
Полная версия
Представитель росмолодежи
Попробовать себя в этой крайне конкурентной нише решил и опытный бизнесмен Валентин Гусаров, вышедший на рынок с уникальным, доселе невиданным в городе форматом заведения: кофе плюс картины. Закончивший Челябинскую детскую школу искусств, а затем получивший высшее архитектурное образование в уважаемом вузе города, предприниматель, опираясь на свой багаж знаний в области искусства, в деталях проработал концепт нового экспериментального заведения – пусть и маленького по квадратам, но гигантского по полету мысли.
«Деньги это пошло и временно, миссия – это благородно и навсегда,», – говорил представитель Росмолодёжи. Так, его новый концепт заведения представлял собой симбиоз кофейни и арт-пространства, где локальные художники могли бы продавать свои работы. Гусаров таким образом планировал с помощью любви людей к ароматному напитку содействовать арт-сообществу в распространении истинного, неподдельного искусства.
Мастерство оратора вновь сделали свое дело, и Валентин выиграв очередной грант, арендовал помещение и принялся воплощать проект в жизнь.
***
Шестого июля, в день открытия «Люмо», было особенно жарко, поэтому проходившие мимо люди предпочитали горячему кофе прохладительные напитки, отчего заведение пустовало. Пустоватым выглядел и интерьер. Заявленных Гусаровым в бизнес-плане десятков картин локальных художников не было, как, впрочем, не было и столов со стульями и даже кофемашины. На пятнадцати квадратных метрах не было вообще ничего, кроме небольшого прилавка со старой, взятой как будто из советского универмага витриной. Витрина, которая более подошла бы для выкладки мяса, чем снеков и сладостей, а именно их обычно берут с кофе, тоже пустовала, усиливая ощущение бесхозности и незаконченности пространства. Ни одного названия, ценника или какого-либо намека на то, что тут можно что-то купить, в кофейне не было. Присутствовал в заведении лишь бариста, он же владелец Валентин Гусаров, нацепивший на себя фартук коричневого цвета, из-под которого виднелась белая рубашка переговорщика. Также на открытие заведения пришел и арт-директор «Люмо» Александр Ромиков, вдохнувший своим творчеством жизнь в это пространство. Партнеры дискутировали о важности дизайна.
– Дизайн – это как лицо человека: оно либо приятное и внушает доверие, либо нет, – говорил Ромиков.
– Верно, Александр, дизайн – это лицо, неверно только то, что приятное лицо обязательно внушает доверие, – возражал Гусаров.
– А как иначе?
– Лицо может быть приятным, но, например, хитрым, такое лицо ничего не продаст. А бывает и так, что лицо неприятное, но жалостливое, и оно кому-то да продаст.
– Соглашусь, но тогда важно учитывать, какой продукт это лицо продает.
– Верно, например, предсказание о дне грядущем лучше продавать людям со страшными лицами, как у Ванги. Люди со счастливыми лицами будущего знать не могут. Ведь если бы они знали будущее, разве их лица были бы такими счастливыми?
Маркетинговый разговор о продающих лицах иногда прерывал заглядывающий в кофейню случайный прохожий.
– Работаете? – спрашивал посетитель.
– Нет, идут пусконаладочные работы кофемашины, приходите завтра, – резко отвечал Гусаров и продолжал дискуссию с Ромиковым.
– Вот с вашим лицом, Александр, надо продавать радость. Какие-нибудь туры в Турцию по системе «все включено». У вас случайно нет фотки в джакузи, где вы с пивом в руках? Я думаю, из нее получился хороший баннер для местной турфирму.
Пока улыбчивый Ромиков вспоминал, есть ли у него такого рода фотографии, представитель Росмолодежи выглянул из кофейни, всматриваясь в обе стороны улицы Энтузиастов, явно кого-то ожидая, и, не найдя того, кого искал, остановил свой взгляд на названии кофейни: «Люмо».
Входная группа нового заведения была крайне минималистична. Весь дизайн-код начинался и заканчивался вывеской, сделанной из тонкого пластика. Прилепленный на скотч рекалмный короб выглядел ненадежно, и стороннему наблюдателю могло показаться, что конструкция вот-вот свалится.
