Бабушка напрокат

И… ничего. Тишина. Только тиканье часов Кати на столе и ее ровное дыхание. Разочарование и новая волна страха захлестнули Аглаю. Не получается? Почему? В кошку-то получилось! Она попробовала снова, отчаяннее, вкладывая в мысль всю свою волю, всю любовь, весь страх за внучку. «ВОЙТИ!»

На этот раз был толчок. Не такой мощный, как вчера, но ощутимый – легкое головокружение, ощущение потери опоры. Она открыла глаза. И увидела… себя. Со стороны. Свою собственную фигуру, стоящую у кровати Кати, с чайничком в руках. Лицо было искажено гримасой предельного напряжения и страха. «Получилось! Я вне!» – мелькнуло, но радости не было, только новый виток ужаса. Теперь надо в Катю.

Она мысленно устремилась к спящей внучке. Ближе. Ближе. Вот тело. Вот лицо. Она «нырнула», как вчера в кота. И наткнулась на… сопротивление. Не на твердую стену, а на что-то вязкое, теплое, пульсирующее. Это было сознание Кати. Не активное, не мыслящее, а спящее, сонное, но присутствующее. Оно обволакивало, как теплый туман, создавая ощутимый барьер. Аглая почувствовала обрывки образов – страх перед экзаменом, лицо строгого преподавателя, темные формулы на доске, мелькнувшее лицо симпатичного однокурсника… Чужие эмоции, чужие мысли. Было душно, тесно, непонятно.

«Нет! Прочь!» – не слова, а ощущение отторжения пронеслось сквозь сонное сознание внучки. Тело Кати на кровати слегка дернулось.

Аглая испугалась. Если Катя проснется сейчас… Все пропало. Надо прорваться! Она собрала всю свою волю, всю ярость отчаяния, всю силу материнской (бабушкиной) любви и сделала новый, отчаянный рывок. Мысленный клин. Пробить туман! «Я должна помочь! ПРОПУСТИ!»

Барьер дрогнул, прогнулся. Ощущение вязкости сменилось чувством падения в теплую, темную воду. Она проваливалась, теряя ориентацию. Чужие ощущения нахлынули волной. Легкость в мышцах, которых не было уже лет тридцать. Иная ритмика дыхания, сердцебиения. Чувство голода (Катя, видимо, не завтракала). Тупая головная боль от недосыпа и стресса. И фоном – глухой, сонный протест: «Кто…? Уйди…»

Аглая Филипповна открыла глаза. Вернее, открыла глаза Кати. Она лежала на кровати. И видела потолок Катиной общаги. Но воспринимала его по-другому. Зрение было… четче? Ярче? Моложе. Она подняла руку – Катину руку. Молодую, гладкую, без пигментных пятен и выступающих вен. Длинные пальцы, аккуратно подстриженные ногти без лака. Она сжала кулак. Сила. Ощутимая мышечная сила, которой не было в ее собственном теле. Она села на кровати. Движение далось легко, без привычного стона и хруста в коленях. «Боже… – подумала она Катиными мыслями, но своим сознанием. – Это… невероятно.»

Но восторг длился недолго. Следом накатила волна физиологического дискомфорта. Тошнота. Головокружение. Сильная слабость, как после тяжелой болезни. Чужая физиология сопротивлялась непрошеному гостю. И на периферии сознания пульсировал сонный, но упрямый вопрос: «Кто здесь?»

«Я, Катенька, – мысленно попыталась успокоить Аглая. – Бабушка. Я с тобой. Все будет хорошо. Спи.» Она послала внучке ощущение тепла, безопасности, как когда-то, убаюкивая маленькую. Сопротивление немного ослабло, сонное сознание успокоилось, утонув обратно в глубинах. Но тошнота и слабость остались. Аглая (в теле Кати) глубоко вдохнула, пытаясь совладать с непривычными ощущениями. Она посмотрела на часы. Час двадцать минут до экзамена. Времени в обрез.

Она подошла к зеркалу, висевшему на двери шкафа. Перед ней стояла Катя. Высокая (как же странно видеть мир с этой высоты!), стройная, бледная, с тенью под глазами, но молодая. Невероятно молодая. Аглая подняла руку, коснулась щеки – гладкой, упругой кожи. Провела пальцами по губам. Чужие губы. Чужое лицо. Ощущение было жутковатым и захватывающим одновременно. «Надо действовать, – строго сказала она себе Катиным голосом, но с бабушкиными интонациями. – Экзамен.»

Она огляделась. На столе лежали конспекты, учебники, листки с попытками решений задач. Аглая подошла, открыла тетрадь. Формулы, интегралы, дифференциальные уравнения… Она пыталась вспомнить. Она же была инженером! В молодости! Давным-давно… Очень давно. В голове всплыли обрывки: «синус… косинус… производная…». Но это было так давно! И не на таком уровне сложности. Паника начала подниматься снова. Что, если она не сможет? Если ее знаний не хватит? Она лихорадочно стала листать конспекты, пытаясь понять хоть что-то. Текст плыл перед глазами, формулы казались китайской грамотой. Катина голова была пуста от знаний по высшей математике, а бабушкины знания были покрыты толстым слоем времени и забытья. «О господи… – прошептала она Катиными губами. – Что же я наделала?»