринужденно:

– Примите мои поздравления, господин double Президент. Оторваться от основного соперника на 27 %!!! Такого история Америки еще не знала!

– Ладно, хватит зубоскалить. Что дальше-то?

– Проводим инаугурацию, организовываем избрание вице-президента по делам США и сваливаем назад в Европу.

– Зачем?

– Европейские державы теперь для тебя сами одна за другой будут принимать изменения к своим законам и конституциям, позволяющие избирать Президентом своей страны иностранца, и надо, чтобы результатом всех их ближайших выборов стало избрание Шевронского. Дорога к вашему мировому господству открыта, господин Президент!

Мистик ликовал, а Шевронский втянул голову в плечи:

– Что-то жутковато… – однако, увидев в глазах Зуброва недоумение, распрямился. – Европа еще не мир.

– Вот это другое дело, – одобрительно кивнул Зубров. – И мистическая Индия, и диковатый Афганистан, капризный Ирак, фанатичный Иран – вся Азия будет не просто преклоняться перед господином Шевронским, но соревноваться в том, кто быстрее припадет к его ногам с выражениями богоравного почтения. Поведение африканцев, австралийцев и южноамериканцев будет аналогичным. Все своим вождем призна́ют тебя.

– Истину ли ты глаголешь… – скорее размышляя, чем спрашивая, протянул Шевронский.

– А как ты думаешь, что есть истина? – воспользовавшись случаем, перевел разговор Зубров.

– Истина есть Бог, – заученно среагировал Шевронский.

– А Кто есть Бог? – и, поскольку Олег Константинович замялся («Ну, знаешь…»), будучи не готовым сразу отвечать на столь глобальный вопрос, то Зубров продолжил сам: – Традиционный ответ подразумевает, что Бог есть Всемогущий и Всеблагой, то есть могущий все и творящий только добро. Но как же такой всемогущий допускает зло? Ни один служитель христианской церкви до сих пор не дает внятного ответа на этот вопрос. Хотя задается он христианам, а порой и самими христианами, уже более двух тысячелетий. А ведь ответ прост – Всемогущий и Всеблагой суть два признака двух разных небесных иерархов, то есть находящихся на разных уровнях. Всемогущий – это тот, кто действительно может все, в том числе создавать Всеблагого и Сатану. А Всеблагой – подчиненный Всемогущему иерарх, задача которого – творить только добро и противостоять злу. Сатана (зло) точно так же подчинен Всемогущему, как и Всеблагой. У Воланда и Иешуа один и тот же Хозяин. Поэтому на самом деле перед человеком всегда выбор не из двух вариантов – служить Всеблагому или Сатане, а по меньшей мере из трех: между добром, злом и истиной, или иначе между Всеблагим, Сатаной и Всемогущим. На вопрос: «Кто есть Бог?» – христианин должен отвечать: «Бог есть Всеблагой», ибо последователь Иисуса просто служит добру и любви. Искатель и служитель истины на тот же вопрос ответит: «Бог есть Всемогущество», ибо понимает, что Всеблагой и Сатана – две Его ипостаси, два аспекта Единого. Как два крыла ветряной мельницы, одно из которых тянется вверх, а другое опускается вниз. Некоторые, сражаясь с крылом, не замечают, что воюют против мельницы, пытаются остановить божественную карусель…

– Однако Иисус о себе говорил, что пришел свидетельствовать Истину, – попытался возражать Шевронский.

– Но успел изложить только часть ее, – отрезал Зубров, – впрочем, – добавил он, – истина бесконечна. Сколько ее ни излагай, всегда будет только часть…

И тут зазвонил телефон спецсвязи.

– Шевронский слушает.

– Олег Константинович, на срочном приеме настаивает претендент на должность вице-президента по делам США.

Президент вопросительно посмотрел на Зуброва. Тот пожал плечами, что, видимо, означало: «Решай сам». Шевронский поколебался секунды три:

– Пусть заходит, – и, уже обращаясь к собеседнику, почти извиняющимся тоном сообщил свое решение. – Ладно, Алексей, потом договорим, – Зубров понимающе кивнул и молча вышел. Больше они к этой теме никогда не возвращались. Постоянно были какие-то текущие, неотложные дела. И только много лет спустя весьма непростые обстоятельства заставили Шевронского многократно воскрешать в памяти и скрупулезно анализировать эту, казалось бы, совершенно случайную, отвлеченную, короткую беседу.

