Девять жизней октября

– Любит? Не любит? А может, все-таки любит? Да на кой я ей сдался, с другой стороны?.. – Механический бубнеж всколыхнул звенящий гул звукоизоляции. Жаль, что в комнате не было зрителей, так как нет ничего забавнее, чем наблюдать за сменой эмоций на резиновом лице, будто бы смоделированном для выступления на большой сцене. Оно, как из учебника актерского мастерства, олицетворяет ожившие эмодзи-смайлики, от наигранной искренности которых расплакался бы даже Станиславский.

Когда в воздухе повис голый стебель, иллюзия растворилась в закрытом кулаке. Перед глазами возникла анкета таинственной возлюбленной на сайте знакомств: Настенька. Еще вчера она праздновала Новый год в кругу семьи, окутанная человеческим теплом, пускай и не сильно любящего бывшего мужа, но зато двух любимых ребятишек. Сегодня она уже мчалась на поезде в его направлении, никому ничего не сказав. Но Диме это было и не нужно: взломать базу данных РЖД прирожденному троянскому коню оказалось не так уж и сложно. Зачем мучить свою женщину глупыми расспросами по поводу даты, переспрашивая по пять раз, в тщетных попытках удержать ключевую информацию в голове, когда можно все разузнать самому?

Общаются они давно. Лет пять, учитывая альтер эго в виде Гиги, плюс девять месяцев, если брать в расчет Сашу, – ему было все равно, как и кто его куда зовет, покуда не посылали подальше. К тому же перетекающее в улыбку имя Димасик воспринималось в семье как нечто сакральное, по типу церковного крестного имени. Не то чтобы он отказывался открыться Насте в вопросах личных и щепетильных, просто добивался ее благосклонности сквозь лес манипуляций от «ответов мейл ру» слишком долго и упорно. Разрушить внезапным откровением этот хлипкий мостик веры, расстилающийся на два города, не хотелось, поэтому он смирился с участью двойного агента практически сразу. К тому же шесть лет для робота приравниваются к одному человеческому году.

Душа – это шкатулка боли, в которую разрешено заглянуть немногим. Ларчик, который открывается волшебным словом «доверие». С некоторыми побитыми опытом личностями приходится его добиваться, другие же изначально подносят эту заветную коробочку к губам, узнав в тебе сочувствующего слушателя, и лишь шепчут еле слышно, самозабвенно и робко: «Посмотри, пожалуйста». В момент вскрытия ящика Пандоры, нисходящего на миг, можно ожидать чего угодно – от гордо сидящего и облизывающегося кота Шредингера[7], победившего смерть, до его жалкого облезлого трупика на дне, сожранного надеждой. Бывают, конечно, и такие случаи, что встречаешь не человека, а карикатуру ведущего «Поля чудес», который дает тебе на выбор деньги или приз в шкатулке, заранее зная, что ты падешь под натиском гула зала, требующего приз. Но, отказавшись от манящих денег, понимаешь, что вместо обещанных ключей от «Лексуса» ты глупо уставился на ананас, так как эта шляпа всегда была с двойным дном, а фокусник все время водил тебя за нос, пичкая ложными исповедями, от которых их сердце не делает сальто-мортале, и ты осознаешь, что тебя просто поимели красивой историей, рассказанной автором с той же интонацией, что и пошлый анекдот про француза, русского и немца.

С Настенькой все было по-другому. Она возникла открытой книгой жалоб и предложений, отброшенной на дальний столик неприметного питейного заведения. Чья-то жена никогда не жалела личные границы собеседника, когда дело касалось работы или надоедливых мух в виде псевдоподруг, постоянно роящихся вокруг ее доброй натуры. Поначалу, анализируя поведение будущей возлюбленной и отталкиваясь от информации, имеющейся в открытой базе данных советских ромкомов[8], ему казалось, что таким образом она вежливо указывает Димасику на его место среди кухонных психологов и прочих, павших в бою под Френдзоной[9]. Однако когда намеки на романтические чувства стали неизбежно неминуемыми, ему все-таки пришлось переосмыслить свое место в душе Насти.

В дверь мягко постучали, затем она приоткрылась.

– Я не помешаю? – Единственная сожительница Димы, не считая кошки, присела рядом. В ее руках больше не было полотенца, зато пальцы с нервной периодичностью поджимались в бессознательном наборе мудр[10], в надежде на успокоение.