Название заведения – «Люмо» – было выбрано представителем Росмолодежи не случайно, точнее сказать, он его не выбирал. Полгода назад под таким брендом работал магазин сувениров и фанатской продукции по мотивам фильмов и сериалов, который благополучно закрылся, но оставил после себя след в виде рекламного короба с броским названием, который бесплатно подобрал Гусаров. «Зеленый -цвет победы, идеально подходит для нашей новаторской кофейни» – подумал бизнесмен и заложил в свой бюджет, который в последствии был одобрен, на дизайн и производство рекламного изделия триста тысяч рублей. Далее «Люмо» планировал зафрахтовать уже Федор Карниза, намеревавшийся получить грант на открытие магазина мужских деловых костюмов. Зеленый цвет Карниза тоже любил. И наконец после кофейни и магазина костюмов «Люмо» предстояло стать музыкальным салоном, бизнес план которого Александр Ромиков все не как не мог дописать.
Наконец в очередной раз прервав дискуссию о лицах с будущем владельцем музыкального салона «Люмо» и выйдя на улицу, Гусаров заметил нужный ему объект. «Пришел», – прошептал бизнесмен и резко нырнул обратно в кофейню, а через мгновение из нее вылетел Ромиков, скрывшись в неизвестном направлении.
Объектом, который привел в движение партнеров, был Петр Павлович Ширяев, ревизор Росмолодежи. Солидный плечистый мужчина ростом под два метра прибыл в заведение «Люмо» ровно в 11:00. На госслужащем был классический деловой костюм. Волнистые волосы средней длины, зачесанные назад, придавали Ширяеву элегантности, а не сходящая с лица приветливая улыбка располагала к Петру Павловичу любого, кто с ним общался.
Завидя ревизора, зашедшего внутрь кофейни, Гусаров заулыбался.
– Добрый день, Петр Павлович, – заискивающе проговорил Гусаров.
– Добрый, Валентин! Как я рад вас видеть, кажется, в шестой раз, – с притворной лестью ответил Ширяев.
– В шестой, – подтвердил Гусаров.
Пока гость внимательно осматривался, теребя в руках какие-то бумаги, представитель Росмолодежи достал из-под прилавка коробку с круассанами и эклерами. Еще через мгновение в дверях появился Александр Ромиков, держа в руках два стакана с кофе, купленного им через дорогу. Поставив горячий напиток на прилавок, Ромиков вновь удалился.
– На этот раз кофейня? – спросил Валентина Ширяев.
– Кофейня, – повторил Гусаров, протягивая ревизору стаканчик с кофе. – На миндальном молоке, как вы любите.
Ревизор, приняв из рук Валентина напиток, положил бумаги на прилавок и надкусил круассан.
– Я так понимаю, кофемашины в кофейне нет?
– Сломалась, – с грустью ответил Гусаров.
– Я скоро буду видеться с вами чаще, чем с родными, ваша предпринимательская плодовитость, Валентин, удивляет. Шестой бизнес-проект за второй год.
– Стараемся, Петр Павлович.
– При этом предыдущие пять закрылись.
– Кризис, Петр Павлович.
– Вы самый неудачливый бизнесмен из всех, что я видел. В прошлый раз у вас была, кажется, прачечная. Что с ней стряслось?
– Закрылась, Петр Павлович. Оказалось, что в Челябинске люди предпочитают стирать белье дома.
– Удивительно. А с фитнес-центром что?
– Пандемия ковида.
– А с ремонтом гаджетов?
– Санкции, не смогли найти новых поставщиков запчастей.
– Позвольте тогда поинтересоваться, что случится с этой кофейней?
– Это очевидно – плохая локация. Только безумец может открывать кофейню между тремя другими кофейнями в шаговой доступности.
Ширяев на секунду хитро улыбнулся, но тут же стер эту эмоцию со своего лица.
– Значит, в шестой раз вы, Валентин, пытаетесь стать предпринимателем. Шестой раз государство инвестирует в вас свои деньги, деньги налогоплательщиков! – На фразе «деньги налогоплательщиков» голос ревизора усилился, словно ветер перед бурей, но тут же затих. Петр Павлович добрался до эклера с фисташковым кремом. Дожевав, ревизор продолжил: – Валентин, вы слишком неосмотрительны для бизнесмена. Вы портите статистику, из-за таких, как вы, в России закрывается больше предприятий, чем открывается. Вы уничтожаете малый бизнес похлеще, чем бюрократические проволочки.
– Никак не могу найти свою нишу. К том уже если такие как мы не испортим статистику, бюджет вашей организации придётся урезать. Если все хорошо гребите сами— парировал Гусаров.
