Собачье дело 152515

Иногда и не дружим. Эсти часто учиняет разборки: хочет быть главной. А я ж мужик, как я ей уступлю? Я и не против подчиниться ей, но природа мне моя не позволяет. Вот и выясняем постоянно. Однажды получилось чересчур рьяно. А началось всё с игрушки. Эсти всегда забирает у меня все игрушки. По её мнению, я не должен ни с кем и ни с чем играть, только с ней. Дома наши разборки хозяева очень быстро пресекают, а вот на площадке дают оторваться вволю. Очередная игрушка была у меня отобрана – я подружке намекнул, чтоб не борщила, а она кинулась драться. Причём Эсти ни с кем больше себя так не ведёт, только со мной. Ну тут уже дело принципа было. Я крупнее, силы больше, и вообще: я главный, понятно? В общем, схлестнулись мы не на шутку. Я её под себя подмял, кто сверху, тот и прав. Такое правило у нас, у собак. Боролись мы на задних лапах, в стойке. Боксировали передними лапами, в конце концов я оказался сзади и нежно, но крепко сжал в своих объятиях, повалил на землю, она брыкалась, а потом сдалась, перестала сопротивляться. Я отпустил. И что вы думаете? Она встала и гордо прошла к той игрушке, из-за которой был бой. Я обалдел, но виду не подал. Зачем на мелочи обращать внимание, согласитесь? С той поры Эстрелла стала задираться меньше. Потом я заболел и еле передвигался, был похож на скелет, Эсти, видимо, решила переиграть тот наш бой. Болел я жёстко более полугода, хозяева меня оберегали от задиры, я не претендовал на главенство. Чувствовал себя неважно, основной задачей было выжить. С того момента она изменилась, хоть я и поправился. Недавно была стычка на кухне, я снова оказался сверху, но она скалилась, и мне было не по себе, поэтому я предусмотрительно отвернулся. Алиса шутила про меня, называя мой статус так: «Молчать! Я тут главный! Как страшно быть главным». Эх, Эсти, Эсти. Что же мне про тебя сказать судье?

– Им нельзя. Они родственники, – не выдержал Иван. – Могут родиться уроды.

Судья замер. Видно было: хотел снова возмутиться тем, что говорит не тот, кому положено сейчас, потом удивился как будто, что родственники, затем задумался над уродами. А ещё было заметно, что он уже устал, а ведь всё только-только началось и вообще набирает лишь обороты.

– О чём вы мечтаете? – повернулся он ко мне.

– Сейчас или вообще? – задал я резонный вопрос.

– Азар, – с рисованной сдержанностью сказал судья, – с вами становится всё интереснее и интереснее беседовать. Кажется, я могу догадываться, о чём мечтаете сейчас, тем более вы сказали об этом в самом начале. А вот вообще – это более ценно для меня.

А я и не знаю, если честно. Слышал, как Алиса говорила Ивану, что я был бы самым счастливым, если бы жил за городом, в доме, где есть свой участок, и где не надо каждый раз преодолевать полосу препятствий с моими страхами. Но сказать о загородном доме я не могу, иначе меня точно заберут от хозяев.

– О чём я могу мечтать? У меня всё есть! Но если уж совсем волшебное, то выздороветь хотел бы, чтоб не болел желудок. Но я пью по три препарата трижды в день, наверное, скоро и поправлюсь, хоть и пить мне их теперь пожизненно. На диете сижу, а хотелось бы всяких косточек, ушей пожамкать, но нельзя. Из-за желудка. Без диеты и лекарств я чуть не помер, причём дважды. Спасибо моим хозяевам, что не кинули меня, а лечили. На капельницы возили, уколы ставили, убирали за мной по пять раз на дню и даже гуляли в критический период по семь раз в сутки.

