Голгофа атамана

При этих словах старый казак потрепал сына по плечу, и горькая усмешка пробежала по его лицу. На что Вячеслав, спокойно и даже философски отвечал:

– Значит не судьба, отец. Что толку – вон у Андрея Шкуро два дома в Екатеринодаре было, не считая отцовского в Пашковке. Так все большевикам и осталось. О чем уж тут жалеть. Моим домом в жизни можно сказать дорога стала. Так и промыкался по чужим углам, сначала в Европе, потом в Америке. Я-то ладно, а вот Нине13 моей тяжело было, женщине без своего дома нельзя.

Григорий Потапович согласно покивал седой головой словам сына, а перед глазами вставали образы раскидистых яблонь собственноручно выращенного сада, родное подворье в станице Петровской, где знакома каждая мелочь.

– Вот и мы с матушкой твоей сроднились с домом нашим, не могли мы его бросить. Да все одно ненадолго. Проигравшим с победителями не ужиться под одним небом. А мы как есть были проигравшей стороной. Вот с весны 1920-го по родной станице и ходили как будто врагом оккупированные.

– Тяжело было под Советами, отец?

– Да что такое тяжело, Слава, когда все что было правильно и понятно в жизни стало рушиться? Крепкий хозяин, уважаемый человек вчера, вдруг в одночасье становится врагом общества. Все прежние заслуги, беспорочная служба, материальный достаток, воспитанные и достигшие положения дети – все становится отягчающими обстоятельствами. У нас, конечно, и раньше, при царе-батюшке, голытьба на землю офицерскую зарилась. Ну а после двадцатого года их мечта сбылась, им на радость, нам на горе. Хотя вся наша жизнь превратилась в одно сплошное горе… Саша погиб, ты на чужбине, по станице идешь, а в спину попреки да брань. Землицу нашу забрали, мельницу опять-таки. А забрать то легко, да ума хозяйству дать не просто. Вот Иллиодора14 при мельнице нашей управляющим и оставили. А все одно жить спокойно не давали. Вместо правления станичного стал ревком красный всем заправлять, а верховодили в нем самые отъявленные голодранцы. Ох и лютовали они после того как Вы с Улагаем назад ушли, за страх свой пережитый. Офицеров всех вплоть до стариков, да семьи тех, кто у Деникина с Врангелем служил, всех переписали, коней справных позабирали, оружие все, даже наградное, велели сдать. А я не в силах был заставить себя подчиниться власти их бесовской, а пришлось… Вызвали к себе в ревком, ну я револьвер с кинжалом приладил и пошел. Уж до того зол был, что хотел костылем отходить их как в прежние годы, когда голозадыми скакали по станице. Да годы мои уже не те были. Пригрозили Иллиодора арестовать, если не подчинюсь власти новой. Швырнул им револьвер, а кинжал да шашку сказал, что в могилу с собой заберу, вот потом пусть и забирают. После того случая как будто стержень из меня вынули, искра Божья стала затухать во мне, да и ушел я в скорости… Я можно сказать и не жил под ними. А вот, матушка наша, Вера Исааковна15, хлебнула больше моего. Ей сердешной, выпало своими глазами видеть наше окончательное разорение и унижение, и как забрали все подчистую, и как гнали в ссылку из родной станицы, позабыв о заботах ее просветительских в прежние годы. И конец своей земной юдоли нашла на краю стылой заснеженной степи, выброшенная из вагона помирать в чужом краю. Вот так вот, сынок. Но ты себя не укоряй, твоей вины тут нет никакой. Мы свою жизнь хорошо, достойно прожили. Вас, деток своих вырастили, гордились Вами всеми, каждый из Вас нашел свою дорогу жизненную, хоть и разную. А что конец жизни нашей печальный, так-то конец всей России-матушки прежней, златоглавой, такой был горестный.

Хлопнув себя по коленям, Григорий Потапович Науменко, одной рукой опираясь о плечи сына, а другой на крепкий резной костыль поднялся с приютившего их у дороги дерева. Старый казак с нежностью и тихой грустью смотрел на своего взрослого сына, по лицу которого пробегали отголоски того смятения и переживания чувств, которые кипели в его душе.