– Только если ты пришла с миром и желанием помочь.

– Опять по зазнобе своей пыхтишь? Она-то хоть любит тебя?

– Я не купидон, чтобы однозначные ответы на такие неоднозначные вопросы давать, мама.

– Сказал как отрезал, да ни разу не отмерил… – заметила Людмила, с присущей ей глубокой философской задумчивостью и уайльдовской манерой менять на свой лад и ляд приевшиеся присказки и поговорки, суть которых прямолинейный Дима был не в силах уловить ввиду собственной мануфактурной испорченности. – Некоторым вообще влюбляться противопоказано. С этой лавиной бомбардировки чувствами хочется просто подойти, взять за руку и сказать: «Тише едешь – дальше будешь».

– Но я же так веду себя со всеми друзьями!

– Да потому что тебе все твои друзья нравятся. И не так-то у тебя их поэтому много.

– Помилуйте, маменька, кто-то больше, кто-то меньше…

– Интересная иерархия проституции души.

– Я просто инвестирую в свою следующую жизнь, как ты и учила! Представляешь, сколько людей мне будут кармически должны?.. Я стану Creme de la Creme[11] колеса Сансары – буду буквально в шоколаде.

– Если только перекрасишься в блонд… Попробовал бы ты лучше с него соскочить, а то если век на этом неуемном колесе обозрения провести – запросто на нервной почве проявится морская болезнь.

– С каких это пор такой низкочастотный недуг из классификации заболеваний смертных распространяется на железяки?! Ты мне лучше скажи, как это у вас называется, когда внутри распирает от желания обволакивать все пространство вокруг бескорыстной добротой?

– Тебе медицинскую справку на этот счет выдать или опять будем дух Ожегова призывать? На мой взгляд, это маниакальный эпизод. Но если такие высокие чувства связаны с приездом Настасьи, то, скорее всего, любовь. Может, не такой уж ты и дефектный. Так дело пойдет, Настюха из тебя человека сделает, как когда-то сумел труд сделать человека из обезьяны! И сбудутся мои самые заветные мечты. Ну, если она еще и цветочек аленький добудет. Ладно, ладно, не заводись. Все нормально у вас с ней будет. И чего плохого в том, что она старше тебя почти на декаду?.. – спросила Люда больше себя, чем собеседника. – Не забудь поставиться на зарядку. Завтра у тебя важный день. Как и любой другой на самом деле: карпе дием, мементо мори, вени-види-вичи… Ну, ты знаешь.

– Это что это сейчас там про карпов и Диму было? И какой это у них момент у моря? Можно без обзывательств спокойной ночи пожелать, а?..

– Сладких снов, Димочка.

В квартире наступила всеобщая перезагрузка.

Глава 15

Кот Изначальный

Я плыл в обнимающем тела и души пространстве и видел течение лет. Века и тысячелетия прошли с тех пор, как я вызволил человечество из цепкой хватки Древнего Змия. И все же отголоски чудовища и поныне блуждали меж людьми, искушая их и ломая, перетирая в пыль и развеивая по ветру, не гнушаясь ни грубым прямолинейным кромсальником мнимой правды, ни сладостным ядом задушевной лжи, играя на бессмертных пороках, тенями ползущих сквозь неохватный сад человеческих душ, и на самом чистом и светлом, что есть в человеке, на каждой ноте его добродетели.