Вроде нормально ответил. Я посмотрел на Алису. Она сидела грустная. Что её так расстроило? Наверное, тоже вспомнила тот сложный период. Она очень переживала за меня, обнимала и плакала. Плакала и обнимала, просила меня держаться и скорее выздоравливать. Я держался из последних сил. Помню, как она волновалась, когда Иван повёз меня на гастроскопию. Предварительно мне делали ЭКГ сердца, так как гастроскопия делается под наркозом. Алиса очень боялась за этот наркоз. Я долго приходил в себя. Не думал, конечно, что меня кинули, я вообще тогда был сам не свой. Когда меня привели в зал, где ожидали хозяева, я как шальной кинулся прочь мимо них. Потом очухался, учуял Алису и Ивана по запаху. Был взбудораженный, но радовался их присутствию. Кстати, даже на гастроскопии не нашли причину моих проблем. Тут доктор, правда, основательно подошёл к лечению, не так, как в другой клинике. До этого в течение семи месяцев меня таскали по врачам, переводили из одного кабинета в другой, назначали одни и те же процедуры и обследования, но не говорили, что со мной. Как будто бы тянули и время, и деньги, и жилы из моих хозяев. К сожалению, такая история часто случается в ветеринарных клиниках. Хозяева ради своих питомцев соглашаются на дорогостоящее лечение, но чаще всего животное всё равно погибает. Может быть, теперь, когда появилась возможность выслушать нас, что-то изменится в ветеринарной индустрии. Очень сложно найти хорошую клинику и добросовестных ветеринаров. Хотя, я вот уже миллион раз подумал, что сказать судье, а что нет, потому что тебе самому же может боком выйти какая-то очевидная фраза.

– Как у вас складываются отношения с другой собакой, с Фраем? Два кобеля… Территорию не делите?

Я посмотрел на Фрая. Притёрлись уже друг к другу. Мы с Эсти решили, что раз он старший, значит, надо его уважать. Хоть и мельче по размеру значительно, но строит нас хорошо, особенно старался, когда мы были мелкими. Если лапы на стол ставили или грызли запрещённое, то сразу лаял, звал Алису, мол, гляди, хулиганят ироды! Фрай вообще прикольный, он всегда за любой кипиш, шумный только. Нет, чтобы тихонько веселиться, сдаёт сразу, сам того не понимая. Вот что мне в нём не нравится, так это когда он лает на домофон. Заливается что есть мочи, я раньше молчал, просто подходил и ждал, кто ж там пришёл к нам. Потом как будто поддался на провокации и стал тоже лаять, но Алиса меня быстро от этого отучила. Я ж понятливый, хоть и реакцию выдаю долго. А теперь меня сильно раздражает, когда Фрай слепо облаивает звонок домофона. Бывает, что ошиблись квартирой, либо сам домофон глючит, вот чего на пустом месте шуметь тогда? Мы же в многоквартирном доме живём, надо уважать соседей, поэтому я стал объяснять Фраю, что он не прав. Подпрыгиваю к нему и рычу, но он своё продолжает. Бесстрашный Фрайчик. Фрай-огненное сердце, вот так надо его прозвать. Хотя, нет, подождите, огненный – это ж я. Так вроде переводится моя кличка. Азар – «огонь», а ещё есть версия: «сиять» или «поддержка». Это всё-всё про меня. Я такой и есть, очень чувствую свою хозяйку, если ей грустно, всегда утешу, буду рядом, подставлю свой хребет (ну это раньше, когда я дрищом был, а теперь я значительно так набрал вес) или мягкие бочка, чтоб гладила и успокаивалась. Сияю от счастья, когда мне внимание уделяют, весь дрожу от удовольствия. Впрочем, я очень, как говорят кинологи, сензитивный, от страха тоже дрожу, и от волнения, и от восторга. Какие же у нас отношения с Фраем? Думаю, деликатные, да.

– Наши отношения можно назвать дипломатическими. Мы договариваемся, кого и когда будет гладить хозяйка. Пока никто не в обиде. Насчёт территории никаких споров нет, у каждого своё место.

– Скажите, Азар, что вы любите больше всего есть?

