
Полная версия

Алай'А Мин
Реквием по моей смерти
Лимит. Порог. Предел. Граница. Данные четыре термина схожи тем, что олицетворяют начало и конец чего угодно: времени, территории, личных границ, человеческой жизни и так далее. Непостижимо опередить начало, абсурдно перейти очерченный конец (именно что абсурдно, потому как обойти допустимые рамки конца вполне возможно).
Хотя учёные придерживаются самого факта, что пространство, в котором находятся галактики, постоянно растягивается (со скоростью 67–74 километра в секунду, через постоянную Хаббла), что говорит о том, что у Вселенной нет ни начала, ни конца, в моём понимании Вселенная имеет свою точку начала – и было бы логично назвать её точкой Возрождения (у этого термина даже есть своё научное обозначение – сингулярность).
Перед Большим взрывом вся Вселенная была сжата в одну плотную и горячую точку, и после взрыва всё пространство начало расширяться сразу и везде одновременно. Таким образом, космос приступил к собственному расширению с начала, однако, запустив данный процесс, он никогда не сможет обозначить свои границы. Данное рассуждение относительно Начала Вселенной было сгенерировано мной и моим отдельно существующим от тела мозгом – в литературном контексте, в попытках разогреть интерес читателя, навострив сразу два полушария его мозга: одну – отвечающую за потребность получения интеллектуальной информации, и вторую – за развлекательной. Я не имею ни малейшего понятия, являются ли мои предположения уже общепринятыми или доказанными наукой, а может, и вовсе считаются чушью.
Так вот, к чему я веду… Возвращаясь к первому абзацу, возможно, вы заметили моё предостережение, мои моральные устои, которым я беспрекословно следовала, следую и буду следовать: не опережать начало, не переходить конец. Данное правило вдолбил мне старший брат, когда при ссоре велел выйти за дверь, а я вышла из дома. Позже он приволок меня обратно за шкирку и усадил за дверь, отчеканив басом: «Не переходи границы, девочка!» – грозно сказал он тогда мне. Безусловно, тогда меня это тронуло за душу. Зато после я извлекла из той ситуации две полезные закономерности, которые впоследствии обеспечили мне мирную жизнь: когда я вышла из дома – я явно опередила начало; а когда не ослушалась брата – определённо перешла границы.
Единственные границы, которые я сейчас переступаю своим телом, – это границы моих синих джинс, которые после двойной… ладно, что ж скрывать, тройной порции куриных ножек, – явно разошлись по швам. А если быть ещё честнее, лопнули в области бёдер, когда моя рука тянулась на заднее сиденье – затем, чтобы пристегнуть Гарри, моего сына, который неоднократно переходил границы! Ещё с первого дня своего рождения – когда вылез из меня, вопя так сильно, что на секунду у меня в голове промелькнула блестящая мысль: когда-нибудь он дорастёт достаточно, чтобы я указала ему свои границы. А пока мои попытки не венчались особым успехом.
Кто-то знает свои границы, кто-то плюёт на них, а есть и те, кто забывает. Теряется под эффектом неожиданности, может, даже чьего-то давления – и тогда всё идёт наперекосяк. В лежащей перед вами истории идет наперекосяк абсолютно все, что движется.
Пристегнитесь, дорогие читатели, внимайте каждой странице так внимательно, словно у вас не будет возможности перелистнуть её обратно. Ведь именно так и проносятся события нашей жизни – так быстро. И единственное, что нам остаётся, – ловить её вкус. Никогда-никогда её не забывать.
P.S: Данная книга написана в жанре психологического триллера, с элементами хоррора и жестокости. Если вы повелись на вступление, ожидая чего-нибудь менее эмоционального, лучше примите на заметку и будьте готовы к самым подлым сюжетным поворотам. Под исключение не войдут даже главные герои. Приятного чтения!
С любовью, Алтынай Мин.
Посвящается моим двум давно почившим близким.
Жаль, я не могу постоянно видеть вас,
Но вы никогда не покидаете мои мысли.
Дневник
Начало записей(Запись первая)
Это случилось ранней весной две тысячи двадцать четвертого года. Тогда все закончилось. Все. Абсолютно все. И я положила этому конец.