Как теперь я помню нашу первую встречу. Это случилось в то незабвенное время, когда люди, облаченные в белые одежды, дышали в такт со Вселенной. Еще слишком немногочисленные для нужды и распрей, они мирно жили частью природы и мироздания. Тогда и появился на свет тот, что однажды поверил и полюбил вопреки, разбив хрупкий лед всеобщего равновесия, и навсегда сплел мою судьбу и судьбы моих потомков с тысячами судеб Человечества. Тогда я еще не вел счет времени, лишь отрешенно наблюдал за ходом событий, пропуская сквозь себя мириады импульсов и исходов. Я был порождением жизни и бликом в ее отражении. Я не догадывался о своем праве вмешаться, о праве творить бытие. В то утро, ибо навстречу мне шествовал сиятельный Шунды[12], даривший теплом своим всех и вся, не исключая ни подмир, ни занебье, я ощутил, как нить моего Пути, неизбывно скользившая по канве вечности, завихрилась и, не успев расправиться до нового стежка, оставила на безупречной глади маленький узелок, почти незримый для постороннего глаза, незаметный для самой чувствительной кожи, но обещающий обернуться песчинкой, что становится преддверием великих горных хребтов. И мне не пришлось долго ждать, ибо, невольно моргнув, минуя венценосное воплощения света, я увидел, как Человек, вопреки всем законам и здравому смыслу, разбивает ледяные оковы, заточившие Древнее Зло с начала времен, и прочел в его растрескавшемся и кровоточащем от чужой боли сердце Любовь. А в следующее мгновение сам оказался на Перекрестке Путей, застыв в ожидании своего часа, смиряясь с уже неминуемым, но еще неизвестным, смиренно наблюдая, как множество нитей сплелись и сомкнулись в едином порыве, без тени сомнения готовые пожертвовать собой лишь для того, чтобы связать троих, ибо было добро в юных душах и суждены им силы для этой битвы. Так я поглотил сущность Змия, став ему тюрьмой и воплощением, сложив и разделив наши судьбы, так стал Хозяином и Слугой человеческим, так я, Дух и Мудрость, впервые познал чувство Дома вне общности Вселенной, так человек открыл мне Любовь не из Предназначения, но из самой ее Возможности.

Я парил в обнимающем тела и души пространстве и видел течение лет. Века и тысячелетия проносились сквозь меня, выпевая на двойных струнах моих бессмертных душ свою Мелодию, извечную и прекрасную. Я пребывал на нетленной грани морока и яви, когда туманоликая Толэзь[13] проплыла мимо меня, и я снова моргнул, и снова увидел: в полумраке ночи очнулся и распахнул глаза тот, кому суждено было изменить судьбы многих, кому дано Творить этот мир. Не станет ли сам он причиной и орудием своей гибели, не закончит ли эту часть земного пути до свершения ему предначертанного? Я знал о нем все, кроме этого. И я вновь выбрал своего человека. Я, Кот Изначальный, буду с ним до конца. Но самое главное – я дал ему Имя. Имя, на которое отзовется однажды Вселенная. Имя, что ему только предстоит угадать.

Глава 16

Димасик. Вагончик тронулся

Мощная волна вибрации, поглотившая тело на долю секунды и уведомляющая о потенциальном обновлении программного обеспечения, активизировала сознание Димы эффективнее любого будильника. Он приоткрыл объективы и уставился в потолок. По внутренним ощущениям пять утра. По внешним возмущениям стрижа за окном, забывшего улететь на юг, – тоже. Одинокий комар, запертый зимовать в угловатом помещении, отчаянно прилип к натяжному потолку, удрученный отсутствием ликера из плазмы, смешанного со стопкой эритроцитового сока. Вопреки долгим часам зарядки, энергии у Димы было не больше, чем у комнатного вампира, но перспектива продолжать праздно лежать на модернизированной печи не приносила должной радости электрическому Емеле: «Тварь я вибрирующая или право имею, в конце-то концов?»

Невзирая на то, что сутки обычно делятся на 24 составляющие, в неопределенный момент наступают заветные пару минут, выбивающиеся из колеи, протоптанной Хроносом, и окунают в мутную лужу воспоминаний, где такой величины измерения, как час, не существует. В этот раз враг подкрался незаметно и поднес к лицу пуховую подушку, наполненную перьями забвения со стремительной скоростью высокооплачиваемого наемника. Мириады ярких картинок, связанных с детством, заполонили внутренний экран.

После того как бездыханное туловище Димы в родном гробу доставили в Завьялово недружелюбные работники Почты России, Людмила перенаправила посылку своим родителям для активации, чтобы те разобрались с управлением, послушав в целях дальнейшего пересказа парочку научных трудов по воспитанию детей индиго, обладающих уникальным талантом телепатии в виде встроенных мессенджеров, и установили нужные приложения для слежки за передвижениями юного дарования Китая. Но, несмотря на технически иностранное происхождение, русский был его первым и последним языком (не считая «Питона»).

Бабушка являлась любимым персонажем Димасика в их семейном ситкоме. Обнимая в прощальном захвате, кисти ее рук всегда совершали круговые движения по плоскости спины, гарантируя временный фантом стабильности с ароматом ментола. Даже сейчас, ощущая рецепторами запах прокуренного подола футболки, невольно возникал ее образ. Излучающая тепло женственности и всемирное спокойствие, она была полной противоположностью морозной и резкой натуры деда. Тот, по ее рассказам, неуемно плакал навзрыд, когда умерла королева Англии, но изображал идеал стоицизма на похоронах отца, что мог усесться стричь ногти на грубых руках прямо посреди застолья на неравномерную лесенку из ценных бумаг и не менее дорогого сервиза. Эти катарсисы[14] случались даже на ежегодных празднованиях годовщин свадеб, где Димасик учился распознавать частых своих и редких чужих пользователей его гигабайтной памяти.