Я одарил судью пристальным взглядом. Он забыл, что я на диете? Издевается что ли? Вот как скажу, что им закусить хочу, сразу окстится. Пользуется положением, что я не могу ему парировать.

– Я люблю ту еду, которую мне дают. Я же собака. Сам себе приготовить не могу. Я уже говорил, что сижу на диете. Более того, Алиса размачивает мне гастрокорм, потому что сухой у меня не усваивается. Я питаюсь три раза в день. Одно кормление из трёх состоит из влажного корма. Для меня покупают вкусные, но дорогие гастроконсервы.

– Неужели вам никогда не давали мясо? Бедная собака! – возмутился судья. Он обрадовался, что нашёл повод придраться к семье.

Я хмыкнул. И ужаснулся. Вспомнил, как мне было плохо с кусочка мяса. Вспомнил все-все попытки введения мяса, которые окончились неудачно. Разные схемы, разные вариации, ничегошеньки не задерживалось во мне. Глупый человек!

– А у вас есть собака? – снова встрял Иван. Как мне нравится, когда он терпеливо молчит, с некоторым равнодушием даже, а потом бац и бьёт своим вопросом прямо в лоб!

Судья поморгал часто, приоткрыл рот, чтобы ответить, но сдержался. Поправил воротник рубашки, душно, видимо, стало. А, может, он подумал, что и его ждёт такая же встреча рано или поздно, только будет он уже по другую сторону баррикад… Судья кивнул.

– Есть. Маленькая. Йорик Чаки.

Он с таким умилением сложил ладони, показывая размер своего любимца, в этот момент выглядел безобидным и даже беззащитным.

– А кормите чем? Посоветуете нам, может быть, схему питания на натуралке? – Иван приподнял бровь и добавил: – Чисто как собачник спрашиваю у вас, в надежде обмена опытом.

Судья снова похлопал ресницами.

– Так он у меня на этом, на сухом корме. Это, он аллергик, ему нельзя, – рука потянулась к воротнику. – Ой.

– И как он у вас без мяса живёт? – посетовал Иван. В этот момент хохотнул даже Игорёк, который уже откровенно притомился и стал засыпать.

– Ну что ж, – промямлил судья. – Наверное, пока всё, Азар. Если вам нечего добавить, то отпускаю вас к хозяйке.

Я галопом подскочил к Алисе и прижался к её ноге своим левым боком. Люблю так сидеть, подпирая её ногу. Мне тепло, надеюсь, ей тоже, хотя слышал, что вроде как в таком положении у неё затекает нога, но шевельнуться она не смеет, не хочет меня тревожить и мой комфорт. Иногда ложусь просто рядом или кладу морду на ступню. Мне нужен контакт. А ещё я очень люблю ложиться поперёк кухни, когда Алиса готовит обед. Смешно наблюдать за ней, как она скачет по кухне, прыгает через меня или аккуратно перешагивает, может даже поворчать, что лёг у неё на пути, но никогда не сгонит. А я лишь рад быть рядом. Таково моё предназначение.

Глава 3. Перерыв

Делаем перерыв, господа, – объявил судья. – Я подустал, и вы, наверное, тоже. Пятнадцать минут спасут нас. Думаю, детям хочется сменить позу и деятельность, а так они молодцы у вас, сидели, не мешали. Лучше взрослых себя вели, – сказал судья уже на ходу и скрылся за дверью.

Как только судья исчез, дети вскочили со стульев и бросились к собакам.

– Мама! – воскликнула Варя. – Так удивительно, что мы можем сейчас поговорить с нашими пёсиками! – Она тормошила их морды, а те и рады: виляют хвостом, будто мотор внутри. А Варя запричитала: – Бедные наши бабаки. Сколько вопросов задают, да какие сложные. Азар, ты такой крутой! Я бы не смогла так ответить, как ты.

– Ага, – засмеялся Лев. – Ты бы сразу драться стала.

Варя замахнулась на него рукой, но мальчик увернулся.

– Вот-вот, я ж говорил!