7

– Сегодня, в год 2135-й от Рождества Христова, принимая на себя обязанности Президента страны, клянусь отдавать все свои силы ее процветанию, сохранению суверенитета и независимости, – торжественно звучал в зале государственных церемоний хорошо всем знакомый голос Шевронского. – Вместе с тем свидетельствую, что поскольку в настоящий момент являюсь Президентом всех остальных стран мира, то сегодняшняя инаугурация ставит точку в длительном и кровопролитном движении человечества к Единству…

Пока Шевронский торжественно вещал, в одном из углов зала, отведенного для представителей президентской администрации, возле выхода, велся негромкий диалог между Матвеем Ивановичем Стрелковым – матерым чиновником, возглавлявшим административный аппарат еще у Президента России, предшествовавшего Шевронскому, и журналисткой – почти юной женщиной, изящной блондинкой, лет 20–25:

– Я из журнала «Политика и бизнес». Можно только один вопрос?

– Слушаю.

– Вы, являясь советником по административным вопросам, как прокомментируете сегодняшнюю, высшую точку стремительного взлета Олега Константиновича к политическому Олимпу?

Собеседник иронично улыбнулся:

– Давайте без пафоса. Во-первых, стремительность взлета Шевронского весьма относительна. Со дня вступления его в должность Президента России до настоящего момента прошло все-таки 75 лет. Целая человеческая жизнь. Кроме того, эта кульминация на самом деле всего лишь начало ниточки целого клубка проблем, к разматыванию которого мы только начали приступать.

– Что Вы имеете в виду?

– Это уже второй вопрос, – обаятельно улыбнулся собеседник, – речь шла об одном. Впрочем, сейчас я должен идти в свой кабинет. Если не поле́нитесь проводить, то полу́чите ответ и на него.

Оба вышли в коридор, и уже на ходу женщина нетерпеливо переспросила:

– Так что вы подразумевали под клубком проблем?

– Прежде всего – демографический взрыв. Если первое время с увеличением темпов роста народонаселения справлялись с помощью энергичного освоения пустынь и непроходимых джунглей, то теперь этого оказывается явно недостаточно. Актуальнейшим становится вопрос о заселении других планет. Вероятнее всего, в первую очередь Марса. Специальная комиссия, назначенная Шевронским незадолго до сегодняшней инаугурации, уже разрабатывает конкретный проект, но средства, требуемые для его реализации, просто ужасающи! Проект предполагает, что с каждым соглашающимся на операцию по пролонгации жизни должен быть заключен контракт, в соответствии с которым оперируемый обязывается по окончании операции отправляться на Марс и проводить свои последующие годы в трудах по колонизации этой негостеприимной планеты, – остановился у дверей своего кабинета. – Обеспечение же для этого всем необходимым оборудованием, материалами, пищей берет на себя Администрация Шевронского. Извините, ждут неотложные дела.

– Спасибо.

Стрелков исчез за дверями кабинета. Женщина, преисполненная ощущением победы, с чувством студентки, сдавшей трудный экзамен на «отлично», направилась к выходу из здания. Услышав за собой чьи-то торопливые шаги, оглянулась. Ее догонял бывший однокурсник, некогда влюбленный в нее жгучий брюнет, не дождавшийся взаимности и женившийся на другой. Еще будучи студентом, он уже вовсю подрабатывал в газетах, на телевидении и теперь считался корифеем журналистики. Поравнявшись, они пошли вместе.

– Ну, как? – слегка запыхавшись спросил «корифей».

– Не такой уж он и неразговорчивый.

– Новичкам всегда везет. Но главного никто из них тебе все равно никогда не скажет.

– Ты о чем?

– Просочились сведения о возникновении альтернативных центров продления жизни живых существ, в том числе и человека.

– Куда просочились?

– К журналистам. Хотя открыто говорить об этом пока никто не решается.

– У Шевронского произошла утечка информации?

– Вряд ли. Скорее всего кто-то вышел на результат независимым путем. Впрочем, нельзя исключать ни того ни другого. В любом случае, конец монополии на распоряжение «Средством Макропулоса» будет означать конец всевластия Шевронского. И Зубров у него куда-то запропастился…