Полная версия
Николай Чернов
У Тьмы свой Голос
Предисловие.
Но я назову это иначе…
Прелюдии.
Прелюдии? Что? Какой редкостный абсурд, подумаешь ты.
Совершенно верно мой дорогой читатель, или не очень дорогой? Я пока не определился, но мы обязательно разберемся в этом вопросе, чуть позже. Прелюдии, именно так я называю вступление в музыке или предисловие в романах. И твой вопрос совершенно уместен. – А почему?
Дело в том, что хороший рассказ для меня, это как хороший секс для тебя, ну не только для тебя одного, возможно для всего человечества. Думаю, в этой реке мысли нет одиночества, ведь даже в маленьких ручейках полно мелкой рыбы. Как сказал мой хороший знакомый, если хочешь, чтобы все прошло идеально, а не походило на изнурительные спортивные мероприятия, которые могут оставить за собой травмы, с последующими отвратительными впечатлениями, ты или должен хорошо делать прелюдии или иметь при себе достаточное количество лубриканта, на худой конец сойдут слюни в ротовой полости. Надеюсь, у меня хватит всех необходимых инструментов и навыков.
Это мой первый роман, а возможно и не роман вовсе, я пока не уверен, что в итоге получиться, но и повесть тоже звучит отлично, в одном я не сомневаюсь, это начало истории, которой я хочу поделиться с тобой. И если ты это читаешь, то я невероятно преуспел в борьбе со своей ленью и деградирующей мотивацией.
Я все же это написал!
Огромный выдуманный зал зрителей, тусклый свет прожекторов, направленный в центр сцены, закрывающийся занавес, бурлящие хлопки аплодисментов. – Сегодня обошлось без тухлых помидор и соревнований по меткости метания, - прошептал работник оркестровой ямы себе под нос, вытирая пот со лба грязным от соплей носовым платком.
Сразу хочу обратить твое внимание на то, что все персонажи, локации, сюжетные линии, это исключительно игра моего больного воображения. Я не подбирал слов и выражений. Писал, как чувствую, как вижу, собирая буквы в слова, а слова в предложения. Эта история вряд ли станет достоянием литературной премии, её не внесут в школьную программу, но и то, что это будет туалетное чтиво, я так не думаю. Хотя я убежден, что в туалете, особенно когда в доме большая семья или огромное количество близких, чуть ли не единственное место, где можно побыть с самим собой и чистотой своих мыслей. Я и сам не раз, сидя на унитазе, испуская свои отработанные благовония, читал разные романы известных, знаменитых, культовых писателей нашей современности. Они, конечно, от этого не стали туалетными, и не годятся в сравнение с текстом на освежителе воздуха.
Так вот, о чем я?
Поскольку я начинающий писатель, вероятно, не самый хороший, но явно лучше тех, кто придумывает описание запаха лавандовой рощи, мне бы хотелось, чтобы ты с улыбкой читал мою историю. Местами с неподдельным страхом и даже ужасом, трясущимися руками и дергающимся уголком губы или глаза, или что там у тебя трясется в порывах нестабильного психического состояния и взрывах внутренней эмоциональной бомбы?
Прелюдии….
Это то место, где я как автор могу сидеть и смотреть в твои глаза или вообще отвернуться. Вести с тобой милые беседы, говорить по душам, да что там, я могу даже нести откровенный бред или молча пялиться в потолок, с выпученными глазами, пуская слюни из края губы на свою рубашку. Главное задать правильный ритм и настрой на предстоящий путь по тропинке истории. Пускай волна фантазии откинет тебя на спинку комфортного дивана. Твое тело, полностью расслабляется, мягкие подушки окутывают его нежно и тепло, обнимая, прикасаясь своей бархатистой обивкой из алькантары. Представь – ты, я, диван, лужа крови под ногами, образовавшаяся из твоих глаз. Наверно это лишнее. Мы сидим и ведем дружеский диалог. В своей голове, ты можешь создать меня кем угодно и каким угодно, сила мысли в сочетании с фантазией не имеет границ. Сейчас за моим окном февраль двадцать пятого года, идет снег. А что в твоем окне? Если ты, конечно, не находишься в холодном подвале без окон, с огромным количеством голодных крыс, пристёгнутый к неработающей отопительной батарее и отрубленными конечностями. Но это все не так уж и важно, скажи… Главное то, что мы с тобой можем вести честные, открытые беседы, где время не имеет над нами власть, где оно играет нам только на руку, превращая их в хорошее вино, с приятным послевкусием. Предлагаю, поскольку мы немного расслабились и сбавили обороты, откупорить эту бутылку истории и разлить по бокалам разума.
