Чувства двадцатилетней выдержки. Книга 1: Вспомни, что с тобой случилось

Он не смог сдержать слёзы и сам потянулся за объятьями к вожатой. Она нежно его обнимала и слушала. Лёха рассказал об отце и как тот погиб, не вернувшись со службы. Слёзы капали без остановки ей на плечо, под щекой насквозь промокла её футболка. Она тихонько поглаживала его по голове. Он чувствовал её горячее дыхание, теплое объятье. Табачный запах необычно приятно смешивался с цветочными духами. Ему хотелось оставаться у неё в руках как можно дольше, с ней так легко.

Когда Лёха успокоился, Ольга Владимировна предложила пойти на дискотеку. Танцевать после душераздирающих рассказов не хотелось, однако вместе с ней проводить время было гораздо веселее, чем болтаться одному по лагерю, сторонясь всех. По дороге к клубу вожатая рассказала ему смешную историю из прошлой смены, настроение немного поднялось.

В клуб они пришли, когда заиграл медляк. Девчонки начали искать глазами жертв для танца, а все мальчики, завидев их взгляды, разбежались в разные стороны. Олега и Ростика не было, а значит, из самых популярных претендентов остался только Лёха и ещё несколько старших парней из отряда танцоров. На всех девчонок не хватало пары. Троица стояла в центре танцпола и посматривала в его сторону. Разочарованная Марина цокала языком, явно не собираясь приглашать своего двоюродного брата. Маша накручивала пальцами белоснежные кудри и рассматривала худого паренька возле сцены. А Кристина, вырядившись в настолько короткую мини-юбку, что та едва прикрывала её трусы, выставила изящно бедро, пытаясь завладеть Лёхиным вниманием. Он попятился к выходу, но тут же его развернули в обратную сторону руки Ольги Владимировны.

– Иди и пригласи ту, которая тебе нравится. Не стесняйся, – вожатая улыбалась и толкала его в центр танцпола.

– Но я не хочу никого приглашать! – он одёрнул её руки, остановился на месте и вжал голову в плечи. – Вы только посмотрите на них. Да они сожрать готовы друг друга! Я их боюсь.

Ольга Владимировна засмеялась, схватившись за живот. Лёха стоял бледный и испуганно озирался на девчонок. Кристина приближалась к нему походкой тигрицы.

– Мамочка, спасите меня! – крикнул он и спрятался за спину вожатой.

– Не бойся, малыш, я не дам тебя в обиду! – героически произнесла Ольга Владимировна и обхватила руками его за своей спиной.

Кристина замедлила ход, закатила глаза и обиженно развернулась обратно к подружкам. По губам Марины он прочел: «Сыкло».

– За героическое спасение вы должны мне танец, молодой человек, – Ольга Владимировна развернулась и положила руки ему на шею. Лёха, всё ещё улыбаясь, машинально схватился за её запястья и аккуратно отодвинул от себя.

– Вы спасали меня от медляка с Крис, чтобы самой меня пригласить? – он ошеломленно смотрел на вожатую. – Если так, то зря старались, я не умею.

– А я покажу.

Довольная вожатая одной рукой обняла Лёху за плечи, а другой положила его ладонь себе на талию и взяла его правую кисть, расставила ему ноги шире и повела по кругу. Было довольно некомфортно танцевать с вожатой, но, когда он заметил завистливые взгляды троицы, создалось впечатление, что Ольга Владимировна – его пуленепробиваемый щит. Он расслабился, и у него стало получаться.

Потом он пожалел, что танцевал с ней и вообще пришел на дискотеку. После танцев, когда все возвращались в корпус, девчонки поймали его и достали с расспросами. Машка и Кристина дёргали его за руки с обеих сторон, а Марина шла впереди, не давая пройти.

– Что, Громов, нашёл себе мамку? Думал, что отвертелся, жополиз?

– Да он втрескался в неё по-любому! – Маша больно стиснула ему руку.

