Падший ангел

– Дочки! – отец обнял каждую помещицу и прижал к себе. – Скучали по вам! Подарки привезли. Пойдемте в дом, все остальное без нас выгрузят. Алексей, – обратился он к сыну, – вели мужикам сундук в мои покои поставить, да проследи, чтобы не уронили.

Все направились обратно в замок, из которого пять минут назад мы выбежали, как антилопы. Отец рассказывал дочерям о путешествиях, о красивых тканях, о драгоценностях, о том, что для старшей нашел мужа, который скоро приедет за ней. Он хочет, чтобы они с мужем поскорее порадовали его внуками. Вскоре к ним присоединился Алексей. Все зашли в зал на первом этаже и уселись на диван. Мы стояли у сестер за спинами. Слуги сновали, выставляя на стол бокалы с вином, кашу, мясо, пирог. Отец барышень рассказал, что практически все крепости пали под натиском хана Селима I Герая, и их крепость осталась последней. Когда стол был опустошен и родня пребывала в умиротворении, раздался страшный рев. Кондратий и Алексей вскочили на ноги и выбежали на улицу, следом за ними последовали сестры. Поднявшись на стену крепости, они увидели ужасную картину: корабль, на котором час назад прибыли мужчины, был объят пламенем, а рядом стояли четыре вражеских фрегата. На одном из них стоял татарин и, подняв голову, что-то кричал.

– Сдавайся, помещик! – гремел голос, усиленный яростью, словно говорящий в рупор, сотрясая воздух. – Два часа на раздумья: либо покорись власти победителя, либо выплати дань!

– Чернота поганая! – отец Марии и Софии сплюнул под ноги. – Чтобы мне указывать! Не позволю! – Он бросил взгляд на дочерей. – Девочки, живо в свои покои, соберите вещи и в башню. Там будете в безопасности. Вы, девахи, – он обратился к нам, – ключ от башни через десять минут у меня!

– Отец, – взмолилась старшая, – может, откупимся? Отдай золото, что привёз, и будем жить спокойно.

– Ни за что! – отрезал он. – Алексей! – крикнул сыну. – Сундук запереть вместе с ними в башне! Немедленно! И через чёрный ход выясни, сколько их и какое оружие! – Затем, потеряв к нам всякий интерес, он принялся раздавать приказы солдатам на стене.

Сестры поспешили в комнаты, Алексей скрылся, никто не смел перечить отцу. Мы шли за барышнями, ощущая неизбежность судьбы, от которой так сложно укрыться. Но мы были полны решимости отвести беду от этой семьи.

Бельфегор и Фурфур, развалившись в таверне, лениво потягивали вино, наблюдая за пьяной толпой. Они жаждали, чтобы кто-нибудь затеял драку, чтобы размять кости о смертных и вдоволь потешиться. Услышав яростный вопль, Бельфегор уже знал, кто пожаловал и что последует.

– У нас есть время на ещё один бокал, – обратился он к Фурфуру. – А потом нужно убрать наших барышень подальше отсюда. Здесь станет жарко.

В спальне девушки спешно собирали пожитки. Младшая, подойдя к окну, отодрала доску и достала маленький пузырёк с синей жидкостью, спрятав его в котомку.

– Зачем он тебе? – спросила старшая. – Не думаю, что мы там долго просидим. Алексей узнает всё, и отец накажет наглого хана. – После этих слов мы с Аней переглянулись, и подруга показала феодалке кукиш за спиной.

Сопроводив дам в башню и заперев дверь, мы отправились на поиски их отца, но ключ отдавать не собирались, предчувствуя беду. Подойдя к стене, где стоял Кондратий, мы услышали вой и плач.

– Спаси и сохрани нас, Всевышний! – двое мужчин несли на импровизированных носилках тело молодого помещика, а две женщины шли рядом, причитая.

– Что с тобой, сынок?! – Кондратий подбежал и затряс сына за плечо. – Открой глаза! Что с ним?! – обратился он к одной из женщин.