И как ты уже начинаешь понимать, с прелюдиями у меня полная беда, но слюней во рту достаточно. Единственное чего желает мое сердце, и от чего я точно был бы в восторге, если это время, которое ты мой дорогой читатель потратил на мою историю, перелистывая последнюю страницу, оправдало твои ожидания, оставляя не менее мерзкий привкус внутри тебя, как от глубокой затяжки сигареты, после отличного секса…
***
Если вы на дух не переносите нецензурные выражения, вам отвратительно читать про алкоголь, наркотики, секс и рок, это книга не подходит вам. Я вас уверяю! Все перечисленное здесь есть. Предлагаю сразу её закрыть и не портить себе настроение. Поищите что-то более подходящее вашим предпочтениям.
P.S.: За окном уже апрель, а я все еще не приступил к написанию этой истории. Но скоро начну, обязательно начну…
«Лампочка погасла».
Двери лифта бесшумно открылись на восьмом этаже элитного многоквартирного дома, с не менее кричащим названием «Серебряный парус». Панель управления, безжизненным женским голосом громко известила о прибытии, и таким же электронным звучанием пожелало хорошего дня. Марк вылетел из него, чуть медленнее пули, не дождавшись пока проем выхода, полностью раскроется, правым плечом задев одну из створок, тем самым оглушив этаж крепким глухим ударом. Буквально через секунду он стоял возле двери своей квартиры, трясущимися руками рыскал электронный ключ по карманам джинсовых брюк. Сначала под обыск попали те, что спереди, проводя рукой по ним, сразу было понятно, что они совершенно пусты, но никогда не помешает заглянуть внутрь, чтобы убедиться в этом наверняка. В его голове звучали слова дяди Брайна, который долгое время работал надзирателем в тюрьме на окраине их маленького, но, тем не менее, главного города острова Реуньон.
Когда его отец, Эд, покончил жизнь самоубийством, дядя Брайн взял на себя опеку над Марком, и это были лучшие дни его детства. Брайн сидел пьяный в стельку в своем кресле качалке (в котором через шесть лет у него остановится сердце) на ветхой веранде у дома, который своим видом молил о реставрации, наблюдая за тем, как Марк растерянно ищет гайку, фиксирующую заднее колесо велосипеда, слушал радио рок, потягивал сигару, запивая холодным пивом. В какой-то момент он встал и сказал, своим прокуренным и басистым голосом, – Марк, если проводишь обыск, никогда не ленись заглянуть в задницу, все самые ценные сокровища прячут именно там. – А после своей речи, которая явно вызвала в его глазах искры восторга и самовосхищение, натянул широкую улыбку на лице, озарив местами гнилые зубы. Потом смачно харкнул на газон лужайки отвратительной густой слизью коричневого оттенка, после чего смочил горло пивом прямо из горлышка, благородно рыгнул, опускаясь в свое кресло.
К слову, ключ нашелся в задней части брюк, а дядя Брайн уже как десять лет разложился в своем гробу на северном кладбище Линэл Сити, накормив своим телом всех обитателей земли вокруг него, и устроив праздник на всю округу. Все как он любил, подумал Марк. Руки продолжали предательски трястись, попасть ключом в сканер считывания электронного замка, в котором была вшита метка, получилось только со второй попытки. Замок загудел, механизм зубодробительно затрещал, Марк толкнул её от себя. Дверь грубо отворилась благодаря усилиям мышц руки и с грохотом ударилась о стену внутренним углом ручки, оставив на той глубокую вмятину, и с таким же грохотом, только уже об замочную скважину, содрогая проем всем своим весом захлопнулась позади. Мотор замка загудел в обратном направлении.
