Верность

«Просто чтобы ты знал, – начала я, – у меня месячные».

Он отложил карандаш и выдал:

«Оу».

(Просто «Оу».)

Когда я поинтересовалась, почему он так отреагировал, Митч ответил, что думал: возможно, на этот раз я действительно забеременела… что было бы здорово.

«Ты же понимаешь, я хочу детей», – добавил он.

«Верно, – ответила я. – Когда-нибудь».

«Когда-нибудь в ближайшее время», – продолжил он. «Со временем, в один прекрасный день. Когда мы будем готовы».

Митч вернулся к своим графикам. Он не злился, не сходил с ума. Но казался грустным, что гораздо, гораздо хуже.

Поэтому я переспросила:

«Когда мы будем готовы, точно?»

И он ответил…

«Я готов хоть сейчас, Дженни, как и был готов в прошлом году, но, похоже, что ты, возможно, никогда не будешь готова. Ты даже не хочешь готовиться. Ведешь себя так, будто беременность – болезнь, которую можно подхватить в общественных туалетах».

<<Бет – Дженнифер>> А что ответила ты?

<<Дженнифер – Бет>> А что я могла сказать? Я-то не готова. И не исключено, вводила его в заблуждение каждый раз, когда использовала выражения «когда-нибудь» и «в конце концов». Не вижу себя в роли матери…

Но я также не представляла, что могу выйти замуж, пока не встретила Митча.

Я всегда думала, что меня увлечет идея завести ребенка, я заражусь желанием от Митча и однажды утром проснусь с мыслью: «В таком чудесном мире можно родить ребенка».

Что, если этого никогда не случится?

Вдруг он решит прекратить ждать и найдет совершенно нормальную женщину, которая – вдобавок к тому, что от природы худая и никогда не прибегала к рецептурным антидепрессантам – захочет как можно скорее забеременеть от него?

<<Бет – Дженнифер>> Как Барби с постоянной овуляцией.

<<Дженнифер – Бет>> Да.

<<Бет – Дженнифер>> Как вымышленная новая учительница социологии.

<<Дженнифер – Бет>> Да!

<<Бет – Дженнифер>> Такого не будет.

<<Дженнифер – Бет>> Почему?

<<Бет – Дженнифер>> По той же причине, по которой Митч летом пытается выращивать гигантские тыквы – хотя ваш двор слишком мал, кишит жуками и там недостаточно солнца. Митч не ищет легких путей. Он намерен потрудиться, чтобы получить то, о чем действительно мечтает.

<<Дженнифер – Бет>> Значит, он дурак. Причем дурак, чьи семена никому не нужны.

<<Бет – Дженнифер>> Дело в другом. Суть в том, что он дурак, который не откажется от тебя.

<<Дженнифер – Бет>> Не уверена, что ты права, но вроде бы теперь мне лучше. Стало быть, хорошая работа.

<<Бет – Дженнифер>> Всегда пожалуйста.

(Ты знаешь, что я имею в виду: в любое время после 10:30 или около того, да?)

<<Дженнифер – Бет>> Ага.

Глава 6

Согласно списку сотрудников компании, Дженнифер Скрибнер-Снайдер была выпускающим редактором.

А вот Бет Фримонт Линкольн знал. Во всяком случае, знал о ней. Он читал ее рецензии фильмов.

Бет была забавной, и обычно Линкольн с ней соглашался. Из-за нее он ходил смотреть «Темный город», «Не будите спящую собаку» и «Бэйба»[17].

К тому времени, когда Линкольн сообразил, что не отправил предупреждение Бет Фримонт и Дженнифер Скрибнер-Снайдер – после бог знает скольких нарушений, трех… полдюжины? – он не мог вспомнить, почему так поступил. Может, как раз потому, что он не всегда понимал, какое правило нарушают девушки. Наверное, причина в том, что они казались совершенно безобидными. И милыми.

И он не мог послать им предупреждение, не сегодня. Не сейчас, когда они на самом деле переживали, что им могут прислать письмо. Странно, правда? Знать, что кто-то прочитал сообщения, в которых вы обсуждали, читает ли кто-то личную электронную переписку. Тут и страдающий паранойей человек мог бы задуматься, а вдруг все остальное, о чем он беспокоился, тоже правда?

И тогда он бы предположил: «А что, если они хотят поймать меня?»

Линкольн не хотел быть плохим парнем из «Трона».

И еще… Кроме того, ему вроде как нравились Бет и Дженнифер, насколько он мог судить по содержанию их писем, вернее, только части посланий.

