Чёрный юмор серых будней

Когда пыль немного рассеялась, а вопли из порушенного схрона стали чуть тише, глазам Матвея, Гросса и Алёны предстала дивная картина.

За фальшивой стеной подвала располагался бар. Самый настоящий, со стойкой, столиками, подиумом и шестом для стриптиза. Половину столиков смело упавшей стеной, оказавшейся умело раскрашенной фанерой. Из-под фанерного полотнища выползали засыпанные пылью люди – мужчины и женщины, ещё энное количество народу сгрудилось возле стойки, и все орали кто во что горазд. Те, кто поумнее, уже бежали к входной двери. Матвей мельком подумал, что здесь наверняка много интересных личностей, которые числятся в розыске, но все его внимание сейчас было сосредоточено на одной конкретной личности – наркодилере, задавившем Гросса. Гросс, похоже, его учуял, потому что глаза собаки снова полыхнули зелёным и, одним прыжком перемахнув рухнувшую стену, Гросс помчался вглубь помещения.

Матвей видел торговца на фото и на составленном со слов его подельников фотороботе. Мужчина, которого загнал в угол бешено рычащий Гросс, на фото мало походил, в основном из-за отросшей бороды и усов. Но это был он, потому что он даже не делал попытки сбежать. Бородач смотрел на хрипло лающего Гросса и на глазах покрывался крупными каплями пота. А когда Матвей добежал до того самого угла, бородач умоляюще протянул к нему руки.

– Он же умер… Умер же… Я же его задавил… Сам, насмерть задавил… Насмерть…

– Насмерть, да не совсем. Сорокин Максим Иванович? Софьи Ковалевской 25, квартира 15?

– Да, да… Как же так?.. Я же сам… Я же не мог ошибиться!

– А он вернулся, – встряла в беседу Алёна и скорчила страшную рожу. – С того света. По твою душу!

Будто в ответ на эти слова Гросс взвыл особенно громко, глаза его засияли уже совершенно дьявольским зелёным пламенем и в подвале началась паника. Сметая всё на своем пути, обезумевшие от страха люди неслись кто куда. Матвей схватил Алёну за худое запястье, закинул в угол к пойманному наркодилеру, сам прикрыл обоих сверху своим же телом, и вытащил из кармана рацию, которой, в отличие от рабочего сотового, стены подвала помехой не являлись.

***

Большинство из выбежавших в диком ужасе из подвала угодили прямиком в тёплые объятия подоспевшей бригады быстрого реагирования. Начальник смены, капитан Звягинцев, чуть не задушил Матвея в медвежьих объятиях, даром, что был на две головы его ниже. Одним выездом вся бригада обеспечила себе очередные звания и квартальную премию в размере двойного оклада. Бойцы с шальными глазами паковали трясущихся и вскрикивающих будущих уголовников в патрульные минивэны, и забрасывали Матвея восторженными вопросами, как ему удалось в однёху обнаружить подпольную малину, о которой известно было уже давно, но вот найти её никто так и не смог. Матвей пытался скромно задвинуться в угол, туманно намекая на неких помощников, которые не хотели бы засвечивать свои личности. Сами помощники сидели под барной стойкой верхом на потерявшем сознание наркодилере. Матвей их туда закинул сразу же, как только связался с дежурными, предвидя много ненужных осложнений, если зеленоглазый Гросс и некромантка Алёна попадутся на глаза полицейским.

От предложения ехать в участок на патрульной машине Матвей отказался, сославшись на необходимость ещё кое-что проверить. Звягинцев последний раз хлопнул Матвея по спине, выбив из его разорванной куртки облачко белёсой цементной пыли, и укатил вместе с бригадой и знатным уловом. Только тогда Матвей смог заглянуть под барную стойку, чтобы вытащить на свет свой собственный улов.

Теперь, на свету ярких ламп, горевших под потолком подпольного притона, было ясно видно, что Гросс действительно страшен и его не зря так испугались все без исключения. Но с ним творилось что-то странное. Временами силуэт пса начинал дрожать и расплываться. Вылезшая следом за Гроссом Алёна покачала головой и сплела пальцы в давешнюю замысловатую фигуру. Пёс оглянулся на некромантку и – Матвей готов был поклясться – еле заметно помотал мордой.

– Алён, что происходит?

– У него время заканчивается. Надо позволить сделать ему то, ради чего он не уходил.

– Что именно?

– Давай вытащим этого… торговца.