– Смертельная рана, – вздохнула старая лекарка. – Ему не помочь. Осталось лишь попрощаться, барин.

Безутешный отец рухнул на колени рядом с телом сына и зарыдал от боли и безысходности. Я знала, что надежда есть, она всегда была и будет, когда в неё веришь. Опустившись рядом с Кондратием, я положила руки на грудь Алексея. Старый барин внимательно наблюдал за мной, не говоря ни слова. Молитва полилась из души, окутывая молодого феодала с головы до ног. Я чувствовала, как ему становится легче, что рана уже не смертельна и организм справится. Алексей Кондратьевич открыл глаза и вздохнул полной грудью. Все вокруг смотрели на меня с немым вопросом.

– Спасибо, дочка! – Барин взял мои руки и прижался к ним, целуя. – Проси всё, что хочешь! Любую просьбу исполню! Ты спасла моего сына, моё наследие!

Бельфегор и Фурфур, довольные, вышли из таверны и увидели Летту, стоящую на коленях и исцеляющую того, чья душа должна была воспарить.

– Как так?! – возмутился Бельфегор. – Надо было выйти раньше! Опять она мои планы рушит! Убил бы своими руками! – Он замолчал, наблюдая.

Старый помещик всё ещё стоял со мной на коленях рядом с улыбающимся сыном, ожидая моего ответа.

– Скажу вам одно, барин, а там ваше дело, слушать меня или нет, – Кондратий устремил на меня взгляд, ловя каждое слово. – Необходимо сундук с золотом отдать хану со всем содержимым. Тогда ваша судьба изменится к лучшему. Но это решение должны принять вы сами. Свобода воли. Это всего лишь мой совет.

– Хорошо, – подумав, произнёс помещик. – Если считаешь, что нужно отдать, значит, так и сделаем. – Он подозвал слуг и велел: – Немедленно выпустить дочерей из башни и принести золото! – Встав с колен, он подал мне руку и помог подняться. – Не уходи, будь здесь.

Я кивнула и стала ждать. Двое служивых вынесли сундук и понесли к стене. Барин протянул мне руку, и мы вместе подошли к ограде, наблюдая, как ящик обвязывают верёвками. Нюта была рядом, не отставая ни на шаг.

– Эй, хан! – прокричал Кондратий татарину на корабле. – Принимай дань! – Сундук стали спускать по отвесной стене. Селим наблюдал, щурясь. Когда золото погрузили на судно, он прокричал:

– Дань уплачена, помещик! – Затем его палец указал на меня. – Теперь твоя женщина, старик, мне тоже нужна! Жду её на своём корабле. Два часа тебе! – Мы с Нютой переглянулись, застыв в изумлении.

– Теперь что? – Кондратий сверлил меня взглядом. – Я же говорил, с ними нельзя вести переговоры! Им всегда будет мало! – Он отвернулся и крикнул: – Готовимся к бою! – И спешно ушёл вниз. – Вернитесь к моим дочерям.

Когда мы с Андреевой вошли в покои сестер, они уже ждали нас. Обе бросились обниматься. Вещи их были разобраны, узелков нигде не было.

– Спасибо, что спасли нашего брата. Нам всё рассказали, – Мария взглянула на меня. – Скажи, ты святая?

– Нет, – удивилась я. – Обычный человек. – Лопатки непроизвольно сжались. – Важно помнить про молитву. Иногда и слово лечит. Главное, что с вашим братом всё будет хорошо.

– Мы хотим отблагодарить тебя, – проговорила младшая сестра. – Мало того, что отвела смерть из нашего дома, ещё и отца уговорила отдать дань. Чего ты хочешь? Проси! – Она внимательно наблюдала за мной.

– Простите, если обижу, но ходить вокруг да около не умею. Единственное, чем вы можете помочь, – отдать синее зелье, которое досталось вам от матери. Только оно мне необходимо. – Лица у сестер вытянулись, они хотели возмутиться, но потом задумались.