Он еще раз перечитал сообщения. Слово «задница» совершенно точно было в списке запрещенных. Как и «блэкджек». И «порно». Линкольн не был уверен насчет «извращенцев» или «менструации».

Поэтому уничтожил файлы и отправился домой.

* * *

– Не надо собирать мне обед, – сказал Линкольн матери, даже несмотря на то, что ему нравилось, когда она готовила для него. Вернувшись домой, он практически отказался от фастфуда.

На кухне всегда была еда: что-то пеклось, жарилось, тушилось или остывало на тарелке. Мама вечно пихала ему контейнеры, когда он уходил на работу.

– Я не занимаюсь твоим обедом, – заметила она. – Я собираю тебе ужин.

– Но ты не обязана, – возразил Линкольн. Он ничего не имел против того, чтобы жить с матерью, но ведь даже в этом случае важно соблюдать границы. И позволять ей всякий раз готовить – для него это уж слишком.

Мама начала планировать свои дни так, чтобы иметь возможность покормить Линкольна.

– Верно, я не обязана, – подтвердила она, протягивая сыну пакет с продуктами: внутри звякнула тяжелая стеклянная форма для выпечки.

– Что ты приготовила? – спросил Линкольн.

В воздухе витал запах корицы.

– Курицу тандури[18]. Наверное. В смысле у меня нет тандури или тандыра, одной из тех печей, и у меня не оказалось достаточного количества йогурта – как думаешь, они используют йогурт? Я взяла сметану. И паприку. Возможно, получился куриный паприкаш… Я понимаю, что не обязана готовить тебе ужин, но мне хочется. Я чувствую себя лучше, когда ты ешь – когда ты ешь настоящую еду, а не то, что продают в упаковке. Я очень беспокоюсь. Ты не спишь и никогда не бываешь на солнце…

– Я сплю, мам.

– Днем. А люди должны просыпаться с солнцем, вбирать витамин Д и отдыхать ночью, в темноте. Когда ты был ребенком, я даже не разрешала тебе спать с ночником, помнишь? Свет мешает выработке мелатонина.

– Хорошо, – ответил Линкольн. Он не мог припомнить, когда выигрывал в споре с мамой.

– Линкольн, что еще за «хорошо»?

– Это значит «ладно», типа, я тебя слышу.

– Ах вот как. Тогда не говори ерунду. Возьми курицу, Линкольн. И съешь ее.

– Так и сделаю. – Линкольн прижал пакет к груди и улыбнулся. Он пытался выглядеть как человек, о котором не стоит беспокоиться. – Конечно, мам, – добавил он. – Спасибо.

* * *

Когда Линкольн вошел в ИТ-отдел, Грег уже ждал его. Из-за серверов в помещении всегда было на несколько градусов холоднее, что создавало освежающую прохладу. Хотя воздух все равно ощущался липким.

– Привет, республиканец, – сказал Грег, – я тут поразмыслил над тем, что ты недавно говорил, мол, у тебя мало работы, и кое-что придумал.

– Отлично, – искренне обрадовался Линкольн.

– Ты можешь начать архивировать и сжимать все файлы пользователей за последние шесть месяцев, – предложил Грег, явно считая идею вдохновляющей.

А вот Линкольн считал иначе.

– Зачем мне заниматься файлами? – спросил он. – Пустая трата времени.

– По-моему, ты искал какое-нибудь занятие.

– Ну, я… Вообще-то я ничего не искал. Мне просто казалось неправильным получать деньги ни за что.

– А теперь дело обстоит иначе, – настаивал Грег. – Я разыскал для тебя занятие.

– Да, но архивация и сжатие файлов… на это могут уйти годы. И задача не такая уж необходимая.

Грег надел ветровку и собрал стопку папок. Он уходил пораньше, чтобы отвести ребенка к ортодонту.

– А тебе трудно угодить, да, Линкольн? Вот почему у тебя нет женщины.

«Откуда он знает, что у меня нет подружки?» – недоумевал Линкольн.

Остаток ночи он архивировал и сжимал файлы назло Грегу. (Хотя босс даже не заметил бы, что работа сделана, не говоря уже о том, что здесь явно замешана злость.)

Линкольн сидел за компьютером и думал об увольнении. Если бы в ИТ-отделе был кто-нибудь, кто принял бы его заявление, он мог бы уйти прямо сейчас.

Было почти десять, когда он вспомнил о курице тандури, которую приготовила мать.