– Не-е, ему же мальчики нравятся! Правда, Милаш? – съязвила Кристина и пригладила ему чёлку набок.

– Ах, точно! Вожатая – это только прикрытие. У любого пидора есть подставная подружка, – поддержала Марина с противной ухмылкой.

– Отвалите на фиг! – Лёха выдернулся из цепких хваток и пулей умотал к себе в комнату.

Очевидно, попытка девушек пригласить его на медляк была очередным приколом по поводу его ориентации, и от них не ускользнуло, что он слишком часто секретничает с вожатой. Вот так за пару дней жестокие сверстницы приписали его к жополизам и нарекли гомиком. Весёленькое начало. Плевать, он не собирался здесь надолго оставаться, у него в голове созрел план.

Кладбище

На удивление, по возвращению в родной город Алексей без особого труда нашел работу автослесарем. Бывший московский начальник из салона «Лада» написал хорошую характеристику, и, несмотря на позорное увольнение за пьянство, его взяли без рассмотрения других кандидатов. Зарплата средняя, плюс небольшие премии за переработки. По столичным меркам – ничто, но в этом городе считалась выше прожиточного минимума. Почти всё ушло на ремонт квартиры, а так как тратить ему особо было не на что, на жизнь хватало. Он чаще других оставался на работе подольше, с рвением брался за любой заказ, а по вечерам клеил дома обои. К концу испытательного срока его сразу взяли бригадиром, что существенно добавило не только в получке, но и в обязанностях.

В конце августа Алексей почти обжился в старой квартире. Ремонт был закончен. Не хватало всего нескольких бытовых вещей, к примеру, микроволновки. Дома он почти не готовил. С утра пустой кофе, обедать ходил в столовую напротив работы. Там подавали огромные порции всего за две сотни: большую миску супа, второе, пирожок и компот. В жаркие летние дни он наедался первым, а второе просил завернуть с собой и доедал холодные остатки дома на ужин. Питаться остывшей едой ему надоело.

В последнее воскресенье месяца выдался выходной. С утра он неспешно начал разбирать родительские вещи из шведской стенки. Фарфоровые фигурки животных, старые грампластинки и коллекция советских значков полетели в мусор. Всё это уже никак не связывало его с родителями. Это были их увлечения и коллекции, и эти вещи только собирали пыль, кроме разве что общего фотоальбома. На глянцевых фотографиях он рассматривал их лица. Вот мама держит маленького Алёшку за руку на линейке в первый класс. Тут папа наматывает удочку в деревне. А здесь общее застолье из девяностых: на столе стоят хрустальные вазы с салатами, вокруг сидят взрослые, среди них дядя Игорь с дочерью на руках (Лёшина двоюродная сестра Маринка) и рядом на диване он – карапуз в коричневых колготках в рубчик – с деловым видом жуёт импортную мармеладку.

Алексей задумался, как давно он не навещал могилы своих родителей. К отцу после смерти он часто бегал тайком от всех в школьные годы, а вот у матери и вовсе ни разу не был, только на похоронах. Отложил в сторону альбом и решил, что нужно навестить их сегодня.

К полудню он стоял у ворот кладбища и покупал у местной бабки цветы. Его дико раздражали пестрые пластиковые букетики, словно это не кладбище, а городской парк, украшенный к празднику. Он выбрал живые белые гвоздики – четыре для матери, две для отца – и направился по длинной центральной улице кладбища искать свою родню. Первой нашел маму, подошел ближе, погладил холодный камень, молча постоял минуты две. Ни мыслей, ни чувств. Положил цветы и пошел искать отца. На его могиле ствол ивы толщиной с кулак пророс прямо посередине и разбил каменный цветник. Алексей попытался ногой переломить иву, но только лишь нагнул её ближе к земле. Ни топора, ни перчаток он с собой не взял, так что придется приехать ещё раз в ближайшее время.

– Здравствуй, отец, – снова он обратился к холодному камню, будто тот может ответить.