– Ты, Слава, лишний груз на душу не бери. Твоей вины в том, что с нами случилось, нет и быть не может. Тебе и без этих терзаний есть о чем подумать, вспомнить, осознать. Ноша твоя незримая тяжела. Но груз ли это грехов или ошибок? Или непременное и обусловленное условие твоего жизненного бытия? Кто знает… Не нам, и не тебе судить о том. Это место, как ты сказал загадочное, помогает по-новому взглянуть и на себя и на свою жизнь прошлую, уже ушедшую, холодно бесчувственную, потому как это уже лишь эхо былого. Иди сын, и слушай шепот своей души. Сомневайся в своей непогрешимости или утвердись в верности содеянного когда-то. Ты должен постичь себя, для этого тебе и дана эта дорога.

Старик привлек к себе растерянного сына в безупречной форме полковника Генерального штаба когда-то и где-то существующей Российской империи, а затем, отстранившись, слегка подтолкнул его к уходящей вдаль дороге.

Сделав несколько неуверенных шагов, полковник Науменко обернулся. У обочины дороги стоял его старый отец, видевший «золотой век» казачества на рубеже XIX– XX веков, и то, как он вдребезги разобьётся всего лишь два десятилетия спустя вместе с Российской империей. Тяжело оперевшись на свой посох, удерживая на плечах груз пережитого, стоял его батюшка, почетный блюститель Петровского станичного училища, собравший обширную библиотеку в своем доме, и не отказывавший никому из станичников в их интересе к живому слову. А дни свои закончил гонимый и поносимый бранными словами, но гордым кремневым останцем старого мира. Отец смотрел на него с любовью и печалью, зная о тернистости предстоящего пути, и невозможности облегчить гнетущую душу сына тяжесть. Здесь каждый сам несет свою ношу на своей дороге.

***

– Отец, папа, надо же, это сколько я не произносил это слово – папа? – бормотал Вячеслав Науменко, механически отмеряя бесконечность дороги. Да почитай, как в Воронеж определили меня в кадетский корпус, так и кончилось детство мое с его нежностями, а соответственно и родители стали отстраненно далеки. Отец… вот и с тобой свиделись. Как же мне тебя не хватало, как я мучился всю жизнь, что не смог вывезти Вас, родных моих, в Европу, не уберег от злой судьбины.

Встреча с отцом ошеломила всегда спокойного полковника Науменко. В его душе смешалась нечаянная радость от встречи с родным человеком, горечь от его потери, случившейся когда-то давно, и с годами притупившейся, и неизбывное чувство сыновней вины, что не сумел предотвратить неизбежное.

– Рассказывали мне казаки, земляки наши петровские, кто сумел бежать от советов в двадцатые годы, о притеснениях Ваших. О том, что не в мочь уже Вам было, батюшка, на белом свете терпеть лихоимство новой власти, и о том, что сгинула матушка в чужом краю, как собака, выгнанная на старости лет. Как Иллиодорку, из ссылки вернувшегося, до греха самоубийства довели, как сестрицы бежали подальше из мест родных, чтоб детей спасти от внимания комиссарского. Всю семью порушили-исковеркали. Как мне жить с этим было? Зубами скрипеть только в бессильной ярости, да счет копить к отродью бесовскому. Только уже тогда понятно было – искать надо союзников. Да такую силу непомерную, которая могла бы переломить хребет большевицкий. А мы со своей идеей Белой уже негожи были на подвиги такие. Разбрелись казачки по Европе, балаганными скачками развлекая хозяев. Не стало в изгнании неудержимых казачьих сотен да полков, когда то силы грозной победоносной. Тоска неизбывная осталась в душах казачьих по околицам станичным, страх за родные души оставленные, да злость черная разъедающая. А силы и мощи казачьей не было уже…