По крайней мере думала, что положила. Однако сейчас я сижу за письменным столом, передо мной чашка горячего чая, на плите еле слышно пыхтит заварной чайник, подаренный внучкой на день рождения, на столе лежат обветшавший дневник и лист бумаги. И я снова одна. Весьма неприятное, колющее сердце осознание приходит резко, неожиданно. Оно отзывается длительным гулом, словно в мой затылок бьют деревянным брусочком, каким ударяют в церковные колокола.
И неподвижно сидя в плетеном кресле, я чувствую себя именно тем металлическим куполом. Как говорила Банана Есимото, если человек слишком много времени проводит в безопасной, как ему кажется, комнате, он постепенно становится частью дома, еще одним предметом интерьера. Может, та же участь постепенно постигает и меня? Хотя тут определенно не нужен знак вопроса.
Я исчезну в пучине непроглядной мглы, такова моя судьба, таков конец моей жизни. Ведь не всем суждено умереть в окружении близких людей…
Я думала об этом, когда мне было еще четырнадцать. Вместе с Келли. И она умерла, и все остальные. Меня не было рядом. Пустые обещания разбились об скалы, теплая кровь смешивалась с водой, погружаясь на дно мелкими каплями. А потом и вовсе растворились так, будто их никогда не было. И она растворилась. Так, будто тоже никогда не существовала.
Признаться честно, временами и до сих пор я всерьез сомневаюсь в ее существовании. Подобным образом на меня влияет старость, но это не наверняка.
Кресло подо мной скрипит всякий раз, как я поправляю подушку, постоянно сползавшую вниз. В конце концов слабой рукой я смахиваю ее на пол и удовлетворенно закрываю глаза, вновь погружаясь в сон…
***Я бегу, и они бегут. Это параллель, которую никто никогда не изменит… И вся правда в том, что даже не попытается. Никто не хочет притрагиваться к тому, что считается прожжённым, даже если им предоставлена вода и пара защитных перчаток.
Пролог
(Все лгут, а я им верю. Такова ирония)
Акт 1. Натали. Декабрь 2023, шт. Каэру
Жизнь на грани смерти – прекрасней, еда при приступе голода – слаще, люди при расставании – терпимей, ожидание в важные моменты – бесконечно. Так где же тут эгоизм, если это не законы нашего существования?
– Сперва она потащила за собой Люси, н-не знаю зачем, – Натали грызет ногти, оглядываясь по сторонам, когда из-за стен доносятся глухие постукивания, похожие на те, что она слышала после падения в канализационный люк. – Она посмеялась и сказала что-то вроде… «Алиса канула в кроличью нору».
– Вы уверены, что на тот момент *** находилась в здравом уме?
– Определенно… – Натали умолкает, не договаривает фразу.
Когда она начинает заново, голос ее внезапно хрипит, а глаза полны влаги.
– Потом… потом она взяла меня за ногу и я почувствовала на себе нити, за которые она дергает. Я была… была будто как марионетка, мной можно было просто управлять. Как куклой, понимаете? Куклой!
– Потом?
– Темнота, вонь. Ее тело под локтем. Я знала, что ей уже не помочь, потому встала на нее, чтобы дотянуться до люка…
– Точное время, когда Люси Бернар перестала шевелиться.
– Мгновенно. Как ее столкнули и она ударилась головой, я бы не стала…
– О-о-о, вы могли. Что люди не делают ради выживания, на что только не идут…
1 глава. Причины важнее следствий (Видения)
(День первый)
– Мама? – девочка вопросительно уставилась вдаль.
Прищурившись, она разглядывала черный силуэт, стоящий метрах в десяти от нее. Казалось бы, не так далеко, чтобы увидеть лицо таинственной женщины.
– Мам… Это ты? – Келли шагнула вперед, и под ее ногой с пугающим хрустом сломалась ветка, девочка содрогнулась.
Глубоко вдохнув, она снова сократила расстояние. Стало еще холоднее. Женщина молча развернулась и медленным шагом поплелась вглубь леса. Туда, куда словно не было прохода простым смертным. Она буквально просочилась сквозь плотную кору дерева. Вошла и мгновенно исчезла.
– Эй, ты куда! Постой, подожди… – не своим голосом просипела Келли.
Спотыкаясь, она еле добежала до входа в лес. В отчаянии щупая широкие деревья, девчонка пыталась отыскать какой-либо проход, трещину, разъем, туннель – да хоть что-то, откуда смогла просочиться та женщина!
