Девять жизней октября

Собака заскулила, и Семь осторожно погладила огненную шерсть, вновь обращая внимание на странное существо.

– Что это было? – Семь помотала головой, а потом нахмурилась. – Если ты – огненная собака… то почему База еще не подорвалась? Почему весь город не подорвался?

Газовая вонь по-прежнему витала вокруг, даже неосязаемая. Семь чудилось, что она лапает ее по шее и запястьям, не прикрытым тканью, и дышит в затылок, икая смехом, предвещающим ослепительную во всех смыслах смерть в испепеляющем взрыве.

«Одна искра – и вы мертвы!» – повторяли каждый день с Северной башни.

«Одна искра – и мы мертвы», – повторяли каждый день с ее подножия, как мантру. Но, выходит, им… врали?

Наверное, эти вопросы примкнут к другим, не менее важным, как, например, «почему я не обжигаюсь», «откуда в Нижнем городе взяться огню», «почему огонь стал собакой» и так далее до бесконечности. Семь помотала головой, отсеивая все ненужное, и вдруг кое о чем подумала. Огненные собаки с неба не падают! Точнее, в ее случае именно так и случилось, но факт оставался фактом: у беспризорников, нижнего днища Нижнего града наконец появился шанс заполучить огонь!

– Слушай! – Воодушевившись, она поймала собаку и посадила себе на колени, ткнув пальцем ей в нос. Нос оказался теплым. – Если ты огонь, то, может, ты могла бы нам помочь? Знаешь, поджечь что-нибудь. Дрова, например, чтобы мы сами могли готовить себе еду на костре. Или свечи, чтобы младшим хорошо спалось при свете… Ты вообще меня понимаешь? – спохватилась Семь. Смысл спрашивать хоть что-либо, если сие неведомое нечто тебя не понимает?

Но собака была разумной: она наклонила голову и развесила уши, словно слушала, а потом как-то приуныла и сжалась в руках у девочки. Семь наклонила голову в противоположную сторону, вскинув брови, и неуверенно спросила:

– Нет?

– А-пф. – Собака чихнула.

– М-да. – Семь вздохнула. Сунув руку в матрац, набитый высохшими колосьями с прошлого лета, она вытащила один колосок и приблизила его к шевелящемуся нежному пламени шерсти.

Колосок не загорелся, даже не обгорел. Судя по дальнейшему общупыванию, он лишь немного согрелся.

Догадка пришла к Семь совсем скоро. Если собака не обжигала, значит, и не поджигала; иными словами, она не могла поделиться огнем. Да, она была огненной, конечно, но не имела ничего общего с тем огнем, что жил в башнях и обеспечивал людей едой. Значит…

– Понятно. Не сможешь помочь, значит. Знаешь? Тебе нельзя здесь быть. – Семь поставила собаку на землю. Если пламя в форме собаки вообще можно «поставить» на поверхность. – Тебя разорвут на кусочки, думая, что ты настоящий огонь. Ну… тот, что кусается и жарит. А ты не такой огонь. Ты другой.

С появлением перед ней этой собаки Семь и вовсе задумалась: а бывает ли «настоящий огонь», если тот, что был перед ней, совершенно точно был «ненастоящим».

– Может, ты просто еще маленькая? А когда вырастешь, станешь кусаться? Среди людей все кусаются. Даже дети. – Семь улыбнулась, гладя собаку, и ей стало тепло – но не пальцам, скользящим по кудряшкам шерсти, а в груди. На этих словах короткий хвостик снова стал пропеллером. – А может, особенно дети. У нас таких много…

Вдруг на полу выросла новая тень. Семь резко подняла голову и обнаружила, что в широком проеме пролета застыл Два-Три, сжимая жесткую подушку в руках. Он выглядел напуганным. Наверное, пришел, чтобы снова поспать вместе, подальше от глаз Одного, вот только со временем не угадал. Он уставился на огненное нечто как на восьмое чудо света и, несмотря на то что всегда молчал, сейчас, казалось, был готов закричать. Семь быстро выставила перед собой руку:

– Стой! Тихо.

Собака тоненько зарычала, и Семь поспешила засунуть ее огненное тельце себе за пазуху, вжикнув застежкой куртки:

– И ты – тихо.

В комнате сразу же стало темнее. Глаза Семь, обращенные на Два-Три и подсвеченные золотом, льющимся снизу, стали строгими. Она подняла палец к губам:

– Это друг. Не говори остальным, хорошо?