Сразу за дверью был узкий коридор, длиной метров пять, который упирался в стену, на ней висела арт-картина неизвестного художника. На белом полотне грубыми мазками масляной краской, красного цвета, изображен образ женщины, которая то ли кричит, то ли извергает фонтаны крови на свое тело. Снизу в самом углу стояло глиняное кашпо, в котором прорастала высокая пальма, далее коридор уходил направо в просторную, светлую гостиную, совмещенную с кухней. Стены коридора, как и, собственно, во всей квартире, были идеально ровные, покрашенные белой матовой краской. У входной двери по левую сторону стояло зеркало, которое начиналось у пола и заканчивалось у потолка, шириной около двух метров, высотой метра три не меньше, а напротив был встроенный шкаф. В потолке по прямой линии шли точечные светильники, теплого света, которые сработали от датчиков нахождения и определения живого организма в пространстве. Датчики были установлены по всей квартире. Светильники засияли на всю свою мощность, а сам потолок был такой же, как стены, матовый и белый. Полы же были выложены керамической плиткой, с рисунком под светло-коричневое дерево.
Буквально на втором шаге, кожаный ботинок с выпирающей подошвой на правой ноге Марка с невероятной скоростью устремился своим носом в зеркало. Тишину разразил сильный удар, по своей мощности напоминающий взрыв динамита, осколки полетели в разные стороны, звонко ударяясь о стены и дублируя свои полеты, переходящие в панические прыжки на плитке, перемещаясь в хаотичном порядке по периметру. Нижняя часть осыпалась сразу, другая его половина ровно секунду зависла на месте, словно наблюдала за происходящим, оценивая свое незавидное положение, а потом устремилась вниз, и с еще большим грохотом разлетелась об пол. Он направился по коридору, безжалостно дробя под подошвой выжившие крупные осколки и те, что поменьше. Подойдя к картине, словно футболист со всего размаха этой же ногой ударил кашпо, который в свою очередь не желал сопротивляться и показывать стойкость перед агрессором, развалился на кусочки во все направления, вывалив землю и корни пальмы как кишки из вскрытого живота, растение склонилось, словно от боли в коленях набок.
– Ебучая сука… Конченное, вонючее влагалище. Мать твою, да как так, – кулаком ударил по картине, порвал холст, разбив костяшки о стену, пустил из них свою кровь. Марк кричал так, словно ему на ногу упал кирпич или случайно воткнул себе нож в ладонь, причем насквозь. Это был не просто крик, голос был истерический, связки надрывались насколько могли, словно демона загоняют домой, так и не дав убить всё человечество. – Сука. Ненавижу. Мразь. Чтоб ты сдохла. Сука…Сука…Сука… -
Свет в гостиной так же загорелся автоматически. Выходя из коридора, смотря перед собой метрах в семи, напротив, в правом углу было две белых двери, та, что находилась, прямо вела в ванную комнату, та, что справа была открыта и за ней виднелась спальня. По левую сторону стена была полностью возведена из панорамных окон от пола в потолок. За окнами располагалась терраса, медленно погружающаяся в одеяло глубокой ночи. Перед окнами стоял диван, обитый премиальной тканью желтого цвета, рядом приуныл стеклянный журнальный столик, на котором была лишь пустота. Диван, располагался лицом в сторону стены, прилегающей к входу в коридор, а на стене висел огромных размеров телевизор. Справа от входа в комнату воздвигался кухонный гарнитур, тонко попадавший в цвет стен, полностью встроенный и практически сливающийся в пространстве, на дверцах и ящиках отсутствовали ручки, взамен установлены сенсоры открывания и электрические моторчики. Неподалёку от гарнитура монументально возведен кухонный остров, на котором виднелась раковина и плита, а перед ним барная стойка. На ней стояла умная колонка, а рядом высокие стулья с металлическим основанием и мягкими подушечками.
Марк, резко схватил ту самую умную колонку, вырвав ее из розетки оголив провода, легким движением превратив ее в совершенно глупое и неработающее изобретение, со всего размаху кинул в журнальный стол, тот осыпался в две секунды. – Ебучая сука. Ненавижу. Ненавижу. – В руках взмыл барный стул, который подобно лопасти вертолета направился в сторону телевизора. Легким касанием металлического основания, превратив экран в потресканный вид, завершая свой полет, приземлился рядом со скелетом журнального столика.