Крышка контейнера, лежавшего под столом Линкольна, случайно открылась, и на ковре красовалась лужица ярко-оранжевого соуса. Если бы Кристи, девушка, которая трудилась в ИТ-отделе на месте Линкольна днем, увидела такое, она бы жутко разозлилась.

Кристи оставила Линкольну записку с просьбой прекратить есть на рабочем месте. Девушка утверждала, что вся клавиатура покрыта крошками.

Линкольн отнес курицу в комнату отдыха на втором этаже. Почти никто не пользовался помещением по ночам – редакторы ели за своими столами, – но тут все равно было оживленнее, чем в пустом ИТ-отделе.

Линкольну нравились торговые автоматы, и иногда время его перерыва совпадало с перерывом уборщиков. Но не сегодня. Комната пустовала.

В кои-то веки Линкольн обрадовался одиночеству. Он взял пластиковую вилку и, присев за столик в углу, начал есть курицу, даже не потрудившись ее разогреть.

Затем в комнату вошли два человека, мужчина и женщина. Они о чем-то спорили, но вполне мирно.

– Отдай должное нашим читателям, – сказала женщина, размахивая перед мужчиной свернутым спортивным разворотом и прислоняясь к кофемашине.

– Не могу, – ответил он, – я встречал слишком многих из них. – Мужчина был одет в поношенную белую рубашку и широкий коричневый галстук. Он выглядел так, словно не переодевался и как следует не высыпался со времен президента Картера.

Женщина казалась гораздо моложе. У нее были выразительные глаза, широкие плечи и ниспадавшие до середины спины волосы. На нее было приятно смотреть.

Да и все они выглядели замечательно. Линкольн не мог вспомнить, когда в последний раз смотрел женщине в глаза.

Женщине, которая не была его матерью. Или сестрой Ив.

Ведь тогда отсутствует риск случайного визуального контакта. Линкольн ненавидел это чувство – в банке, в лифте, – когда случайно смотришь кому-то в глаза, и она чувствует себя обязанной показать тебе, что твое внимание ей неинтересно. Иногда они так и делали, демонстративно отводили взгляд еще до того, как он осознавал, что уставился на них.

Однажды, случайно столкнувшись взглядом с женщиной поверх бензоколонки, Линкольн извинился. А она притворилась, что не слышит, и сделала вид, будто его там нет.

– Если не найдешь девушку, – как обычно, продолжала угрожать Ив, – я начну знакомить тебя с милыми лютеранскими девчонками. Закоренелыми лютеранками. Прямо из официальной религиозной организации – из Миссурийского синода.

– Ты не станешь, – ответил Линкольн. – Если кто-нибудь из твоих церковных друзей познакомится с мамой, твоей репутации конец. Никто не захочет сидеть рядом с тобой на занятиях для взрослых по изучению Библии.

Тем временем женщина в комнате отдыха засмеялась и покачала головой.

– Ты просто упрямишься, – проговорила она, настолько поглощенная дискуссией, что наблюдение за ней казалось безопасным занятием. На ней были выцветшие джинсы и зеленый пиджак, который задрался, когда она наклонилась за кофе.

Линкольн отвел взгляд.

«Линкольн, с тобой все в порядке, – заверяла его сестра. – Ты ходил на свидания. У тебя была девушка. В тебе нет ничего такого, что изначально мешает встречаться с кем-то».

«Задумывалось как воодушевляющая речь? А я слышу лишь одно: что-то мешает встречаться с кем-то».

Линкольн ходил на свидания. Встречался с девушкой. Он видел женскую спину.

На концертах, футбольных матчах и вечеринках он стоял, положив руку на поясницу девушки, а именно Сэм, и скользил пальцами под ее свитером.

Линкольн чувствовал, что ему позволена такая интимность, когда прикасался к ней вот так, пока никто не обращал внимания.

Линкольн не избегал свиданий. Он ходил на одно три года назад. Сестре друга нужна была пара для свадьбы. Весь вечер она протанцевала с приятелем жениха, который оказался ее троюродным братом, в то время как Линкольн съел ровно тринадцать мятных конфет с крем-сыром.

Но он точно не боялся снова завязывать отношения, просто не мог вообразить подобную ситуацию. Он даже видел себя в будущем: вот, спустя год, находится где-то, в каком-то уютном месте, и его рука лежит на пояснице девушки.

Но знакомиться, сделать нечто, чтобы понравиться спутнице… для такого он не годился.

«Я не верю в эту чушь, – сердилась Ив. – Ты общался с Сэм. Заставил ее влюбиться в тебя».

