Монстр под алыми парусами

«Неуютно», – подумалось девушке.

Ей не хотелось здесь находиться. Она зябко обняла себя руками за плечи и так и не решилась сесть ни в одно из кресел. Заметила свое отражение в большой стеклянной двери одного из шкафов и вспыхнула от стыда. Пожалуй, ее платье слишком короткое. Приличная девушка не должна выставлять лодыжки напоказ. Но что поделать, ситец быстро изнашивался и легко рвался. Вот и приходилось обрезать обтрепанный подол и подшивать. А на новое платье денег не было. Впрочем, Ассоль это прежде совсем не беспокоило. Но сейчас стало неловко, что вот-вот войдет мужчина, будет говорить с ней и видеть ее ноги.

Вик Броди действительно скоро появился: довольный, разрумянившийся. За ним в кабинет вплыл Смит с подносом, на котором красовался изящный чайный набор с синим узором и золотой каймой.

– Прошу к столу, – гостеприимно предложил старейшина, – что же вы там топчетесь у двери, дитя мое!

Ассоль смущенно улыбнулась и поспешила сесть, чтобы спрятать под столом ноги.

Смит тактично оставил их, прикрыв за собой дверь.

– Итак, моя дорогая, вам, должно быть, интересно, зачем я позвал вас? – начал Вик Броди, беря чашку и наливая в нее ароматный чай. Отщипнул кусочек сахара, опустил в чай и протянул чашку Ассоль: – Угощайтесь. Бьюсь об заклад, вы давненько не пили такого славного чаю.

Она даже спорить не стала. Что там славного, она даже приличного не пила с тех пор, как ушла мама. Только травяные отвары из чабреца да мяты, которые пышно росли вокруг маяка. Поэтому сейчас, отхлебнув глоток, даже глаза прикрыла от удовольствия: до чего же вкусно!

Старейшина молчал и постукивал пальцами по столу.

Ассоль поставила чашку на стол и… растерялась. Кажется, ее о чем-то спросили, но, увлеченная чаепитием, она не сосредоточилась на вопросе и упустила его, как нерадивый рыбак рыбешку.

Сильнее закутавшись в шаль и опустив глаза, чтобы не выдать свою озадаченность, она стала быстро говорить о том, что ее волновало. При этом Ассоль отодвинула чашку подальше, не решаясь больше сделать и глотка:

– Лонгрен…[1] Он не виноват. Осветительные камни украли. Я сама видела вора. Он и вправду появился из зеленой вспышки.

Вик Броди расхохотался:

– Послушали бы вы себя, моя дорогая. Ну, кто же может в это поверить? Зеленая вспышка! Вот умора!

– Ничего не умора! – Ассоль вскочила и сжала кулаки. – Именно в такую вспышку ушла мама! – серьезно и с горечью возразила она.

– Это Лонгрен тебе наплел? – Вик Броди даже слезы вытер – так, должно быть, забавлял его этот разговор.

– Да, – произнесла Ассоль, вскидывая голову, – он мне все рассказал, как было.

– А вот у меня, – Вик Броди тоже поднялся, обошел стол и остановился перед девушкой, – другая версия. Твоя маманя просто сбежала от нищего и вечно пьяного муженька. Я помню Мэри. Редкой красоты женщина. Что ей ловить в нашей глуши? Думаю, твоя маманя живет припеваючи где-нибудь в Лиссе или и того дальше…

– Неправда! – Ассоль решительно мотнула головой: – Маму похитили!

Ей пришлось собрать все силы, чтобы не расплакаться при нем. Подумать только: всего каких-то десять минут назад она считала этого человека хорошим и благородным! Немыслимо! Как он может так оскорблять ее мать!

Заметив ее состояние, Вик Броди смягчился. Вновь приобнял за плечи, подвел к креслу и проворковал:

– Ну, полно-полно. Я верю вам, дитя. Вы чисты и невинны душой. Вряд ли стали бы лгать. Садитесь, продолжим наш разговор.