Не успев перевести дух, он быстрым шагом направился в правый угол комнаты, подошва ботинка летела в область ручки двери в ванную комнату. Плотный удар с треском разрушающегося дерева пролетел по всему дому, полотно двери со скоростью Феррари влетело в стену, расколов на ней керамическую плитку и осыпая щепками пол на который следом звонко отыграла ответная планка замка, кружась в своем бешеном танце. Дверь, оторвавшись от верхней петли, наклонилась, вид у неё был разбитый. Но ботинок не останавливался на достигнутых разрушениях, и следом под его уничтожение попала раковина, которая частично осыпалась со второго удара, как оказалось стойкости ей не занимать.
– Отец был прав, когда говорил, что им нельзя доверять. Эти шлюхи предадут, воткнут нож в спину, выстрелят в голову, дай только повод или попробуй отвернуться. Мразь. Т-в-а-а-а-р-ь. А.а.а.а.а.а.а… Да как такое могло произойти? Как она смогла? – Опершись на останки раковины, он смотрел в зеркало, которое висело выше, и кричал на свое отражение. Глаза были полностью залиты кровью, от перенапряжения все сосуды полопались, сделав склеру красного цвета, пропитавшись яростью и безумием. Лицо еще достаточно молодого человека, двадцати восьми лет от рождения, источало не то чтобы гнев или негодование, скорее бешенство, рассудок и самообладание явно играли в прятки с разумом и определенно побеждали в этой викторине. Скулы тряслись от напряжения, а мышцу правой веки мучали судороги, все тело вибрировало. – Тварь…Тварь…Тварь. -
М-а-р-к! Голос отца в его голове начал издевательски прорываться. Услышав его, Марка затрясло еще сильнее. Тебе не хватило моего жизненного опыта? Чему я тебя учил маленький ты ублюдок. Неужели все мои страдания и беды прошли зря? Посмотри на себя, а лучше разгляди в это сраное зеркало, ты же самое что не на есть ничтожество, стоило мне на секунду уйти, как ты обосрался, все нам, испоганив.
– Нет, папа, прошу… Только тебя мне сейчас не хватает, я и так в полном дерьме из-за тебя, между прочим. Умоляю, замолчи, – бормотал он еле слышно, словно испуганный мальчик, которого поймали на проказе, а губы продолжали жить своей жизнью и дергаться из стороны в сторону.
А-ха-ха-ха-ха-ха. Из-за меня? Ты так ничего и не понял, все тот же маленький «соплежуй». Ты забыл, как твоя мамаша сбежала от нас, как она бросила тебя, меня? Как ты ныл чуть ли не каждую ночь в подушку, как стоял перед окном, часами вглядываясь в темноту. Забыл? Я тебе все детство только и твердил, что все эти женщины зло, предатели, враги, чтобы ты держался от них подальше. А что делаешь ты? Приводишь шлюху в мой дом? Оставляешь её одну. А теперь винишь меня? Будь мужчиной, ответственность за свои действия надо уметь нести достойно. Ты ведь сам все испортил! Мерзкий голос в голове не унимался, и Марк вряд ли мог с этим что-то поделать.
– Я умоляю тебя, замолчи, сейчас не самый подходящий момент для выяснения отношений. П-а-п-а прошу тебя, мне надо успокоиться, – заорал в зеркало, схватившись за голову двумя руками. Голова тряслась из стороны в сторону, а глаза даже не моргали.
Сопляк… Ну…Заплачь.… Давай нытик, чего же ты ждешь? Это ты умеешь лучше всего, к этому у тебя всегда был особый талант. Плачь отрепье грязной шлюхи, кусок маленького ублюдка. Ты хуже тряпки, которой я мыл полы, помнишь, ту футболку желтого цвета, что осталась от твоей мамаши? Ну один в один. Не находишь? Такой же постоянно мокрый. Мало я тебя бил, это уж точно. Ты так и не стал мужчиной. Фу… Мерзость. Меня от тебя тошнит! Голос становился все громче.
– Заткнись.… Сам ты ублюдок. Закрой свой поганый, трупный рот! Тебя нет, тебя не существует. Заткнись.… И я не твой сын, тебе ли не знать, слабое звено здесь только одно, и это ты, самоубийца. – Марк злобно прорычал в свое отражение, брызгами слюней замарав поверхность чистого зеркала.