Фактически дело обстояло иначе. Он даже не заметил Сэм, пока та не начала тыкать Линкольна в плечо на уроке географии в десятом классе.

– У тебя очень красивая осанка, – заметила она. – Ты в курсе, что у тебя есть родинка на затылке? Я часто смотрю на твой затылок, – продолжала Сэм. – Вероятно, если бы ты попал в аварию, я бы смогла опознать тело. Если бы твоя шея не пострадала.

Услышав это, Линкольн покраснел.

На следующий день Сэм заявила, что от него пахнет персиками. Она была громкой. И забавной.

Хотя не столько забавной, сколько громкой.

И с легкостью могла посмотреть в глаза – прямо у всех на виду – и сказать:

– Нет, правда, Линкольн, ты пахнешь персиками. – А потом рассмеяться.

Он снова покраснел, а она любила смущать Линкольна и наслаждалась тем, что у нее получалось.

Когда Сэм пригласила его на бал выпускников, Линкольн подумал, что это шутка, ведь девушка будет весь вечер дразнить его перед своими друзьями. Но все равно согласился.

А она повела себя иначе.

Когда они оставались наедине, Сэм действовала вообще по-другому. Тише – ну, немного тише, – и он мог рассказывать ей все что угодно. Даже что-то важное. Ей нравилось говорить на разные темы. Она была искренней и энергичной.

Линкольн не делал ничего, чтобы Сэм влюбилась в него. Она все сделала сама.

И он любил ее в ответ.

Когда Линкольн взглянул в сторону кофемашины, мужчина в мятой рубашке и женщина с веснушками уже исчезли.

Глава 7

От: Бет Фримонт

Кому: Дженнифер Скрибнер-Снайдер

Отправлено: Пн., 30.08.1999, 11:04

Тема: Кто вообще способен хорошо выглядеть в платье без бретелек?

И речь не о стандартном платье без бретелек. О платье-футляре без бретелек. Как такое вообще возможно?

<<Дженнифер – Бет>> Мм… Джоан Коллинз. Линда Картер. Шанайя Твейн…[19]

<<Бет – Дженнифер>>

1. Ты что, смотришь только кабельное? Или хоть иногда включаешь какое-нибудь игровое шоу вроде «Проще простого»?

2. Окажись эти милые дамы рядом с подружками моей сестры, их можно было бы принять за хиппи.

Девчонкам по двадцать, а их бедра явно кричат о преимуществе юности.

Типа: «Может, я и не извергаю съеденное на ужин в братстве, зато соседка по комнате вызывает у себя тошноту, а я люблю одалживать у нее джинсы».

Пожалуй, я бы смогла надеть платье-футляр без бретелек… например, однажды в восемьдесят девятом, но тот день был давным-давно.

<<Дженнифер – Бет>> Десять лет назад.

<<Бет – Дженнифер>> Спасибо за помощь. О, и я рассказывала, что они, вероятно, выберут особую тему для свадьбы? Жених Кайли хочет что-то связанное с новым тысячелетием.

<<Дженнифер – Бет>> И что это значит?

<<Бет – Дженнифер>> Если бы я знала… Было бы хорошо надеть серебристый комбинезон.

<<Дженнифер – Бет>> Думаю, сестра разрешит тебе накинуть палантин, свитер или что-нибудь в этом роде, чтобы ты не чувствовала себя беззащитной.

<<Бет – Дженнифер>> Хорошая идея. Может, я сумею уговорить Гвен надеть что-то подобное, тогда буду не одна такая.

<<Дженнифер – Бет>> Твоя другая сестра? Гвен? Она не крошечная студентка, так что ты будешь не единственной подружкой невесты реального размера.

<<Бет – Дженнифер>> Нет, ты права. Точно. Не понимаю, почему я расстраиваюсь. Просто платье, просто свадьба. Я действительно рада за Кайли. Как и за тебя, и за любую женщину, которая счастлива в браке.

За исключением того, что не рада за себя. Я вроде как хочу, чтобы вы все исчезли. Когда Кайли продемонстрировала мне кольцо – платина, почти полтора карата, – мне очень захотелось сказать о нем что-нибудь гадкое.

Кому в принципе нужно такое большое кольцо? Я тебя спрашиваю. Именно из-за таких драгоценностей наши бабушки считали Элизабет Тейлор развратницей.

А потом я и впрямь сказала кое-что гнусное, довольно много плохих слов.