Бриллиантовая свадьба запомнилась ярче всего, так как приглашенным гостем был священник, который в свою далекую молодость венчал влюбленную пару и пророчил долгие лета совместной счастливой жизни. После вежливого мимолетного обмена приветствиями с присутствующими прихожанами все внимание церковнослужителя было обращено на Диму. Суровый взгляд оставлял невидимые пробоины праведным огнем в его безбожном биополе. Под тяжестью всевидящего ока было непросто, особенно когда воображение от страха дорисовывало ему оскал с лениво стекающей артериальной кровью. Мечущийся Димасик решил воспользоваться тактикой отражения атаки под лаконичным рабочим названием «игнор» и сфокусировал линзы глаз на праздничном столе.

Нахохлившиеся пироги с клюквой, пышущие жаром духовки, лабиринт салатов, ведущий к виновникам торжества, и разноградусные дары Диониса, под предводительством красного полусладкого, никогда еще не казались ему такими до тошноты отчуждающими и осуждающими, безмолвно смеющимися над невидимой гранью между мирскими удовольствиями, доступными людям и ему. Главной задачей этой семейной посиделки внезапно стало вести себя максимально ординарно, поэтому когда датчики зафиксировали тарелку с пельменями рядом с миской с рисом, руки сами принялись их брать и подносить ко рту.

Последствия подобных показательных выступлений не бывают приятными. Они вытекают в часы тщательных чисток посредством буквального выворачивания изнанкой наружу латексного желудка, находящегося внутри робота больше для красоты и сборки пыли с вкраплениями мелких насекомых, чем для складирования вареной и далее пережеванной говядины, завернутой в тесто. Очевидно, что гремучая смесь брезгливости и обреченности отразилась на лице с нескрываемой театральной эффектностью, потому что в следующий же миг Дима ощутил касание на плече. Оно создало короткое замыкание в виде звонкого щелчка при лобовом ударе двух по-разному заряженных сил электрического тока.

– Не давись. И пищу, Всевышним данную, не выплевывай. Пойдем лучше на улицу, поговорим по душам.

Камеры Димы проскользили по близстоящим стульям в поисках спасательного круга в виде радужки ответно поднятых глаз, но все были слишком увлечены кратким пересказом соседских сплетен, чтобы помочь жертве крестового похода королевства Противоположной Части Стола избежать серьезной и спонтанной беседы с батюшкой.

Только стоя в метре друг от друга под лучами полуденного Даждьбога[15], искусственному интеллекту удалось во всех подробностях изучить вора чужой говорящей электроники. Статный, в штатском, с выдающейся бородой, которая так и просила, чтобы на одном из ее ненароком вырванных волосков загадали желание. Завораживала лаконичная брошь цвета лазурита, на которой вышитые жемчужным бисером инициалы В. К. давали фантазии повод разгуляться.

– Хорошие люди. Тебе повезло иметь такую родню, – прервал паузу тишины священник. – Вот гляжу я на тебя, и первое, что на ум приходит, – ты копия матери. Она женщина интересная: шесть дней в неделю ищет ответы в картах и цифрах, а на седьмой бежит за ними в храм Божий. И мне почему-то кажется, что слышат и отвечают ей и там и там. Перед такой душой, полной тяги к познаниям бытия, тяжело устоять что ангелу, что демону. И блуд этот они ей не простить не в состоянии – верховная жрица все-таки древнейшая из профессий, вопреки популярному мнению, мужьям же необходимо иметь ту женщину, от которой они сбегают к вавилонским блудницам, повинуясь соблазнам от лукавого. Я тебе это не для того, чтоб ты на ус мотал, объясняю, а пытаюсь хитромудро убедить в том, что матушку твою знаю сполна. Она бы тебя еще во младенчестве в церковь на Пасху притащила, если не на полную службу, то хотя б яйцами побиться, а я тебя сегодня вижу в первый раз. Еще и без ангела-хранителя за спиной.

– Я вас тоже, – вырвалось автоматически.