В семнадцать лет он бегал сюда по два раза в неделю, не меньше. Лёхе-подростку казалось, что если говорить с могилой, рассказывать все свои переживания, то станет легче, будто отец его услышит и успокоит. Тогда он думал, что никто не сможет его понять. Матери он не мог излить свою душу, а вот холодному камню запросто. Да и папа для него был примером для подражания, Лёха очень любил отца. Ему просто необходимо было услышать слова поддержки от мужчины, отец бы всё понял, он нашел бы выход.

Как несправедливо его отняли! В начале учебного года десятого класса Лёха и мама попрощались с отцом на вокзале и больше его не видели. Отец уехал служить по контракту, обещал приезжать на увольнение каждые три месяца, но его не отпускали почти год. Сначала не набрали бойцов, и пришлось остаться. Потом на месте их службы разгорелся политический конфликт, его ранили и не смогли транспортировать домой. Ещё месяц отец лежал в изоляторе. Должного лечения ему не оказали, вследствие этого развилась гангрена. Не смотря на ампутацию левой руки, его не отпустили домой, а заставили снова идти на позицию, где боевики их накрыли, и в начале мая пришло извещение с соболезнованиями. Отец погиб, получив звание героя посмертно. Мать с горя начала пить и сгорела от цирроза печени за два года следом за отцом. Лёха остался сиротой в восемнадцать лет.

– И вот я снова здесь. У мамы вот только что был. Дела вроде хорошо, держусь, не пью, – лукавил сам себе, ведь всего три месяца назад его уволили за пьянство. – Девушки так и нет, не спрашивай! Сам знаешь мою историю. Не могу обрекать других на несчастье, я лучше как-нибудь один.

Алексей достал телефон сделать фото разбитого цветника, чтобы после заехать в ритуальные услуги и спросить цену на реставрацию. В этот момент прямо над головой гаркнула ворона, сидевшая на треклятой иве, и Алексей подпрыгнул от неожиданности. Телефон выпал из рук и шмякнулся с глухим стуком экраном вниз на каменный цветник. Громко выругавшись, он поднял телефон – экран безнадежно располосовала мелкая сетка трещин, тачскрин не реагировал на палец.

Ну вот, лишних трат добавилось.

***

К обеду он сидел дома на диване и жевал бутерброд. Экран открытого старенького ноутбука загорелся синим цветом и мелодично дзынькнул, иконка операционной системы появилась на экране. После третьей попытки свайпнуть звонок (кто-то очень сильно хотел до него дозвониться) он решил зайти в мессенджер через ноутбук. Скорее всего, ему звонили с работы, ведь больше некому. Хлебные крошки посыпались на клавиатуру. Он стал их стряхивать, пока ждал загрузки вайфай, но только затолкал глубже между клавиш.

Пок! Пок! Пок! Посыпались сообщения от товарища по работе:

«Лёха, выручай! Пригнали гнилую «Ниву», нужно движок снимать. Я один тут до ночи ковырять буду»

«Дмитрич не может. Он только в среду с отпуска вернётся»

«Что с телефоном? Не могу дозвониться. Перезвони срочно»

Алексей привык, что его вызывают на работу в выходные. Как главный по ремонтной бригаде, он знал, что это часть его обязанностей и за это ему платят двойную оплату. Но сегодня, после посещения кладбища, у него не осталось моральных сил на работу. Он хотел отвертеться, а с другой стороны, ему и делать-то нечего сегодня.

«Я разбил телефон. Хотел съездить за новым. Через пару часов подъеду», – ответил он напарнику.

В ремонтной мастерской сказали, что поменять экран дороже выйдет, чем купить новый телефон. Придется ехать, всё равно собирался за микроволновкой.