Ассоль села на самый краешек – долго она здесь задерживаться не собирается.

– Как мы уже выяснили, вы пришли сюда, чтобы освободить отца?

Ассоль кивнула.

– Я готов поверить вам, допустить и ту странную зеленую вспышку, и неведомого вора, но в любом случае Лонгрен виновен. Ведь он упустил казенное имущество. Вы хоть знаете, моя дорогая, сколько стоят осветительные камни?

Она помотала головой: не знала, но догадывалась. И цифра пугала ее.

– То-то же! – важно произнес старейшина. – Даже если он маяк продаст, не расплатится. Хотя… Лонгрен не может продать маяк, он тоже принадлежит Их Королевским Величествам. Так что, как ни крути, светит ему тюрьма, а то и вовсе виселица.

Ассоль не на шутку испугалась:

– И что же делать? Как мне спасти моего бедного Лонгрена?

– У меня есть один способ. – Старейшина подался к ней, глаза его блестели странно, их блеск совсем не нравился Ассоль. – Вы поможете мне, я помогу вам.

– И чем же я могу вам помочь? – выпалила девушка, ухватившись за надежду.

Но Вик Броди не торопился отвечать прямо:

– Я уже не молод и поэтому решил отойти от дел. Скопил достаточно, хватит на безбедную старость. Только вот передать-то это богатство некому: я, видите ли, холост и одинок. И детей у меня нет. Но зато сил еще предостаточно. А как уйду на покой, и вовсе духом воспряну. Вот и решил я завести семью. Думаю жениться.

– Это замечательно! – Ассоль была искренна в своей радости. – Только вот… – проговорила непонимающе, – при чем здесь я?

– Так именно вам, моя дорогая, я и хочу предложить провести это время со мной. Разделить покой и благополучие.

– И… – все еще не могла понять она, – каким образом?

– Став моей супругой, разумеется.

Вот теперь Ассоль было впору рассмеяться.

– Вы наверняка шутите! – с грустью от того, что такой взрослый и такой умный человек не понимает простых вещей, проговорила она. – Вся Каперна знает, что я выйду замуж за принца, который явится за мной на корабле с алыми парусами. Он, и только он, мне предначертанный!

– Это Эгль тебе голову забил своими глупыми сказками?

– Нет, – возразила она, – еще в детстве я встретила настоящего Сказочника. И он поведал мне… А Эгль подтвердил! Всегда подтверждал!

– То есть ты веришь какому-то Сказочнику и выжившему из ума старику-библиотекарю?!

– Да, верю, потому что в Библиотеке есть книга обо мне и капитане Грэе! Я сама ее видела!

– Кажется, – пробормотал Вик Броди, – я поторопился, когда предложил брак такой идиотке. Чего доброго, еще порченых детей мне родит! – И грозно прикрикнул на нее: – Уходи! И не смей больше приближаться к ратуше!

– Но как же… Лонгрен…

– Смит! – заорал Вик Броди, и секретарь тут же появился в дверях. – Проводи юную леди. Она уже уходит.

Ассоль выскочила из кабинета раньше, чем секретарь произнес свое: «Прошу за мной».

Выбежала на улицу, глотая слезы… Не заметила, как врезалась в мальчишку лет десяти. Тот держал в руке маленький букетик диких маков. От столкновения цветы вздрогнули, и легкие лепестки облетели. Ветер тут же подхватил их, похожие на клочки смятого алого шелка, и швырнул в Ассоль…

Это показалось ей дурным знаком.