Не желая контрактовать этот аргумент, Ширяев с улыбкой развел руками, и перешел к осмотру помещения. Получивший еще вчера благодарность в виде трехсот тысяч рублей от Гусарова, ревизор, взялся за бумаги.
– Комефишна значит есть, – сказал сам себе ревизор, – витрина, о господи где вы ее достали.. витрина в общем есть, вывеску видел. – Подтверждающие документы купли продажи на все материальные активы имеются?
– Так точно, Пётр Павлович.
– Затраты на маркетинг и рекламу, а так же зарплата сотрудников.
– Имеется.
Получив все нужные документы и наевшись круассанов, которые Гусаров предусмотрительно закупил вдоволь, сытый во всех смыслах Ширяев подписал бумаги и был таков. Едва гость покинул помещение, потемкинская кофейня, открывшаяся ровно на один день, закрылась навсегда. Внимательно изучив бумаги и убедившись, что с ними все в порядке, Гусаров вместе с Ромиковым тут же приступил к демонтажу входной группы.
Говорят, бизнес для предпринимателя как ребенок, и его закрытие – тяжелая психологическая травма для создателя, но представитель Росмолодежи старался не унывать, в его голосе чувствовался оптимизм: Валентин жаждал реванша.
Видно было, что бизнесмен не собирается так просто сдаваться и готов угробить еще не один проект.
– Я все могу понять, но художники… Как они теперь без нас, куда им теперь податься, Александр? – с наигранной печалью произнес Гусаров.
Обратился Валентин больше к пустоте, чем к коллеге, сдирая со стеклянной поверхности окна баннер, на котором к синему фону было криво прифотошоплено честно украденное предпринимателем из интернета изображение одноразового стаканчика с кофе. На дизайн баннера в бюджете грантового проекта Гусарова было выделено сто тысяч рублей, но даже безупречно проработанная наружная реклама не смогла спасти заведение.
Арт-директор проекта ничего не ответил, и лишь сочувственно вздохнув с шумом скомкал баннер.
На привлечение этого ценного специалиста в бюджете у представителя Росмолодёжи было заложено пятьсот тысяч рублей за два месяца работы, но, увы, креативная мысль арт-директора не смогла вывести кофейню из кризиса, и поэтому четыреста пятьдесят из пятисот тысяч рублей Ромиков благородно вернул Валентину, как и было заранее оговорено. Еще порядка трехсот тысяч стоила кофемашина, и предприниматель, вытирая слезы, продал ее сразу же после покупки, получив во время сделки нужные ему чеки и прочие бухгалтерские документы, подтверждающие, что каждый грантовый рубль был потрачен строго в соответствии с заявленным планом.
***
В это непростое для компаньонов время в том же доме, где они сдирали с окон последнее упоминание о кофейне «Люмо», но на пятом этаже, Крыжовников Артур Иннокентьевич начинал свой день по совету диетолога со стакана воды. После этого в прошлом банковский работник, а ныне обеспеченный пенсионер пил калий в круглых пилюлях, затем магний в продолговатых. Далее он поглощал семена льна, размоченные в воде, содержавшие в себе крайне важный элемент омега-3. Напичкав себя полезными минералами, Артур Иннокентьевич принимался за яйцо диетическое. Закусывал он его хлебцами с низким содержанием глютена, а запивал цикорием или зелёным чаем. Черный чай, как вещество, содержащее большое количество токсинов, пенсионер у себя не держал, а тот, что остался со времен, необдуманного разгульного веселья, когда Артур Иннокентьевич клал себе в рот все что хотел, давно от греха подальше выкинул.
После завтрака приходил черед дыхательной гимнастики по методике Стрельниковой и зарядки, направленной на общее укрепление мышц и суставов. После зарядки следовала прогулка в парке со скандинавскими палками, во время которой пенсионер глубоко и шумно вдыхал и выдыхал положенный ему по праву владения квартиры рядом с лесным массивом чистый кислород. Если к любителю активного отдыха приближался курящий, то Крыжовников еще за десять шагов до него задерживал дыхание и только после двадцатого делал выдох, ехидно глядя вслед прохожему, неразумно растрачивающему свой жизненный ресурс.
Женой Крыжовников обзавестись за всю свою жизнь так и не решился, прекрасно понимая, что любая жена, а особенно красивая, это пассив, и потому, не имея теперь возможности с кем-то бесполезно тратить время на пустые разговоры, после прогулки Артур Иннокентьевич сразу переходил к делам.