– Лёва, – сказала мама. – Прекрати задираться, мы тут все на взводе немножко. Всё это так волнительно, – она повернулась к мужу. – Не думала, что нам дастся эта встреча так тяжело.

Иван обнял жену. Чмокнул в макушку.

– Прорвёмся.

Немногословный, но нежный, он предпочёл зарядиться объятиями, а не нытьём.

– Ну, давай, Эсти, не подведи! – обратился он к собаке. Та смотрела на него прямо в самую глубь, как будто прожигала. – Во-во! – засмеялся Иван. – Именно так и смотри на судью, поверь мне, это работает, думаю, с тобой беседа будет короче, чем с Азаром. Он у нас добряк, широкой души парень.

– А я что же, – с вызовом спросила Эсти. – Я что же, не добрая?

Лев хрипел, сипел, гундел, еле сдерживая гогот.

– Ты у нас огонь! – сказал мальчик и выставил вперёд кулак с поднятым большим пальцем, что означало «класс».

– Это я огонь! – завопил Азар. – Сами так назвали!

– Ab igne ignem!* – деловито произнёс Лев, обнимая Эсти и Азара.

– Вы у нас все огненные, яркие, интересные и горячие штучки, – примирила их Алиса.

– Мама, я кушать хочу, – сказал Игорёк, почти плача.

Алиса подошла к стулу, достала булочку и протянула малышу.

– Кушай, зайка, вот ещё йогурт.

Она повернулась к собакам, те стояли в шеренгу, виляя хвостами. Попрошайки.

– Нет, нет, нет! – заголосила Алиса. – Даже не просите. Всё потом, здесь нельзя.

Предваряя вопрос, почему Игорьку можно, она резко ответила, что Игорьку можно и точка, это даже не обсуждается. Потом она повернулась к мужу и сказала:

– Интересно, что будут спрашивать у Игорька, и, главное, что он ответит?

Все снова засмеялись, потому что каждый член семьи знал, что Игорёк у них не промах, ответит так, что спрашивающий ещё задумается, задавать ли вопросы дальше.

– Я хочу на площадку! – захныкал малыш. Лев дал ему своего попрыгунчика. Игорёк сразу отвлёкся, стал бегать с игрушкой по всему залу.

– А вообще да, мне тоже интересно, как будут с нами разговаривать, мы же дети. Разве нас можно спрашивать? А вдруг мы придумаем то, чего нет? – спросила Варя.

Иван почесал затылок, приобнял дочь.

– Ну вы же будете говорить правду, а? – он нажал указательным пальцем ей на нос, как на кнопку, и девочка засмеялась.

– Конечно, папочка.

С другой стороны, подбежал Лев и приобнял папу.

– Я тоже боюсь. Этот дядя сердится постоянно, – Лев шмыгнул и потёр рукавом нос.

– Бери пример с Игорька, только щёки вон ходуном ходят, не боится ничего.

– Ага! Игорёк мелкий, не понимает ещё.

– Ну а ты что понимаешь, а? – к ним подошла мама.

– Забрать собак у нас хотят. А я не хочу. Слушай, Варя, надо мало отвечать, чтоб лишнего не наболтать, поняла? – обратился мальчик к сестре.

Варя в объятиях отца стояла неподвижно, смотрела в одну точку на полу и как будто не слышала брата. Алиса переглянулись с Иваном.

– Варя, – мама дотронулась до руки дочери.

– Эй, ты чего? – Иван наклонился к уху девочки. Немного покачал её в своих руках. Она посмотрела на них по очереди.

– Я вообще молчать всё время буду! Скажете, что я немая!

Разомкнула руки отца и села на стул.

– Ну зачем ты так? – ласково спросила мама, присев рядом. – Мы тут общее дело делаем. Ты же не хочешь, чтобы какую-то из собак у нас забрали?

– А вы вообще не спрашивали у нас, когда заводили их! Нормальный только Фрай, а остальных я боюсь.

