bannerbanner
«Ему и больно и смешно»
«Ему и больно и смешно»

Полная версия

«Ему и больно и смешно»

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

– Заходи, заходи, – сказал человек, поднимаясь, – это они, понимаешь, загоняют меня сюда. Не дают курить в квартире.

Слава богу, не то, что я сперва подумал.

После обеда, ужина и чая, которые следовали один за другим, гостеприимные хозяева отпустили меня на московский поезд.

Мы идём с Духовым по ночному городу. Тепло. Август. На небе опять звёзды…

Ещё одно место на Земле, которое стало ближе.


P.S. Вот так. Поймали сомика – и съели. В октябре пойдём на налима.


Весна – штат Вермонт


– Здравствуй, Том, – сказала снизу дочь, когда Джейн отворила дверь. – Ты не опоздал, заходи. Хочешь чашку чая?

– Нет, милый, я позавтракал. – Том с удовольствием посмотрел на светлые, с пепельным оттенком кудри Сью. Он не спешил входить и не спешил прикоснуться к дочери. Чем неторопливее движения, тем сильнее желание, и тем больше чувств выскользнет из его пальцев и растечётся по её маленькому телу. Может, сейчас вообще не дотрагиваться до неё. Впереди длинный день, и ещё будет уйма возможностей лёгким ветром пролететь над её волосами, и потом увидеть, как наполняются светом её глаза, – смесь удивления и радости, – как руки вздрогнут в ответном движении.

– Знаете, – бодро сказал Том, – я не стану входить, а возьму вещи и уложу их в багажник. Давайте рюкзак и еду.

***

Город только просыпался. Мягкий весенний ветерок поднимался с озера, пошевеливая деревья, усыпанные розовыми цветами. Проехал мальчик-газетчик. Не останавливая велосипеда, он бросал на газон газеты, упакованные в плёнку. Том сел за руль и распахнул двери. За пять лет он привык к небольшому городу. Нью-Йорк отпустил его. "Всё равно, что с завода попасть на ферму", – думал тогда Том, – "другой ритм, другой объём, другие звуки и запахи". Здесь, в провинциальном Берлингтоне, не заснёшь ночью в метро, не потеряешь контроль, как в людском водовороте Пятой Авеню. Здесь нет транспорта под названием Ноев ковчег, который без конца курсирует по станциям Новых Ощущений. Что делать: Нью-Йорк – один. Зато мир у подножья Зелёных гор прозрачнее. Жители медлительнее и внимательнее друг к другу: многие переплелись корнями и ветками за долгую жизнь нескольких поколений…


– Куда поедем? – спросил Том, когда Джейн и Сью уселись на заднем сиденье "Плимута".

– Может быть, на Шамплейн, к нашему месту? – осторожно предложила Джейн.

– О"кей, – отозвался Том и повёл машину из города.

– Папа, только езжай не быстро, а то мне страшно, – попросила Сью.

– Не волнуйся, – Том вспомнил, что у дочери настал этап выдумок и подражания. Он никогда не устраивал гонок с пассажирами, не любил их пугать. Скорее всего, Сью ездила с кем-то, кто просил Джейн ехать тише.


Внизу замелькали мачты яхт. Они чуть покачивались в голубой воде озера. Том включил радио. Слушая свою музыку, Том становился добрей. Он как бы говорил с людьми своего круга, мысли которых понятны, благодаря языку, который он усвоил.

– Мне нравится эта песенка, – сказала Сью вслед за бархатистым мужским голосом, который выпевал "Any time she goes away".

– Мне тоже, – подтвердил Том. Он верил, что сумел передать дочери ген "музыкальности". "Надо только подождать, когда она созреет для симфонической музыки", – думал Том, – "если во время концерта у неё по спине поползут мурашки, значит, ген – на месте".

  "Any time she goes away" – снова пропел голос. Том посмотрел на жену с дочкой в зеркало. Всё, как всегда. Как будто не было полутора лет кошмара, из которого, казалось, не выбраться.