Мы были в свадебном магазине на нашей первой примерке (да, уже), и я заявила, что серовато-зеленый похож на цвет грязной воды в аквариуме. А от синтетического крепа как будто разит потом еще до того, как его надеваешь.

И когда Кайли сообщила нам о свадебной песне, конечно, они ее выбрали, и, естественно, захотели именно «Как прекрасен мир» Луи Армстронга[20], – я объявила, это все равно что купить рамку для фотографий и никогда не заменить прилагающийся к ней изображение модели на личное фото.

<<Дженнифер – Бет>> Ой. Ты по-прежнему участвуешь в церемонии?

<<Бет – Дженнифер>> И все еще подружка невесты.

Никто не слушал мои придирки. Кайли примеряла вуали, а остальные девчонки были слишком заняты подсчетом ребер друг друга, чтобы даже смотреть на меня.

Выходя из того свадебного салона, я чувствовала себя ничтожеством. Мне стала стыдно за ту сцену. И я злилась, что никто ничего не заметил. Мне даже хотелось поджечь что-нибудь, просто чтобы привлечь к себе внимание. И внезапно идея показалась очень заманчивой…

Поджечь. Что-то из синтетического крепа.

Я не могла спалить платье Кайли – пока нет, еще недель десять, а то и двенадцать оно будет недоступно, – но у меня целый шкаф, полный ненужных тряпок. Наряды для выпускного. Платья подружек невесты. Я уже готовилась сгрести их в охапку и выбросить в мусорный контейнер возле дома. А потом поджечь с помощью сигареты, будто я крутая девчонка из «Смертельного влечения»…[21]

Но я не смогла. Ведь я совсем не такая. Не героиня Вайноны Райдер ни в одном из фильмов с ее участием. Например, Джо из «Маленьких женщин»[22] никогда бы не стала раскладывать платья на кровати и примерять одно за другим…

Включая и то с открытыми плечами, которое я надевала на свадьбу брата двенадцать лет назад. Бирюзовое (в восемьдесят седьмом это был серовато-зеленый) с пышными рукавами и персиковыми розочками на талии. Естественно, оно оказалось чересчур узким, и, конечно, оно не застегивалось – потому что мне не шестнадцать.

Вот тогда-то меня и осенило, да, мне уже не шестнадцать.

И я говорю об этом не как о чем-то само собой разумеющемся, а как в песне «Джек и Диана»[23]. Типа: О да, жизнь продолжается даже после того, как ты перестал получать от нее удовольствие.

А я не тот человек, который сумел бы застегнуть молнию на старом бирюзовом платье. Тот человек думал, что надеть уродливый наряд в самый счастливый день чужой жизни – только начало: очередь, в которой нужно постоять, чтобы получить свой счастливый день.

Но нет никакой очереди. Есть только сцена в зале ожидания из «Битлджуса»[24]. (Еще один фильм, где я не Вайнона).

Когда Крис вернулся домой, мои вещи были разбросаны по всей гостевой спальне. Я попыталась придумать нормальную причину, почему надела пыльное платье подружки невесты и расплакалась. Но от Криса несло сигаретами, и он сразу решил принять душ, поэтому мне не пришлось ничего объяснять – что было еще более печально, ведь на самом деле я хотела, чтобы меня пожалели.

<<Дженнифер – Бет>> Я жалею тебя.

<<Бет – Дженнифер>> Правда?

<<Дженнифер – Бет>> Честное слово. Я думаю, ты жалкая. В хорошем смысле. Мне почти неловко читать твои письма, когда ты в таком состоянии.

<<Бет – Дженнифер>> Ты точно знаешь, как утешить. В следующий раз скажешь, что когда-нибудь из меня получится прекрасная невеста…

<<Дженнифер – Бет>> Обязательно. Непременно. Конечно, так и будет. И к тому времени, как Крис решится задать вопрос, уверена, будет модно жениться в серебристых комбинезонах.

Глава 8

– Не все ли равно, что они платят тебе просто за просиживание часов в офисе? – спросила у Линкольна сестра.

Он позвонил Ив, потому что ему было скучно. Линкольн уже прочитал все, что было в папке «ВебШарк». А кое-что даже дважды…

Снова Бет и Дженнифер. Он не отправил им предупреждение. Опять. Ему начинало казаться, что он знает их, как будто девушки из «Курьера» – его друзья-коллеги. Странная ситуация. Еще одна причина бросить работу.

– А мне все равно, – заверил он Ив.

– Думаю, ты лукавишь. Ты позвонил мне, чтобы пожаловаться.

– Я не жалуюсь, – выпалил Линкольн.