– Слушай. Ну так тоже нельзя! Мы завели собак, они члены нашей семьи. С собаками надо вести себя правильно, тогда и они будут вести себя тоже хорошо. Мы уже говорили об этом. К тому же ты сама сказала, что мы всё время учим тебя, воспитываем, лезем. Вот тебе больше свободы, в пределах разумного. Роли родителей никто не отменял, как, впрочем, и роли детей, да, детка? Мы сместили фокус своего внимания – ты получила долгожданную свободу.

К Варе подошли Эсти и Азар. Сели напротив. Две тугие ровные спины. Над яркими ошейниками мощные шеи, переходящие в крупные головы. У Эсти силуэт венчается бархатными ушками, сложенными, как конвертики, у Азара – два острых треугольника, словно скалы.

– Почему ты нас боишься? – спросил Азар.

– Вы большие и прыгаете.

– Это от избытка чувств, – сказала Эстрелла. – Ничего не могу с собой поделать, как будто пружина внутри. Пока говорю – мозги работают иначе. Сейчас я понимаю, что прыгать не надо. Но пойми, если ты что-то делаешь не по-человечески, то и я реагирую по-другому, воспринимая тебя тоже за своего, как будто из нашего племени. Ну а ты видела, как мы играем с Азиком, например.

Варя ухмыльнулась.

– Ну и вот, мне обидно, что из-за каких-то собак я не могу надеть свои тапочки с ушками, например.

– Тут придётся выбирать, либо тебе обидно, и ты не носишь тапочки, – сказал Азар, – либо я воспринимаю твои ноги, как игрушки, и прыгаю на них, потому что я собака и люблю играть с игрушками.

– А я не люблю играть с игрушками, – все повернулись на звук – это сказал Фрай. У него был смешной стариковский скрипучий голос, совсем не похожий по тембру на лай. – Хотя Алиса пыталась меня разыграть с детским дырявым носком, внутри которого было мясо. Ох уж эти уроки кинологии!

Лев подошёл к Фраю и потрепал его за ухо.

– Какой смешной у тебя голос, Фрай. Смешно и одновременно грустно, – вздохнул мальчик.

– Не грусти, – подбодрил его Фрай. – Я ещё не стар, в самом соку, так сказать, как Карлсон.

Лев засмеялся:

– Только ты не такой пузатый и пропеллера у тебя нет.

– Вот только пропеллера ему и не хватает! – сказала Алиса. – Нет-нет, никакой высоты! Тебе нельзя, Фрай, прыгать. У тебя больные суставы, ты забыл?

– Я-то помню. Детям напомни, что я не кошка, – фыркнул маленький чёрный пёсик и отвернулся.

Фрай дрожал от воспоминания, когда упал с высоты человеческого роста. Он потом жалобно скулил, волочил ногу, отказывался от еды. Дальше врачи, рентген, таблетки, уколы… Алиса объясняла детям, что собаку брать на руки не стоит, если нет уверенности, что удержишь шерстяное создание. Волшебным образом собака начинала плакать и поджимать лапку после отъезда Алисы из дома, в конце концов хозяйка стала брать собаку везде с собой. Однажды она отвезла Варю на танцы, а сама вернулась домой, так как дочка забыла сменную обувь. Зайдя в детскую, на столе у Вари Алиса увидела картинку. Нарисованная девочка, с изумрудной заколкой в тёмной тугой косе сидит на полу. В руках у неё – чёрный комочек. Над головой девочки, как в комиксах, облачко, в котором печатными буквами написано: «Прости, Фрай, я не хотела тебя ронять». С тех пор Варя не брала пёсика на руки, а только гладила, присаживаясь на пол. Таблетки стабилизировали состояние собаки, а также специализированный корм для суставов тоже помог улучшить здоровье. «Комплексный подход», – так говорила Алиса, радуясь, что в доме восстановилась гармония. Однако Фрай всё равно опасался высоты даже в Алисиных объятиях – слишком болезненны были воспоминания о падении из детских рук.