– Ничего, почему… – простонала Келли, обреченно сползая по стволу дуба.
Понурив голову, она уставилась на свои… босые ноги? Исцарапанные, окровавленные, с еле заметными шрамами от чьих-то укусов. Из горла вырвался истошный крик. Влажные руки коснулись лица, и тогда нос учуял мерзкий запах крови. До ее подсознания дошла безумная мысль…
Келли попыталась вскочить, но ее с силой отбросило обратно вниз. Влажные волосы приклеились к стволу, и каждое движение головы отдавалось дикой пульсацией в области затылка. Через ноги и тело к горлу постепенно ползло что-то липкое и бугристое… Колкое и до ожогов раскаленное… Келли задыхалась от собственных визгов, постепенно теряя сознание от окутавшего ее вокруг жгучего запаха, бьясь ногами об собственную кровать…
***Апрель 2024, шт. Каэру
Бирюзовые шторы, высокое окно с белыми ставнями, открывающее вид на задний двор с оранжереей напротив: первое, что, увидела Келли, открыв глаза.
– Черт! Проспала…
Торопливо натянув на себя форму, она выскочила в коридор, пробежала два поворота и столкнулась нос к носу с миссис Рослин.
Девочка не успела никак оправдаться: женщина молча схватила ее за локоть и потащила вниз по лестнице.
Но Келли сказать ничего и не пыталась. А что говорить, когда ты в пятый раз опаздываешь на утреннюю медитативную зарядку. Они проходят исключительно под присмотром директора. По крайней мере так говорят, потому как окно ее кабинета выходит прямо на ту лужайку, на которой они занимаются.
Кто-то пустил слух о том, что видел лицо директрисы, выглядывающее из-за штор темной комнаты. Тогда эта история стала настоящим кошмаром, ужасом, который детки рассказывали друг другу перед сном.
Когда миссис Рослин наконец дотащила Келли до заднего двора, она с улыбкой поклонилась учителю по утренней йоге и немедленно удалилась с прежней скоростью.
Келли не раздумывая встала рядом с Мареллин, Ви-Энь и Мейсоном, начиная тянуть руки, а после ноги, чтобы приступить к полноценным упражнениям.
– Ты стелешь себе прямую дорогу на эшафот, дорогая, – прошептала Мареллин и нагнулась, чтобы коснуться земли пальцами.
Келли беззаботно дернула плечами.
– Знаю.
– Это все из-за кошмаров? Что именно тебе снится? Ну же, не молчи-и-и… – натянуто воззвала Мареллин, наклоняясь к ее уху.
– Вспомни, мы уже проходили через это, – девочка оптимистично улыбнулась, шутливо качая указательным пальцем, но через две секунды отвернулась, чтобы встать на мостик.
– Отличный способ не смотреть мне в глаза, да? Игнорировать… Ведь так?
– О чем ты? – как ни в чем не бывали спросила Келли, вновь поворачиваясь лицом к подруге. Мареллин заметила, как та с силой сцепила за спиной трясущиеся руки и растянула уголки губ, силясь улыбнуться. – Хорошо высыпаюсь, правда, сплю как убитая.
– Чего-чего? Прости, уши вянут ото лжи… – та аж поморщилась, закатив глаза.
На несколько минут они замолчали. Никто не слышал и никто не знал. Кроме этой девочки, которая только что заваливала ее вопросами. Как всегда!
Причина находилась намного глубже, и, чтобы понять ее, нужно было опуститься на дно этой паршивой ямы, в которой сидела Келли и не могла выбраться. Попросту не хватало сил.
Кем бы она ни хотела казаться, она всегда оставалась слабой, трусливой личностью. «Меня сделали такой» – пыталась оправдаться Келли перед собой. Но это не всегда помогало. Навязчивые мысли приходили в любой «удобный» момент.
Вся жизнь в этом доме проходила под полным контролем: они следили за каждым вдохом, мир состоял из одинаковых дней с прописанным расписанием, персонального меню, которое нельзя поменять, соблюдения этикета. Каждый месяц наперед был напичкан запланированными походами и посещением секций. Эту ненавистную бумажку всегда гордо вешали на стенд в общей гостиной – чтобы никто не посмел забыть.