Дорога начала петлять вдоль изрезанного берега, то поднимаясь на залитые солнцем холмы, то спускаясь в тенистые распадки. На развилке он свернул направо, чтобы южнее попасть на семнадцатую дорогу, которая вела к небольшой бухте, окружённой лесом. Посреди клёнов и елей Джейн как-то нашла уединённую поляну, выходившую к воде. Они не раз приезжали сюда, когда им хотелось побыть одним. В этом месте они могли слышать друг друга. Здесь Том чувствовал себя уверенно, будто становился капитаном команды. И команда из одного, а потом из двух человек с удовольствием подчинялась, принимая его руководство.


Собственно, с поляны, похожей на эту, началась их жизнь. В компании, поехавшей на озеро, Том был холостяком из Нью-Йорка, а Джейн – преподавателем Берлингтонского университета. В Вермонт пришла осень. Лес на склонах гор был похож на палитру, на которой перемешали все возможные краски. В воздухе летала паутина, зажигаясь в косых лучах уставшего солнца. Дни пролетали незаметно, теряясь между дымом костра и плеском вёсел. Том благодарил бога, пославшего ему людей, которые были довольны друг другом. Он был внимателен к Джейн, вежливо слушал её короткие истории из университетской жизни. Они несколько раз уходили от остальных, чтобы поискать бруснику и грибы. Том покуривал трубку, жевал горьковатые ягоды и спокойно грустил. Он сам не знал, отчего. Может потому, что близилась пора возвращения в шумный Манхэттен, где огонь – в каминах, грибы – в банках, а брусники нет вообще. В день перед отъездом они с Джейн ушли на лодке за мыс. Вечерело, и над озером поплыла розовая вуаль. "Знаешь", – вдруг сказал Том, – "я купаюсь везде, где бываю. В любой сезон". Джейн повернулась к нему и неожиданно засмеялась. "Не смеши, замёрзнешь. Никто уже не купается". Том заглянул в её глаза, и увидел в них расположение. Ободрённый, он быстро разделся и, не стесняясь своей наготы, пошёл в воду. Джейн сидела под большим клёном. Она обняла себя руками и молча следила, как Том уменьшается в росте. Зайдя, по пояс, он выбросил вперёд руки и нырнул. Его не было полминуты. Джейн уже волновалась, когда он с шумом выпрыгнул из воды метрах в тридцати от берега. "Здорово", – закричал Том, – "приходи". Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Вот это удовольствие, – сказал он, выходя, бодрый, посвежевший, с напрягшейся мускулатурой. – Волшебно, такой шанс нельзя было упустить.


После купания ему захотелось, чтобы она непременно пошла с ним в воду. Захотелось посмотреть, как она поведёт себя, не струсит ли. И ещё захотелось там, в озере, прижаться к её тёплому телу, подхватить под бёдра и раскрутить, чтобы полетели брызги. От желания Том начал скакать по берегу, изображая, как ему хорошо. Совсем не холодно. Джейн наблюдала за его танцами, зябко кутаясь в рукава пуховки. Постепенно Том израсходовал все аргументы и начал действительно замерзать. "По-моему, я – идиот", – в какой-то момент подумал он, отчаявшись сдвинуть Джейн с места.

– Ладно – в конце концов, смирился он, – прости меня за настойчивость. Я пойду окунусь, и мы вернёмся в лагерь. Он повернулся к ней спиной и снова пошёл к воде. Купаться не хотелось. Осталось только не потерять себя в её глазах.

– Постой, – Том не поверил ушам, – я иду с тобой.

Она решительно поднялась, поёжилась, сказала "ой" и сбросила куртку. Через пару минут Джейн коснулась ногой воды и вскрикнула: "я никогда сюда не войду". "Это только сначала", – уговаривал Том, – "когда окунёшься, почувствуешь тепло. Смотри, я полностью в воде, и мне хорошо". "Только не брызгай", – ответила она, прижимая руки к маленьким грудям". "Отличная фигура", – отметил про себя Том, – "под одеждой, как всегда, ничего не разберёшь". Он с удовольствием смотрел на её треугольник, исчезающий под водой… Всплеск, и Джейн поплыла.