Глава 2

Серая

«Их судно вошло в акваторию Каперны ночью. Слышала, как часы на ратуше пробили первый час. Паруса были подняты. Корабль скользил по воде, будто с берега их зацепили тросом и теперь спешно сматывали лебедку. Это показалось мне подозрительным. Пришвартовались в Бухте Острого мыса, ее уже сотню лет обходят стороной все здравомыслящие моряки. Не успела заметить, как они сошли на землю, – настолько бесшумно двигались. Лишь когда луна выхватила несколько фигур, я поняла, что они высадились. Но они тут же растворились в темноте, будто были ее частью. Самый высокий, замыкавший шествие, на мгновение остановился и посмотрел в сторону маяка. Я невольно отпрянула вглубь, но, кажется, он меня все-таки заметил Г. лаза незнакомца, как раз попавшего в полосу света, падавшего с маяка, полыхнули в ночи зловещим фосфорическим отблеском. Мне даже почудилось, что он презрительно усмехнулся, прежде чем вслед за товарищами нырнул в непроглядный мрак. Кто они? Зачем явились в такой час? Дурное предчувствие не оставляет меня. Особенно страшно теперь, когда отца нет дома».

Ассоль Лонгрен,Запись № 235 от ** августа 1*** годаЖурнал смотрителя маяка Каперны

Когда заколотили в дверь, старейшина трижды выругался самыми грязными словами, какие только знал, спустил ноги, вставив их в мягкие комнатные тапки, поправил ночной колпак, зажег огарок свечи и, все еще костеря ночных пришельцев на чем свет стоит, пошел открывать.

– Кого принесла нелегкая в такой час? – недовольно буркнул он, приоткрыв дверь на длину цепочки.

В образовавшуюся щель тут же просунулась рука в черной перчатке и ткнула старейшине под нос свиток.

Он поднес огарок поближе, едва не опаляя бумагу, и пробубнил: «Подателю сего оказывать…» Чем дальше он читал, тем больше становились его и без того круглые, как плошки, глаза, а во взгляде все явственнее проступали страх и раболепие.

Наконец он, спешно откинув все цепочки и открыв щеколды, распахнул дверь и, беспрестанно кланяясь, проговорил:

– Простите, великодушно простите меня, милостивый государь, что заставил ждать. Староват уже, слуг будить не стал, а сам медлителен. Не обессудьте.

Голос его был полон самого сладчайшего елея. Сейчас старейшина был готов под ноги стелиться своему позднему визитеру.

Он отступил в комнату, давая тому проход и поднимая как можно выше огарок свечи. Неровный свет выхватил темную фигуру в проеме двери. Незнакомец касался головой высокой притолоки, а за спиной его струился черный, черней самой ночи, плащ, будто осыпанный серебристой пыльцой. На правом плече, скрепляя складки, красовалась серебряная фибула в виде осьминога, хищно взметнувшего щупальца и злобно сверкавшего зелеными бусинами глаз.

Плащ из кожи звездного ската и осьминог на правом плече могли означать только одно – этой ночью к старейшине пожаловал сам глава королевского сыскного подразделения «Серые осьминоги». А стало быть, в Каперну пришла большая беда.

По-бабьи запричитав и отступив еще на шаг, старейшина зашелся в тихом вое, умоляя стоявшего на пороге простить и помиловать неизвестно за что, а может, за все сразу.

Гость переступил через порог и вошел. Щелкнул пальцами, и комнату залил призрачный зеленоватый свет, словно солнечные лучи пробивались сквозь толщу воды.

В неровных отблесках стало заметно, что визитер еще довольно молод, наверное, ему не было и тридцати, а черты его лица отличались правильностью, утонченностью и запредельной холодностью. Сам же он, несмотря на высокий рост и ширину плеч, был изящен и легок. А та вежливая властность, с которой он велел «прекратить ритуал чинопочитания», говорила о том, что человек этот находился на самой верхушке иерархической лестницы и привык к беспрекословному подчинению.

Однако старейшина умудрился поклониться еще три раза, пока предлагал гостю расположиться в кресле и суетливо разжигал камин.

