Чудесная вода

– Я бы хотела, но вот это… – молниеносным движением девушка сорвала с шеи платок. – Взгляните.

 То, что увидел бывший маг, было ужасающим. Тонкая девичья шейка была буквально утыкана шрамами от вампирских клыков. Одни раны были совсем свежими – их них, казалось, только-только перестала течь кровь, другие затянулись шершавой коркой. Найти на шее живое место было просто невозможно.

– У матушки такие же. Отец нас кусал за малейшую провинность. Иногда и просто ради шутки. Матушка мазала их чесноком, чтобы мы не стали вампирами. Это было очень больно, так, что я почти задыхалась. А в полнолуние даже те, что зажили, как будто открываются. Помогите мне, умоляю! Избавьте меня и матушку от этих шрамов. До конца жизни буду Вашей рабой – только спасите.

 У Франциска сердце сжималось от смеси того отчаяния и надежды, с которыми смотрела на него Люция. Надо было быть невероятно жестоким, чтобы сейчас оттолкнуть её, отказать, обидеть словом. Но обидеть так или иначе придётся.

– Прошу Вас, не молчите! – почти рыдала девушка, напуганная тем, что великий Магистр, о чём-то задумавшись, долго не отвечает. – Если хотите нанести удар, лучше сделайте это сразу.

– Видишь ли, Люция, – признался, наконец, бывший маг, глубоко вздохнув. – Я бы с радостью помог тебе и твоей матери прямо сейчас. Но, к сожалению, в битве с Трояном я потерял магический дар…

 Люция, уже не сдерживаясь, спрятала лицо в ладонях и безутешно зарыдала.

– Не плачь же, – проговорил Франциск. – Я всё равно что-нибудь придумаю. Это я тебе обещаю. Ты мне веришь?

– Верю, – ответила девушка, тут же перестав плакать. – Матушка говорит, Вы благородный и честный.

– Ну, а теперь иди домой. И не теряй надежды.

 "Как жаль, что ты дочь Гектора! – думал Франциск, когда гостью ушла с огоньком надежды в глазах. – И как жаль, что Флора его жена!"

 Будь они вампиру чужими людьми, после того, как Гектора захоронили, их шрамы затянулись бы сами собой, и шеи вновь стали бы гладкими, как шёлк. Но если жертва и вампир – единая плоть и кровь, или если между ними был акт единения – эти раны не заживут даже после смерти укусившего. Помочь такой жертве мог только сильный маг. Такой, каким Франциск был ещё недавно.

 Теперь же девушку и её мать могло спасти только чудо. То чудо, о котором бывший Магистр не сказал Люции. Сказать об этом было бы ошибкой. Флора бы этого никогда не простила.

 ***

 Но не знал бывший маг, как быстро исчезла из сердца девушки подаренная им надежда. Лишь только Люция переступила порог своего дома, как матушка давай её расспрашивать: где была так поздно? Услышав, что её дочь ходила к колдуну, который, к тому же, оказывается, потерял свой дар, Флора набросилась на неё с упрёками: и чего ты, спрашивается, бегаешь, куда не просят, пристала зазря к человеку, говорила же тебе, что ничего этот колдун не сделает, это, видно, судьба у нас такая несчастная, и никто её не изменит, а о шрамах лучше и вовсе помалкивай, зачем всем знать, что мы изуродованы – только перед людьми позориться?

 Не первый раз слышала Люция от матери такие речи. Все, кто знал Флору с детства, говорили, что она была весёлой и жизнерадостной. Сама же девушка видела её другой: с низко опущенной головой и плечами, с затравленным взглядом, полным безнадёжного смирения. Те редкие дни, когда она видела улыбку на лице матери, можно было сосчитать по пальцам. Уж отец об этом заботился на славу.