Я дома

Август 2007

Привыкшие к темноте глаза видели только очертания соседних кроватей и тумбочек. Тонкая полоска света на полу пробивалась из узкой щели между шторами и окном. На главной улице ещё не погасили фонари, а это плохо. Под ухом завибрировал телефон. Лёха просунул руку под подушку и быстро выключил будильник, заведённый на три часа ночи. Необходимости в пробуждении не было – он не сомкнул глаз после отбоя от волнения, но всё равно подстраховался на тот случай, если задремлет.

Лёха поднял голову и присмотрелся на спящих малявок, которые час назад собирались на ночные приключения к девочкам с тюбиками зубной пасты. Жека храпел, свесив ногу с кровати. Антон замотался с головой в покрывало, как шаурма. Миха похрапывал, держа в руке зубную пасту. В другом углу, скинув с себя одеяло, тихо лежал на животе Ростик, лицом в подушку. Лёха повернул голову к Олегу и направил подсветку телефона ему в физиономию. У того дёргались веки, и, судя по лужице слюны на подушке, он тоже видел десятый сон. Соседи по комнате мирно спали и не услышали тихое жужжание Лёхиного мобильника. Надо бы сходить на разведку до дальних туалетов у футбольного поля. Если его поймают, то он скажет, что ходил по нужде.

Через полчаса должен подъехать знакомый к дальним воротам лагеря и забрать Лёху из этого детского сада. Парня с района зовут Володька, но во дворе его прозвали Кабан за внушительный рост и вес. Он никогда не снимал синюю олимпийку с красной широкой полосой поперёк молнии, давно вышедшую из моды, спортивки, вытянутые на коленках, и пародию на кеды «Абибас» с рынка. Несмотря на вид отъявленного гопника, добродушный Володя парировал на оскорбления шутками, и если встревал в конфликт, то умудрялся случайно вырубить обидчика ударом локтя. Недавно ему выдали новенькое водительское удостоверение, и он с гордостью помчался устраиваться на работу в таксопарк. Все дружки из его компании теперь бесплатно пользовались услугами такси «по знакомству», а потому подержанная Володькина иномарка за несколько недель обросла пятнами на заднем сидении и отвратительно провоняла. Нюансы поездки на такой тачке Лёху нисколько не смущали, и накануне вечером он тоже решил воспользоваться услугами такси «по дружбе».

Сама судьба распорядилась так, что в эту ночь Кабан на смене. Лишних два часа мотания по трассам Лёха оплатит ему потом из своего кармана, так что организовать побег не составило труда. Сложность заключалась в том, чтобы пройти незамеченным по охраняемой территории лагеря. Он должен максимально убедиться, что все ушли спать, в том числе и охранник, обычно заканчивающий обход в час ночи. Лёха встал с бдительной осторожностью, чтобы не скрипнула ни одна пружина кровати, и на цыпочках пошел к двери. Одеваться не стал, он ещё вернётся за вещами. Лучше бы, конечно, сразу их взять и бежать, хотя разум подсказывал, что-то может пойти не по плану. И точно, когда он приоткрыл дверь, то сразу замер на пороге – в коридоре забыли выключить освещение. Очень некстати, так как свет из окон корпуса привлечет ещё больше внимания. Сердце бешено заколотилось. Он машинально захлопнул дверь и не сразу сообразил, что наделал шума.

– Кто там до сих пор не спит?

Тихий голос вожатой послышался за дверью. Она обладала удивительным талантом грозно наорать шёпотом. Какого хрена она не спит? Он ведь не слышал движения в коридоре. Лёха прислонился лбом к двери, держась крепко за ручку. Будто та остановит разгневанную воспитательницу, если она соберется зайти к ним в комнату. Но движения не последовало, и он выругался про себя. Внутренности похолодели и перевернулись, желудок оказался где-то на уровне пупка. Деваться было некуда, придётся придерживаться легенды о походе в туалет. Немного помедлив, он снова открыл дверь и вышел в холл.