– Вы вот, батюшка, войсковой старшина казачий, басурман бивший не единожды, не спросили меня о главном. Только глаза Ваши мудрые, все ответа искали, в душу заглядывая. А ведь знали Вы, отец, да понять не могли, как же мы могли с немцами сговориться, да под знамя их стать. Как могли казаки, защитники земли русской, уподобиться князю Олегу летописному? Как могли казаки, еще вчера добывая славу и кресты георгиевские в схватках с наследниками тевтонскими, позабыв об этом в ряды их встать? Не спросили, батюшка, хоть вопрос этот в глазах Ваших читался…

– Да и что тут скажешь… Оправдания-причины они завсегда найдутся. Только истины в них все одно не будет. Нет истины там, где грех! А по-другому и быть не может. Согрешили мы… и я, Войсковой атаман войска нашего Кубанского, и Андрюшка Шкуро, и другие братья-казаки, для кого обида да ненависть лютая превыше всех добродетелей стали… Как нельзя женщину любимую обманом вернуть, так и Родину не вернуть назад штыком вражеским. Эх, только поздно мы прозрели, ой как поздно.

Так, не замечая трудностей ложащейся под ноги дороги, Вячеслав Григорьевич Науменко беседовал с отцом, как если бы он незримо шагал вместе с ним. Только с отцом ли вел диалог казачий атаман или сам с собой?

***

А между тем дорога всё так же вилась легким изгибом, уходя вдаль. Сделав очередной плавный поворот, она открыла взору удивительную, и даже в какой-то степени сюрреалистическую картину. Придорожные кустарники и невысокие деревья, слегка отступив, образовывали уютную лужайку, поросшую невысокой густой травой с вкраплениями неброских цветов удивительным образом напоминая живой ковер. На лужайке стояли исполненные в стиле ротангового плетения столик и два стула, один из которых занимал задумавшийся мужчина. Был он крепкого сложения в темном, хорошего качества сукна костюме. Взгляд его хоть и выражал глубокую погруженность в работу мысли, но был уверен и спокоен. На столе лежали книги с закладками, а одну из них он держал раскрытой, отвлекшись на размышления.

(Иллюстрация 03_Щербина)

Увидев эту картину, полковник Науменко остановился на несколько мгновений, пытаясь соотнести сюррелистичность представшего его взору с реальностью, которую он знал и помнил. А затем решительным шагом направился к мужчине, очевидно ожидавшего именно его.

– Здравствуй, Федор Андреевич! Сказал бы, что рад видеть, если бы не место, где мы находимся! Но удивлен уж точно! Тем, что именно ты встретился мне на этой дороге!

Сказал ровным голосом Вячеслав Григорьевич Науменко подходя к поднявшемуся Федору Андреевиче Щербине и протягивая ему руку. Да, у уходящей вдаль дороги, Войскового атамана Кубанского казачьего войска Вячеслава Григорьевича Науменко ожидал кубанский казачий политик и общественный деятель, историк, народник, основоположник российской бюджетной статистики, член-корреспондент Императорской Академии наук, действительный член Научного общества имени Тараса Шевченко, член Кубанской Рады, глава Верховного суда Кубанской народной республики, поэт и писатель Федор Андреевич Щербина.

– Здравствуйте, господин атаман! Хотя здесь Вы еще полковник, как я посмотрю. А что до Вашего удивления, так в этом ничего странного нет. Там! Там, нас много связывало, хоть мы и не всегда стояли на одних позициях. Ну, я тоже рад Вас видеть, насколько это применимо к ситуации и месту! Присаживайтесь, отдохнете да побеседуем.

Полковник Науменко присел в предложенное кресло, с удовольствием откинувшись на спинку и с интересом посмотрел на лежавшие на столе книги.

– Вы как всегда, Федор Андреевич, погружены в интеллектуальную работу и окружены книгами. Даже здесь?

– А чему Вы удивляетесь, Вячеслав Григорьевич? Господь каждому определил его предназначение и служение. Наша изначально заложенная Господом суть неизменна. Моя Божья искра определяла весь мой жизненный путь как работу мысли, исследования, написание различных научных и общественно-значимых работ. И через это, по замыслу Господа, изменение человека и общества. Ну и Здесь моя суть осталась неизменной.

