Ржавые Ангелы Апокалипсиса

*Кр-р-рах!*

Звук – как будто рвется сталь. Я обернулся. Существо… *двигалось.* Не к нам. К стене. К тому месту, где лицо, вмурованное в металл, было искажено особенно жуткой гримасой. Его инструмент (тот самый, острый) впился в стену рядом с лицом. Не ломал. *Вскрывал.* Как консервную банку. Из стены… хлынула жидкость. Темная. Густая. Не кровь. Похожая на машинное масло, смешанное с гноем. И запах… запах усилился в сто крат. Сладковатый. Трупный. С примесью озона и горелой изоляции.

И тогда… стена *зашевелилась.*

Не вся. Только вокруг разреза. Металл и плоть… они *сократились.* Как мышцы. И из разреза… полезло *нечто.* Длинное. Гибкое. Как щупальце, но из того же сплава – жилы металла, переплетенные с сухожилиями, покрытые скользкой черной пленкой. На конце – не присоска. Острый, костяной шип. И оно… потянулось к существу!

Страж? (Будем называть его так) отпрыгнул с удивительной ловкостью. Его инструмент взметнулся – не для атаки. Для… *исследования?* Он ткнул острием в щупальце. Искры! Синие. Ядовитые. Щупальце дернулось. Зашипело. Из разреза полезло второе. Третье. Комната оживала. Стены пульсировали. Мертвые лица скривились в немых криках. Цилиндр загудел глухо, как пробуждающийся реактор.

«Бежим!» – заорал я, вталкивая Свист в пролом. Не оглядываясь. Не думая. Только *вон отсюда!*

Мы нырнули в мутную воду залива. Холод обжег. Помпы захрипели, захлебываясь масляной взвесью. Свет фонаря Свист выхватил жуткую картину: снизу, из темноты, поднимались зеленые огоньки. Много. Крабы. Они копошились вокруг… обломка. Человеческого. Кувалда Брика лежала рядом. Недвижимая. Как памятник глупости и отваге.

*Щелк.* Прямо над ухом.

Я рванулся в сторону. Клешня краба – размером с мою голову – щелкнула впустую. Зеленый глаз мерзко светился в полуметре. Я выхватил нож. Бесполезно. Против панциря? Идиотизм. Но другого ничего не было. Свист метнулась вниз, к илистому дну, возможно, надеясь спрятаться. Крабы двинулись за ней. Стая. Голодная.

*Шипение.* *Щелчки.* Вода бурлила от их движений. Я отчаянно рубил ножом по ближайшей клешне. Туск! Лезвие отскочило. Краб не обратил внимания. Он тянулся ко мне. Его пасть – дыра, усеянная вращающимися стальными зубьями – разверзлась.

И тут… грохот. Изнутри корабля. Оглушительный. Как взрыв. Волна сжатой воды ударила нас, отшвырнув от корабля. Крабов тоже. Металл корпуса скрипел, стонал. Из пролома, через который мы вылезли, хлынул сноп искр. И… свет. Зеленый. Знакомый.

Существо. Оно выплыло из пролома. Одиноко. Инструмент в клешне был раскален докрасна. За ним… из пролома вытянулось то самое щупальце. Обгоревшее. Дымящееся. Но живое. Оно потянулось к Стражу. Медленно. Неотвратимо.

Страж развернулся в воде. Его фасеточные глаза на миг встретились с моими. Ни ненависти. Ни гнева. Только… пустота? Или бесконечная усталость? Он не стал плыть прочь. Он *поплыл навстречу щупальцу.* Инструмент занесен. Готовый к бою. Последнему.

Я не видел исхода. Свист дернула меня за рукав, показывая наверх. К поверхности. Воздух! Его оставалось на глотки. Мы рванули вверх, отчаянно работая ногами. Крабы, оглушенные взрывом, медленно приходили в себя. Зеленые огни вспыхивали внизу. Они поднимутся. Скоро.

