Подвиг некроманта

Весьма маловероятно было, что это его увлечение социалистическими идеями прошлого выльется со временем во что-то большее, выйдя за пределы кукольных медиа-сражений с такими же не сведущими в вопросе оппонентами. Но когда его накрыло некровидением, этим идеям был дан шанс на оглушительный успех. Иван стал готовить себя к подвигу, как бы громко это ни звучало. К подвигу – любой ценой, даже ценой собственной жизни.

III

Мертвый мир

Ваня уже в третий раз проходил мимо того дома, где его час назад ограбили. С самозабвенным мазохизмом он решил ходить туда-сюда по новому микрорайону до самого рассвета. А вдруг опять гопники, а вдруг санитары, а пускай! Так вот мне, неудачнику, шизику, и надо! Вот так и надо. Придумал себе, понимаешь, план спасения… мессия, ага… Эй, гопники! Где вы?!

Рефлексия вводила Ваню в странную болезненную эйфорию, ему нравилось себя мучить осознанием того, что он воспринимает мир как все прочие смертные; что он такой же неудачник; что смерть теперь больше не его покровитель и советник, а просто недалекая перспектива.

Он смотрел на новостройки, которые вычурно и даже пошло громоздились по правую сторону улицы. Затем он переводил взгляд на скрюченные деревянные бараки, что догнивали вот уже седьмой десяток лет с левой стороны, и криво улыбался своему пониманию выражения «город контрастов». Да, новый жилой комплекс воткнули прямо по соседству с, мягко говоря, старым. Двухэтажные деревяшки, лишенные каких-либо коммунальных составляющих, кроме водопровода и электричества, живыми мертвецами уродовали город вот уже лишних лет сорок. Построены они были как временное жилье, но, как догадывался Ваня, ни в какой другой стране временное не в силах быть столь постоянным.

Вот 12-этажный дом, дорого и разноцветно облицованный чем-то вроде металлической плитки. Ничего так, вроде и симпатично выглядит, по крайней мере в ночи. Однако и тут была заметна пошлая ирония жизни, стоило лишь разглядеть сквозь стеклянные стенки лоджий завалы из перевезенного из прошлого жилища скарба.

Стандартный набор, – прикидывал Ваня, по привычке криво улыбаясь, – пустые стеклянные банки, какие-то коробки, ящички, старый велосипед, лыжи (хорошо, если обе), мешки с неизвестным порой даже хозяевам содержимым, какие-то палки, и еще множество разного хлама. Ты можешь переехать из хрущебы в новый дом, но хрущеба из тебя – не всегда.

Да, так у нас во всем, – внезапно включив режим «эксперта», развивал Ваня искру спасительной мысли, – снаружи новьё, топчик и красота, а внутри – мещане или просто обычные отечественные бедняки, уверенно причисляемые властями к «среднему классу». Они взяли квартиру в ипотеку, полагаясь только на слабоумный «спанчбобовский оптимизм» и авось. Зато в комфорте, зато в тепле и уюте, да. А уж с кредитом как-нибудь… О, Кали, немилостивая Госпожа! Какие же идиоты, посмотри на них! В этой стране и раньше нельзя было особо надеяться на завтра, а уж теперь… Ваня осекся, поставив барьер разошедшемуся потоку размышлений и даже непроизвольно огляделся, вспомнив слышанное где-то слово «мыслепреступление».

Он давно научился ставить такой барьер, чтобы не терять остатки внутреннего спокойствия, не выдавать своего истинного отношения к происходящему, и просто, чего уж, чтоб не попасть под какую-нибудь статью. После того, как сразу двоих его однокурсников привлекли за репосты или сообщения в ставших недавно запрещенными соц. сетях, Ваня научился даже про себя произносить В-слово вместо война. А что означали П-слово и Х-слово в его внутренних диалогах остается только догадываться.

Но, как он сам считал, лучше и этого не стоит делать. Мыслепреступление это, конечно, перебор, но ведь можно и сболтнуть, а как говаривали римляне, что знают двое, то известно всем. Кстати, где теперь эти римляне?!

Поток опасных мыслей завяз во внутренних преградах цензуры, ослаб, и окончательно остановился, как останавливается лавина, когда склон горы вдруг кончается, переходя в плоскую равнину. Ваня вновь оказался на ночной улице, стоя под небольшим деревцем, что тянулось к небу под недавно выстроенным домом. Прошло несколько мгновений тишины, и он почувствовал, как ноги его подгибаются, как он медленно оседает, еле удерживаясь от падения на асфальт. Отчаяние, обида, гнев на себя, на мир, на всё… Он присел на корточки, закрыл ладонями лицо и беззвучно зарыдал.

Ночь, казалось, не думала кончаться. Летняя, короткая, как воронье «кар», а все ж тянется не торопясь, как последняя капля меда из банки. Впрочем, где уж ей быть неспешной. Для спящих она так и вообще один миг. Только для беспокойных, для потерявших равновесие, для одержимых, чего-то ждущих от неё – вот для них она и впрямь долга до остервенения, как путь человечества к гармонии и счастью. Для этаких она будто таит в себе что-то, будто есть у неё какие-то ответы, а она все их не даёт. А они всё ждут, ждут…

Прошло не больше полутора часов с момента ограбления, а настроение у Вани сменилось раз десять. Впрочем, тут и ночь была не при чем, он такой был от природы.

Вот уже несколько минут как он застыл, почти не дыша, почти вдавив себя в стену многоэтажки: там, за углом, вновь появились санитары.

Он стоял, одновременно боясь и радуясь до одури. Еще бы, ведь раньше санитары не появлялись без некровидения. Сейчас его по-прежнему нет, но все равно, признак добрый. Признак того, что все ж таки оно не исчезло бесследно.

Почему-то Ваню не особо интересовало кто они, эти санитары. И вообще, как так получается, что по ночному городу в 21 веке бродят некие субъекты, одетые как средневековые монахи-инквизиторы. Хотя Ваня и был уверен, что кроме него их никто не видит, ничего странного для него в этом не было. На то, рассуждал он, и некромант, что не кто-то там тебя прихватить хочет, а именно инквизиторы, все логично. Но логично ли было то, что называл он их санитарами, это навсегда останется немым, незаданным вопросом.