Федор Андреевич Щербина спокойно посмотрел на Науменко, а затем продолжил.

– Ваше Божье предназначение было сложнее. Это был путь воина и хранителя. Да и книгами Вы были окружены не меньше моего, по крайней мере Там. Ну а Ваше «Великое предательство»16 точно можно поставить вровень с моим «Кубанским казачьим войском»17.

Науменко со сложным выражением удивления и благодарности на лице посмотрел на мэтра кубанской, да и не только кубанской, науки и литературы.

– Благодарю Федор Андреевич, за столь высокую оценку моей книги. Я сделал то, что считал своим долгом атамана и просто казака.

– Добротная работа, основательная, на огромном массиве фактов и документов, Вячеслав Григорьевич! Я так понимаю непросто было собрать и обработать материал?

– Да, Федор Андреевич, понадобились многие годы на сбор сведений, по крупицам, по крохам информации складывалась картина нашей казачьей трагедии в Лиенце. К тому же сильно изменилась политическая и территориальная ситуация в Восточной Европе. Это в свою очередь привело ко второй волне рассеивания нашего казачества по миру. Но помогали все, кто мог, письмами, воспоминаниями, документами. Так что это во многом коллективный труд многих казаков и небезразличных людей к нашей судьбе. Я рад, что в результате усилий всех нас появилась эта книга. Эта книга для меня такой же значимый результат моей жизни, как и сохранение Войсковых регалий.

Маститый ученый и общественный деятель Ф.А. Щербина внимательно слушал кубанского Войскового атамана В.Г. Науменко, с которым они, «когда-то и где-то», то были единомышленниками, то оппонентами, и кивал, то ли в такт словам собеседника, то ли собственным мыслям.

– А скажите, Вячеслав Григорьевич, тяжела ли была эпопея по сохранению Регалий?18 Я-то ушел в 1936, лишь со стороны наблюдая Вашу борьбу с «самостийниками»19 как за сами Войсковые Регалии, так и в целом. Как ситуация складывалась потом?

– Ох, Федор Андреевич, потом тоже было очень не просто. Как Вы знаете, Кубанские Войсковые Регалии находились в Белграде в Военном музее. В 1941 году Германия напала на Сербию, музей был частично разбомблен и разграблен. Пропала и часть наших казачьих реликвий и святынь. В этот период пришлось опять отбиваться от самостийников, которые открыто встали на националистические позиции и стали пользоваться покровительством немцев. При поддержке немцев пытались забрать Регалии. Затем Германия напала на Советов, была долгая война. Но… Советы сломали немцев. В 1944 году Красная армия подошла к Белграду. Пришлось увозить Регалии все дальше в Европу, затем в Америку. Но Вы, знаете, Федор Андреевич, и в Америке пришлось нелегко. Находились и там проходимцы, желающие отобрать казачьи святыни. Только теперь их интересовали не политические аспекты, а возможность наживы. Ведь наши казачьи Регалии очень дорого можно было продать.

– Да, Вячеслав Григорьевич, безрадостную картину Вы нарисовали…А что же казаки, как повели себя в войне Германии с Советами?

Вячеслав Григорьевич Науменко, представший в этом загадочном месте в чине полковника Генерального Штаба, награжденный орденами и Золотым оружием за самоотверженные действия и доблестные заслуги в Первой мировой войне против немецких войск, тяжело вздохнул и отвернув взгляд в сторону будто пытался что-то разглядеть вдали. Затем повернувшись к собеседнику, тяжело сказал:

– А что казаки… Особо непримиримые с Советами стали формировать свои части и встали под знамена германской армии, другие под немцев не пошли… Когда мы сошлись с коммунистами в Гражданской, это была наша война. Когда в 1941 году пришли немцы воевать с коммунистами, это уже был внешний враг, пришедший на русскую землю.

– А Вы? Вы, господин атаман, где были?

Спокойно спросил Щербина и пристально посмотрел на Науменко.

В очередной раз тягостно вздохнув Войсковой атаман Кубанского казачьего войска Вячеслав Григорьевич Науменко в ответ посмотрел в глаза собеседнику.