В 1996 году, в начале лета, самолет на котором летела мать Марка, Барбара, приземлился в аэропорту Линэл Сити. Ей едва исполнилось двадцать семь, а на вид она выглядела и того моложе. Стройная, невысокого роста, с голубыми глазами, крашеная блондинка, которая имела в багажнике идеальное тело, упругие сиськи второго размера, аппетитную задницу и тату с изображением Боба Марли на левом плече. Если Эд не врал, она сбежала от своего первого супруга, так как тот проявлял к ней яркую агрессию, бил, унижал, насиловал в наркотических и алкогольных опьянениях. Настоящий абьюз, в самых красочных проявлениях. По крайней мере, так она всем рассказывала. Именно в Линэл Сити она хотела начать новую жизнь, во-первых, это далеко от Мали, где жил ее бывший, а во-вторых, даже очень подходящее место для подобных начинаний, место, где её не найти. Все это звучало достаточно убедительно и правдоподобно.
Эд на тот момент работал в мастерской на Баймен Стрит, днем ремонтировал мотоциклы, а вечером садился на свой Харлей, разбивая воздух своим телом, мчал в бар «Грязные волки». Там они с приятелями периодически выступали, у них была своя рок-группа «Рваные тапки». Это название придумал дядя Брайн, который так же состоял в этом ансамбле. В один из зимних вечеров они собирались на студии, точнее в гараже. Но им нравилось говорить на студии. Как рассказывал дядя, если было отличное настроение, и шла волна, они занимались музыкой. Для этих целей, в их клубе по интересам было все: барабанная установка, бас гитара, электрогитара, мониторы, микрофон и отличная компания. Нет, их музыка не была на слуху, да и вообще была редким говном, на редкого любителя, но им нравилось быть вместе. Брайн, как мы выяснили ранее, трудился в местной тюрьме. В тот день, делая обход общих зон заключенных, проходя мимо туалетов, решил помочиться, и именно в этот момент гнилой деревянный пол под ним дал слабину, и его ноги в единственных ботинках в его распоряжение, окунулись в свежее дерьмо. Естественно, обувь была подвержена тщательной стиральной и стерильной обработке, и ничего не оставалось, как идти на назначенную встречу в том, что имелось, в рваных домашних тапках, в передней части правого вылезал большой палец. От этого все и произошло. В свободное время от занятий музыкой, они употребляли тоннами пиво или что-то крепче, курили травку, смеялись и снимали женщин для украшения своего мужского одиночества. И бар «Грязные волки» оправдывал свое название и возлагаемые на него ожидания.
В этом прекрасном, веселом месте, вечером одиннадцатого июля 1996 года, Эд повстречал Барбару. Как он потом утверждал, все закрутилось так быстро, словно ураган, а всему виной ее задница, божественный минет в кабинке местного сортира, и огромное количество бесплатного алкоголя. Каждый год в этот день данное заведение отмечает свой день рождения, и так повелось, все пиво бесплатно. Все грязное население Линэл Сити, все отбросы и падаль, чуть ли не с самого утра толпятся у входа.
Через пару дней, видимо, как только прошло похмелье, они с Барбарой уже жили вместе, а через неделю она принесла на завтрак на тарелке тест, с двумя полосками, после чего они узаконили отношения. Остальные девять месяцев было тяжело, по крайней мере, Эду. Она устраивала вечные истерики и запросы, ругань и скандалы. Да и минет, уже не был таким замечательным, а спустя половину срока тот совсем исчез из его повседневной жизни, так как вкус его члена вызывал у нее омерзительное восприятие и рвотный рефлекс.
Все самое интересное началось после того, как на свет появился Марк. Замечательный малыш весом почти три килограмма, с голубыми глазами, лысой башкой и голой задницей. Эд летал в облаках от счастья и радости. А вот Барбару словно подменили, она совершенно не занималась малышом, сторонилась его, как могла, все свои обязанности водрузила на мужа, а сама устремилась в праздную жизнь, начала знатно пить, употреблять наркотики, пропадать ночами в клубах, барах или мотелях. Эд спихивал это на послеродовую депрессию, с терпимостью и поднятой головой приняв на себя обязанности родителя, совершенно не замечая паразитирующее поведение новоиспечённой супруги. А её загулы и измены, стали как омлет на завтрак, из двух яиц и сосиски, правда ходили слухи, что бывало, за раз она уминала сразу четыре яйца и две сосиски одновременно.