Извлечённый из-под барной стойки продавец смерти Сорокин признаков жизни не подавал до тех пор, пока Матвей не вылил ему на голову полный стакан какой-то выпивки, взятый с ближайшего уцелевшего столика. А открыв глаза и увидев Гросса, попытался снова их закрыть. Но Матвей рывком поднял бородача на ноги и чувствительно потряс.

– Хватит неженку из себя строить. Пса задавить очко не сыграло, а сейчас барышню кисейную разыгрываешь? Отрыл глаза, быстро!

Насмерть перепуганный бородач послушно открыл глаза. Матвей прислонил его к стенке, чтоб снова не свалился и отошёл в сторону. А прямо напротив своего убийцы встал ощеренный, вздыбивший остатки шерсти на загривке Гросс.

– Не смотри, – Алёна дёрнула Матвея за руку, пытаясь оттащить от двух неподвижных фигур, застывших друг напротив друга. Но Матвей её даже не услышал. Он не мог отвести глаз от того, что сейчас происходило, руша все основы мироздания, в которые Матвей до сих пор свято верил.

Мёртвый пёс смотрел в глаза своего убийцы, не издавая ни единого звука. Просто смотрел, застыв неподвижно, как изваяние. А человек выл. Вначале тихо, потом всё громче, срывая голос, переходя на истошный визг, в котором не было уже ничего человеческого. И седел. Прямо на глазах спутанные волосы и короткая борода торговца нежной смертью Сорокина Максима Ивановича покрывались блестевшей, как изморозь, сединой. Когда в его лёгких закончился воздух, а надорванные связки не могли издать больше ни звука, абсолютно седой, мертвенно бледный человек рухнул без сознания к лапам убитого им пса и затих. И в тот же миг глаза Гросса перестали полыхать яростным зелёным пламенем.

У Гросса ещё хватило сил подойти на подгибающихся лапах к Матвею и лизнуть его ледяным языком в ладонь. А потом он тоже упал и больше не шевелился.

Матвей осторожно погладил Гросса по лобастой холодной голове. И закрыл ему теперь уже навсегда незрячие глаза.

***

Для Сорокина, находившегося в невменяемом состоянии, Матвей вызвал перевозку из психиатрической лечебницы. А Гросса, завёрнутого в остатки разодранной куртки, донёс на руках до его могилы. Некромантка Алёна, непривычно серьёзная и молчаливая, помогла Матвею закопать Гросса и привести в порядок могильный холмик. Куртку свою снимать с собаки Матвей не стал. Пусть Гроссу будет хоть немного теплее там, в холодной земле.

Когда все насущные дела были завершены, Матвей вымыл руки в луже, оставшейся после недавнего ливня, и повернулся к Алёне.

– Слушай… А все, кого ты… поднимала, они тоже не могли уйти, потому что их кто-то до смерти довёл? Как Анастасию и Гросса?

– Ну, почти все… Одного просили из-за денег поднять. Родственники, они долги покойника выплачивали, а тот деньги перед смертью спрятал, а куда – не сказал.

– А про год жизни? Это правда?

– Нет. Это тест на вшивость. Кому реально это важно, те не отказываются. А кто просто от балды, сразу отваливают. Народ сейчас в шаманов больше верит, чем в науку. Многие ведутся.

– А с церковью у тебя проблем нет?

– Да нет. Они в меня не верят, попы-то. А наши, из фирмы, обо мне попусту не болтают. Даже если кто потом начнёт трепаться, всё равно же не поверит никто. Вон ты, своими глазами всё видел, и то до конца не поверил. Скажешь, нет?

– Не скажу. Не поверил.

– А сейчас веришь?

– Сейчас верю. Значит, со всеми было примерно так, как с Настей и Гроссом… Ладно. Тогда спасибо тебе, некромантка, – Матвей протянул Алёне руку. Та её пожала с преувеличенно серьёзным видом, чуть ли не кланяясь. Матвей на этот фарс только устало усмехнулся. – Бывай. Надеюсь, больше не пересечёмся.

– Будь здоров, смелый коп. Побольше бы таких, как ты, глядишь, в мире бы что изменилось. К лучшему.

– Ага. Только миру этого не надо.

– Кто знает.

***

До дома Матвей добрался только к утру. Тащиться в душ сил уже не осталось, так и рухнул прямо в мокрой изгвазданной одежде на диван, жалобно тренькнувший сразу всеми пружинами. И, уже засыпая, вспомнил, что так и не спросил у некромантки Алёны, откуда та узнала номер рабочего сотового Матвея и то, что снилась Матвею в зелёном лесочке именно блондинка.