– Возьми, – протянула младшая флакончик, достав его из узелка под кроватью. – Мама говорила, что этот напиток сам найдёт себе применение. Видимо, он определился.

– Спасибо. – Когда зелье оказалось у меня в руках, я, не раздумывая, выдернула пробку и выпила. Горло обожгло, жидкость разлилась по венам. Я закрыла глаза и попыталась проникнуть вглубь себя.

Память ворвалась резкими толчками, вбиваясь в мозг огромными кусками. Вот мы вместе с Пурой парим в Небесах. Моё имя Анахита, у меня роскошные, белоснежные, сильные крылья. Вскоре меня ждёт повышение до Архангела. Подруга крайне недовольна, мечтая занять это место первой. Я всегда уговаривала её, что это не главное, просто нужно нести добро. Пура – самое близкое по духу небесное существо, способное пожертвовать собой ради меня. Мы бываем и на Земле, оберегаем тех, кто в нас верит, нуждается. Однажды, пролетая возле гор, я увидела лежащего в траве мужчину.

– Боже, это демон! – отшатнулась Пура. – Пусть умрёт! Меньше чёрных пятен будет в Мире!

– Так нельзя! Он такое же живое существо, как и мы. Белое всегда дополняет чёрное – это баланс, – я наклонилась над белокурым мужчиной, чувствуя, как жизнь постепенно утекает из него. – Разве можно убить демона? – удивлённо взглянула на подругу и возложила руки ему на грудь, читая молитву.

– Если только заманить его на святую землю, – удивилась Пура моему невежеству. – Хочешь помочь ему, перенеси его вон к тому дереву. Там заканчивается святость этого места, – она подлетела к зелёному дубу и встала в ожидании.

Подхватив тяжёлое тело, я доволокла его до спасительного ствола, положила под крону и вновь стала шептать молитву, вливая в него жизнь.

– Только помни, пожалуйста, – улыбнулась Пура, и в улыбке мелькнула тень, – мы не вправе помогать исчадиям ада. За это последует расплата. – Она склонилась над темной сущностью, вглядываясь в трепещущую тьму вокруг нее. Глаза демона дрогнули под веками, распахнулись, и, увидев Пуру, он зарычал, словно раненый зверь.

– Ах вот ты где, мерзкая тварь! Заманила меня сюда… Зачем? – Он бросил взгляд на меня, на мои руки, покоящиеся на его груди. – Нельзя вливать белое в черное, кто знает, что из этого выйдет… Но все равно, спасибо. Найду тебя – верну долг. – Демон испепелил нас взглядом и растворился в воздухе.

Я обернулась к Пуре, готовая обрушить на нее шквал вопросов: зачем она заманила демона, что ей было нужно? Но вместо подруги передо мной стоял разъяренный Рафаил.

– Ты нарушила закон, Анахита! Тебя ждет кара! – Его голос громом прокатился над землей. Он воззвал к Пуре: – Сопроводи ее на Божий суд.

– Может, Рафаил, столкнуть ее со Скалы Плача, как Люцифера? – прошептала Пура, заглядывая в глаза Архангелу. – Все же, делиться святой энергией с демоном – грех, достойный вечного проклятия.

– Не нам решать, ангел, – ответил Рафаил, взмывая в небеса. – Со скалы можно сбросить только тех, кто восстал против Бога. Помни это, Пура.

Дальше все закружилось в бешеном калейдоскопе. Подруга схватила меня, связала мои крылья золотой нитью и потащила к Скале Плача. Это она столкнула меня вниз, в пропасть, она вырвала мои крылья… Почему? За что? Я не хотела об этом думать. В груди вспыхнула адская боль, зияющая дыра, словно на кровоточащую рану вылили кипяток. Запрокинув голову, я закричала от несправедливости, от невыносимой муки.

– Что с тобой, Летта? – Анюта трясла меня за плечи, пытаясь успокоить. – Вспомнила все? – Она вглядывалась в мои глаза. Я кивнула, и перевела взгляд на сестер. Их глаза были полны ужаса.