Неясно, что именно проскочило в голове Два-Три, но он заторможенно кивнул, будто и не думал кому-то что-то говорить, и, несмотря на очевидную боязнь собаки, подобрался ближе, отбросил подушку и стал быстро показывать то на Семь, то на проход позади них: тот, что вел к выходу. Сразу стало ясно: Два-Три пришел вовсе не для того, чтобы поспать вместе. Подушка была лишь отвлечением. Для кого-то.

Семь нахмурилась:

– Мне? Уйти? Почему?

Выражение лица Два-Три за маской становилось все более отчаянным. Он схватил Семь за плечо, сжимая пальцы, и чиркнул большим пальцем себе по горлу. Девочка отшатнулась, выдыхая:

– Но… Подожди, меня хотят?.. Кто?

Два-Три выставил указательный палец.

Семь пробил холодный пот. Один.

– Почему? – едва шевеля губами, спросила она.

Два-Три сделал жест «говорить», складывая большой палец к четырем, сложенным вместе, скорчил губы, будто кого-то дразнил, и опять показал Одного.

Два-Три всегда было трудно разобрать всем, кроме Семь. Она догадалась: Одному не понравилось, что она сегодня выступила против него. Она была второй по старшинству и единственной, помимо Одиннадцать, кто выражал другое мнения в группе. Теперь, когда Одиннадцать не было с ними, никто не мог противостоять Одному, кроме нее.

Уже случалось так, что кого-то в подвале находили задохнувшимся. Они лежали на полу без масок, синие, и, когда их находили, Один равнодушно предупреждал: «Вот что случается, если не слушать старших». Посыл был – не снимайте маски, носите их всегда, но Семь теперь со всей ясностью понимала, что на самом деле Один подразумевал совсем, совсем другое.

«Но у реальных фильтрующих противогазов фильтры не бесконечные, их нужно менять, эх-ма! У изолирующих противогазов регенеративные патроны, примерно на полчаса… А если бегаешь и прыгаешь, и того меньше…»

Голова у Семь разболелась, и она схватилась за виски. Что за странный голос возник у нее в голове? Какие еще фильтры?

Вдруг собака вздыбила шерсть, уркнула у Семь на груди, и Два-Три резко обернулся. Они замерли, слыша отдаленные тихие звуки шагов сразу нескольких человек. Семь вскочила, схватила Два-Три за руку и потянула в боковой проход, одновременно поддерживая тельце собаки через куртку свободной рукой. Они бежали, стараясь быть как можно тише, чтобы преследователи их не услышали. Семь хорошо ориентировалась даже в темноте, но собака освещала путь, что делало их продвижение быстрее.

Несколько пролетов, пара поворотов, лестница… Тяжелый люк, заброшенная фабрика, коридоры… Нижний град. На башенных часах, видневшихся вдалеке, стрелки показывали четыре.

– Так… Хорошо. – Семь тяжело дышала, пар оседал на стенке маски. Собака, скуля, спряталась у нее на груди, но даже так было видно свечение, исходящее из-за тонкой куртки. – Куда теперь?

В этот момент над Нижним градом разлился ласковый перелив: громкоговорители, расположенные через каждые три улицы, синхронно заработали.

«Дорогие граждане Нижнего и Верхнего града! – Спокойный женский голос казался страшно чуждым этим грязным улицам. – Важное сообщение. Важное сообщение. Консулат Верхнего града сообщает об утере из лаборатории живой огневой оболочки. ЖОО обладает внешними признаками животного и может взорваться, если оболочка будет нарушена. Нашедшему просьба немедленно обратиться к охранным постам между городами. Вознаграждение обеспечит консулат Верхнего града…»

Замерев, Семь посмотрела на огненную собаку, а собака посмотрела на нее.

– Ты – эксперимент Верхнего града? – ошеломленно спросила она.

– Семь! Погоди!

Два-Три и Семь синхронно развернулись. Из здания фабрики шли Один, Два и другие ребята. В руках у Одного был металлический черенок от шахтерской лопаты.

– Мы просто хотели сказать, что ты права насчет Одиннадцать… – Один заметил, что Семь прячет что-то светящееся под курткой, и взгляд его стал странным.

«Повторяю: Консулат Верхнего града сообщает об утере из лаборатории живой огневой оболочки…»

– Бежим! – Семь опять схватила Два-Три за руку, и они бросились в постирочную прямо на углу.