Пробились сквозь масляную пленку. Воздух! Глотнули. Проглотили вонь. Закашлялись. Кругом – полузатопленные пирсы. Темнота. Только чадящие факелы где-то вдалеке.

«Босс…» – Свист, отплевываясь, указала на мою руку. На протез. Там… что-то блестело. Впилось в стык между металлом и живой тканью предплечья. Маленький осколок. Не металла. Стекло? Темное. Как… сфера. Теплое. И пульсирующее. Слабо. Как сердце спящей птицы.

Я попытался выковырять его. Боль! Острая, жгучая. Как током. Осколок будто *врастал.* Становился частью протеза. Частью *меня.*

«Ч-что это?» – Свист смотрела с ужасом.

«Подарок, – я хрипло засмеялся. Звук был жутким. – От Старого Корабля. Крэнк хотел кусочек непохожего?» Я поднял руку. Осколок светился. Тускло. Зловеще. Зеленоватым отсветом. Не как у крабов. Другим. Древним. «Вот он. Свежеврезанный».

Нам нужно было выбираться. Быстро. Но куда? К Крэнку? С этим… *этим* в руке? Он либо отрежет руку, чтобы забрать артефакт. Либо прирежет нас за компанию. Других лордов? Они сожрут с потрохами, узнав про корабль. Оставалось одно – Низины. Глушь. Трущобы, где даже крысы боялись ходить. Где можно было затеряться. Ненадолго. На день? Может, два.

Мы поплыли. К ближайшим руинам пирса. Вода вокруг вдруг забурлила. Пузыри. Крупные. И зловещие. Крабы? Или что-то из корабля? Что-то, что высвободилось после взрыва?

Я не оглядывался. Смотрел только вперед. На рваные тени пирса. На спасение. Временное. Холодный пульс осколка в протезе напоминал: *ты несешь с собой кусочек кошмара.* И где-то в глубине, под ржавыми водами, Страж сражался с чудовищем из стен. Или уже проиграл. И щупальца… они теперь свободны. И ищут. Ищут то, что ушло. То, что украли.

*Украли.* Я украл. Кусочек Спящего? Или его тюремщика? Не важно. Важно было одно: Айрон-Майд получил новую игрушку. И она была гораздо опаснее, чем все игры лорда Крэнка на его Трубном Троне из хлама. Игра началась. А ставка… весь этот проклятый, скрипящий, пахнущий смертью город. И наша шкура. Пока что.

Мы выбрались на гнилые доски пирса. Свист рухнула, дрожа всем телом. Я прислонился к ржавой балке. Протез гудел. Осколок светился. Зеленым. Как глаза того Стража. Или как сигнал беды. Кто знает? В Айрон-Майде сигналы беды были главным украшением ночи. Как и наш новый аксессуар.

«Что… что теперь?» – прошептала Свист.

Я посмотрел на пульсирующий осколок. Потом – в сторону Тронного Зала, где сидел Железное Брюхо. Потом – вниз, в черную воду, где, возможно, уже копошились новые ужасы.

«Теперь, – сказал я, и голос мой был чужим, пропитанным маслом и усталостью, – теперь мы прячемся. И ждем. Ждем, когда этот кусочек… проснется. Или когда нас найдут. Или когда город сам себя сожрет». Я усмехнулся. Безрадостно. «Как обычно».

И где-то вдали, в верхних ярусах, завыла сирена. Долгая. Тоскливая. То ли авария на паровых коллекторах. То ли начало конца. В Айрон-Майде разницы не было. Все шло по плану. По плану всеобщего распада. А у нас в кармане (вернее, в руке) был лишь билет на этот последний рейс. Ржавый. Холодный. Чужой.