– Спасибо, – прошептала я, – за то, что помогли вернуть память. Не переживайте, теперь у вас все будет хорошо. – Я вышла из спальни и направилась к стене, откуда открывался вид на вражеские корабли.

– Ты куда, Ангелетта? – Аня была в панике. – Зачем мы туда идем? Там злобный татарин внизу стоит, глазами вращает.

– Он получит то, что хочет, – ответила я, нежно глядя на нее. – Я не хочу жить с такой болью. Нет ничего страшнее предательства. – Я взяла ее за руку. – Мы должны уметь жертвовать собой ради других. Это благородный поступок. Береги себя.

Бельфегор и Фурфур стояли в тени, наблюдая за девушками, вышедшими из замка. Подслушав их разговор, они переглянулись.

– Долго еще будем ждать? Может, пора вмешаться? – спросил Фурфур. – Или тебе уже не нужна ее душа?

– Нужна, – Бельфегор оскалился. – Очень нужна. – Он двинулся за дамами к стене. – Теперь твоя очередь, Фур, показать свое искусство.

Фурфур встал у края стены и взглянул на море. Зловещая улыбка тронула его губы, и волны забурлили, вздымаясь к небу. Вдалеке показался ураган, стремительно приближающийся к татарским кораблям.

– Все ради вас, барышни, – прозвучал за спиной вкрадчивый голос. Я обернулась и увидела Бориса, а рядом с ним – его друга. Я была ошеломлена. Он управлял стихией, словно дирижер оркестром. Вызванный им ураган внушал восхищение и ужас.

– Значит, все-таки Бельфегор, а не Борис, – проговорила Анюта, разглядывая демона. Тот шутливо поклонился. – А второй кто? Явно не Федор.

– Фурфур, мой лучший друг, – с восхищением произнес демон. – Повелитель ураганов, грома и всех водных стихий.

– Зачем мы вам? – Я пристально смотрела на знакомое лицо, понимая, что ему от меня нужно. – Повторяю, душу может забрать только Отец наш Всевышний. Мы не вправе ею распоряжаться. – Я отвернулась и почувствовала, как Бельфегор прижался ко мне спиной, обжигая кожу ледяным прикосновением. Затем он прошептал мне на ухо:

– Твоя душа станет моей…

Ураган крушил вражеские шхуны, превращая их в щепки. Добравшись до корабля, на котором находился татарин, стихия порвала паруса. Татарин схватил лук и стрелу, натянул тетиву и выпустил стрелу в нашу сторону, целясь в мою грудь. Все произошло как в замедленной съемке. Когда стрела должна была пронзить мне сердце, меня заслонил собой Бельфегор. Ресницы на его глазах дрогнули, и он осел на землю.

– Дай помогу тебе, – я схватилась за древко и вытащила наконечник. – Потерпи. Не думала, что кто-то из вас, демонов, способен на самопожертвование. – Я начала вливать энергию в его тело.

– Не смей, дурочка! – Демон попытался перевернуться, чтобы схватить меня за руки. – Вечно вам, голубки, больше всех надо! Черт возьми, везде лезете! Нас этим не убить, блаженная.

Энергия не входила в тело демона. К моему удивлению, произошло обратное: сгусток черноты вырвался из раны Бельфегора, вонзился в мои ладони и стал распространяться по всему телу. Как ни странно, рана на его теле стала затягиваться. К нам бежали люди, напуганные колдовской силой, разрушающей корабли. Они решили убить нечисть, вооружившись вилами.

– Сейчас постараюсь выкинуть вас отсюда как можно дальше, – прокричал Бельфегор. – Из-за ранения и из-за того, что ты отняла часть моей силы, я не знаю, как это получится. – Он посмотрел мне в глаза и прошептал: – Ох, и тяжело тебе сейчас придется, ангел, с демонской энергией внутри. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Но при встрече придется вернуть мне мою силу. А пока… – Он создал светящийся портал и крикнул Фурфуру: – Толкай их внутрь, друг, а то так с открытыми ртами и простоят, пока на вилах не окажутся!