Ночной визитер вальяжно уселся, стянул с узкой ладони черную перчатку, под которой блеснуло кольцо все с тем же осьминогом, и, закинув ноги в потертых сапогах на низенький столик, потребовал:

– Принесите-ка чего-нибудь выпить. Желательно покрепче. И пошевеливайтесь там, у нас будет длинный и не совсем приятный разговор.

– Сей же час, Ваше Высо…

Гость небрежно взмахнул рукой:

– Никаких «Высо…» и прочих громких титулов. Просто Артур Грэй, капитан разведывательной шхуны «Секрет», – холодно прервал он новый прилив раболепия у старейшины.

Вообще-то человека, который сейчас сидел в гостиной Вика Броди, мало кто видел в лицо или знал лично. От него старались держаться подальше, потому что подразделение, которым он управлял, на то и было тайным. Но старейшине по долгу службы полагалось знать и как он выглядит, и какова его подлинная личность.

Поэтому сейчас, опустив голову, Вик Броди прятал злорадную улыбку. Когда Ассоль давеча называла ему имя своего предначертанного, он не сказал ей и слова о том, что в их королевстве есть только один принц Артур Грэй, вернее, Артур Грэй Ангелонский, старший сын правящей династии, и он явно не тот, о ком мечтают восторженные барышни.

Все это старейшина думал по пути в кладовую, приговаривая про себя: «Явился твой женишок – смотри не пожалей», – и мерзко хихикал. В кладовой быстро пошарил глазами по полкам, подсвечивая себе все тем же огарком, и выбрал огромную запыленную бутыль. С нею и двумя медными кубками явился пред ясные очи своего посетителя.

Первый кубок, наполненный едва ли не до краев, он протянул Грэю, во второй плеснул буквально чуть-чуть и поставил его возле себя.

– Знатный ром, капитан Грэй. Мне в моем возрасте уже нельзя – врач не рекомендует.

Грэй же осушил свою порцию залпом, словно то была ключевая вода, а не выдержанный ром, которым, как утверждали продавшие его плуты, можно было разжечь камин.

Вик Броди намеревался повторить подвиг гостя, но с первого же глотка, обжегшего горло, закашлялся, а из глаз брызнули слезы.

Грэй, глядя на это, лишь злорадно хмыкнул и процедил:

– Что-то вы совсем своего доктора не слушаете, любезный. Так и до могилы недалеко.

И в завершение тирады столь дружелюбно оскалился, что у старейшины зашевелились волосы на затылке.

Он и так едва сдерживался, чтобы не юркнуть за шкаф или не нырнуть под диван, потому что стройную фигуру Грэя, словно призрачная аура, окружали полупрозрачные щупальца. А оскал, который только что продемонстрировал капитан, и вовсе пугал до икоты. Особенно вкупе с упоминанием могилы из уст «серого осьминога».

Однако Грэй быстро перешел на серьезный тон, хотя и не лишенный ехидных ноток:

– Как вы поняли, любезнейший, я здесь по делу государственной важности.

– Ну разумеется, Ваше Высо… милорд… капитан Грэй. Разве ж вы можете явиться по другому поводу.

«Если только не сам морской дьявол прислал вас по мою голову», – очень хотелось добавить ему, но, поразмыслив, Вик Броди благоразумно сдержался.

– Мне отрадно знать, что вы это понимаете, – продолжал между тем Грэй, явственно наслаждаясь эффектом от своих слов и жестов. – Значит, до той поры, пока мы с моими людьми не выясним, кто или что приманили гуингара в эту богом забытую дыру, мы будем получать всяческое содействие и помощь с вашей стороны?

– Вне всякого сомнения, – верноподданнически подтвердил старейшина. – Более того, если кто-то попробует учинить вам какие-либо препятствия или же будет искажать передаваемую вам информацию, я сам лично накажу наглеца.