7. Раз, два, три, четыре, пять…

– Матвей! Карпухин! Матвей! Да ёлки, сюда смотри!

Матвей наконец сообразил, откуда доносится знакомый голос, и помахал Илюхе рукой – сиди, где сидишь, сейчас сам подойду. А сидел Илюха на крыше. В прямом смысле. На крыше двухэтажного приземистого здания постройки начала прошлого века уже несколько лет подряд открывалось летнее кафе с романтическим названием «Под звёздами». Это место было теперь одной из достопримечательностей города, туда парни водили девушек предлагать руку и сердце, и туда же повадились ходить столоваться сотрудники городской полиции, потому как владел кафешкой бывший следователь, лишившийся на своей опасной работе левого глаза. Увечье бравого сыскаря из седла не выбило, наоборот, выйдя на инвалидность, одноглазый теперь Василь Макарыч обнаружил в себе задатки прирожденного бизнесмена. Вовсю пользуясь старыми связями и нажимая на нужные рычаги, он выбил из городской администрации право на аренду половины старинного здания в центре и крыши оного, и принялся развивать местный малый бизнес. Поварами у Макарыча были жена, тёща и две дочери, готовили вкусно, цены карманы едоков сильно не опустошали – дело пошло. А своим бывшим коллегам Макарыч делал хорошую скидку в обмен на городские криминальные новости. Такой расклад всех устраивал и Матвей подозревал, что собранная Макарычем база данных будет пообширней официальной.

Илюха сидел за столиком возле самого края крыши в компании хозяина заведения и своего коллеги, тоже кинолога. В центре стола возвышалась наполовину пустая литровая бутыль водки, и вся троица была уже крепко вдатая.

– Здорово, Матвей! Садись! Макарыч, ещё рюмку ора… организуй, а?

– Я пить не буду. Мне ещё на работу возвращаться. А что за повод?

– Нашли его, Матвей! Этого гада нашли! Который Гросса… Нашли, понял?

– Где нашли?

– В психушке. Я его убить хотел, вот честно. А когда съездил, посмотрел… Я теперь за его здоровье свечки ставить буду. Чтобы ещё сто лет прожил. Вот таким вот прожил, как сейчас. Никакая тюрьма в сравнение не идёт. Ник… ик… какая!

Илюха ещё раз громко икнул и потянулся к бутылке. Чуть не опрокинул, пока тянул за горлышко. Одноглазый Макарыч бутылку у Илюхи отобрал, сам разлил водку по рюмкам и шепнул подскочившей официантке, чтобы принесла посудину для Матвея и что-нибудь мясное на закуску. Матвей отнекиваться больше не стал. Повод был на самом деле стоящий.

***

Как ни странно, воскрешение Гросса, поимка наркодилера Сорокина и последующее жуткое наказание Гроссом своего убийцы на Матвееву психику никакого разрушительного эффекта не произвели. Наоборот, Матвей был целиком и полностью согласен с действиями Гросса. Сам бы так поступил, если б мог. При всём своем добродушии, к преступникам, чьими жертвами становились дети и подростки, Матвей был абсолютно нетерпимым. И смертную казнь за такое поддержал бы. Обеими руками.

От роли главного героя в обнаружении подпольной малины Матвею удалось отмазаться – едва продрав глаза после безумной ночи, Матвей, даже не переодевшись и не умывшись, помчался к Звягинцеву. Бравый капитан на слёзную мольбу Матвея не упоминать его имени и всем, кто дежурил в ту ночь, приказать держать язык за зубами, вначале выпучил глаза, став похожим на гигантскую лягушку. Пока капитан собирался с мыслями, Матвей нашипел ему на ухо целую речь про созданную лично им, Матвеем Карпухиным, агентурную сеть в криминальной структуре города. И про то, как эта сеть будет разрушена, если имя Матвея попадёт в газеты или всплывёт на суде. Такой расклад Звягинцеву был понятен, и капитан пообещал никому ни слова не говорить. А потом, не откладывая дела в долгий ящик, вызвал к себе в кабинет бригаду быстрого реагирования в полном составе и повторил им просьбу Матвея уже своими словами. Бойцы прониклись важностью момента и тоже пообещали молчать, а раскрытие притона обставить как успех очередного рейда. На том и сошлись, и все остались довольны. Звягинцев и его команда заработали очередные звёздочки на погоны, получили премии, прокуратура начала раскручивать десятки дел, считавшихся безнадежно зависшими, а Матвей полностью погрузился в дела об осквернении могил.