Демон втолкнул нас в портал, и тот захлопнулся. Мы оказались на берегу моря. Рядом с нами стоял молодой человек лет тридцати с мольбертом. На картине, которую он писал, был морской пейзаж, такой чудесный, что я видела только в музее.

– Какая красота! – воскликнула Нюта, подходя ближе к художнику. – Вы просто мастер!

– Благодарю, леди, – мужчина отложил кисть и протянул руку. – Разрешите представиться: Иван Константинович Айвазовский.

Иван Костантинович Айвазовский

Мужчина, представившийся самим Иваном Константиновичем Айвазовским, стоял на кромке прибоя, увлеченно завершая морской пейзаж.

– Ах, Летта, дух захватывает! – Нюта, прижав руки к груди, не отрывала взгляда от полотна. – Не верится, что мы воочию встретились с таким гением. Кстати, меня зовут Анна, а подругу Ангелетта, – как бы невзначай бросила подруга.

Меня же изнутри разъедала дикая злость к Пуре. В голове вспыхивали картины жестокой мести. «Вот доберусь до этой змеи, вырву ей крылья, чтобы знала, каково это – лишить ангела самого дорогого, того, что для нас жизнь, свобода, любовь». Но Аня была настолько поглощена встречей со знаменитостью, что не услышала меня.

– Скажите, Иван Константинович, сколько вам лет? – подруга бросила кокетливый взгляд в сторону художника. – Вы так молодо выглядите! На самом деле Андреевой отчаянно хотелось спросить мариниста о его картине "Хаос. Сотворение мира", произведшей фурор и впоследствии осужденной самим Папой Римским Григорием XVI.

– Тридцать, Аннушка, – художник, словно невзначай, вспомнил имя подруги и, не отрываясь от работы, предложил: – Осмелюсь пригласить вас на обед в мою усадьбу. Она еще строится, но некоторые комнаты вполне готовы принять гостей.

– С превеликим удовольствием, – Анюта одарила его своей самой лучезарной улыбкой и, наконец, блеснула эрудицией, сопоставив возраст художника и время написания известного ей полотна. – Ваша картина "Хаос" поистине великолепна! Художник взглянул на нее с неподдельным интересом. – Неужели правда, что в основу этого монументального полотна положен библейский сюжет о сотворении мира? – Анюта послала ему еще одну обольстительную улыбку. – Этот образ Духа Божьего, в виде света, прорывающегося сквозь мрачные тучи… гениально!

– Вы покорили меня, Анна, – Айвазовский отложил кисть, взял мольберт и, галантно подав руку подруге, произнес: – Позвольте пригласить вас, барышни, к столу. Вы нравитесь мне все больше и больше. – Переведя взгляд на меня, он добавил: – А какая из моих картин импонирует вам, Летта?

– Обожаю "Старую Феодосию", – бросила я, покосившись на Нюту, которая ловила каждое слово художника, и одобрительно качала головой. Она подмигнула мне и показала большой палец вверх. – Вы используете восхитительную технику лессировки при написании волн. Ваше море просто сногсшибательно!

– Боже, столько комплиментов от прекрасных дам я давно не слышал, – он нежно посмотрел на меня, а затем одарил таким же взглядом Нюту. – Приглашаю вас погостить в моей обители, милые дамы.

– Не возражаем, – восторженно протянула Анюта и потянула художника в сторону его особняка, которому суждено было стать музеем и хранить его бессмертные полотна.

Вскоре мы стояли перед двухэтажным домом, выдержанным в стиле венецианских вилл эпохи Возрождения. На балконах красовались мраморные статуи Венеры и Аполлона, а на балюстраде над парадным входом восседали два керамических грифона. Перед домом раскинулся цветник с изящной оградой и журчал мраморный фонтан. Войдя внутрь, мы были поражены множеством арок, тесно расположившихся вдоль коридора.