 Почему он так поступал с теми, кто его любил? На этот вопрос Люция пыталась ответить ещё с малолетства. Лет в пять, наверное, когда отец укусил её в первый раз. Сначала она честно пыталась быть хорошей девочкой, вести себя примерно, но вскоре поняла, что избежать укусов ей всё равно не удастся. А кусал отец очень больно – он буквально рвал ей шею зубами, словно нарочно хотел причинить дочери как можно больше страданий.

 Ещё больнее он кусал жену, которую (Люция это чувствовала) всей душой ненавидел. И чем больше несчастная старалась ему угодить, чем больше жертвовала собой во имя его капризов, тем сильнее муж ранил её своей ненавистью. Порой девушке казалось, что отец едва сдерживается от того, чтобы загрызть мать до смерти.

 И вот теперь, когда отец погиб, и порядочная дочь должна была бы плакать, Люция не могла выдавить из глаз ни слезинки.

 "Неужели нас больше не будут кусать?" – было её первой мыслью.

 К Магистру она шла с надеждой. С надеждой, что теперь-то ей с матерью удастся избавиться от шрамов, и они смогут забыть былое. Не вышло.

 "Наверное, мама права, – думала девушка, укладываясь спать. – Господин Магистр сказал, что придумает что-нибудь, только для того, чтобы меня утешить".

 Чтобы не думать об этом, Люция стала вспоминать бабушку Агнессу – мать её матушки, которую отец на дух не выносил. Особенно его раздражало, что его тёща забивает внучке голову "дурацкими сказками".

 "Есть где-то на дальнем-дальнем севере лес огромный, где круглый год тепло, как летом, и растут на деревьях плоды, каких в целом свете не сыщешь, и птицы поют, красивые, разноцветные, каких нигде боле не увидишь. А в том лесу гора стоит высокая-высокая, а в той горе – пещера с чудесной водицей. Выпьешь глоток этой водицы – от любой хвори излечишься. Да только сторожит этот источник тролль страшный и суровый. Каждому, кто к нему придёт, задаёт он загадки мудрёные. И только тот, кто их отгадает, может взять водицы чудесной"

 "А если кто не отгадает?" – спрашивала бабушку маленькая Люция.

 "Тогда тролль голову оторвёт. А из волос коврик сделает".

 Конечно, это была просто сказка, но именно сейчас девушке как никогда хотелось верить, что чудесная водица существует на самом деле. А что если это действительно так? Сказки ведь из ничего не появляются.

 "Вот пойду и сама проверю", – пришла в голову безумная мысль.

 Тихонько встав с постели, девушка торопливо оделась, на цыпочках прокралась на кухню, схватила небольшой мешок с сухарями.

 "Да, надо же ещё тёплую одежду взять, – вовремя вспомнила, прежде чем вернуться в комнату и завязать в узелок шерстяную кофточку и пальто с головным убором. – И денежек надо немного".

 Когда сборы были закончены, Люция зашла в комнату матери, которая, не ведая замыслов дочери, крепко спала. Девушка хотела было поцеловать её на прощание, но передумала: вдруг матушка проснётся и тогда уже ни за что не отпустит ни за какой водицей. Посмотрев на мать (возможно, в последний раз), она вышла из дома, тихонько прикрыв за собой дверь.

 Ночь была в самом разгаре. Звёзды, сложившиеся в созвездия, приветливо подмигивали девушке с неба. Ночной ветерок ласково играл её светлыми кудрями. Старая сова удивлённо ухала, гадая, что могло понадобиться человеку на улице среди ночи. Где-то в траве трещали, словно деревенские сплетницы, зелёные сверчки. Люция понимала, что, может быть, никогда больше не увидит родную деревню. Что если она не сумеет отгадать загадку, и тролль оторвёт ей голову? Но сейчас эта мысль проскальзывала как-то вяло и не пугала всерьёз. Ровно как и мысль о том, что все мы состаримся и умрём. Каждый прекрасно знает, что смерть неизбежна, но будет ли молодой и здоровый человек дрожать от страха? Ведь это (всякий надеется) случится не сейчас, а в далёком будущем. До старости ещё дожить надо. Так же и с троллем – пока до него доберёшься, да и то если доберёшься. Мало ли что в пути может подстерегать?