Но больше всего приводило в отчаяние то, что только Келли смущало происходящее вокруг, все остальные считали подобную жизнь нормой. Порой лишь оттого, что большей части детей не с чем было сравнивать условия проживания. Конечно, они не были тут заперты – формально. Помимо внутренних уроков пансионата воспитанники посещали городскую школу и могли выходить за пределы поместья, но влияние этого дома трудно было перебить. Кому-то здесь пришлось научиться ходить, говорить, есть, заложить в себе инстинкт послушной беззащитной собачки: делать все, что говорят, а любое пререкание превращать в тихий скулеж, который не разбирал обычный человек. Келли было очень жаль каждого, в том числе саму себя. Ей не хотелось даже привыкать к подобной жизни.
Келли расстраивало это чувство. В душе было неспокойно с тех самых пор, как она оказалась в этом месте. Но разве был у нее иной выбор? Тревога настигала везде: в школе, в столовой, а особенно в постели поздней ночью.
– Говорят, у каждой загадки есть смысл. Что, если это не так? – Келли подняла глаза к небу, настолько чистому, не тронутому ни единым облачком, что оно казалось голубой лагуной. Это небо поражало своей красотой. – Мы коротаем жизнь в поисках решения… Чего угодно! Но иногда не получаем ответа. Что, если именно это служит нам сигналом – иногда загадка настолько бредовая, что не стоит даже браться за нее. Лишь потеряешь время, а у нас его не так много, – шумно вздыхая, совсем тихо, под нос, пробормотала Келли.
Она медленно опустилась, касаясь коротко подстриженного газона пальцами, а после с такой же скоростью вытянула ладони вверх, над головой.
Птицы обогнули большой дуб на окраине каменного особняка Эверттенов и закружили над смотровой башней. Зарядка кончилась, и ребятня строем замаршировала к входной двери. Келли перебежала на другую сторону ряда, от Мареллин к Ви-Энь, пряча рассеянный взгляд, а окоченевшие от холода пальцы – в карманы.
Ви-Энь Пак благожелательно отсалютовала, ее пепельные волосы подхватило ветром, и они взмыли вверх, сливаясь с небом. В воздухе витал аромат черемухи, свежевыжатого апельсина, и, если Келли не обманывало обоняние, сирени, что цвела в аллее прямо позади зеленеющей лужайки. Никакой привкус крови, ощущение удушья или ползающая под тканью физкультурной формы тварь ее не беспокоили. Как ни странно, сны, терзающие Келли по ночам, имели свойство сбываться в самый неожиданный момент. Определённо, нужное мгновение для осуществления этого пророчества настанет совсем не скоро. Ведь следующая весна только в следующем году. А в тот лес за холмом Келли вступит исключительно под угрозой собственной смерти. Этого ведь не случится?
Ведь так?
– Знаю, ты не хочешь ни с кем делиться, – произнесла Ви-Энь, когда они столпились у узкого проема, где каждый намеревался просочиться внутрь первым, скорее сбежав по винтовой лестнице на завтрак.
Келли не отреагировала, однако спустя некоторое время бросила короткий взгляд на Мареллин, что шагала несколько левее.
Щеки были ее надуты, а брови в замешательстве сдвинуты к переносице.
– Не хочу это обсуждать, – бесшумно, шевеля одними губами, отрезала Келли и, отвернувшись, прошла вперед.
***После Келли долго размышляла о своих снах… То были галлюцинации, несуществующие видения о тех временах, что никогда не вернуть… Обращаясь к научной терминологии, мы называем этот сбой умопомешательством, сумасшествием! Когда все здравые человеческие мысли покидают тело и остаются лишь бредовые россказни.
Но Келли, да и все остальные, глубоко оскорбились бы, узнав, какими словами разбрасываюсь я в своей истории, позволяя себе обзывать лучшую подругу тронутой умом. Потому я дам ей иную, более справедливую, не оскверняющую ее честь и мою совесть характеристику – тронутая горем…
До потери рассудка. До потери жизни.
Тот холст, те стены…
Я помню все, я помню небо!
Прекрасен свод во тьме ночной,
Но вновь накрыло пеленой все звезды на Венере.
Шанса нет, конец обеим.
«свод воспоминаний. без шанса»
М.А.М.
Интерлюдия
Акт 2. Келли. Март 2024, шт. Каэру
– Двоих… Троих, – протяжно вздыхая, признается Келли, погружая лицо в трясущиеся ладони. Ее тело сотрясают судороги, а ноги бьются в такт ударам настенных часов. Сердце отбивает чечетку.