В постирочной пахло сыростью, грязным бельем и на контрасте – чем-то отдаленно хлористым, якобы чистым. Пол, покрытый черно-белой плиткой, был уставлен корзинами с бельем, которые горожане относили, чтобы особые пловцы стирали его в черной реке, обрамляющей город по кругу. Трудно было сказать, становилось ли белье чище после стирки.

Семь и Два-Три бежали через постирочную, толкая горожан и опрокидывая корзины: Семь знала, что они сейчас выбегут на набережную, где можно прыгнуть в систему канализаций. Два-Три стащил фонарь со стола.

– Эй, оборванцы! Да я вас… – заорал владелец лавки.

Владелец лавки выскочил наперерез Одному и его шайке, и Один бросил темный взгляд вслед убегающим.

Когда Семь и Два-Три выскочили на набережную и завернули за угол, Два-Три вдруг выдернул руку из ладони Семь.

– Ты чего? – Она остановилась, с удивлением глядя на то, как он запихивает фонарь под куртку. Теперь казалось, что и у него, и у нее под куртками был живой огонь. Но удивила Семь не столько задумка Два-Три, сколько его взгляд. В глазах мальчика была мрачность. Обреченность даже. Он отмахнулся от Семь, словно говоря: «Иди в другую сторону!» – и даже оттолкнул ее.

На лицо Семь упала тень. Она попыталась что-то сказать, как вдруг сверху раздался вкрадчивый голос:

– Детишки! Это что у вас? Не огонь ли?

Обладатель квартиры, чьи окна выходили в переулок, высунулся из окна и уставился на огонь.

– Огонь? – из ближайшей лавки вышел мясник, чистящий топор.

– Огонь! – закричала женщина в обносках, вставая с лежанки у мусорки.

Из-за углов, с противоположной набережной и из лавок стало появляться все больше и больше людей с жадными, почти обезумевшими взглядами. У Семь волосы на голове зашевелились. Два-Три стремглав рванул в боковой проход, и люди, словно с цепи сорвавшись, бросились за ним, поднимая шум.

Семь сжала кулаки, прерывисто выдохнула и, давя гнев, вину и страх, кинулась к железной лестнице на набережной, чтобы спуститься к самой воде и побежать по узким выступам плит в спасительные ходы канализаций.

Она понимала: Два-Три дал ей шанс уйти. И она обязана была им воспользоваться.

Глава 10

Стас. Погружение

Темнота. Тишь… А, нет, вот этот характерный звук поднимающихся пузырьков из регулятора. Стас чувствовал, как воздух нежно обволакивает его кожу на лице и улетает. Словно любимая прикасается к щеке перед расставанием. Затем снова вдох-выдох, долгий, чтобы почувствовать хоть какую-то вибрацию в этой пустоте. Режим полной невесомости включен.

Все спокойно, все хорошо. Ты не один. Теперь попытайся открыть глаза.

Полная дезориентация. Стекло маски облеплено какими-то маленькими, хаотично движущимися частицами.

Что это? Звезды? Как будто я в космосе.

Стас тогда еще не знал, что это всего лишь скопление микроскопических раковин и даже остатков морских организмов. В принципе, он особо и не стремился узнать – ему было не до этого. Опять резко заложило уши, а это значит, что нужно сделать продувку. «Звезды» продолжали лететь в глаза, воздух булькал не переставая. И это хорошо.

Так, без паники. У меня все получится.

Свободной рукой Стас зажал нос и что было сил попытался сделать выдох. Вместо него он услышал облегчающий писк и хруст одновременно. Барабанная перепонка выгнулась в нужную сторону. Кстати, про техническую сторону этого приема Стас мало чего знал – сработало и ладно.

Сколько они уже опускаются? Минуту? Две? Для Стаса это казалось вечностью. Он все пытался проникнуть взглядом сквозь пелену этого вихря бесформенных хлопьев, но, словно при включенном дальнем свете во время метели, перед глазами были только мелкие морские «снежинки». А за ними – мрак, темень, или даже пустота. Такая холодная на вид, да и по ощущениям тоже. Стас был готов уже все бросить, забыть о потраченных деньгах, обматерить, пусть даже через регулятор, инструктора, но поднять большой палец вверх. Естественно, не для того, чтобы выразить свое удовлетворение, а наоборот: покинуть это проклятое место раз и навсегда.