 "Всё, хватит думать о плохом! – оборвала Люция сама себя. – А то испугаюсь и вообще никуда не пойду".

 "А может, и вправду лучше вернуться? – возникла тут же другая мысль. – Может, никакой водицы и нет – всё это сказки. А я, глупая, куда-то бегу на ночь глядя".

 "Добро никогда не побеждало зла – всё это сказки, – совершенно некстати вспомнились девушке слова отца, а с ними – едкая усмешка на красивом лице. – А вера в чудеса – это для слабых и дураков. Умный человек не станет забивать себе голову подобной ерундой".

 Скольких людей причислил к дуракам его больной разум! Но именно к этим "дуракам" Люция больше всего питала симпатию. Может быть, отчасти потому, что сама была, в глазах отца, дурой беспросветной? С теми же, кого Гектор считал умными, его дочери не хотелось садиться за один стол. Очень ли приятно иметь дело с людьми, чей ум, как говорила бабушка Агнесса, "весь в хитрость ушёл"?

 Естественно, пойти среди ночи за тридевять земель за сказкой – отец бы непременно назвал глупостью.

 "Так я пойду! – решила девушка. – Назло Вам, отец!"

 Пусть его дух не тешит себя мыслью, будто она сдастся без боя, как сдалась и сломалась её матушка. И загадки тролля она отгадает, и с водицей вернётся. Не быть ей и её матери навеки изуродованными, не выть по ночам от одиночества!

 Рассвет уже наступил, а Люция всё шла вперёд – полями, лесом. И думала лишь о том, чтобы успеть уйти достаточно далеко от деревни, чтобы не хватились, не нашли и не вернули обратно. Только к полудню, падая от усталости, девушка, наконец, позволила себе сесть под деревом. И почти сразу незаметно для себя заснула.

 Когда Люция открыла глаза, солнце уже начинало понемногу розоветь, прощаясь с землёй.

 "Ничего себе, как долго спала! – подумала девушка. – Надо вставать, идти дальше".

 С трудом приподнявшись, она вдруг заметила, что укрыта чем-то тёплым. С удивлением узнала, что на ней плащ колдуна. Откуда?

– Ну что, проснулась, горе-путешественница? – услышала она голос Франциска. – Зачем среди ночи из дома убегаешь?

– Господин Магистр? Как Вы меня нашли?

 Конечно, Франциск мог бы догадаться, куда Люция направила свои стопы, но привычка вставать рано не подвела бывшего мага и в этот раз. Он покинул родную деревню чуть свет, когда девушки ещё не успели хватиться.

– Я специально не говорил тебе про воду, а то, думал, возьмёт девушка и побежит на край света. Возвращайся домой, Люция.

– Нет! Пожалуйста! – взмолилась девушка.

– Да не волнуйся ты так. Я ведь как раз туда иду. За чудесной водой.

– Вы?

 Для Люции это означало, что с этой минуты ей можно ни о чём не беспокоиться. Вернуться туда, где её, наверное, уже с ног сбились искать, обнять матушку, поужинать испечёнными ею пирожками и лечь спать не на холодную землю, а в тёплую и уютную постель. Да, она будет, как прежде, просыпаться от запаха свежеиспечённого хлеба и весёлых голосов соседей за окнами, будет холодными вечерами, сидя у печи, прясть пряжу, слушая за окном музыку ветра. И так за будничными делами почти незаметно пройдёт время ожидания, пока в один прекрасный день не услышит стук в дверь и не увидит на пороге бывшего Магистра, гордого тем, что разгадал загадку тролля и принёс чудесную водицу.

 "Да, Люция, неплохо ты устроилась" – тут же насмешливо подумала девушка. – Значит, ты будешь сидеть дома, не ведая опасностей и лишней, а этот человек из-за тебя будет мёрзнуть, продуваемый всеми ветрами, спать на голой земле, есть что попало и считать за счастье, когда, наконец, удастся помыться. Как будто бы не тебе, а ему нужна водица".