Грэй презрительно хмыкнул:

– Я бы хотел посмотреть на этого кретина лично, перед тем как… – Пояснять он не стал. По мертвенной бледности, залившей лицо старейшины, было ясно, что излишних подробностей тот не переживет. – И да, не смейте раскрывать мое инкогнито до тех пор, пока все не будет кончено.

– Конечно, конечно же… Не пикну!

– …но, – продолжил Грэй, игнорируя истерично-фанатичные заявления старейшины, – пустите слух, что «Серые осьминоги» в городе. Пусть тварь повертится, как плотва на сковородке. Понервничает. Явит себя. А до того времени мы проверим, чья маскировка лучше, его или наша.

Грэй попросил еще рому, снова осушил залпом и как бы невзначай заметил:

– Был еще один человек, кто видел, как судно без опознавательных знаков входит в заброшенную бухту. Тот, кто следит у вас за огнем на маяке.

Старейшина с облегчением махнул рукой:

– Вот уж кого не стоит опасаться, так это наших обитателей маяка. Там живет лишь нищий старик-смотритель, бывший рыбак, и его чокнутая дочурка. Даже если хляби небесные разверзнутся и господь в величии своем сойдет на землю, а они станут тому единственными свидетелями, то им все равно никто не поверит. В поселении у нас народ благоразумный, обходит маяк стороной… Как и отца с дочкой.

Грэй обхватил тонкими пальцами подбородок и уставился в огонь, размышляя о чем-то своем…

– С чего вы взяли, что та девушка чокнутая? – спросил он, и старейшина уловил скрытое недовольство.

– А станет нормальная девица восемнадцати лет от роду прозябать в полуразвалившемся маяке с пьянчугой отцом? И зажигать по ночам, когда все нормальные и благовоспитанные девы ее возраста спокойно спят, путеводный огонь?

– А ведь именно свет того маяка помог нам не потеряться во мгле нынешней ночи и успешно стать на якорь в не самой удобной бухте, – как бы между прочим вставил Грэй.

– Вы говорите так, будто благодарны ей? – удивился старейшина.

– Так и есть, – просто ответил капитан, и, к вящему изумлению старейшины, голос его при этом потеплел, а взгляд, устремленный в огонь, подернулся поволокой мечтательности.

Вик Броди даже святых мысленно помянул на всякий случай: и привидится же такое – мечтательный «серый осьминог»? И чтобы окончательно развеять морок и вернуть на красивое лицо Грэя привычное скучающе-циничное выражение, он сказал:

– Вовсе не о вас заботилась эта дурочка Ассоль. Просто наш библиотекарь, старый Эгль, сам выжил из ума и девчонку с пути истинного сбил, пока ее непутевый папаша обнимался со стаканом в каждой портовой таверне.

– О чем вы? – непонимающе произнес Грэй и потер кольцо с осьминогом, обнимающее его безымянный палец. – Как старый библиотекарь мог сбить с пути истинного юную особу?

– Очень просто, – решительно заявил старейшина. – Он сам уже в старческую глупость впал и начал в сказки верить. И девчонку испортил. Мыслимое ли дело – с ранних лет подсовывал ей книжки разные? Ребенку! Девице! Немудрено, что бедняжка умом тронулась. Столько просиживать над глупыми небылицами. Но самое дурное и опасное, что Ассоль тоже со временем стала в них верить…

– Что же в том опасного? – лениво заметил Грэй. – Ну верят в небылицы, и пусть их. Другим-то какая беда?

– Заразно! – многозначительно подняв вверх палец, веско произнес старейшина. – А ну как другие девы подражать начнут? Эта Ассоль знаете что выдумала?

Грэй пожал плечами: откуда, мол, ему знать?

– Не сама выдумала, опять же в книжке одной вредной прочла. Что якобы жила-была когда-то на свете девушка, которой предсказали, что за ней явится настоящий принц на корабле с алыми парусами. Вы только вдумайтесь, какая нелепость – алыми?! И вот, дескать, стала девушка ждать – в любую погоду, в зной и стужу…

– И что же? – Теперь в зеленых глазах Грэя плескался неподдельный интерес.

