Я больше не приеду

Марлен Измайлов

Я больше не приеду

Глава 1 Я больше не приеду

Я больше не приеду

***

Внизу хлопнула дверь. Еще раз. И с оглушительным треском еще разок. Грохот на весь коттедж. Потом приглушенные ругательства и возня со щеколдой. Это потому, что дверь туалета на первом этаже рассохлась и отказывается нормально закрываться.

Уже месяц никто из нас не может взять себя в руки и поправить чертову дверь. Поэтому каждое утро всех будит грохот пополам с приглушенным матом. Витамин всегда встает первым, и дверь раздражает его больше других. Впрочем, это никак не влияет на намерение Витамина заняться ремонтом. Все мы жутко устаем за день, а выходных у нас не бывает. Поэтому каждое утро Витамин нестерпимо долбит и долбит этой дверью, вышибая нам мозги.

Внизу шумно спустили воду, и я знаю, что Витамин сейчас вышел на середину кухни, почесывает загорелый живот и посматривает на потолок. Сейчас заорет…

Я уже проснулся, но глаза открывать не хочется. Вот когда Витамин начнет орать, тогда и встану, а пока у меня есть целая минута, чтобы «пожить для себя».

Открываю глаза. Солнце поднимается и длинный зеленый побег бугенвилии, с пурпурными цветами и шипами в палец длиной, настырно лезет прямо в комнату, отбрасывая причудливую тень на постель. В моей комнате еще прохладно, но солнечная полоса уже движется по терракотовым плиткам балкона. Через пятнадцать минут здесь будет нестерпимо жарко. Июль…

Привычно прислушиваюсь. Иногда, очень редко, с берега доносятся тяжелые удары прибоя. И это означает выходной. Но сегодня снова тихо. Штиль. Как и весь последний месяц.

– Гюнайдын! Гюзель Аланья бельдиесы диёр ки: уянын ороспу чуджуклар!, – орет надсаживаясь до хрипоты Витамин по-турецки с отвратительным пермским акцентом. Он кричит скрипучим голосом, и на удивление точно копирует воззвания местного муниципалитета, которые часто звучат из громкоговорителя на столбе. В приблизительном переводе это значит:

– Доброе утро! Муниципалитет прекрасного города Аланьи сообщает: вставайте сукины дети!

Слышу, как коттедж начинает оживать. После воплей Витамина и его дребезжащего ржания снова не заснешь. Начинается новый горячий денек.

Оборачиваю чресла полотенцем и отправляюсь в душ, пока его никто не успел занять. Мы живем вшестером, а душ только один. Спасибо, что туалет у нас в двух экземплярах.

Волосы просолились и выгорели на солнце до прозрачности. Осматривая себя в запотевшем зеркале, вижу вместо волос пучок спутанной лески. С этим надо что-то делать, но что именно – непонятно. Вздыхаю, собираю волосы в хвост, натягиваю выгоревшие, неопределенного цвета шорты, бывшие еще пару месяцев назад красными.

Если Витамин с утра орет и будит нас матюками, значит у него хорошее настроение. Так и есть. Тощий, белобрысый, в синих плавках и резиновых шлепанцах вятской фабрики «Искож» он сидит на мраморной ступеньке крыльца нога за ногу. В одной руке у него сигаретка, а в другой кружка с растворимым кофе. Сидит, улыбается и близоруко щурится на солнышко сквозь свои дурацкие очки. Подсаживаюсь к Витамину со своей кружкой.

– Давай спустимся через «Гюней Пансион», хочу булочек на завтрак купить, – говорит Витамин, и я с ним соглашаюсь. В животе сразу начинается невидимая, но хорошо слышимая работа.

Маленький гостевой домик «Гюней Пансион» держит чудесная женщина, тётя Севжи. У нее лучшая выпечка в Окуджаларе. Иногда по утрам мы идем на причал через ее домик, и по пути покупаем горячие, благоухающие булочки с маслинами, белым сыром или шпинатом, посыпанные черным кунжутом. Когда утром, сидя под палубным тентом запиваешь эти булочки сладким чаем, всегда испытываешь счастье.

Недалеко от нашего крыльца в ограде есть калитка, и мы с Витамином идем через нее, чтобы сделать небольшой крюк до «Гюней Пансиона». Остальные гурьбой пошли через главный вход, по прямой аллее, ведущей к морю.

Пансион стоит на небольшом пустыре прямо у пляжа. Со всех сторон тут большие отели, но тётя Севджи как-то отстояла свой пятачок земли. У нее всегда отдыхает богема, какие-то потрепанные поэты, музыканты и художники. Есть подозрение, что тетушка была завзятой хиппи лет тридцать назад. В ее маленьком дворике висят гирлянды из цветного стекла, восхитительно грубой работы. Под оливами растянуты гамаки. В стороне стоит белый полотняный навес, где можно подремать в полдень, когда солнце начинает болезненно щелкать твердым лучом прямо по макушке.