– Нет, господин Магистр, это Вы возвращайтесь, а я пойду на север.

– Почему ты перечишь старшим?

– Когда я просила помощи, я не знала, что Вы потеряли дар. Тогда я думала: произнесёте заклинание – и всё будет хорошо. Но я не вправе просить Вас идти в дальний путь и подвергать свою жизнь опасности.

– Разве ты меня об этом просила?

– Не просила. Не прошу и сейчас.

– И тем не менее я сам, по доброй воле, обещал что-нибудь придумать.

– Это не считается, – возразила Люция. – Ведь я сама вынудила Вас.

– Запомни, Люция, – взгляд бывшего Магистра сделался суровым. – Никто никогда не вынуждал Франциска что-либо говорить и делать. Я всегда сам принимал решения. И за каждое готов ответить.

 От таких слов девушка даже растерялась. Все мужчины стремятся оправдать себя, чтобы не отвечать за свои слова, деяния, свою жизнь. Все свои взлёты и удачи они объясняют исключительно своим умом, но причинами их падения всегда является либо злой рок, либо другие люди, чаще всего женщины. Так говорила ей мать, так вёл себя отец. До конца жизни он так и не смог простить Флоре того, что она, по его словам, "женила его на себе". Оттого она и была "на три четверти виновата" в его бесконечных изменах. Его любовницы, соответственно, были виноваты на одну четверть – какой же мужчина устоит, когда его откровенно соблазняют? Но зато наверняка, были полностью виноваты в том, что он отдал свою душу в обмен на вечную молодость и стал оборотнем. Сам же Гектор был, как всегда, во всём прав и чист, как младенец.

 Впрочем, не о нём сейчас речь.

– Я запомню, господин Магистр. И я Вам очень благодарна. Но я тоже дала слово без воды не возвращаться. Дала самой себе. И я не хочу как отец – он часто нарушал обещания. Умоляю, если Вы не раздумали идти, позвольте мне с Вами.

– Ты редкая упрямица! – проговорил бывший маг. – Если ты думаешь, что это будет нечто вроде увеселительной прогулки, ты ошибаешься. Путь будет долгим и трудным, и полным всяческих опасностей. Я к этому привык, ты же скоро устанешь и захочешь домой.

 В ответ Люция только покачала головой.

 Франциск глубоко вздохнул. Что за упрямая девушка попалась! Будь на её месте любая другая, он бы ни за что не позволил ей подвергать себя испытаниям и опасностям – вернул бы её домой. Но с Люцией это (Франциск прекрасно понимал) не пройдёт. Её вернёшь, так она на следующий день опять сбежит. И будет ходить-бродить одна, такая юная и беззащитная.

– Хорошо, ты пойдёшь со мной. Но прежде давай договоримся, что во-первых, ты будешь во всём меня слушаться и далеко от меня не отходить. А во-вторых, ни в коем случае не станешь пытаться поговорить с троллем. Разговаривать с ним буду я.

– Хорошо, господин Магистр.

– Тогда вставай и пошли.

 С трудом поднялась Люция на ноги. Уставшая за ночь ходьбы, девушка с трудом их передвигала. Каждый шаг отдавался болью в стопах.

 "Так надо, – говорила она самой себе, едва поспевая за Франциском. – Если уж увязалась – молчи и терпи".

 Как и обещал бывший Магистр, путь действительно оказался нелёгким. За несколько дней пути ноги Люции покрылись мозолями и волдырями, волосы спутались, одежда покрылась грязью и впитала запах пота, немытое тело чесалось, причиняя мучения. Заросли лесной малины исцарапали ей руки. Какое счастье, что она не взяла с собой зеркальца! А то непременно бы пришла в ужас, увидев вместо такой знакомой себя неряшливую измученную девочку.