– Ну, как? – спросил Том.

– Отлично.

– Давай сделаем небольшой круг.

– Да.

Они плавали недолго, пять-семь минут. Когда ноги встали на песок, Том благодарно взял её за руку. Из-за мыса показалась лодка.

– Я тебя спрячу, – прошептал он и обнял Джейн за талию. Она не сопротивлялась, положила руки ему на плечи. Они стали выбираться к берегу, постепенно пригибаясь. Лодка прошла мимо. Незнакомцы помахали им руками.

– Пошли, мне холодно, – попросила Джейн.

        На берегу она взяла рубашку, чтобы вытереться.

– Я тебе помогу, – сказал Том, забрав рубашку.

Он положил ладонь ей на спину, немного привлёк, и начал вытирать. Её губы были совсем рядом. Том хотел прильнуть к ним, но ещё больше хотел двигаться вниз. Вытерев живот, он опустился на колени и, чуть прислонившись виском к её треугольнику, прошелся рубашкой по ногам. Когда он поднялся, он уже знал, что произойдёт. Руки Джейн были сомкнуты на его затылке, голова слегка откинута. Том поцеловал её в приоткрытые губы, взял за талию и медленно опустил на ковёр из остро пахнущего мха…

Первое соитие было коротким. Том смутился. На обратной дороге они молчали. В лагере готовились к ужину, и на них не обратили внимания.


Солнце замелькало сквозь деревья, обступившие узкую дорогу. Показалась стоянка. Том припарковал "Плимут", достал вещи.

– Папа, мы сделаем сосиски на гриле, как раньше? – спросила Сью.

– Нет, малыш, сегодня мы ненадолго. У нас есть сэндвичи и сок. Сосиски будут в другой раз. Давай сложим костёр из шишек и будем нюхать дым. Хочешь?

– Да, Том, а потом мы вернёмся, и ты поиграешь со мной.


Потом наступило сумасшествие. Они находили друг друга повсюду: в Берлингтоне, в Нью-Йорке, в своих квартирах, в мотелях, в машине, в лесу. "Знаешь", – призналась как-то Джейн, – "я не любила столько за всю жизнь". "Я тоже", – вторил ей Том, хотя не был до конца уверен. Джейн придумывала всевозможные уловки, чтобы вырваться в Нью-Йорк, а Том, к удивлению сослуживцев, всё чаще предлагал клиентам дома в Вермонте.

Она была счастлива, что встретила, наконец, мужчину, который появляется по первому её зову. Он был счастлив, что доставляет ей столько удовольствия.

Наступила зима. Они уговорились провести зимние каникулы в Стоуве. На заснеженных склонах трассы Том чувствовал себя не так уверенно, как в воде, но Джейн помогла ему, и к концу отпуска он лихо носился с самой верхней точки. Они целовались перед подъёмником, на подъёмнике и после спуска. Иногда Джейн останавливалась посредине и ждала Тома. Он подъезжал разгорячённый, сбрасывал куртку, свитер, майку и обнимал Джейн. Все дни она выглядела, как женщина, в руках которой вдруг оказалось то, о чём она давно мечтала. Она вся светилась от чувств, однако перед отъездом легкая тень тревоги пробежала по её лицу. "Что с тобой, дорогая?", – спросил Том. "Нет-нет, всё хорошо", – рассеянно ответила она, – "жаль, что отпуск так быстро кончился". Джейн провела рукой по его волосам, и вдруг на её глазах показались слёзы. Она закрыла лицо и неуклюже осела на пол. Том был обескуражен. Он растерялся и застыл со стаканом тоника в руке. "Господи, что с тобой?" – закричал он. Это было похоже на истерику. Плечи Джейн вздрагивали от спазмов, из груди вырывался стон. Странное чувство охватило Тома – смесь жалости и испуга. Ничего подобного раньше не случалось, и трудно было себе представить Джейн, всегда уравновешенную, сдержанную в припадке отчаяния. И отчего? Не они ли говорили друг другу, что эти дни были лучшими в их жизни? Не они ли заглядывали друг другу в рот, пытаясь угадать самые отдалённые желания? "Что с тобой, Джейн?" – прошептал Том. "Я… я…", – услышал он сквозь всхлипы, – "я не хочу тебя терять. Я всё время теряю. Я устала. Я не хочу!"