Сама тетушка очень стройная, быстрая и весь ее вид хранит следы нестерпимой и я подозреваю, роковой красоты. Она носит пестрые свободные платья и обвешивается громоздкими украшениями, сделанными руками свободных художников из Анкары и Измира. В изящной руке у нее всегда сигарета.

Тётушка выдает нам пакеты с булочками прямо через окно кухни, параллельно разговаривая с работницей, которая недовольно ворчит. По обрывку разговора понятно, что кто-то из постояльцев устроил вчера пьяный дебош, и ей своими руками придется бороться с последствиями…

Но мы этого уже почти не слышим, ускоряем шаги вдоль пляжа, чтобы побыстрее дойти до причала и успеть позавтракать волшебными булочками. Через час привезут туристов, а нам нужно много чего подготовить.

На фоне нестерпимо сверкающего моря виден силуэт причала, вокруг которого гроздьями стоят прогулочные яхты. Еще нет и половины восьмого, а солнце уже поджаривает нас как на мангале.

Мелкая галька раскалилась. Витамин периодически останавливается и дергает ногой, чтобы избавиться от горячего как уголь камешка.

Я действую разумнее. Тапки несу в руках, а босыми ногами шлепаю по краю воды. Это приятно, если ноги привычны к гальке.

В ожидании туристов наша команда рассыпалась по укромным местечкам в тени и завтракает. У нас с Витамином богатство – божественные булочки из «Гюней Пансиона». Захватив из камбуза по кружке чаю, мы сидим на верхней палубе под тентом и молча едим, впитывая последние минуты покоя. Прихлебываем чай, откусываем сразу по половине булочки, и молчим с набитым ртом. Вкусно и хорошо.

Витамин прихлебывает чай, долго смотрит на горизонт, откладывает надкушенную булочку и говорит с протяжным вздохом:

– Я больше не приеду…

Глава 2 Рай умеренного комфорта

Наш коттедж расположен в маленьком поселке, отгороженном низким забором. Такие поселки здесь называют «site» – или «городок». Это место оправданно называется «Гюль Бельде», что-то типа «Роза Таун». И действительно здесь везде растут розы. Множество кустов самых разных роз, которые распространяют концентрированный аромат универсального моющего средства «Детержан».

Хотя это и недостроенный поселок, повсюду много следов стройки, все равно здесь очень уютно. Помимо розовых кустов вокруг полно пальм, стены заплетены бугенвиллиями, повсюду гранатовые деревья и чудесный газон, на котором приятно прилечь. Это наш маленький, слегка всклокоченный рай в сотне метров от Средиземного моря.

В городке несколько маленьких улиц, вдоль которых группами по четыре стоят одинаковые коттеджи. Некоторые из них хорошо обставлены и имеют броскую отделку. Другие стоят пустыми и серыми.

Нас шестеро, и мы живем в аскетичном домике без мебели, который снимаем по дешевке. Он достроен и вполне готов к эксплуатации, но пустоват. Спим мы без кроватей, прямо на матрасах. Но так даже лучше. Кондиционеров в нашем коттедже нет, и спать на полу немного прохладнее. Витамин на правах старшего товарища захватил себе единственный диван в гостиной на первом этаже, и теперь парится на нем. Осознав ошибку он предпринимает попытки поменяться, но все игнорируют его предложения.

Команда наша, называется Tripple Dolphins. Название спорное, креатив сомнительный. Возможно, поэтому окружающие зовут обитателей коттеджа «8D» без церемоний, сукиными детьми. Возможно, нас так называют и по другим причинам. Ночные крики, музыка и ржание до утра не прибавляют соседям любви.

Обычно нас шестеро, но периодически к команде присоединяются добровольные помощники, друзья нашего шефа, студенты из Анкары, Стамбула или Бурсы. Для них это отличный способ провести две-три недели на яхте, занимаясь дайвингом и получая бесплатную еду и кров.

Туристы у нас в основном из России, бывшего Союза и Германии. Но изредка бывают голландцы и англичане. Поэтому на нашей яхте ценят тех, кто знает русский и немецкий. Между собой мы говорим на адской смеси английского и турецкого.

Витамин, бывший участковый из Перми, Вероника, девушка с севера – наш специалист по немецкий туристам, и я – это русскоязычная часть команды. Мы обеспечиваем сервис, насколько возможно радушный прием и дайвинг на русском языке. Турецкие дайверы периодически меняются, а на весь сезон с марта по ноябрь с нами остается только Эркан, турок, которого русские девушки постоянно принимают за своего. Причудливо тасуется генетическая колода – Эркан у нас голубоглазый, белокурый великан, который парадоксально сочетает в себе повадки опытного ловеласа и девичью застенчивость.