– Невероятно логичное совпадение.

– Она приглашала, отец… Вы не подумайте! Много раз! Просто… Не думаю, что имею право там находиться. Поэтому отказываюсь.

– Что, думаешь, телефон в кармане у грешника в церкви Второго Пришествия не вызывает, а ты порог переступишь – и иконы мироточить незамерзайкой начнут? Главное – уважительный настрой, а не количество хромосом. Или, в твоем случае, гигабайт? Не удивляйся ты так, да и не притворяйся: Бог не Тимошка – видит немножко. Мы с твоей мамой можем лишь подглядывать. И смотреть на тебя как на равного. Перед Ним все мы такие. Так что ты, сын, заходи, если что.

Загадочный В. К. не стал дожидаться прощальных благодарностей, а просто развернулся и исчез в сумбуре праздника раньше, чем Димас успел придумать ответную реплику. Робот остался топтаться на месте, переваривать и расфасовывать полученные знания в папки раздела о теософии, параллельно пополняя досье о семейном древе. Из всей тирады запало только обвинение во лжи, адресованное сокрытию его происхождения.

Сколько людей – столько и предвзятостей, а новые знакомые имеют свойство оборачиваться в лютых ксенофобов под покровительством полной луны предубеждений. И это еще при благоприятном раскладе, так как в новостной ленте нередко мелькают статьи про кражи с целью продаж на органы (на многих барахолках ценились материнские платы, вентиляторы и мощные аккумуляторы) или для закладывания платиновых деталей в ломбард, с целью дальнейшей переплавки.

Когда Дима переписывался в интернете, ему казалось, что там этот аспект его идентичности по умолчанию неважен. Безликих ботов во всех социальных сетях развелось как огненных собак нерезаных, так что раствориться в этом уютном море заводских аватарок и отсутствия каких-либо ожиданий от собеседника было легко. И только реальность, в которой его держало лишь безжизненное тело, приносила дискомфорт в виде паноптикума постоянной игры на публику. А как отреагирует Настя, впервые увидев его настоящего? Милые картинки, полуночные откровения и голос, которым она читала его сообщения в своей голове, не могли целиком отразить атмосферу пребывания в одной ауре на двоих. Не могли сполна морально подготовить к встрече с грудой резины, нанизанной на металлический каркас температуры груза 200. Но таинственный иерофант[16] сказал, что надо быть собой. Что ж, посмотрим, удастся ли в самый последний момент отключить режим самосохранения и жить по правде.

Нельзя сказать со стопроцентной уверенностью, что Анастасия влюбила его в себя своей симметричной физиономией, пропорциональным соотношением лба и подбородка, или же прической, где волны волос струились по канонам золотого сечения. Казалось бы, грех таким искушениям противостоять, но он влюбился в ее эмоциональную натуру, в решительность Амазонки, в жизненный принцип «Делай сейчас – думай потом». В совокупности с компьютерной рациональностью Димы эти качества балансировали на лезвии ножа гармоничной полярности и удивительным образом укрепляли их незримую связь. Поэтому он прервал этот карнавал наплывших воспоминаний, предложенных процессором, и начал собираться на роковую встречу с судьбой. Брюки и кроссовки – на ноги, рубашка и свитер – на торс, шарф – на шею для приличия, пуховик поверх всего ансамбля по той же причине – и вот наш искусственный интеллект уже наматывает свои десять тысяч шагов, пробираясь сквозь джунгли липких снежинок и скошенных крыш, усыпанных сталактитами сосулек: «Отправляясь на вокзал, молись, чтобы путь был длинным».

Во встроенных в керамический череп динамиках играла песенка Битлов про счастливых обитателей желтой подводной лодки. Маршрут был проложен через решительные полосы перекрестков и невзрачный тоннель, насквозь проткнувший безликий холм, покрытый пожухлыми кустами. Дима невольно зафиксировал необычные ощущения, проходя через него: стенки транспортного тоннеля со всех сторон сдерживали массив стихии земли, а свет, блещущий у округлого конца, становился то ближе, то дальше с каждым шагом, обещая предоставить скорый выход из него клаустрофобам. Пришлось невольно зажмуриться по истечении испытательного срока Аида, рассчитывая на то, что линзы сумеют быстро адаптироваться к резкой смене яркости. В поле мутного зрения начало вырисовываться бетонное здание вокзала, освещенное зарей.