Опять продув. Да сколько можно!

Но вот луч фонарика, словно ударившись о что-то форменное, показал очертания давно забытого и потопленного творения рук человеческих. В этот раз, к сожалению, целью его создания было разрушение.

Не может быть! Я это сделал! Да!

На глубине 18 метров в полном одиночестве и спокойствии покоился итальянский грузовой корабль «Alga», жертва британской подводной лодки HMS Unbending P37 времен Второй мировой войны. 9 октября 1942 года он закончил свой путь, но время не щадит даже победителей. Подводная лодка была без капли сожаления продана на слом и разрезана всего через 8 лет, в 1950 году. Ну и кто из них победитель? «Alga» до сих пор лежит на песочном дне, словно игрушка, к которой время от времени приплывают поиграть иностранные туристы. Такие, как Стас.

Им не нужно знать, что находится перед ними и какие события исторического масштаба привели к такому результату. Гораздо интереснее рассматривать еще сохранившееся военное снаряжение, настоящий военный пулемет, установленный на корме, разбросанные гильзы, готовые шевельнуться от мельчайшего колебания толщи воды.

Стас метался из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть авиационные двигатели, которые никогда больше не поднимут ни один военный самолет, и покрышки, которые не сдвинут с места ни одной машины. Возможно, к лучшему. Но единственное, что заставило Стаса на секунду, не больше, задуматься – это раскиданные противогазы. Они лежали бесформенной кучей и смотрели на посетителей сотнями темных круглых линз, за которыми когда-то скрывались лица людей. Стасу быстро удалось прогнать подобные чувства прочь, и он продолжил свое «исследование глубин». Он так увлекся, что не заметил огромной тени, которая проплыла буквально в метре от него. Наверное, это к лучшему, потому что если бы он узнал, что это была настоящая рыба-молот…

Хотя, в принципе, реакция не сильно бы отличалась от той, которая была у Стаса буквально через мгновение, когда перед ним возник краснополосый пагр. Вернее возникла, ведь все особи данного вида рождаются самками, но Стасу некогда думать об этом. Семидесятисантиметровая рыба, пусть и с красивыми поперечными полосками на чешуе, испугала его до мозга костей (по крайней мере, в тот момент Стас был в этом уверен). Огромные глаза, постоянно рыщущие в поисках какой-нибудь добычи, и непрерывно откидывающаяся челюсть, словно дверца почтового ящика, сделали свое дело – у Стаса началась паническая атака.

Он стал нервно болтать ластами, задевая других, ни в чем не повинных, морских обитателей и не переставая орать в свой регулятор. Инструктор резко схватил горе-туриста, подтянул к себе, указательным и среднем пальцем коснулся своей маски: «Смотри». Дальше он стал плавно и медленно двигать рукой, при этом в такт спокойно выдыхал и вдыхал: «Дыши ровно и спокойно». Словно загипнотизированный, Стас подчинился, успокоился и уже без суеты поднял большой палец вверх.

С меня хватит!

Инструктор одобрительно, но больше с облегчением, отреагировал знаком «Ок». Начался плавный, а для Стаса еще и желанный, подъем. И вот он уже появляется на поверхности: видно каждое движение водной глади, даже лучи солнца стали намного различимей. Они как будто манили его своим ярким светом, переливаясь всеми оттенками синего цвета. Стасу даже показалось, что кто-то смотрит на него сверху…

Нет, точно показалось!

Он ускорил движение ластами, но тут его спаситель-инструктор резко остановил его.

Ну что еще?

Вероятно, его недоумевающий взгляд был настолько красноречив, что инструктор просто показал ему часы, на которых шел отсчет времени.

Ах да, остановка… Декомпрессия, кессонная болезнь, закипание крови, барокамера и бла-бла-бла… Ладно, подождем.

Так они висели в воде примерно минуту. Воспользовавшись паузой, инструктор указал пальцем на манометр. Стас кое-как поймал взглядом показатель остатка воздуха в баллоне, посмотрел на него. Было бы лишним говорить, что за все погружение он ни разу не удосужился проконтролировать свой запас воздуха.

А зачем?