Они старались не говорить о прошлом, чтобы никак не нарушить настоящего, но оно – прошлое – никуда не пропало, и сейчас, в заваленном снегом Стоуве, неприятно кольнуло Тома. "Чёрт побери", – подумал он, – "я её совсем не знаю".

– Милая, я не собираюсь никуда деваться, – сказал он вслух, – Я хочу жить с тобой. Хочу, чтобы у нас была семья, дети.

– Правда?

– Ну, да! Нам нельзя жить врозь после того, что было. Я попрошу начальника, чтобы он рекомендовал меня в Берлингтонское отделение фирмы, и я уверен, что смогу устроится. Мы будем жить у тебя или снимем квартиру в другом месте, где ты захочешь. Ну, успокойся, что это на тебя нашло?..


На поляне ничего не изменилось. Знакомые деревья, знакомый мох. Джейн расстелила подстилку и выложила на неё продукты. Внизу, под невысоким обрывом шевелилось озеро. С цветов летела пыльца, оседая на молодых листьях. Сколько раз они ездили сюда? Пять? Шесть? Первый раз был волшебным. Они проснулись посреди ночи, и Джейн прошептала: "Мне кажется, я забеременела". "Ура! Выпьем шампанского. Хотя постой. А вдруг ты ошиблась?". "Я не знаю, мне кажется. Надо пописать на полоску". "Отлично. Поедем за полосками", – согласился Том. Они кружили по городу, радуясь неожиданному приключению и необычной причине, вытащившей их на улицу. "Мы, наверное, одни такие во всём городе", – ласково сказала Джейн, гладя Тома по колену. "Если не в стране", – засмеялся он, заруливая на стоянку ночного супермаркета…

Полоска порозовела в нужном месте. Они взяли гриль, уголь, колбаски и поехали искать место, где отметить свой праздник.

        "Ты же не будешь против?", – спросил Том, когда колбаски были съедены. "Ему будет приятно, если ты придёшь", – ответила Джейн.


За три месяца до родов Том уехал в долгую, на две недели, командировку. Джейн осталась в их квартире одна. Она могла вернуться в свою или отправиться к маме, но ей захотелось побыть "дома". В университете были каникулы, поэтому Джейн, не спеша, гуляла в парке и читала Маркеса. Наконец-то к будущему открылась ясная и ровная дорога, по которой она пойдёт не одна, а с Томом, и потом, когда они устанут, их путь продолжит ребёнок. У Джейн не было никаких сомнений, что она будет превосходной матерью. С её опытом преподавания и ровным характером воспитание ребёнка должно быть приятной нагрузкой. Том, кажется, тоже обещает быть хорошим отцом. По крайней мере, он без ума от неё, и нет оснований полагать, что он будет прохладнее относится к ребёнку. Конечно, у Тома более выраженный темперамент: иногда он даже слишком переживает за неё, и тогда нет отбоя от его звонков. А чего стоят его "подвиги", чтобы хоть на день вернуться пораньше из своих разъездов. Судя по его рассказам, в такие моменты ему удаётся вращать мир вокруг себя. Впрочем, и это – плюс. Ребёнок, – а это будет девочка, нет сомнений, – унаследует рассудительность матери и подвижность отца. Кстати, и на этот раз он что-то придумал и возвращается из Лондона на два дня раньше.