– Я, Федор Андреевич, был с теми, кто на черкесках и гимнастерках нашили германского орла…

И Науменко опять отвернулся, невидяще смотря вдаль.

Повисла долгая пауза тишины. Затем тяжело поднявшись из кресла, соратник, а временами противник кубанского атамана, Федор Андреевич Щербина, взглянул в глаза Науменко.

– Идите господин атаман. Ваша Голгофа ждет Вас…

– Голгофа?

– Да. Вы еще не догадались? Странность места, Вы сами такой, каким быть не должны, мы все, которые не должны были уже никогда встретиться… Вы же поняли что уже покинули Тот мир. Значит пришло время ответить… За жизнь праведную или грешную, за честность или подлость, за подвиги или предательство… Идите, Вячеслав Григорьевич, дорога зовет Вас.

Пружинисто поднявшись из кресла, Науменко шагнул к Щербине, и собеседники обменялись рукопожатиями. Затем молча развернувшись, придерживая шашку, человек, пребывающий в Преддверии в образе полковника Генерального Штаба, шагнул на дорогу.

***

Пружинисто отмеряя шага за шагом, хрустящую камешками, дорогу шел полковник Генерального Штаба, привычно придерживая шашку, на груди качались аксельбант и ордена. Слегка подрагивало марево воздуха, в пронзительной синеве неба все также не было ни одной птицы, безмолвная тишина обволакивала путника. Но он ничего не замечал. Ритмично отмеряя дорогу, он в очередной раз погрузился в размышления, вступив в диалог с самим собой.

– Вот так встреча! Это место не перестает удивлять! Надо же, – Федор Андреевич! Все такой же – собранный, погруженный в свои научные размышления, но все также остро-опасный в силу своего интеллекта.

– Да, странное все же сие место, интересное, но странное. Он ушел в 1936 году, я в 1979. И вот он сидит со своими книгами, занимается «штудиями», такой… Такой… Да таким он пожалуй был в период нашей Смуты революционной. И как будто вчера расстались…

И погруженный в свои размышления, не замечая дороги, Вячеслав Григорьевич Науменко продолжил свой мысленный разговор с оставшимся за поворотом дороги профессором Федором Андреевичем Щербиной.

– Вот Вы про Регалии спросили, Федор Андреевич. А ведь как мы с Вами в свое время поборолись за них, ох как спорили, как серчали друг на друга. Все Вам хотелось их из Белграда в Прагу перенести, поближе к себе. Только основная масса кубанских казаков осела в Сербии. Да, в Чехословакии тоже было много наших казаков, особенно молодежи, которая там училась. Но центр казачьей эмиграции был в Сербии. Опять же – Войсковой штаб и Войсковой атаман в Белграде, так почему Регалии должны быть в Праге? Эх, все наши политические, а скорее личные амбиции… Вот это сгубило нашу эмиграцию. Ну почему так? Вместо того чтобы консолидироваться, объединиться против настоящего врага стали грызться между собой. Клевать ближнего проще чем бороться с реальным врагом?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Науменко Вячеслав Григорьевич (25 февраля 1883 – 30 октября 1979).

Кубанский казак станицы Петровской Кубанской области.

В 1903 г. окончил Николаевское кавалерийское училище по 1 разряду.

В 1914 г. окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1 разряду и за отличие в науках награждён орденом Св. Станислава 3 ст., причислен к Генеральному штабу.

Участник Первой мировой и Гражданской войны в рядах Белой армии. Член Кубанского краевого правительства по военным дела (декабрь 1918 – сентябрь 1919). В августе 1920 г. участвовал в десанте на Тамань под руководством генерала Улагая.

Находясь в эмиграции был избран Войсковым атаманом Кубанского казачьего войска в Зарубежье (1920-1958).

В период Второй мировой войны сотрудничал с представителями германских государственных структур. В 1944 г. введен в структуру Главного управления казачьих войск вермахта. На завершающем этапе войны в 1945 г. сдался в плен в американской зоне оккупации, находился в лагере. В 1949 г. выехал с семьей в США.