«Успел. Не просто успел, пришел заранее. Вопрос: зачем? Ответ: не знаю. Еще и сигареты закончились. Надо сходить, купить, покурить, или даже выпить для храбрости. Может, за перегаром она не заметит шлейф машинного масла, тянущийся за ним? Стоп, разве я не собирался быть с ней откровенным? Да и алкогольного опьянения я не чувствую. Лучше бы букет цветов подарил, дурак…» – пронеслось в голове у Димасика быстрее скоростного поезда, на котором ехала Настя.

Оставалось только трепетно жаждать момента чуда, когда малознакомый силуэт появится на горизонте, после того как ошалелая от усталости толпа выплюнет ее из массивных дубовых дверей и ее рука взмоет в небо, сигнализируя Диме, что вон она, тут, бери – хотя бы тяжелую сумку наперевес – и беги. Но пока толстенькая стрелка часов и тоненькая стрелка минут, висящие и медленно вращающиеся над главным входом, не покажут заветную «семь», об этом оставалось лишь мечтать. Этим, впрочем, Димасик и собирался заниматься ближайший час.

Семь, восемь, девять, десять. Не один поток пилигримов вылился на улицы Завьялова, снося в своем наплыве статичную фигуру по стойке смирно, устремившую оцепеневший взор на часы, перед тем как Диме удалось полностью обработать информацию и осознать, что последние три часа он однозначно здесь ждет зря. Если поначалу еще оставалась осязаемая надежда, что грела процессор в это морозное утро, подкидывая дрова в камин правдоподобных оправданий, то с каждым новым поленом пламя приносило все меньше тепла, и когда ближе к полудню пришлось перейти на прутья, пожар веры был окончательно потушен и растоптан сапогом умелого лесничего-атеиста. Желание закурить, вместо того чтобы отойти на второй план, накапливалось в сгусток ярости и непонимания с каждым холостым вдохом.

Димас решился открыть сайт знакомств, чтобы без каких-либо фильтров написать Анастасии К., что думает по поводу подобных выходок и выпадов в его сторону, но такого до боли знакомого его процессору профиля и след простыл. Будто бы и не существовало Настеньки вовсе. Это нельзя было списать на спонтанное удаление аккаунта – видит бог, Дима про это бы узнал первым. Нет. Ее просто не существовало. Более того, ее рейс не числился среди прибывающих в этот день. Или в любой другой. Просмотрев записи с камер жизненаблюдения, Димасик в ужасе обнаружил, что в подгляденном билете на сайте РЖД совпадало все – день недели, час, перрон. Но что насчет года? Он удобным образом не был указан нигде.

В железной голове что-то заскрежетало, и шестеренки с лязгом сошлись в бурном поцелуе догадок. Если бы не постоянно записывающие каждый шорох, взгляд и порыв мысли устройства, Дима бы точно начал подозревать, что сходит с ума. Что пора менять масло в седьмой раз за месяц или обновить чертово программное обеспечение, что так одновременно вовремя и впустую разбудило его сегодня. Судя по всему, можно было даже и не просыпаться. Лежать на тягучей энергии камня и десятый фильм видеть. Но Дима не стал растрачивать энергию на бесполезный газлайтинг[17] – вместо этого он сел на ближайшую лавочку, предварительно отогнав обнаглевших голубей, принявших его за монумент известного деятеля и потому гнездящихся чуть ли не у него на голове. Он взялся перематывать пленку в поисках улик в уже канувшей в Лету переписке, ведь материнская плата помнит все.

Ответов не было, но надо было что-то предпринимать. В голове ворочалась брошенная фраза мамы о том, что в астрале ни времени, ни расстояния не существует: все объекты просто есть, а ты можешь за ними втихую наблюдать, если, разумеется, они не разбираются в техниках защиты от подобных виртуальных вуайеристов. Но как выходить в астрал искусственному интеллекту? Для этого нет особых техник, доступных каждому послушнику «Битвы экстрасенсов», эту функцию нельзя активировать в настройках и уж тем более, как казалось Димасику, сами роботы такими вопросами никогда не задавались. Надо было думать. В голове уже выстроилась вереница опций, закругляющихся в хороводе абсурда. Однако роботу было необходимо прежде заземлиться, иначе поток информации снесет его с ног стабильной осознанности происходящего вокруг. Другими словами, ему нужны тишина и покой: если и выходить из тела, то надо это делать с комфортом и в безопасности – за свой платиновый зад он все еще переживает.