"Какой бы ему приготовить сюрприз", – подумала Джейн. Он всегда так ждёт встречи, что было бы справедливо приготовить ему что-то особенное. Джейн стала перебирать пристрастия мужа: джазовые записи, фототехнику, трубки. Все эти вещи она принимала, как часть Тома, но не пыталась в них разобраться. Конечно, можно было бы приготовить обед. Обед всегда радует мужчину, но сегодня её подташнивало, и о еде не хотелось даже думать.


Том летел первым классом и позволил себе две порции виски до обеда и ещё столько же – после. Он чувствовал себя так, будто сорвал с неба звезду и спрятал её в карман. Да что говорить – благодаря его хитростям агенты бегали вдвое быстрее, чем обычно, и клиенты, приятно удивлённые активностью фирмы, охотнее соглашались на сделки. И теперь, с пачкой контрактов в портфеле Том летел домой, чтобы положить ладони на щёки Джейн и утонуть в её родных глазах. "Не понимаю", – сладко размышлял Том, – "за что мне такое счастье. Я обычный человек, не сделал ничего выдающегося, всю жизнь занимался собой и – нате! Конечно, Джейн говорит, что я классный любовник, но, во-первых, откуда ей знать про класс, а во-вторых… Ну, ладно, допустим. Что ещё? Да, ничего. Нет, решительно ничего нет такого, чтобы давало ему преимущества перед остальными".

… В аэропорту Том получил чемодан и покатил его к стоянке такси. Увидев Джейн, он замер. Она стояла, облокотившись на перила, в свободном сером платье и мокасинах.

       Округлый живот делал её неотразимой. В горле у Тома сдавило; от радости захотелось плакать. "Ты – чудо!", – только и мог он сказать. "Я хочу второго, а лучше – ещё двух", – прошептала она в ответ.


Она держалась, как и раньше: такая же волевая и спокойная.

– Мы пошли купаться, – сказала она, держа Сью за руку, – ты – с нами?

– Разумеется.


После родов её тело стало больше, на ногах появились синие жилки. В первые блаженные дни, когда Сью спала почти 24 часа в сутки, Том любил устроиться рядом с Джейн и водить пальцем по этим жилкам – меткам материнского труда. Приходя с работы домой, он не мог оторваться от жены. Благодарность выливалась в поцелуи, которыми он осыпал Джейн с головы до ног.

Сью была восхитительна. Природа дала ребёнку изящные черты. Они брали её в постель, чтобы накормить и убаюкать. Для Тома и Джейн наступила вереница золотых дней. Она ждала его по вечерам, стоя у окна; он бежал к ней, сломя голову, с продуктами и цветами. Им не нужно было телевизора, новостей, трескотни комментаторов. Мир оказался наполнен нежностью и не требовал утомления души суррогатами. Когда Сью засыпала, Том читал Джейн новеллы Шоу…

Между тем, отпуск Джейн подходил к концу. Однажды вечером Том пришёл домой пораньше и застал дома гостя. Точнее, Джейн не встретила Тома, как обычно, в прихожей, а вышла из своей комнаты, когда он уже разделся. Она выглядела приятно взволнованной, по лицу разлилась розовая краска. "Ко мне пришёл студент, мы работаем над дипломным проектом. Сью спит. Присмотришь за ней?". "Конечно, присмотрю, не беспокойся", – ответил Том, которому не хотелось никакого студента и который был несколько смущён приподнятым настроением Джейн. Он прошёл к дочери, погладил её по головке и присел на диван. Делать было нечего. Посидев, он отправился в кухню, достал из холодильника бутылку пива и выпил её из горлышка. Потом перебрался в гостиную и включил телевизор, пытаясь отвлечься от непонятной тревоги. Он смотрел в экран и ничего не понимал. "Чёрт побери", – пришло ему в голову, – "почему меня смутил приход какого-то парня?". Подумать, – и станет очевидным, что нет ничего необычного в том, что Джейн надо включаться в работу. Ещё немного, и ей придётся работать полный день. За Сью будет ухаживать няня, пока родителей не будет дома. Конечно, девочке было бы лучше быть с матерью подольше. Разве может няня дать столько тепла, сколько Джейн? С другой стороны, няню, молодую, но уже опытную работницу, выбрали из нескольких кандидаток, и к её рекомендациям нет никаких претензий. Отчего же на душе неспокойно? Как будто по ровной поверхности счастья пробежала еле заметная трещина.