Ответ на этот вопрос был на шкале прибора. Стрелка не просто находилась в красной зоне. Она лежала на нуле. Стас беспомощно показал свой результат напарнику и инстинктивно полез рукой за единственной возможностью в данной ситуации получить кислород – дублирующий шланг из баллона инструктора. Даже если бы «октопус»[4] не был настолько ярко-желтым, Стас все равно бы его отыскал. Уж что-что, а варианты для своего спасения он всегда заранее обдумывал.

Инструктор помог ему ухватиться за спасательный «рекулятор».

Теперь самое сложное. Как же он ненавидел это упражнение в бассейне! Ведь можно было бы на пять метров с двумя инструкторами, под ручки… Как было бы здорово… Нет, «ты должен перебороть себя», «ты сильный». Кому это сейчас надо? Кроме воздуха, ему вообще сейчас ничего не надо. Итак, он делает вдох и… И ничего не произошло, потому что воздух закончился окончательно. Крайне неприятная история, когда ты пытаешься вдохнуть, а нечем. Все закончилось бы плачевно, если бы инструктор силой не выхватил бы регулятор изо рта Стаса и так же сильно не впихнул бы ему «октопус».

Стас внезапно открыл глаза. В ушах еще оставался его собственный храп, который и стал причиной его пробуждения. Сделал он это резко, чуть дернувшись. Благо умелая рука мастера педикюра вовремя убрала руку с аппарата. Фреза тем временем продолжала издавать монотонный звук.

– С добрым утром! – как ни в чем не бывало сказала мастер, на бейдже которой было написано «Вика».

Стас привстал в удобном и располагающем к неге кресле и вяло улыбнулся в ответ.

Пронесло! Приснится же такое. Пожалуй, с дайвингом пока повременю.

Стас не любил надолго откладывать свои решения, особенно если они вели к комфорту и спокойствию. Но его спугнул величественный стук звукового сигнала «Та-та-та-да-а-а». Стас уже давно хотел его сменить, но такое же вздрагивание у случайных слушателей его забавляло… Это был как раз инструктор. Краткий ответ «Сегодня не жди» тут же был озвучен. За хорошо проделанную работу Стас решил поощрить себя глотком прохладной матчи с кремом и опять откинулся в кресле.

Вот правда, это единственный салон, где предлагают не просто чай или кофе в зернах.

В этот момент кто-то с бульканьем пытался налить себе из кулера простой воды. Стас поморщился.

Вика продолжала методично водить фрезой, издавая резкие звуки и оставляя за собой еле заметный шлейф пыли, который потом моментально исчезал в пылесосе. По телевизору все так же показывали острова с переливающимся морем от светло-бирюзового до темно-синего, в салоне играла успокаивающая музыка.

Настолько же спокойная, насколько была размеренной жизнь Стаса. Даже такое редкое потрясение в его жизни, как покупка квартиры, не смогло выбить его из колеи. Он без труда заработал на нее, ни разу не заходя в офис, как эти «неудачники». «Работать нужно только тогда, когда тебе будет удобно», – постоянно говорил себе Стас. Конечно, его немного смущала ежедневная поездка, как ему казалось в тесном лифте, но вид с 23-го этажа того стоил. Как и всегда, вернувшись домой, закрыв за собой тяжелую дизайнерскую, как и весь ремонт, дверь, плюхнувшись на диван, Стас достал свой телефон и начал листать, лайкать, писать, потом опять лайкать, чуть-чуть, не больше, читать и…

Тут, как назло, сел телефон. Зарядка предательски была воткнута в противоположном углу комнаты. Стасу пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы уговорить себя подняться. Но все-таки он любил добиваться своего, поэтому он резко, даже по своим меркам, встал и уже было направился к зарядке, как вдруг раздался грохот со стороны окна, а на месте, где мгновение назад сидел Стас, разлетелся пух.

«Это же мой новый диван», – только и успел подумать Стас, прежде чем его ноги неожиданным образом не подкосились, а их владелец не ударился головой о рядом стоящий кофейный столик, из натурального дерева, между прочим. Темнота и в этот раз уже тишина…

Глава 11

Стас. Недоумение

Стас очнулся только после падения а-ля бомбочка, как позже выяснилось, с заднего дивана автомобиля. Визг покрышек сразу, казалось, порезал барабанные перепонки, а характерный запах жженой резины пощекотал обонятельные рецепторы. Последнее даже было приятным, и Стас сделал еще один глубокий вдох.