Пенсионер Крыжовников был большим профессионалом, имевшим за плечами более сорока лет службы в банке в отделе выдачи займов. Особой гордостью Артура Иннокентьевича было то, что сам он ни разу в жизни ни один кредит не взял, пусть даже это была бы беспроцентная рассрочка.
«Владелец табачной фабрики не курит», – гордо заявлял пенсионер. И хотя никакой фабрики или банка у него не было, но все же к шестидесяти шести годам Крыжовников скопил какие-никакие активы, которые время от времени требовали к себе внимания и которые обеспечивали бывшему банковскому служащему безбедную старость.
Так, сев на стул возле столика в гостиной и открыв ноутбук, Артур Иннокентьевич начинал следить за тем, как ведут себя акции Татнефти, АЛРОСА, Норильского никеля и других ОАО, чьими ценными бумагами он владел в небольшом количестве. Затем инвестор проверял, не убежали ли его деньги со вкладов, не упала ли доходность по облигациям, и в самом конце, открыв таблицу Excel, сверял, все ли его заемщики-«физики» вовремя возвращают долги. Артур Иннокентьевич был человеком благородным, поэтому давал деньги в кредит по смешной ставке, всего на шесть-семь процентов больше, чем у банка, закрывая при этом глаза на сомнительную кредитную историю заемщика. Но взамен в качестве гарантии возврата средсвт брал у должника, залог. Залог Крыжовников клал в сейф и, памятуя неосмотрительную питерскую коллегу, никогда не оборачивался к заемщикам спиной.
Сейчас в таблице у пожилого ростовщика было всего пять фамилий, каждой из которых он выделил целую строку. В таблице содержались все необходимые данные: Ф.И.О., дата выдачи средств, сумма, цель кредита и залог. После того, как должник отдавал долг с процентами, пенсионер помечал строку уже бывшего заемщика зеленым и еще некоторое время не удалял его из таблицы, радуясь полученной прибыли.
Наконец покончив с деловой рутиной, Артур Иннокентьевич встал со стула и направился на кухню. Но его приподнятое настроение вмиг улетучилось, как только он открыл шкафчик верхней полки и увидел пачку цикория.
– Не хочу, – тихо пробормотал старик себе под нос.
Однако цикорий не услышал пенсионера, оставшись тем, чем и был, – более полезной, по мнению диетолога Крыжовникова, и более дешевой, уже по личному опыту пенсионера, заменой кофе. Артур Иннокентьевич замялся. Ужасная мысль промелькнула в его голове, он попытался ее отогнать, но та с невероятной скоростью, словно злокачественная опухоль, заражала его сознание. Крыжовников захлопнул шкаф, где лежал цикорий, замотал головой, но выкинуть из нее капучино на миндальном молоке с кленовым сиропом никак не получалось. Артур Иннокентьевич уже мысленно вышел из квартиры, спустился по лестнице, обошел дом, открыл дверь, где сегодня планировалось открытие кофейни «Люмо» вывеску которой он наблюдал еще со вчера, вдохнул аромат молотых зерен и сделал заказ. Тело пенсионера уже направилось было к выходу из квартиры, но другая мысль затормозила это движение. «Триста рублей за стаканчик, грабеж», – процедил бывший банковский служащий, снова открыл шкаф и потянулся к цикорию. Но цикорий, словно не хотевший умирать, не сдавался. Дешевая замена кофе повалилась набок, порошок выскользнул из упаковки и рассыпался по шкафу. Раздосадованный пенсионер принялся сгребать его руками и засыпать обратно, повеяло запахом, чем-то напоминающим кофе, но не им. Учуяв подмену и вообразив, как пахнет настоящий кофе, Артур Иннокентьевич тихо взвыл и, со злостью захлопнув шкаф, решился на необдуманные траты.
Пока пенсионер спускался по ступенькам, мысленно представляя божественный вкус кленового сиропа, помещение, в котором была кофейня, окончательно перестало быть похоже на таковую. Компаньоны были заняты тем что пытались аккуратно отцепить рекламный короб с названием «Люмо» висевший сразу над козырьком.
– Поаккуратнее Александр, это вообще вывеска магазина деловых костюмов.
– Вообще то салона музыкальных инструментов, – ревниво отвечал Ромиков.
– Здравствуйте, – робко сказал Артур Иннокентьевич, подходя к кофейни.
– Здравствуйте, – ответил посетителю Гусаров, на автомате добавив: – Заходите.