Хлопнула дверь – Джейн проводила молодого человека.

– Послушай, – начал Том, когда Джейн вошла в гостиную, – у меня грандиозный план. Только не перебивай. Смотри, как будет здорово, если ты будешь работать не шесть, а, допустим, три дня в неделю. Сью будет видеть тебя чаще. Мы сэкономим на няне, а деньги пустим на что-нибудь ещё. Ты не будешь уставать, и в твои свободные дни мы будем заглядывать к кому-нибудь на огонёк. А? Ты же любишь ходить в гости, правда?

– Ты забываешь, что в этом случае я заработаю вдвое меньше, – возразила Джейн, – и…

– Ерунда, – перебил её Том, – если хочешь знать, я могу крутиться в два раза быстрее, и у нас будет достаточно денег. Вообще, что-то мы с тобой засиделись. Не махнуть ли нам на Карибы?

– Подожди, я не договорила. Ты не знаешь, что для меня – моя работа. Я лучше выброшусь из окна, чем оставлю её. За эти месяцы я просто деградировала. Я отупела от дома, от кухни. Мне нужно общение. Ты какой-то странный. Ты что, – не знаешь, как расцветают женщины, которые возвращаются на работу после родов?

Том не знал. Он ошеломлённо уставился на Джейн, как будто впервые видел её.

– Посмотри, сколько раз за это время мы ходили в гости. Хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать, – продолжала она. – Рейнолдсы заходили к нам месяц назад и с тех пор о них ни слуху, ни духу. Скоро люди станут думать, что мы из секты и вообще перестанут с нами общаться. Об этом ты подумал?

– Джейн, но мы же любим…

– Ты невыносим. Мне иногда кажется, что я была дурой, когда пошла за тобой!..


– Папа, а откуда я взялась? – Сью сидит верхом на упавшем дереве.

– Из маминого живота.

– Как я туда попала?

– Это я тебя нашёл в цветке. Ты была с небольшую муху. Я тебя спрятал в кулаке и отнёс маме, а мама посадила в живот, чтобы ты подросла. Вот ты росла-росла, а потом выпрыгнула наружу. "Здрасс-те, это я, Сью".

– Ха! Ты всё обманываешь. Всё не так было. Я была звёздочкой и ночью свалилась на крышу дома, когда вы с мамой спали. Вот грохоту было! Вы проснулись, вышли на крыльцо и увидели корзинку, а в корзинке я и открытка "Это ваша дочь Сью".


Дни изменили цвет. Том уходил, когда Джейн спала, и возвращался задолго до её прихода. Он ел, отпускал няню и выходил с коляской на улицу. Потом монотонно наматывал километры соседних улиц, пока Сью спала. Его по-прежнему тянуло к Джейн, но Джейн была на занятиях. Она появлялась поздно, устало-удовлетворённая, с отблесками деловой активности прошедшего дня. В один из вечеров она особенно тепло улыбнулась Тому и сообщила: "Представляешь, на факультете начинается новый проект, и меня назначили координатором. Мы будем приглашать студентов из Европы. Так что я уезжаю на пару недель. Ты же справишься, правда?". "Не знаю", – вяло отозвался Том, – "меня самого могут куда-нибудь послать". "Ничего страшного", – сохраняя ровный тон, ответила она, – "ты же не уедешь надолго, и за пару дней ничего не случится, няня отлично справится".

Том подошёл к бару налил полстакана виски и выпил залпом. Алкоголь подействовал: стало теплее, однако раздражение не проходило. "Так дальше нельзя", – подумал он, – надо что-то делать".

– Джейн, так дальше нельзя, надо что-то делать, – с порога заявил Том, входя в спальню.