Тусклое освещение в комнате допроса местного полицейского участка подрагивает от движений ее мучителя. Келли давно потеряла счет времени, а стрелки часов, если и сдвигались на пару секунд, возвращались обратно, отбивая пол-одиннадцатого. Со всех сторон висят зеркала Гизелло, но девочка уверена, что и наблюдателям по ту сторону надоело записывать односторонние ответы и слушать ее посредственные оправдания.
Усталый мужчина лет сорока допивает четвертую баночку кофе, вяло и не вдумываясь листая дела нескольких погибших. Наконец он протяжно вздыхает, с громким хлопком отбрасывает папку в сторону и скрещивает руки.
– Давай заново. Ты сказала, что видела… Его? Ее? – ворчит тот. Его густые брови сдвигаются к переносице, будто в попытках напугать опрашиваемую.
Келли ерзает на стуле: кажется, ее волосы наэлектризовались, а иначе как еще объяснить постоянный зуд по всей коже головы.
– Смерть Люси Бернар имела значение? Сидни Вилсон? Скажи хоть что-то! – офицер предпринимает очередную попытку, в последней надежде выпрямляясь на стуле и подаваясь вперед. – Черт! Она бесполезна! – мужчина срывается, вскакивает на ноги и выбегает из помещения, непрерывно бормоча…
Прошло больше восьми часов. Келли заводили, выводили, снова заводили и обратно выводили… Походило на круги ада, но даже там не издевались таким образом…
Дверь с треском затворяется, и она снова остается одна. Тошнотворные события прорезаются в подсознании яркими вспышками, заезженной пластинкой, что вращается по кругу снова и снова, вызывая до боли омерзительные покалывания. Кажется, ее опять тошнит…
Келли отталкивается от стола, опуская голову меж разведенных ног, и с характерным для блевоты звуком испускает из себя последние запасы воды, выпитой чуть больше двенадцати часов назад. Она истощена до предела, однако из нее до сих пор рвутся остатки желтоватой вязкой жидкости. Одной рукой удерживая живот, а другой впиваясь в край стола, Келли дергается и наконец замирает…
Где лежит тайна сокровищ всех тел молодых?
Их силу раскроешь и будешь святым назло остальным.
Надгробье тебе поместим и тебя пригласим,
Ты ВИП-президент, вручим карточку, что не дадим иным.
«исключение исключительно!»
М.А.М.
2 глава. Аргументы побеждают эмоции
(День второй)
Декабрь 2018, шт. Каэру
Келли привезли в этот огромный особняк, скорее напоминающий замок в стиле ренессанса, находящийся на холме в окружении цветущих полей и живописных виноградников. С импозантной крышей, украшенной фонарями и башенками, замысловатыми статуями гаргулий и прочих мифических животных вроде пегаса или трехголового льва. Четыре этажа с потолками чуть ли не в семь метров. Три главных входа и три двора с фонтанами, таблички у которых гласили «родниковая вода», привлекали к себе внимание больше прочего. Машина круто въехала в роскошный двор, и Келли с непривычным для нее возбуждением прислонилась носом к окну.
Она смутно помнила причину, по которой оказалась здесь, но день приезда запомнила на всю жизнь. Пять лет назад напуганная девчонка вступила за порог новой жизни. На входе ее встретила пожилая женщина, Лорал Борель – директор того самого детского дома. Она выразила свое сочувствие, а затем бережно взяла девочку за руку. Келли помнила, какие на ощупь были те самые перилла, выплавленные из золота, шелковые ковры, дверные ручки из алюминия. Помнила и свой страх перед тем, как войти в свою новую комнату. Слова, которые тогда произнесла та женщина:
– Мисс Хоул, отныне вы будете жить в этом доме, в этой комнате со своими соседями. В будние дни подъем ровно в семь. Пока это единственное, что вам нужно знать. За дальнейшими указаниями пройдите завтра к миссис Рослин. Спокойной ночи, мисс Пак, мисс Брэм, мистер Хилл.
За дамой закрылась дверь. И что же, это все? Девчонка продолжала тупо пялиться на дверь, словно ждала, как за ней вновь появится директриса с заявлением о том, что все перепутали и ее отправляют обратно домой. Просто хотелось верить. Но время тянулось, а никто не возвращался.