– А мне бы кофе, но… Вы, похоже, уже закрываетесь, – оглядываясь, сказал Крыжовников, проглатываю слюну.
– Никак нет, наоборот, только открываемся, – с энтузиазмом ответил Гусаров – снимая вывеску.
Такие разговоры он называл теорией пробного шара, и именно в них ковалось красноречие и умение убеждать. «Пробный шар» значит удар кием наугад, не думая о последствиях, но не отрицая возможный результат. Единственный важный пункт – действие, именуемое «пробный шар», должно быть бесплатным и не подразумевать каких-либо затрат, Александр, – говорил Гусаров о своем концепте, если рядом был Ромиков. Если в этот момент Валентина слушал Федор, то в конце ставилось его имя, ну или кого угодно еще, бывшего на месте Карнизы. Но без личного обращения от Валентина никто не уходил, поэтому первым делом бизнесмен всегда узнавал, как зовут его собеседника, тем самым сразу выводя разговор из разряда бытовых в ранг значимых.
– Простите, а как вас зовут? – спросил визитера Гусаров.
– Артур Иннокентьевич, – ответил пенсионер, радуясь, что завязалась беседа.
– Артур Иннокентьевич, меня зовут Валентин, я представляю Росмолодежь и бизнес-сообщество предпринимателей Челябинска, – с этими словами Гусаров протянул Крыжовникову руку и крепко, как принято в его сообществе, пожал ладонь пенсионера. – Не переживайте, без кофе вас никто не оставит, – продолжил Гусаров, – скоро осень, затем зима, самые жаркие в кофейном бизнесе сезоны. Какой сумасшедший будет закрывать кофейню в это время? В том углу будет кофемашина, – и бизнесмен плавными движениями показал место в видневшимся с улицы помещении, где предполагалось поставить аппарат Скоро тут будет настоящий кофе и качественный дизайн. Кстати, познакомьтесь: это арт-директор нашей будущей кофейни, Александр.
Валентин представил пенсионеру Ромикова точно так же, как указывал на несуществующую кофемашину, взмахом руки, Александр учтиво качнул головой.
– И это очень хорошо, что вы зашли, расскажите, какое оно для вас, идеальное кофе? – Гусаров профессионально сблизился с жертвой и вкрадчиво взглянул на нее самыми заинтересованными на свете глазами.
– Дешевое, – робко ответил Крыжовников, ему почему-то совсем не хотелось расстраивать молодого человека, который всеми силами старался ему угодить, и пенсионер это видел, чувствовал и начинал ценить, что было совсем не свойственно его натуре.
– Вот как, тогда для вас у нас будет персональная скидка – двадцать пять процентов на весь ассортимент товаров. Мы ценим тех, кто был с нами с самого начала, – сказал Гусаров и, чувствуя, что добился, чего хотел, покинул личное пространство жертвы, в голове которой теперь только и вертелась мысль, как бы в отместку отблагодарить представителя Росмолодежи за такой поистине щедрый подарок. Лучезарно улыбнувшись, Валентин добавил: – Сейчас согласуем дизайн-код, проведем питчинг с пулом инвесторов, и через месяц-другой у вас будет лучший кофе в городе, причем всего за три четвертых цены. Навсегда!
Последние слова Гусаров сказал уже ловя взгляд Ромикова, тот в свою очередь одобрительно покачал головой, как бы давая коллеге понять, что оценил его крепкую коммерческую хватку.
– А какая сумма кредита вас интересует? – неожиданно, кажется, даже для себя спросил Крыжовников.
– Думаю, миллион, – безучастно ответил Валентин.
– Могу вам в этом деле посодействовать, и по самым выгодным условиям.
Бизнесмен молча повернулся к Крыжовникову. Теория пробного шара сработала. Деньги обнаружились там, где по всем существующим экономическим законом их быть не могло: в российском пенсионере.
– Банки дают сейчас под тринадцать, а я дам всего под шестнадцать, – продолжал пенсионер, не веря своей щедрости. – И заметьте никакой бумажной волокиты, и изучения кредитной истории. Не люблю копаться в грязном белье клиентов.
– Артур Иннокентьевич, я ведь сразу заметил, что в вас что-то есть, не пойму только что… Позвольте спросить у вас наличка или перевод?
– Кеш, – невозмутимо ответил пенсионер, с удовольствием заходя на знакомое ему поле.