**Глава Четвертая: Ржавый Зуд и Шепчущие Трубы**

Прятались мы в «Трубном Гнезде». Не место – диагноз. Забытый распределительный узел где-то между Низинами и Сточными Колодцами. Воздух – спертый, густой от испарений серы и чего-то кислого. Трубы – повсюду. Толстые, как туловища, тонкие, как змеи, все в струпьях ржавчины и конденсата, который капал с мерзким *плюхом* в лужи неизвестного состава на полу. Здесь даже крысы с зелеными глазами не задерживались надолго. Слишком… тошнотворно. Или слишком опасно. Иногда трубы вздрагивали, издавая протяжный стон, будто город скрипел зубами во сне. Кошмарном сне.

Свист свернулась калачиком на куче каких-то прогнивших мешков. Дрожала. Не только от холода. От увиденного. От того, что было *внутри*. Ее глаза, обычно такие цепкие, тускло смотрели в темноту, где капало и шипело. «Босс… – ее голос был сиплым, сорванным. – Рука… она…»

Я знал, о чем она. Не давала забыть. Протез. Точнее, то, что *в* протезе. Осколок. Он горел. Не жаром. Холодным огнем, который проникал сквозь металл в кость. В мозг. Пульсация стала сильнее. Ритмичнее. *Тук. Тук. Тук.* Как молоток по наковальне. По моей наковальне. И с каждым «тук» – вспышка. Не света. Ощущения. Обрывка.

*…холод вакуума, пронизывающий до молекулы…*

*…скрежет металла, рвущегося под чудовищным давлением…*

*…чужая боль. Острая. Бесконечная. Как будто тебя разбирают на атомы, пока ты жив…*

*…и голос. Металлический. Без интонаций. Голос Стража? «СИСТЕМА ЗАГРЯЗНЕНА. ТРЕБУЕТСЯ ОЧИСТКА. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ»…*

Я стиснул зубы. Боль в месте соединения протеза с живой тканью была уже не острой. Тупая. Ноющая. Как зубная, только в плече. Кожа вокруг стыка покраснела, стала горячей на ощупь. Воспаление? Или что-то… иное? Осколок будто *пускал корни.* В металл? В меня?

«Держись, крыска, – пробормотал я, больше для себя. – Выберемся». Ложь. Сладкая, как яд. Куда? Город – гигантская ловушка. А мы – крысы с колокольчиком на шее. Этот осколок… он был маяком. Я чувствовал это кожей. Кто-то или *что-то* его искало.

Свист не ответила. Она прислушивалась. Не к трубам. К чему-то еще. «Слышишь?» – прошептала она вдруг.

Я напрягся. Затаил дыхание. Капли. Шипение пара где-то вдалеке. Скрип металла… И да. Еще что-то. Шорох. Мокрый. Липкий. Как будто что-то большое и тяжелое ползло по трубам *сверху*. Не по внешней стороне. Внутри. Жидкая грязь чавкала под этим весом. *Шлеп. Шлеп. Шлеп.* Медленно. Целенаправленно.

«Крабы?» – выдавил я, хотя знал – нет. Крабы не лезли в узкие трубы. И не издавали таких… органичных звуков.

Свист покачала головой. Ее лицо в тусклом свете какого-то светящегося грибка на стене было мертвенно-бледным. «Хуже. Как… как тогда. На корабле. Щупальце». Она втянула голову в плечи. «Оно… чует нас?»

Осколок ответил пульсацией. Усиленной. *ТУК. ТУК. ТУК.* Как будто сердцебиение чудовища. И снова голос в голове, холодный и безжалостный: «БИОЛОГИЧЕСКОЕ ЗАГРЯЗНЕНИЕ ОБНАРУЖЕНО. ЛОКАЛИЗАЦИЯ…»

«Молчи!» – рявкнул я мысленно, вцепившись в протез. Боль ударила, как ток. Я ахнул. Осколок на миг стих. Потом пульсация вернулась. Тише. Но назойливее. Как насмешка.