– Прошу, барышни, чувствуйте себя как дома, – Айвазовский указал на лестницу, ведущую на второй этаж. – Слева две комнаты для гостей. Располагайтесь, а я буду ждать вас внизу, в столовой.

Поднявшись наверх, мы очутились на втором этаже, где вовсю кипел ремонт. Свернув налево, мы вошли в первую комнату. Здесь было по-домашнему уютно: стены персикового цвета, кровать с балдахином в тон, окно с видом на море, персидский ковер на полу и картина Мастера на стене. Камин, два кресла, дубовый стол и шкаф – все дышало теплом и гостеприимством хозяина.

– Мило! – Нюта подбежала к кровати и с размаху плюхнулась на нее. – Как мягко! Вот бы остаться здесь подольше.

– Слушай, хватит строить глазки художнику, – я подошла к кровати и нависла над Андреевой. – Он, вообще-то, в следующем году поедет в Европу и встретит там свою первую жену, Юленьку, если не ошибаюсь, с которой нарожает четырех дочерей. Или ты хочешь изменить ход истории?

– Что с тобой, Летта? Ты какая-то агрессивная, – Аня слезла с кровати, подошла ко мне и потрогала лоб. – Ты меня пугаешь. – Она присела на край матраса. – Не собираюсь я мешать личному счастью Ивана. Просто это так нереально… Вдруг он напишет мой портрет на фоне бушующего моря! – Она поджала под себя ноги и устремила взгляд вдаль.

– Точно, а назовет "Анна и девятый вал". Ладно, модель, – я усмехнулась, глядя на эту мечтательную Афродиту. – Давай заглянем в шкаф. Может, нам повезет, и там найдется пара платьев. Кажется, он жил в этом доме со своей сестрой.

Открыв шкаф, мы без зазрения совести воспользовались гардеробом хозяйки. Платья, правда, были бесформенными, но зато вполне соответствовали моде того времени. Бежевые платья из плотной ткани с длинными рукавами до пят сидели на нас как влитые.

– Пойдем, составим компанию нашему новому другу, – Андреева взглянула на себя в зеркало, поправила волосы и направилась к выходу. В столовой стоял огромный стол, за которым могли бы разместиться человек пятнадцать, удобные стулья, простор и уют царили и здесь.

– Барышни, заждался, – Иван Константинович встал из-за стола и помог нам усесться. – Сегодня нас немного. Сестра уехала, в доме только я. Через пару часов должен заехать мой друг, Михаил Иванович.

– Благодарю, – поблагодарила художника подруга за помощь, усаживаясь на стул. И тут до нее дошло, кого он ждет. – Михаил Иванович… Глинка?!

– Конечно! С удовольствием вас познакомлю, – хозяин дома сел на свое место, положил на колени салфетку и объявил: – Дамы, позвольте представить вам сегодняшнее меню: суп "Черное море", пирожки "Гавань", соус "Азовское море", зелень "Капри", пунш "Везувий", мороженое "Северное море" и, конечно же, шампанское "От штиля к урагану"! – Иван разлил шампанское по бокалам и с удовольствием выпил.

Мы знали об этой особенности художника – давать блюдам названия своих картин, но в реальности это выглядело забавно. Вдруг раздался звон колокольчика, и хозяин особняка удалился. Через минуту он вернулся в столовую в сопровождении своего лучшего друга, Глинки. Нюта ахнула и уставилась на очередную знаменитость. Михаил Иванович поправил свои густые темные волосы и окинул нас лучистым взглядом своих голубых глаз.

– Красавчик, хоть и старше Вани, – прошептала мне Нюта. Мне пришлось ущипнуть ее за ногу, чтобы она умерила свой пыл. – Больно же! – зашипела подруга, потирая бедро.

– Здравствуйте, леди, – Глинка поклонился и уселся за стол. – Как вам нравится особняк моего друга, самого лучшего мариниста в России и Европе?

– Добрый день, – переглянувшись со мной, Аня продолжила: – Мы уже восхитились творениями великого художника. Хочу сделать комплимент и вам, маэстро. Просто обожаю ваши романсы!