– Ну чего ты, Вепрь, надулся, – сказал Иван, и все снова засмеялись. Очень уж им понравилось сравнение, которое использовал Азар. – Азар, да ты поэт, не иначе!

– Я ещё и не такое могу! – сказал Азар гордо.

– Я и не сомневаюсь, но больше пока вам, сударь, слова не дам, хочу послушать других животных, – в зал заседания зашёл судья, он уловил часть беседы. – Итак, продолжаем. Теперь, наверное, мы послушаем, даму. Эс-с-стр-р-релла, – кличку он произнёс протяжно, с присвистом и рычащим звуком «р», как будто заводил трактор.

Мягкой, кошачьей походкой Эсти прошла в центр зала. Она села не совсем ровно, чуть-чуть завалившись на левое бедро, зато передние лапки поставила идеально ровно, в одну линию. Грациозная Эсти всем своим видом показывала, что нельзя: а) на неё кричать, б) задавать ей глупые вопросы, в) задавать провокационные вопросы, г) слишком утомлять беседой.

Судья ей залюбовался. Как часто слышала она, что обладает магическим притяжением. Пользовалась этим. За её очарование ей прощались оплошности, хулиганства и не очень хорошее поведение.

Глава 4. Эстрелла

– Итак, барышня, а иначе и не могу к вам обратиться, вы вся такая растакая, что прям хочется нежничать.

«Вот старый ловелас!» – подумала я про себя. Сейчас я тебе покажу, как мусолить тут мою семейку. Вместо того чтобы нежиться в тёплой квартирке, мы протираем холодный неприветливый пол.

– Расскажите мне, как вы стали такой красивой.

Ну всё, поплыл дядя. Ясное дело, родилась. Нет, уход тоже играет роль. Хотя никакими восками, бальзамами меня не натирают, что замечательно! Как вспомню ту выставку, так вздрогну. Дело было в жарком июне. Мы долго ехали в машине, было невыносимо душно. Когда мы приехали на поле, я обалдела от количества собак вокруг, людей и суеты. Захотелось спрятаться, но самое ужасное ждало нас впереди – там, где были ринги. Какое счастье, что Алиса отказалась возить нас на ещё подобного рода мероприятия! Она тогда громко возмущалась, что выставка собак не имеет ничего общего с любовью к собакам. «Это не выставка, это ярмарка тщеславия!» – сказала резко и отвернулась к окну, когда мы ехали домой. Я лежала у неё в ногах, свёрнутая клубочком. В ногах находиться было приятно, а на выставке – нет. Привыкшие к комфортным условиям проживания, мы с Азаром удивились, что бывает иначе. Стояла неимоверная жара, клетки и переноски ютились друг за другом вдоль рингов. Собаки мечтали вырваться из душного закуточка, рвались наружу, лаяли, бросались на дверцы, хозяева били ногами по решётке, пугая своих питомцев. На время те замолкали. Смотр в ринге состоял из красивой ходьбы, бега, стойки, нужно было показать пасть, зубы, и при этом не прыгнуть на судью. Для меня оказалось это сложным, я ж люблю обниматься и в дёсны целоваться. Больше всего мы все волновались, чтобы у Азара не случилось стычки с каким-нибудь другим бравым кобелём. Только Азар за это не волновался, потому что он в принципе чуть в обморок не падал от обстановки. Вы же помните его откровения про страхи, так вот там была такая консистенция этих страхов, что можно было, наверное, умереть от переизбытка чувств. Но Азар выжил, потому что он боец. Правда, прошёл по кругу развалившейся телегой. Но это уже не имело никакого значения, потому что Алиса решила, что в тот день был наш первый и последний поход на выставку. Мне поставили оценку повыше, нежели Азару. И это, кстати, без лаков и спреев. Других собак там напомаживали, чтобы они выглядели и в прямом, и переносном смысле блестяще. Иван же решил, что у меня есть шансы на выступления, и придумал заниматься со мной спортивной подготовкой. Так я стала спортивной собакой.