Шлепающий звук приближался. Теперь слышно было четче – что-то скользило по внутренней поверхности трубы прямо над нашим «убежищем». Конденсат на потолке вдруг стал гуще. Капли сливались в струйки… темные. Маслянистые. И пахли. Той самой сладковатой гнилью из комнаты с цилиндром.

«Надо уходить, – прошипел я, поднимаясь. Ноги подкашивались. От усталости. От страха. От этой чертовой пульсации в кости. – Сейчас же».

Но куда? «Трубное Гнездо» было лабиринтом. Завалы. Тупики. И везде – трубы. Которые могли стать дорогой для *этого*.

Мы поползли. Не вставая. По холодному, липкому полу. Вглубь узла. В еще большую тьму. Свист шла впереди, ее пальцы скользили по стенам, ища путь. Я сзади. Каждую секунду ожидая, что с потолка рухнет… оно. Или пробьет трубу клешней. Или щупальцем. Мысли путались. Боль в руке сливалась с холодными видениями осколка: *…разрываемые тела воинов в светящихся доспехах… щупальца, вплетающиеся в открытые раны… крики, превращающиеся в механический скрежет…*

«Босс!» – Свист резко остановилась. Перед нами – развилка. Два туннеля. Один – чуть шире, пахнущий затхлостью и грибком. Другой – узкий, как щель, но оттуда тянуло… теплом? И слабым запахом жареной крысы. Жизнь. Значит, люди.

«Влево, – прошептала Свист, тыча в узкий туннель. – Там… свет. Тусклый. Но есть».

Я кивнул. Люди. Возможно, такие же отбросы, как мы. Возможно, опаснее. Но это был шанс. Пусть крошечный. *ШЛЕП!* Звук – прямо над нами! Труба вздрогнула. Ржавчина посыпалась дождем. Из стыка между сегментами трубы выступила капля… нет, сгусток. Темный. Дрожащий. Как желе. Он упал на пол с тихим *плюхом* и… пополз. К нам. Медленно. Целенаправленно.

«Беги!» – толкнул я Свист в узкий туннель. Сам бросился следом. Тесно! Ржавые выступы рвали одежду, царапали кожу. За спиной – чавкающий звук. Оно ползло за нами. Быстрее. Оставив свой маслянистый след.

Туннель вел вверх. К свету. Желтому. Тусклому. Как от коптилки. И запах… да, жареное мясо. Крысиное? Человеческое? Кто знает. Мы вывалились в небольшое помещение. Подвал? Бункер? Стены – грубый бетон. В центре – костерок в старой бочке. Над ним – железная плита. На плите что-то шипело в жиру. И сидел… Человек? Почти.

Старик. Вернее, то, что от него осталось. Одна рука – живая, костлявая. Другая – грубый механический манипулятор, собранный из труб и шестеренок, шипящий паром при каждом движении. Лицо – наполовину скрыто кожаным мешком, натянутым на голову, с прорезью для единственного глаза. Глаз – мутный, но цепкий. Он смотрел на нас. Без удивления. Без страха. Как на мусор, прибитый течением.

«Новоселы? – его голос – скрип несмазанных петель. – Место занято. Убирайтесь. Или в котел». Он ткнул манипулятором в плиту.

Свист замерла. Я прислонился к стене, пытаясь отдышаться. Боль в руке завыла ненавистным хором с пульсацией осколка. *Тук-тук-тук.* За спиной, в туннеле – чавканье приближалось.

«Там… – я кивнул назад. – Оно…»

Старик (назовем его Мешкоглаз) повернул голову. Его единственный глаз сузился. «А… – протянул он. – Гости из Глубин. Опять». Он не испугался. Раздраженно фыркнул. «Надоели. Как тараканы». Он поднялся с корточек. Манипулятор зашипел энергичнее. Он подошел к заваленному хламом углу, отшвырнул ржавую панель. Там… стояла бочка. Не простая. К ней были прикручены шланги, манометр со стрелкой в красной зоне, и что-то похожее на спусковой рычаг. Самодельная пушка? На что?