Несмотря на атмосферу, носящую легкий оттенок общаги, все в нашем доме сделано по богатому – из мрамора и оникса. Ступени, кухонная столешница и даже раковины – все из полупрозрачного, натурального камня. Обстановка богатая и нищая одновременно.

На первом этаже большая гостиная и огромная кухня. Здесь стоит газовая плита и баллон с пропаном. А чтобы попасть из кухни в гостиную нужно спуститься на две ступеньки. Там как раз диван, на котором спит Витамин, и низкий стеклянный столик. За этим столом мы ужинаем, пьем пиво и часто засиживаемся до утра.

Самая продуктивная и смешная тема разговоров – это туристы, который побывали на яхте сегодня. Расслабленные люди с мозгом работающем в режиме «я в отпуске» очень уморительная тема, как всем нам кажется. И еще, конечно, девушки. Их присутствие на яхте смакуется в мельчайших деталях.

Задняя стена гостиной сделана из раздвижных панелей и выходит прямо в сад с упомянутыми розами, пальмами и какими-то пахучими кустами. Наш домик и еще три соседних, стоят вокруг бассейна, который к сожалению пуст. Наш садовник каждый день говорит, что вот уже завтра, точно даст воду. Но в турецком языке слова «завтра», «скоро» и даже «сейчас» означают произвольные отрезки времени. От пяти минут до двух-трех столетий. Это как повезет.

Поэтому, когда мы вечером приходим домой, и наслаждаемся нестерпимой духотой, всем очень хочется залезть в прохладный бассейн. В такие моменты наш Витамин, как самый строгий и рассудительный, натягивает рубашку, что уже равняется подвигу, и идет в контору ругаться. Возвращается он всегда с одним и тем-же ответом:

– Все, завтра сказали, будут заливать бассейн, управляющий при мне орал на садовника, а тот очень извинялся…

Но и на завтра сокровенного журчания в бассейне снова не слышно. Будем угрожать администрации финансовым эмбарго и переездом в поселок, расположенный через дорогу… там кстати и кондиционер есть. Не станем уточнять, что переезд в соседний рай нам просто не по карману …

Каждое утро мы идем по деревянному настилу причала к лодке и привычно отмечаем суету конкурентов. Все местные яхты увеселяют туристов дайвингом и коллеги относятся друг к другу ревниво. Каждый пытается подглядеть сколько баллонов завозят конкуренты на лодку, сколько сегодня персонала на борту и сколько продуктов тащит кок в свой камбуз.

Все это ценная информация о количестве гостей. Мы тут, чтобы зарабатывать деньги. Впрочем, это не мешает конкурентам дружить, шутить и беззлобно подкалывать друг друга. Правда иногда страсти вскипают, и дело доходит до драки. Но это очень редко. Кроме того, турецкие скандалы и драки совершенно безопасны для здоровья. Бодрят, возбуждают нервы, но всегда заканчиваются нежным и теплым примирением.

С соседней лодки нас окликает Реджеп, лысый упитанный мужчина за сорок. В прошлом, чемпион Турции по фридайвингу, между прочим:

– Вы сегодня с утра где стоите? У меня полная запись, хочу отдельно от вас встать, а то неудобно будет толпой работать.

Мы с Витамином пожимаем плечами, потому что точного маршрута на сегодня еще не знаем. Наша команда славится непредсказуемостью, потому что нашего шефа зовут Фырат. А Фырат это Фырат. Но об этом позже…

Реджеп не получив внятного ответа качает головой и тихо бормочет, стараясь чтобы мы не услышали, но мы слышим:

– Вот сукины дети…

Наша лодка называется «Yakamoz» или «Якамоз». Якамоз это одновременно и существительное и глагол. Слово означает на турецком свечение моря в августовскую ночь, когда планктон загорается голубыми искрами от любого движения. Этот планктон и называется якамоз.

Лодка, как и остальные похожие друг на друга посудины, это бывшие рыбацкие шхуны, перестроенные в туристические гулеты. Их владельцы, бывшие пайщики рыболовных артелей. Они еще в восьмидесятые поняли, что развлекать туристов выгоднее, чем ловить рыбу, которой в море с каждым годом все меньше.

Теперь нам предстоит сполоснуть белую лодку из шланга, проверить оборудование, и главное, перенести с берега сотню тяжелых баллонов с воздухом. Как только мы с этим покончим, на дорожке ведущей к причалу появится белый микроавтобус Митсубиси, на котором Фырат привезет туристов. И начнет