В сентябре 1997 года самолет компании «Вайт Эйрлайнс» взлетел из аэропорта Линэл Сити в воздух, и больше Барбару никто не видел. Видимо в тот самый момент Эд начал сходил с ума, безмерно пить, употреблять самые жесткие наркотики, ссать в кровать прямо под себя, блевать, веселиться на полную катушку. Когда Марку исполнилось шесть, к этому списку развлечений добавились проститутки, которые хороводами менялись в их доме, и новые дружки нисколько от них не отстававшие. Эти вечеринки пьяниц, наркоманов, и всего сброда округи продолжались до последнего вздоха Эда. Отец, пропитанный ненавистью ко всему женскому полу, включил эту программу обучения в воспитание своего сына, чередуя с вымещением своей злости и агрессии.
Избивал ли он его? Еще как. Марку иногда казалось, что он чудом выжил и стал человеком, если, конечно, стал. Но страх перед отцом он так и не поборол, видимо тот так глубоко засел где-то внутри, и был словно раковая опухоль, которая с годами только разрастался внутри него. Какое-то непродолжительное время, хватало голоса Эда, чтобы Марк легко обделался прямо в штаны, и для этого не надо было, как отец напиваться до усрачки, достаточно уметь слышать и слушать. Временами, после очередной порки жизни, стоя перед окном, он плакал, разговаривая с воображаемой матерью, умоляя её забрать его, вернуться к нему, шептал тихо себе под нос, как сильно ее любит и как сильно она ему сейчас необходима, вытирая слезы рукавом кофты легонько пошмыгивая, так, чтобы никто его не услышал. Если Эд замечал эти моменты, то избивал его еще сильнее, чем часом раньше.
Но на самом деле это были только цветочки, самые спелые ягодки созрели в 2009 году. Тогда Эд после очередной тусовки со своими новыми друзьями по несчастью, видимо по заверению этих самых собутыльников, на следующий день отправился с Марком в центральную больницу, где сделал ДНК тест и окончательно обезумил. Тест показал, что Эд не приходится биологическим отцом Марку. С этого момента издевательства стали происходить в их доме чаще, побои были гораздо сильнее и пропитались особой жестокостью и ненавистью. Да и все развлечения, если смотреть как на график, росли в прогрессии вверх. Но длилось это безумие недолго, точка была поставлена через три месяца, в тот день психическое состояние Эда достигло своей кульминации. Утром он встал, взял ружье, сел и выстрелил себе в голову, разукрасив своими мозгами потолок и стену, пропитав своей кровью зассанный диван. Тогда-то Брайн забрал Марка к себе, и его жизнь (а возможно жизни обоих), стала гораздо лучше.
Ты послушай себя. Как же меня не существует Марк? Я ведь в твоей голове. Я ведь и есть ты. Ах-ах-ах-а. Ты не сможешь сделать так, чтобы я замолчал, голос не унимался.
Марк собрал всю силу воли в кулак, разжал хватку кистей рук, отпустил раковину, и со всего размаху, уже разбитые костяшки правой руки врезались в зеркало, превратив его в осколки и пыль.
– Грязная шлюха. Черт… Черт… Черт… Я тебе покажу. Меня просто так не сломать. Ты узнаешь. Ты поймешь, с кем связалась. –
Резко развернувшись, он направился в спальню. Опустился на колени перед кроватью и протянул под нее руку. Какое-то время, нащупывая воздух, наконец-то поймал металлический ящик, ухватился, дернул его на себя. Ящик был небольшим сейфом, на крышке возле электронной кодовой панели моргал красный индикатор. Пальцы выбили код 1,2,3,4. Панель издала звук, а цвет индикатора стал зеленым, легкий щелчок замка и крышка откинулась. Марк сидел, и какое-то время смотрел на Glock 17 под завязку заряженный патронами калибра 9мм. Рука все еще не стремилась в товарищи, предательски тряслась, правой ладонью обхватил рукоятку, снял предохранитель, левой рукой дернул на себя затвор, развернулся спиной, облокотившись на край кровати, и уселся на пол. Холодный как смерть пистолет опустился на его колено.
Что же ты делаешь щенок? Не смей… Ты поступаешь как трусливая псина, из-за какой-то сраной телки. Убери его на место. Все еще можно исправить. Заканчивай играть в эти игры, завизжал голос отца, словно в фильмах Голливуда священник проводит обряд изгнания дьявола, а тот сопротивляется, из последних сил держась за свою жертву и этот прекрасный мир.