Повторный опрос родственников и друзей умерших, чьи могилы были потревожены, Матвея не удивил. Теперь он знал причину, по которой всё происходило, и задавал нужные вопросы. Всё было именно так, как рассказала некромантка Алёна. У каждого, чья могила была разрыта, в жизни случилась беда или осталась непрощённая обида. Про фирму «Последний привет» никто в открытую не говорил, но Матвею было достаточно того факта, что многие из опрашиваемых вздрагивали при её упоминании. Однако, кроме Светланы Нестеровой, больше никто не признался в своём знакомстве с некроманткой Алёной Борисовной.

В процессе бесед с родственниками Матвей мягко, но настойчиво подводил их к мысли, что настоящего акта вандализма в случившемся не было. Да, памятники повалены, но не повреждены, никаких непристойных надписей и картинок на них не намалевали, над телами усопших не надругались. Подобная тактика возымела успех: почти со всеми, кто написал заявления, удалось договориться, что заявления свои они заберут и дела закроют. Дольше всех сопротивлялись родственники того самого скряги, о котором упоминал Алёна, но и они в конце концов согласились от расследования отказаться. Матвей так понял, что долги покойника повесили на его вдову, а многочисленные сёстры-братья от такого способа почтить память усопшего открестились.

Больше подобных происшествий на кладбищах не было. Наведавшись ещё раз в «Последний привет» Матвей узнал, что внештатный консультант по особо сложным психологическим проблемам Алёна Борисовна Злотникова там больше не работает. И никаких контактных данных она не оставила.

Это Матвея не удивило. Пожимая Алёне на прощание руку, он вполне конкретно озвучил своё желание – больше с ней не пересекаться. А в том, что некромантка отлично понимает не только явные намёки, но и скрытые под ними мысли, Матвей не сомневался. Если бы акты вандализма продолжились, Матвей бы этого Алёне с рук уже не спустил, будь у неё хоть трижды благородные мотивы.

С тех событий прошло уже больше месяца. Про сошедшего с ума наркодилера Сорокина Матвей не забывал, все поступавшие о нём из клиники запросы отслеживал и тянул резину, сколько мог – чтобы не всплыла невероятная правда о том, как именно Сорокин спрыгнул с катушек. Когда психиатры единогласно сошлись на том, что Сорокин уже никогда в нормальное состояние не вернётся, Матвей сам отправил в клинику запрос с его паспортными данными. Сорокина опознали родственники, считавшие его без вести сгинувшим, а теперь вот про Сорокина узнал тот, ради кого всё и затевалось. Матвей посмотрел на пьяного Илюху – тот ржал над очередной хохмой Макарыча, не замечая, как по щекам текут слёзы. Да, Гросс. Хороший у тебя хозяин. И ты его не подвёл… Земля тебе пухом.

– Матвей! Ты че… ты чего не пьёшь?

– Да пью я, Илюха, не гони лошадей.

– Пей! До дна пей! За Гро… за Гросса моего! За др-р-руга! До дна!

***

Тащить упившегося до невменяемости Илюху домой пришлось Матвею. Макарыча увела старшая дочка, за коллегой Илюхи, кинологом с благородным именем Рудольф, приехала жена – могучая блондинка, на фоне которой даже здоровяк Матвей как-то сразу потерялся. За Илюхой приезжать было некому, вся его родня жила в другом городе, а с девушкой своей он недавно разбежался. Так что выбора у Матвея не было. Благо, тащить пришлось недалеко, жил Илюха почти в центре.

Уложив блаженно сопящего друга на диван и захлопнув за собой дверь Илюхиной квартиры, Матвей решил на работу не возвращаться, а прогуляться по набережной. Уже совсем стемнело, горожане благовоспитанно расползлись по домам, набираться сил перед завтрашним рабочим днём, и Матвею никто не мешал брести зигзагами по тротуару, резко меняя угол хода в соответствии с направлением мыслей. А подумать было о чём. Ведь, как ни крути, сверхъестественные события имели место быть, и полагалось им отыскать место в его, Матвеевом, сознании.