– Предполагалось, что это простая работа. Ты говорил, что хочешь должность, на которой не придется много думать, и тогда ты сможешь направить все силы на поиск решения, чем заниматься дальше.

– Правда.

– Тогда какое тебе дело, если они платят за безделье? По-моему, просто идеально. Используй время, чтобы прочитать «Какого цвета Ваш парашют?»[25]. Начни работать над пятилетним планом. – Сестра повысила голос, перекрикивая какой-то шум.

– Ты пылесосишь?

– Я уничтожаю пыль, – сказала она.

– Перестань, звучит слишком вычурно.

– Я и есть вычурная.

– Все равно звучит слишком пафосно, – заспорил Линкольн. – Я забыл, о чем говорил.

– Ты ныл, что тебе платят за ничегонеделание. – Ив выключила пылесос.

– Получать зарплату за безделье это как видеть постоянное напоминание о том, что я сижу сложа руки, – признался Линкольн. – И такое времяпрепровождение отнимает больше энергии, чем ты думаешь. Я постоянно чувствую себя уставшим.

– Как ты вообще можешь такое ощущать? Каждый раз, когда я звоню, ты спишь.

– Ив, я нахожусь в офисе до часу ночи.

– Но к полудню ты уже должен проснуться.

– Когда прихожу домой в половине второго, я еще бодр. Поэтому пару часов вожусь с компьютером, засыпаю примерно в четыре, а встаю в час или чуть позже. А потом следующие три размышляю о том, что у меня мало времени до того, как надо снова собираться на работу. Я смотрю повторы «Квантового скачка»[26] и еще немного ковыряюсь с техникой. Затем отправляюсь в «Курьер». А потом все заново. Повтор.

– Линкольн, как ужасно. Чудовищно. Ты должен уволиться.

– Я должен уволиться… – повторил он за Ив. – Но если останусь, то смогу съехать от мамы.

– Когда?

– Как только захочу. Мне хорошо платят.

– Тогда не увольняйся, – решительно заявила Ив. – Съезжай от мамы. Найди новую работу. И напиши заявление.

Он знал, что сестра так и скажет. Она считала, все проблемы Линкольна исчезнут, если он переедет из дома матери. «У тебя никогда не будет собственной жизни, пока ты живешь там», – говорила брату Ив всякий раз, когда ей выпадала подобная возможность.

Она бы посоветовала Линкольну сохранить работу и на мясокомбинате, если бы это означало, что он получит собственную квартиру.

Но Линкольн не был уверен, что вообще хочет что-то менять. Ему нравился родной дом, где все казалось привычным. Линкольн занимал верхний этаж, у него даже имелась собственная ванная. И обычно он не возражал против компании мамы. Но ему хотелось, чтобы иногда она давала ему немного больше пространства.

Свободного пространства.

– Разве тебе не противно говорить людям, что ты до сих пор живешь с матерью? – не унималась Ив.

– Кто спрашивает меня, где я живу?

– Новые люди.

– Я ни с кем особо не знакомлюсь.

– Конечно, ты и не познакомишься, если продолжишь жить дома с мамой.

– А кого я встречу, когда съеду в отдельное жилье? Думаешь, я стану болтаться у бассейна? Завязывать разговор в тренажерном зале?

– Возможно, – ответила сестра. – Почему бы и нет? Ты умеешь плавать.

– Мне не по душе многоквартирные дома. Не нравятся ковры, маленькие бетонные балкончики и шкафы.

– Что не так со шкафами?

– Они сделаны из оргалита и пахнут мышами.

– Отвратительно, Линкольн, в каких квартирах ты в принципе бывал?

– У меня есть друзья, которые там живут.

– Видимо, те квартиры достаточно мерзкие.

– Берлоги одиноких парней. Ты не представляешь, какие они.

Ив съехала, когда ей исполнилось девятнадцать. Сестра вышла замуж за Джейка, парня, с которым познакомилась в местном колледже. Он был на десять лет старше и служил в военно-воздушных силах. Джейк купил дом в стиле ранчо в пригороде, а Ив покрасила каждую комнату в разные оттенки кремового.

В детстве, по выходным, Линкольн часто ночевал у сестры. Ему было одиннадцать, Ив отвела ему отдельную комнату.

– Тебе здесь всегда рады, – говорила она. – В любой момент. Живи столько, сколько захочешь. Это и твой дом, Линкольн.

Линкольну нравилось оставаться у Ив и Джейка, но у него никогда не возникало чувства, будто ему нужно бежать туда сломя голову.