– В смысле?

– Дождалась та девушка своего принца?

– Книжная-то? – Грэй кивнул. – Та конечно. Только вот наша Ассоль вздумала ей подражать. Тоже, видите ли, вбила себе в голову, что и за ней принц под красным парусом явится. Только кому она нужна – ненормальная бесприданница, да и собой ни рожи, ни кожи. И как тростинка. В чем душа теплится? Ну так вот, каждый день, в любую погоду лезет она на этот свой маяк, а то приплывет ее капитан Грэй, а она… Ой?

– Что случилось? – с наигранным сочувствием спросил Грэй.

– Я не сообщил вам… – Старейшина замялся, не зная, как правильно преподнести такому серьезному и важному человеку эту нелепицу. – Словом… она с чего-то взяла, что ее суженого будут звать Грэем. Артуром Грэем. Говорит, ей так чайки сказали…

– Грэем, значит, – проговорил тот, поднимаясь. – Любопытно, и притом весьма.

– Да ничего любопытного, печально это. – Старейшина вздохнул с показным сочувствием: – Сейчас дуреха и вовсе одна осталась. – Вик Броди все еще не мог пережить отказ девчонки и хотел выставить ее в как можно более неприглядном свете в глазах высокого гостя.

– А что же случилось? Отец ее совсем спился и помер? – поинтересовался Грэй.

– Вовсе нет. – Вик Броди наклонился вперед и перешел на шепот, хотя в гостиной и так, кроме них двоих, никого не было. – Он совершил преступление. Украл осветительные камни.

– Вы имеете в виду те, которые распределяются Королевским Магистратом Освещения по строгой отчетности? – уточнил Грэй, стуча пальцами по столику.

– Да, все верно, их, – радостно проговорил Вик Броди.

Вот! Большой человек понимает всю серьезность проступка. Теперь Лонгрену точно не сносить головы. Грэй сам ее снесет, а старейшине мараться не придется.

– И если бы просто украл, пропил и повинился, я бы… – начал он запальчиво, но Грэй остановил его.

– Пропить осветительные камни невозможно. Любой, кто купит их, станет соучастником. Поэтому, собственно, и красть их бессмысленно.

– Но не могли же они исчезнуть сами? – развел руками Вик Броди, даже его короткие толстые пальцы возмущенно топорщились.

– А вот это вы и должны были выяснить как старейшина Каперны, – сухо и строго заметил Грэй. – Вы допросили смотрителя и его дочь?

– Допросили, но что толку-то! – обреченно махнул рукой Вик Броди. – Оба лепечут какую-то нелепицу о странном воре, явившемся в зеленой вспышке.

– Зеленая вспышка, говорите. – Грэй в задумчивости потер подбородок. – А кто-нибудь из них описал вора?

Теперь пришла пора Вика Броди задуматься. Да, Лонгрен что-то там плел, но кто бы стал воспринимать всерьез слова пропойцы? Мало ли что примерещится спьяну?

– Смотритель вроде бы описывал, – неуверенно произнес он. – Вернее, – тут же поправил себя, – нес околесицу о каком-то беловолосом мужчине с прозрачными глазами. И будто, когда тот явился, все вокруг замерзло. И сам он, Лонгрен то есть, тоже окоченел и не мог пошевелиться.

– Даже так, – проговорил Грэй. – Что ж, дело приобретает куда более интересный поворот. Значит, нам предстоит ловить не только гуингара, но и этого беловолосого…

– О чем вы? – захлопал глазами Вик Броди.

– О том, что старик и его дочь говорили правду. И вам следует немедленно отпустить невиновного. Я подожду, пока вы передадите мой приказ начальнику тюрьмы. – Грэй для пущей убедительности сложил руки на груди.