– Извини, я устала, давай отложим до утра.

– Мы не сможем поговорить утром – я ухожу, когда ты спишь.

– Ну, ладно, только, пожалуйста, будь краток. Чего ты от меня хочешь?

– Да ничего! – неожиданно для себя сорвался Том. – Разве у нас что-то осталось? Вспомни, как мы гуляли вместе, читали друг другу книги, спали, наконец. Где это всё? Ты приходишь ко мне раз в неделю не то из милости, не то, чтобы не забыть, как это делается.

– Знаешь, в чём твоя проблема? – с неожиданным напором возразила Джейн, – Тебе нечем заняться. Я кручусь с утра до вечера, разрываюсь между университетом и домом, успеваю ещё думать о том, чтобы – не дай бог – не прогневать тебя. А ты, кажется, забыл, как улыбнуться мне, ходишь с кислым лицом и брюзжишь. Всё не так: я – плохая мать, я – плохая хозяйка, я не думаю о том, я не думаю о сём. Да, мне интересно работать, мне интересно с людьми. Разве это плохо? Разве плохо, что человек занят интересным ему делом? Если бы не студенты, не коллеги, не нормальные человеческие отношения, я бы уже давно свихнулась от твоего вечного недовольства. Твоя воля, – ты давно посадил бы меня на цепь. Тебе нужно одно – мучить, мучить меня. Скажи, кто тебе мешает пойти к друзьям? Кто мешает послушать музыку? Нет, тебе это не нужно. Ты, как маньяк, хочешь, чтобы я плакала и ползала перед тобой на коленях. Знаешь, Том, ты болен. Жаль, не увидела этого сразу. Ты помешан на моделях, которые умерли вместе с историей. Я бы очень рекомендовала тебе обратиться к врачу. Если не веришь мне, послушай специалиста. Хочешь, я порекомендую тебе хорошего психотерапевта. Поговорите, обсудите; увидишь – жизнь изменится, – она в изнеможении опустилась в кресло.

Том боялся пошевелиться. Как-то странно похолодело в животе. Так бывало раньше, когда приходило понимание, что беда неизбежна.

– Значит, ты думаешь, что я – псих, – как бы размышляя, произнёс он.

– Том, пойми, я хочу помочь тебе. Ты потерян. Не отказывайся от помощи.

– Джейн, я не буду сегодня спать с тобой. Мне нужно побыть одному.

– Как хочешь, – она разделась и легла в постель.


Том отправился к психотерапевту через год, когда уже жил один. Они разъехались осенью. Джейн ушла жить к маме. "Надеюсь, ты помнишь, что у тебя есть дочь, и что на её нужды требуются деньги", – напомнила она по телефону. "О"кей", – согласился он, – "я буду привозить деньги в начале месяца…".

– Просто расскажите, что случилось, – попросил доктор и располагающе улыбнулся.

– Видите ли, – начал Том, – жена считает, что у меня не все дома.

– Почему?

– Наверное, я был слишком требователен к ней. Ну, я хотел, чтобы она поменьше работала и подольше оставалась дома, чтобы мы могли быть вместе, ходить в кино, вы понимаете. Но она говорит, что я живу представлениями прошлого века, что я не в силах самостоятельно справится с искушением управлять её жизнью. Она права, я очень привязан к ней. Кусок не лезет в горло, когда её нет рядом. По вечерам она быстро засыпала, а я уходил в город и бродил по улицам, пока не выматывался окончательно… Что ещё? Ну, да. Однажды ей позвонили, и она по полчаса говорила в трубку "да". Такого количества "да" я не слышал от неё за всю жизнь. Я едва сдержался, чтобы не вырвать телефонный провод, чтобы прекратить это бесконечное "да". Порой мне кажется, что я никогда больше не засмеюсь…

Доктор задумчиво смотрел в окно на последние листья, которые чудом цеплялись за голые ветви. В комнате наступила тишина.

На страницу:
2 из 3