Личность В. Г. Науменко в исторической литературе и исследованиях оценивается весьма спорно и неоднозначно, однако его роль в истории казачества бесспорно велика.

2

Ерик – это небольшой речной проток, соединяющий два водоёма. Также ерик может означать искусственный осушительный канал.

3

Подъесаул воинское звание (чин) обер-офицеров (младших офицеров) в казачьих войсках Российской армии. Оно соответствовало штабс-капитану и штабс-ротмистру в регулярных войсках (пехоте и кавалерии).

4

Науменко Александр Григорьевич. (1887–1916). С 1911–1914 гг. – слушатель Николаевской академии Генерального штаба. Службу проходил в 1-м Таманском конном полку. Погиб в 1916 г. на Турецком фронте.

5

Шлях степная дорога на Юге, также большая наезженная дорога, тракт.

6

Бардиж Кондрат Лукич (9 марта 1868-9 марта 1918).

Каазак станицы Брюховецкой. Казачий политик и общественный деятель, член Государственной Думы Российской империи всех её созывов. После Февральской революции К.Л. Бардиж вернулся на Кубань в качестве комиссара Временного правительства, но потом сложил свои полномочия, министр внутренних дел в Кубанском правительстве.

7

Приводится реальный случай описанный атаманом В.Г. Науменко в эмиграции в своих дневниках.

8

Софья Григорьевна Зайцева (Науменко), сестра Вячеслава и Александра Наумекно.

9

Совдепия – презрительное название РСФСР в белогвардейской среде.

10

Рябовол Николай Степанович (1883-1919). Казак станицы Динской Кубанской области, кубанский политик и общественный деятель, председатель Кубанской Законодательной Рады (1917-1919). После критики Добровольческой армии был убит. Многочисленные улики указывали на участие в убийстве некоторых офицеров Добровольческой армии, но несмотря на это виновники не были обнаружены.

11

Кулабухов Алексей Иванович (1880-1919). Уроженец станицы Новопокровской Кубанской области, священник, казачий политик и общественный деятель, член Кубанского правительства, Кубанской Рады, входил в состав кубанской делегации на Парижской мирной конференции. Повешен по решению деникинского военно-полевого суда.

12

Войсковой старшина – офицерское звание (чин) в казачьих войсках русской армии. С 1775 года звание войскового старшины соответствовало чину секунд-майора, с 1798 – майора, с 1884 – подполковника (седьмой класс Табели о рангах).

13

Науменко (Кончина) Нина Михайловна. Супруга Науменко Вячеслава Григорьевича. Дочь полкового врача 1-го Полтавского полка Михаила Николаевича Кончина. Скончалась 1.12.1964 г. в США.

14

Науменко Иллиодор Григорьевич. Родился в 1874 г. В 1922 г. подвергнут репрессиям со стороны Советской власти, раскулачен, выслан на Север. Умер в 1936 г.

15

Науменко (Мельниковская) Вера Исааковна. Родилась в 1846 г. Дочь войскового судьи Кубанского казачьего войска Мельниковского Исаака станицы Старонижестеблиевской Кубанской области. Умерла в 1922 г.

16

Книга Науменко В.Г. «Великое предательство», о трагедии в австрийском городе Лиенц и окрестностях, когда Великобритания выдала сдавшихся в плен казаков-коллаборантов СССР. Книга издана в Нью-Йорке (1-й том в 1962 г., 2-й в 1970 г.).

17

Книга Щербины Ф.А. «Кубанское казачье войско. 1696-1888: Сборник кратких сведений о войске» в 2-х тт. Книга написана в соавторстве с Е. Д. Фелицыным.

18

Кубанские Войсковые Регалии – комплекс войсковых знаков отличия, атрибутов власти и документов отмечающих и фиксирующих заслуги и подвиги черноморского, а затем и кубанского казачества на военном поприще.

19

Самостийники – сепаратистское политическое движение в казачьей эмиграции 1920-1940-х гг., стоящее на позициях отделения Кубани от России.