– Ничего себе, друг, тебе повезло отхватить такие сокровища! – Глинка задумался. – Может, споете нам хотя бы один из них?

Подруга не заставила себя ждать, встала и затянула: "Я помню чудное мгновенье…" Глаза у Михаила Ивановича округлились от удивления. Ему было невероятно приятно слышать свой романс в доме друга, пусть даже в таком фальшивом исполнении. Когда Нюта закончила и поклонилась, мужчины одарили ее шумными аплодисментами.

– Польщен, спасибо, Аннушка. Не удивляйтесь, ваше имя мне уже шепнул на ухо друг, – он подмигнул Айвазовскому.

Больше никто не приходил. Мы обедали, наслаждались ароматными блюдами, пили шампанское и мило беседовали. Мужчины восторгались Нютой, а меня, честно говоря, все это дико раздражало. Я совсем себя не узнавала. Когда мужчины предложили прогуляться по берегу моря, мы с удовольствием согласились. Мы шли парами, хотя, думаю, каждый из мужчин мечтал идти рядом с высокообразованной Аннушкой. Но Глинке не повезло, он составил пару мне, а у меня не было ни малейшего желания разговаривать. Аня оживленно жестикулировала, показывая на море, а Айвазовский слушал ее, развесив уши.

Вдруг сзади послышалось покашливание. Мы обернулись и увидели стоящих позади старых знакомых – Федора и Бориса, точнее, Бельфегора и Фурфура. На моем лице заиграла улыбка.

– Добрый день, господа, – начал разговор Бельфегор. – Мы из ОПХ. Рады приветствовать вас, Иван Константинович. Вам срочно необходимо выехать в Санкт-Петербург для переговоров с Николаем I.

– Благодарю, господа, – Айвазовский обратился к подруге: – Аннушка, вы еще погуляете или составите мне компанию? Я хочу написать письмо в пункт приема корреспонденции, чтобы выяснить причину столь срочного вызова в Петербург.

– Пожалуй, мы еще погуляем с Ангелеттой, – она посмотрела на Глинку и предложила Ивану: – Думаю, ваш друг прекрасно составит вам компанию, пока мы с подругой пообщаемся.

– Хорошо, барышни, – мужчины поклонились. – Жду вас у себя дома. – И они быстро удалились, оживленно переговариваясь между собой. Демоны стояли в парадных мундирах и ослепляли своими улыбками. Фурфур смотрел на довольную Нюту с легким пренебрежением, а Бельфегор наблюдал за мной из-под опущенных ресниц.

– Вы зря времени не теряли, дамы, – укоризненно заметил он Ане. – Достанешься ты кому-нибудь такая общительная, придушит ревнивый муженек. На его слова подруга лишь фыркнула и отошла ближе к морю, а Фурфур последовал за ней.

– Забирай свое богатство, Бельфегор, прошу, – взмолилась я демону. – Меня распирает изнутри, дышать тяжело, все клокочет от злобы. Неужели ты чувствуешь то же самое?

– Нет, я рожден с этим, – усмехнулся Темный. – Поверь, мне было бы так же плохо, как и тебе, если бы я получил от тебя в дар твою светлую силу. После его слов я вспомнила несчастного демона, из-за которого лишилась крыльев.

– Что нужно сделать, чтобы вернуть твою черную силу? – невольная злоба сузила глаза, и эта тень не укрылась от демона.

– Ничего особенного, – промурлыкал он, приближаясь вплотную. Его лицо дразняще наступало, сантиметр за сантиметром, пока губы не накрыли мои.

Поцелуй был требовательным и жадным, вытягивал из меня тьму до самой последней капли. Земля уходила из-под ног. Так меня еще никто не целовал. Это было впервые, и это было дьявольски прекрасно. Когда его язык, словно змея, проник внутрь, затевая там свой демонический танец, непроизвольный стон сорвался с губ. В ответ его руки сжали меня еще сильнее, вдавливая в его тело, и поцелуй стал глубже, неистовее.