«Итак, что мы имеем? Некий человек – пока не доказано обратное, будем считать её человеком – обладает способностью оживлять мертвецов. В принципе, если учесть, что любой человек представляет собой сложную структуру из материи и энергии, такое возможно… опять же по закону сохранения энергии. Почему нет? Ведь в мёртвом теле продолжаются всякие там химические и физические процессы… если эту энергию перенаправить на восстановление разорванной связи между мёртвым телом и отлетевшей душой… а кстати!..» – Матвей резко повернул влево, и чуть не врезался в фонарный столб. «О чём я думал?.. Да! Кстати! Душа! Она реально есть? Именно такая, как описывают? Мячик с крылышками? Или внешностью как сам человек, только прозрачный? И какой именно внешности? Молодой или старой? Эх, надо было договориться с этой Алёной хоть на одну встречу…» Матвей резко повернул вправо и налетел на парапет, отделяющий набережную от берега реки Коноплянки. Рассеянно потыкал гранит носком кроссовки и пошёл дальше, стараясь теперь держаться середины тротуара.

«Получается, я во всё это верю? Вот никакого внутреннего сопротивления нет, будто так и должно быть – покойников можно поднять из могил, мёртвый пёс может изловить живого преступника… можно сквозь стену разглядеть, есть ли за ней люди… И давно я начал верить в подобное? Я же никогда никакой мистикой не увлекался!»

Набережная закончилась, дальше была лестница и мост через реку. Матвей начал спуск по лестнице, застревая почти на каждой ступеньке для осмысления очередного аргумента «за» и «против».

«Да, получается, верю. Иначе придётся признать, что у меня шизофрения и галлюцинации. Но Сорокина-то Гросс выследил! И это подтверждено теперь родственниками – что это именно Сорокин. И сам Сорокин Гросса признал, когда увидел… Бр-р, ну и шок у мужика был, наверно… Да уж…»

Очередная ступенька оказалась дальше, чем предполагали Матвеевы ноги, совершавшие поступательные движения без ведома головы, и лейтенант Карпухин чуть не загремел вниз по лестнице. Однако успел извернуться и ухватиться за перила. Несостоявшееся падение повернуло мысли Матвея в другом направлении, и, следуя оному, спускаться к реке он не стал, а побрёл обратно вверх, на набережную.

«Я Гросса трогал. Вот этими руками», – Матвей вытянул руки перед собой и внимательно на них посмотрел. Руки как руки, левая в чешуйках синей краски с перил лестницы. «Он был холодный и твёрдый, но тем не менее бегал, рычал и меня признал. Тут одно из двух – либо всё это мне привиделось, либо это правда. Психических заболеваний у нас в роду ни у кого не было, медкомиссии каждый год прохожу, значит, точно не шизофреник. Следовательно…»

Какой именно эпохальный вывод должен был последовать из Матвеевых размышлений, так и осталось невыясненным. Потому что именно в тот момент, когда Матвей стоял на пороге собственного прозрения, со стороны моста через реку Коноплянку раздался короткий вскрик и почти сразу же за ним – громкий всплеск.

8. Я иду…

Даже будучи в сильном подпитии, способности логически мыслить и быстро реагировать Матвей не потерял. То, что по спокойной глади реки под мостом расходились большие круги, могло означать только одно – в реку с моста упало что-то крупное. А поскольку всплеску предшествовал крик, было резонным предположить, что это не что-то, а кто-то. И этот кто-то явно не стремился в реке оказаться. Потому как вода в центре расходящихся кругов бурлила, и мелькали над мелкими волнами еле различимые в темноте голова и руки упавшего с моста человека. Похоже, плавал упавший не шибко хорошо.

Всё это Матвей думал на бегу, срывая с себя куртку и избавляясь от кроссовок. Загребать вольным стилем Матвей умел вполне прилично, текла река Коноплянка неспешно, и у бултыхающегося под мостом бедолаги имелись все шансы быть спасённым. Если только ему ногу судорогой не сведёт и не схватит его гигантская щука, о которой на полном серьёзе сегодня во время попойки рассказывал Макарыч.

К тому времени, когда Матвей доплыл до упавшего, тот уже выдохся и собирался пойти ко дну. Матвей такие попытки со стороны пострадавшего решительно пресёк, выловив его за длинные волосы и перевернув на спину. Судя по длине волос и субтильности телосложения, с моста в реку свалилась девушка. Несостоявшаяся утопленница признаков жизни не подавала, и Матвей мощными гребками направился к берегу, чтобы продолжить спасательную операцию.