Про нее забыли. Забыли предупредить. «Думаю, будет правильней пойти самой, напомнить». Ну или же смириться… Впервые Келли ощутила одиночество. Почему оно внезапно возникло именно сейчас? Она не знала. Может, все дело в новых соседях. Их напористые взгляды с силой прожигали спину. Вокруг люди… Может, это ее пугало. И с ними ей придется знакомиться! Поворачиваться не было желания, но вечно стоять спиной было невежливо.
– Папа говорил, принцессы не плачут. Ты плачешь, значит, ты не принцесса!
– А кто тебе сказал, что я п-плачу, – еле сдерживаясь, выдавила из себя Келли, возмущенно взглянув на одну из соседок. – И принцесс не существует так же, как рыцарей с драконами. Можешь успокоиться, – безразлично выплюнула она, словно знала об этом с самого рождения и это не имело для нее никакого значения. – Санты тоже нет, все сказки. Мы живем в скучном мире, полном нахальных фальшивых людей с больной фантазией. Это надо же было придумать… Летающие олени, ледяные посохи, камины в ширину взрослого дядьки. Да Санта в жизни не пролезет ни в чью трубу. У него тело, как у надутого аэростата! Не удивлюсь, если он уже когда-то застревал в камине, а потом ломал психику бедному ребенку, который не спал всю ночь, чтобы увидеть белоснежного Санту в костюмчике, а в итоге… Разочаровывался. Зачем взрослые придумывают то, чего не существует? Чтобы потом смотреть на то, как их ребенок теряет надежду? Перестает верить в волшебство, а потом и во все остальное! – последние слова Келли чуть ли не прокричала.
От нахлынувших эмоций она не выдержала и с силой сорвала с шеи платок. Кинула его на пол, пылко сдавив каблуком.
Сидящий на стуле мальчик еле слышно хихикнул. Келли хотела одарить его самым уничижающим взглядом на свете, но, как оказалось, он не смотрел в ее сторону. Перед мальчиком на столе лежали блокнот и ручка, сам же он вертел на пальце серебряную цепочку.
Вторая соседка томно вздохнула. Келли отметила ее недовольство, когда та демонстративно легла на кровать, закрывшись одеялом с головой. Говорить было нечего, да и не с кем, поэтому, секунду поколебавшись, она прошла к свободной постели и водрузила на нее свой единственный чемодан, перед этим раскрыв балдахин.
Запах пыли ударил в нос, и она откашлялась, скорее оттряхивая руки о грубую ткань брюк.
Келли раскрыла чемодан и принялась без остановки вываливать вещи на матрас. Когда девочка наконец опустошила его и с успехом затолкала под кровать, она взяла заколку, лежащую поверх остальной одежды, и сжала в руке.
– Твой шкаф рядом с тем окном. Помочь тебе сложить вещи? – выглядывая из-за ее спины, громко и неожиданно обратилась к ней рыжая девочка. – Кстати, я Мареллин.
Келли чуть не взлетела к потолку. Почему-то из всех находившихся здесь только эта девочка горела диким желанием познакомиться с новенькой. Келли приняла решение промолчать. Но соседка восприняла молчание совсем иначе, поэтому вместо того чтобы отступить, рьяно начало разбирать за нее вещи.
– Насчет Санты, – руки Мареллин быстро перебирали кофточки. – Говорят, что он запихивает под свой костюмчик вату и клеит искусственные усы. Но потом оказывается, что Санта – папа Натали, – Келли недоуменно смотрела, как груда вещей быстро превращается в ровные стопочки. Интересно, кто такая Натали? – И теперь я думаю, почему его до сих пор не загребли в больницу. Сама Натали, конечно говорит, что очень гордится им. Но-о мне что-то мало верится, – Мареллин, насупившись, посмотрела в потолок. – А твой папа когда-нибудь наряжался в Санту?
– Не помню, – Келли нервно теребила в руках кружевную майку, боясь взглянуть на соседку. Больно ненормальные вещи она говорила.
– Это хорошо… А то после Нового года Натали пришлось ходить к психотерапевту. Не знаю, что послужило причиной, но могу догадаться, – болтая, девочка возбужденно дергала себя за косички, периодически бросая на собеседницу оценивающие взгляды, пытаясь прочесть реакцию, что могли вызывать ее шуточки.