Когда он полностью пришел в себя, первое, что подсказывал ему разум, – встать, открыть заднюю дверцу и выпрыгнуть, какой бы ни была скорость. Но в этот раз он решил отдаться другому чувству. Стас быстро нащупал телефон в кармане брюк. Его не беспокоил черный безжизненный экран. Ему нужно было удостовериться, что маленькая деревянная поделка-оберег, спрятанная за чехлом телефона, была на месте.

Надежно, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах, спрятав талисман, Стас попытался высунуться между передними сиденьями, но у водителя на него были другие планы. После резкого поворота Стас, подобно одинокой бутылке виски в багажнике, подчинился силе инерции и чудом не впечатался носом в боковую заднюю дверь. Хотя…

Погодите-ка, а где здесь ручка?

Стас ладонью пытался нащупать ее, чтобы воспользоваться выходом, но обивка в виде мягкой кожи не давала ни единого шанса выбраться – это было купе. Мелкие детали, которые, словно в замедленной съемке, успел заметить Стас во время очередного полета в противоположный угол салона, полностью развеяли его сомнения. Во-первых, это четырехконечная звезда, обрамленная в прямоугольник в качестве шильдика, во-вторых, хорошая шумоизоляция, в-третьих, ход не сильно динамичный, но демонстрирующий безупречное сцепление с дорогой. Это был красавец Lincoln Mark V Continental. Он был настоящей конструкторской музой, провоцирующей самых именитых дизайнеров и даже ювелирные дома: Bill Blass, Pucci Cartier, Pucci, Givenchy. Все они хотели прикоснуться к прекрасному.

Даже сейчас на его длинном блестящем капоте, словна холсте, проносились расплывчатые отражения домов, становясь шедеврами. Что-то похожее на сюрреалистичные картины Дали.

Машина-легенда. Машина-красотка. Машина…

Стоп! А кто за рулем?! Как я сюда попал!? Что я вообще здесь делаю?

Вопросы возникали без малейшей передышки.

– Что за хрень здесь происходит?! – только и смог прохрипеть Стас, отчаянно набирая в грудь воздух, как того требовал возросший адреналин.

В ответ рука водителя просунулась между передними сиденьями, схватила Стаса за ворот и резко опустила вниз. Как потом оказалось – вовремя. Откуда-то сзади сначала послышался рев другого транспортного средства, словно ягуар, бросающийся на свою жертву, а сразу за ним – хлопки из автоматического оружия. Боковое стекло автомобиля размножилось на тысячи мелких фрагментов, которые дождем посыпались на Стаса. Выждав паузу, рука, держащая его все это время, ослабила хватку. Водителю нужно было одной рукой перехватить руль, а вторую высунуть в окно. Ее продолжением был эффектный и беспощадный Desert Eagle, который с яростным грохотом начал двигать затвором и выплевывать пустые гильзы.

Стас приподнял голову, чтобы разглядеть, на кого была направлена вся мощь крупнокалиберных патронов. Как выяснилось, их целью был бензобак черного спортивного мотоцикла, который после точного попадания был моментально поглощен пламенем, ухватившим за собой и своего наездника. Стас, не думая, нырнул обратно в салон, проворачивая в голове увиденное.

Это что у него, перья на шлеме были? Или мне показалось? Тоже мне птица феникс!

Не успев найти объяснение происходящему, Стас услышал четкий, властный голос водителя:

Держи руль!

К счастью, Стас понял, что в его ситуации замешательство подобно смерти, поэтому как-то даже ловко протиснулся между передними сиденьями и ухватился за символ контроля из лакированного пластика с деревянной вставкой. Очевидно, преследователь был не один. Водитель, продолжая держать ногу на педали газа, демонстрируя завидную гибкость, высунулся на весь свой корпус в окно. Его пистолет затыкался лишь для перезарядки, готовый заново обрушиться на свою добычу. И вот так, распластавшись по салону, Стас пытался удержать машину на дороге и никуда не врезаться.

Сначала он увернулся от прямого столкновения с неспешно едущей впереди машиной. Затем боковым зрением был замечен, словно тень, проявившийся молодой мужчина, который в нерешительности хотел выйти на дорогу. Каким-то чудом Стасу удалось спасти бедолагу, нащупав пластиковую панель с обратной стороны руля. Раздался мощнейший пневмогудок, который наверняка заставил прохожих на тротуаре обернуться в ожидании увидеть либо приближающийся локомотив, либо ледокол «Арктика», не меньше.