Вытащив бесчувственное тело на пологий песчаный берег, Матвей попытался обнаружить в нём признаки жизни. Таковые отсутствовали – спасенная девица не дышала, не двигалась, и пульс Матвей, как ни пытался, прощупать не смог. Позвонив в неотложку, Матвей быстренько вспомнил всё, чему их учили на занятиях по доврачебной помощи, и приступил к реанимационным мероприятиям.

У Матвея уже начали уставать руки, а губы замёрзли оттого, что приходилось изо всех сил прижиматься к ледяным губам так и не задышавшей девушки. Но он продолжал на четыре счёта давить через явственно похрустывающие рёбра на небьющееся сердце и вталкивать в крепко сжатый рот горячий от натуги воздух из своих лёгких. В какой-то момент ему показалось, что холодные губы девушки шевельнулись. Матвей удвоил старания, и лежащее неподвижно на песке тело вдруг дёрнулось, выгнулось, и изо рта девушки выплеснулась вода. А под ладонью Матвей почувствовал суматошное биение ожившего сердца. Кашляя и отплёвываясь, спасённая девица приподнялась на локтях и уставилась на Матвея. В этот момент подъехала машина «Скорой помощи», и в ярком свете фар Матвей, наконец-то, разглядел, что за рыбку он вытащил из реки.

– Ты…

– Ты?!

Глазам выскочивших из «Скорой» медиков открылась дивная картина воскрешения из мёртвых, только вот вместо ангельского пения во славу свершившегося чуда берег оглашали невнятные, но явно нецензурные возгласы обоих участников действа, одинаково ожесточённо трущих губы. Спасённая девица, оказавшаяся некроманткой Алёной, была быстро загружена на носилки, а Матвей от медицинской помощи отказался, разыскал при свете фар свои кроссовки и рванул с проклятого берега на спринтерской скорости.

Причина, по которой Матвей убежал сломя голову, была весьма пикантной. Матвей не знал, в чём тут дело, возможно, так подействовала выпитая водка, но в тот момент, когда губы спасённой девицы шевельнулись, Матвею стало непонятно с чего жарко. И промелькнула шальная мысль не продолжать искусственное дыхание, а поцеловать по-настоящему, чтоб ожила уже, как Спящая красавица из сказки. Ещё бы пара минут – и Матвей своё намерение бы осуществил.

Прибежав домой, Матвей сразу полез под горячий душ. Потом пустил ледяную воду. Потом опять почти кипяток. И так до тех пор, пока весь хмель окончательно не выветрился из головы. Выйдя из ванной расслабленным и протрезвевшим, Матвей согрел чайник, стараясь сильно не шуметь, чтобы не разбудить племяша, и заварил себе крепкого чаю. И твёрдо решил сам для себя, что пить отныне будет только минералку. В крайнем случае – пиво. А то так и до греха недалеко.

«А губы-то какие мягкие, надо же… И вообще она симпатичная, хоть и некромантка… тьфу, пакость! Всё, хватит об этом думать!»

Разумно предположив, что утро вечера мудренее, Матвей забрался под одеяло, для верности сунув голову под подушку, чтобы уже гарантированно экранироваться от непрошеных мыслей.

***

Наутро оказалось, что падение с моста некромантки Алёны было лишь одним из множества происшествий минувшей ночи. В разных районах города больше десятка блондинок и светлых шатенок с различной длиной волос подверглись разбойным нападениям. К счастью, без смертельных исходов. Опознать нападавших никто из пострадавших не смог, но все они, почти одними и теми же словами, описывали бандитов как высоких мускулистых мужчин в тёмной одежде. Составленные фотороботы ужасали свирепым выражением лиц. По показаниям жертв разбойных нападений, напавшие требовали от них предъявить какие-то медальоны, а при отказе выполнить требование немедленно пускали в ход угрозы и насилие. Морально сломив сопротивление жертв, амбалы их бесцеремонно вытряхивали из одежды и обыскивали, залезая даже в те места, о которых в приличном обществе упоминать не принято. И, не найдя искомого, скрывались с места нападения, оставляя напуганных и полураздетых девушек валяться прямо на земле. Учитывая данные факты, падение некромантки Алёны с моста представало совершенно в ином свете. Матвей понял, что новая встреча с Алёной Борисовной Злотниковой неизбежна. Уточнив, в какую именно больницу её доставили ночью, Матвей решительно направился в сторону автобусной остановки.