– Еще лучше: тому, кто делает деньги, непременно нужно иногда их трогать. Никакие переводы не передадут хруст свеженьких купюр, а как пахнут старые – м-м-м! – Гусаров игриво подмигнул бывшему банкиру, и они вместе засмеялись.
***
С тех пор как Артур Иннокентьевич выдал Валентину Гусарову один миллион рублей на открытие кофейни, прошло уже два месяца. А ремонт в помещении под руководством арт-директора никак не начинался. Но особенно бывшего банкира волновало то, что он впервые в жизни дал кредит человеку, которого видел в первый раз. Все клиенты Крыжовникова до этого были людьми либо ему знакомыми лично и давно, либо пришедшими к нему по крайне настоятельной рекомендации первых. И самое главное, все до единого, и даже родная сестра пенсионера Вероника Павловна Рябова (в девичестве Крыжовникова), пренепременно на время займа оставляли залог. Как правило, это было золото, мелкие бриллианты и прочая ювелирка, но иногда и довольно необычные активы. Например, ванна в виде чаши из мрамора, которую в качестве залога оставил бригадир строителей-отделочников, или арбалет, шлем и копье от реконструкторов-любителей. Случались и срывы сделок: так, сервиз из хрусталя и шелковый двуспальный комплект постельного белья не убедили бывшего банкира в залоговой стоимости в двести тысяч рублей, и в займе было отказано. Те же активы, что прошли строгую экспертизу, пенсионер подробно описывал в колонке «Залог», в которой предусмотрительно было выделено больше места в таблице Excel.
Все и всегда оставляли залог, это было железобетонное правило бывшего банкира, и тем не менее шестая строка в графе «Залог» рядом с фамилией Гусаров прямо сейчас имела прочерк. В первый день после выдачи крупного для пенсионера займа Артур Иннокентьевич чувствовал себя прекрасно и как будто не хотел ничего замечать. Через неделю прочерк в таблице стал его настораживать. В конце месяца эта черточка начала сводить ростовщика с ума. В начале второго месяца, проходя мимо так и не открывшийся кофейни, и не видя там по-прежнему каких-либо признаков деятельности, пенсионер прямо во время прогулки, словно сорвавшись с цепи, резко побежал в противоположную той, в какую шел, сторону, к себе домой, звонить своему должнику, но телефон Гусарова молчал. Руки у Артура Иннокентьевича затряслись, он быстрыми шагами направился к сейфу, где лежала расписка Гусарова, данная им Крыжовникову в обмен на деньги. Расписка была на месте. Пенсионер принялся ее лихорадочно читать:
«Я, Гусаков Валентин Андреевич, 1994 года рождения…» и далее по форме.
Все было как положено, но бывшего банкира смущало одно обстоятельство: он не помнил, сверил ли данные в расписке с данными паспорта заемщика. Крыжовников хорошо помнил, как вместе с Гусаровым поднялся в квартиру и как вынес ему деньги. Как быстро строчил расписку представитель Росмолодежи, словно выполнял эту процедуру каждый день. Был в памяти пенсионера и его собственный паспорт, данные которого он тщательно сверил с написанными на бумаге, но вот паспорт Гусакова Валентина Викторовича, 1994 года рождения, он совершенно не помнил. После обнаружения провалов в своей памяти пенсионер забил тревогу.
Глава 4. Партнерский кризис
Кофе-брейк близился к концу, будущие бизнесмены уничтожали остатки фуршетных блюд и с завистью поглядывали на один из столов. Стол этот был по-свински неприлично завален едой, и, словно перезревшие плоды с яблони, с него падали шпажки от канапе, салфетки и упаковки, крошки от хлебобулочных изделий. Провалилась в пропасть и картонная тарелка, стоявшая на краю стола. Мини-сэндвич, служивший для нее грузом и удерживавший хрупкий баланс, был забран легкой рукой Федора, и тарелка, подхваченная ветрами кондиционера, изящно пролетела полметра, прежде чем приземлиться на потоптанный ковролин.
Между тем настроения, царившие за круглым столом, были противоречивы. Двое из четверых стоявших там мужчин пребывали на празднике жизни, это было понятно по тому, как быстро и с каким наслаждением они уплетали все то, что послал им форум. Федор все время поднимал стакан с чаем и произносил тосты за фискальные органы и грамотное распределение средств, которые они направляют государству. Александр с улыбкой поддерживал каждое слово товарища. Но особенную радость Карнизе и Ромикову доставляли угрюмые взгляды других участников конференции.