Вик Броди только порадовался, что такое новомодное изобретение, как звонильная трубка, у него находится как раз в гостиной. Не пришлось тащиться в кабинет. Он набрал нужный номер на вращающемся диске с цифрами и, услышав на той стороне сонный голос начальника тюрьмы, строго передал распоряжение освободить Лонгрена. Тот спорить не стал, должно быть, еще не проснулся окончательно, а отрапортовал, что пошел исполнять.

Лишь после этого Грэй поднялся и направился к двери.

– Куда же вы? – кинулся следом старейшина. – Глубокая ночь на дворе, да и буря будет.

– Конечно, будет, – с какой-то странной радостью сказал Грэй. – Такая буря, какой прежде здесь и не видывали. Я ее уже чую.

Он потянул носом, будто действительно чувствовал в затхлом воздухе гостиной озоновые нотки зарождающейся грозы.

– А я… – он приоткрыл дверь и подставил лицо ночному ветру, тот охотно подхватил золотистый вихор над высоким чистым лбом капитана и взметнул его озорным завитком, – …хочу навестить эту вашу Ассоль. А то мне тоже кое-что чайки рассказывали.

И, взмахнув мерцающим плащом, ночной визитер скрылся в темноте.

Старейшина противно хихикнул ему вслед:

– Ну что, Ассоль, дождалась своего Грэя? Теперь не жалуйся. Будешь знать, как нос от порядочных женихов воротить.

На последних словах он даже чуть втянул живот, поправил колпак, съезжающий с лысины, и, преисполненный злорадного веселья, отправился досматривать прерванные Грэем сны.

Глава 3

Алая

Лежа на грубо сколоченных нарах и пялясь в потрескавшийся серый потолок, Лонгрен думал о Мэри. Так было всегда, стоило ему остаться один на один со своими мыслями. Впрочем, чем еще ему было заниматься, как не размышлять, находясь в тюремной камере.

– Ах, Мэри, Мэри, – вздыхал он, – почему ты была так жестока? Почему покинула нас с малышкой Ассоль? Она так скучает по тебе. Разве я, грубиян и невежа, могу заменить девочке мать?

Все его вопросы и восклицания, разумеется, оставались без ответа. Прикрыв глаза, он вспоминал, как жена любила склоняться над ним, когда они лежали вместе в постели, и щекотала ему грудь своими длинными шелковыми волосами. Он тосковал по ней – по мягкой светлой улыбке, по искоркам лукавства в умных серо-голубых глазах.

Все, кто знавал их в лучшие времена лучезарного счастья, удивлялись: «Лонгрен, ты ведь нормальный, степенный мужчина. Как ты живешь с этой вздорной женщиной? Она же не от мира сего!» Эх, знали бы говорившие, насколько они оказались правы!

Лонгрен в мелких подробностях помнил, как впервые увидел Мэри.

В тот день стелился такой густой и низкий туман, что никто не решался выйти в море. А Лонгрен слишком скучал на суше. Ничто не держало его здесь. Чем опаснее было море, тем сильнее хотелось ему помериться силами. Вот тогда он взял свою лодку и отчалил. Ушел довольно далеко от берега. Вода выглядела странно – словно туман стелился не только над поверхностью, но и нырнул в море и клубился там. Белесые, будто в них пролили молоко, волны лениво лизали борт его суденышка. Море не хотело играть. Словно говорило ему: «Возвращайся, сегодня нет ничего интересного для тебя». Но лгало или пыталось кого-то прикрыть, спрятать, отвести Лонгренов взгляд…

Но он всегда был зорким, вот и теперь заметил. Сначала подумал, что тянется кровавый след. Подумал: «Должно быть, ранена какая-то крупная рыба…» Бросил якорь, оставив лодку покачиваться на волнах, а сам принялся выглядывать добычу. И действительно заметил, что примерно в трех ярдах нечто темнело среди этой почти молочной белизны.