Московский сплин

Михаил Сергеевич с горечью посмотрел на часы, стрелки показывали 17:15. Отвернувшись к окну, доктор торопливо дрожащей рукой достал сигарету из красно-белой пачки, на которой ярко выделялось предупреждение о том, что курение убивает. Но он в тот момент скорее мучительно умирал от осознания того, как подло, как по-скотски с ним поступили.

«За что они со мной так? – думал Михаил Сергеевич, убирая от лица зажигалку и с шипением выдувая удушливый дым в приоткрытое окно. – Столько лет в мединституте с бесконечными коллоквиумами, пересдачами "хвостов", ночными бдениями за книгами ради того, чтобы быть обворованным теми, кому ты искренне хотел помочь? – с досадой доктор проглотил пятьдесят граммов коньяка и затянулся, будто закусил. – Забрать у врача, того, кто тебе хотел бескорыстно помочь, последнее и тут же пойти тратить. А ведь как я мог поступить? Услышав их печальную историю о невероятно мучительном для ребёнка кашле, бессонных ночах родителей и неэффективной терапии амброксолом, назначить бромгексин на месяц, а потом пусть приходят и уже решают по факту. Мог откровенно "слить" их, завершив приём за пять-семь минут. Но нет, Михаилу Сергеевичу же больше всех надо! – повернув тело вполоборота к столу и не выпуская дымившейся сигареты из левой руки, доктор правой налил ещё порцию мерзостного для себя коньяка в бокал и махом тут же выпил. – Обошлись, как с половой тряпкой: вытерли грязные, кишащие нечистотами подошвы ботинок. Изо дня в день поступают, словно с дворовой псиной, не по своей воле оказавшейся на улице: крики, угрозы жестокой расправой, – и, в конце концов, тяжёлым ударом ноги пнули под зад. А ведь найдутся, даже среди коллег, те, которые скажут, что не все пациенты такие, не надо всех под одну гребёнку. Конечно, не все: воруют единицы, остальные просто грубят и угрожают исками в суд, жалобами главному врачу и в департамент. Что и говорить, если ежедневное хамство стало восприниматься уже как норма. Как с псиной… И вот стоили те семь лет того? Если б знать, где упадёшь… Да чего теперь рассуждать об этом – не вернуть годы. Остаётся уйти в какую-то другую сферу деятельности, заняться чем-нибудь ещё, да только куда, если ты ничего не умеешь делать, кроме как лечить детей!» – стоя возле приоткрытого окна, размышлял молодой, но уже успевший немало повидать на своём профессиональном поприще доктор.

Стрелки часов показывали 19:30, когда полтора года спустя в просторном, ярко освещённом десятком ламп зале под благоухание ароматов дорогого парфюма и игристых вин, в атмосфере интеллигентности и доброжелательности среди нескольких сотен гостей Михаил Сергеевич получал награду в области литературы за изданную им книгу, в которой он колко и без прикрас изложил все перипетии, выпавшие на его врачебном пути, приправив это злой иронией вкупе с хорошим юмором. Он пытался быть если не лучшим врачом, то хотя бы одним из, жить и работать в соответствии с привитым ещё в институте принципом «Сгорая сам, свети другим». Но когда тебя постоянно сдувают и гасят, не остаётся ничего, кроме как уйти, пока тебя не потушили или ты сам не потух навсегда. Вот и Михаил Сергеевич ушёл пылать для себя и тех, кому это нужно.

Лужа

Когда Антон находился в перегоне между станциями «Фрунзенская» и «Спортивная», в его голове всплыли слова, произнесённые восторженным тоном полторы недели назад одногруппником: «Тоха, поехали двадцать восьмого числа на футбол, московское дерби! Пива попьём, по шаурме съедим, на секторе поорём!» «Слушай, Сань, я бы с радостью, но мне надо на дачу уезжать вечером, после учёбы, ехать помогать отцу траншеи копать», – ответил он, изобразив сильную досаду оттого, что не сможет попасть на матч между ЦСКА и «Спартаком», и думая в тот момент о назначенном им две недели назад свидании с подругой сестры. «На переправе коней не меняют. Уговор дороже денег. Назвался груздём, полезай в кузов», – повторял про себя герой-любовник, глядя в глаза приятелю, как бы в оправдание своего отказа и лжи.