Ольга Владимировна лежала на столе, опустив голову на локти. Волосы были распущены и закрывали лицо, цветные косички свисали на одном плече. Она успела переодеться ко сну в длинную футболку ниже бедер, но отчего-то не шла на боковую. Обычно в это время она уже спит вместе со всеми, если вожатые вообще спят. Когда Лёха вышел на свет ночника, она подняла голову, у него внутри всё сжалось от её вида. Лицо измученное, глаза красные, по щекам размазана тушь. Такой потерянной он её ещё не видел. Она плакала.

– Я хотел выйти, можно? – растерянно сказал он и сделал шаг ближе к ней. Вожатая махнула рукой и снова легла на стол. Лёха застыл на месте и пытался понять, в чем дело. Она ничего не сказала против, не отругала за столь позднюю вылазку, а просто отмахнулась, типа «валяй». Такое равнодушие на неё совсем не похоже, что-то не так. Он присел рядом на корточки и осторожно занес руку над её плечом, сомневаясь в своем намерении.

Ему никогда не приходилось искренне кого-нибудь утешать, и он не знал, что делать с плачущим человеком. Даже мать после смерти отца не выглядела настолько убитой горем и плакала лишь однажды, на похоронах. Стоит обнять или погладить по плечу, а может, просто достаточно что-нибудь сказать, но что именно? Вожатая повернулась к нему затуманенным взглядом. Радужка глаз в свете ночника была темно-синей, почти серой. Несколько капель слез держались на ресницах с остатками туши и склеивали их паучьими лапками. От уголков глаз стекали грязные черные дорожки по щекам. Лёха приложил ладонь к её лицу и стёр подтёки большим пальцем.

– Всё в порядке?

Нет, не в порядке! Как только в голову пришло задать такой тупой вопрос. Она же плачет. Ольга Владимировна шмыгнула носом и прижала его ладонь к своему лицу. Ему бросилось в глаза кольцо с камнем на её безымянном пальце. В другой руке она держала телефон. По всей видимости, её обидел собеседник, с которым она сегодня весь день разговаривала на повышенных тонах. То, что она помолвлена, ни для кого не секрет. Кольцо все заметили, хотя на вопросы ребят о личной жизни она отвечала всегда неоднозначно. Лёха не исключал возможность, что сегодняшним собеседником был именно тот, кто надел ей это кольцо. Но что он мог ей наговорить такого обидного? Может, её жених ревнует и требует, чтобы она вернулась домой? А если она сбежала от него в лагерь, потому что он её бьёт?

Лёха давно заприметил на её локтях еле заметные шрамы, исполосовавшие крест-накрест кожу. Такие следы она не могла наставить сама себе. Слишком жизнерадостная, непохожая на самоубийцу, а значит, кто-то оставил их на её теле. Спросить он не решался, это было слишком нетактично, и вряд ли она бы поведала историю появления этих страшных узоров. Он зачем-то внимательно осмотрел её лицо и шею в поисках заживающих синяков или порезов, которые, возможно, раньше не замечал, но ничего такого не увидел. Закралась мысль, что ссадины могут быть и под одеждой, но это опять-таки только его догадки. Вопросы сыпались в голове один за другим, и он мог сильно ошибаться в своих суждениях. Лёха перехватил её ладонь и зажал между двух пальцев драгоценный металл.

– Вас обидел он?

Вожатая опустила взгляд на свою кисть, сняла с пальца кольцо и спрятала его в ладони, отвернулась и вытерла слезы тыльной стороной руки.

– Иди куда шел и возвращайся быстрее в спальню, пока никто из руководства не увидел, что наш отряд не спит, – сухой тон вожатой не оставил сомнений, она плакала из-за того человека.

Лёха попал в точку, хотя она ясно дала понять, что не желает говорить о своей проблеме. Он не мог её оставить в таком состоянии.

– Хотите, я вас обниму? Мне однажды сказали, что объятья лечат.

Не зная, чем ещё можно помочь, Лёха присел к ней. Рукой облокотившись на диванчик, он приобнял её со спины и осмелился притянуть к себе. Вожатая покорно сложила голову ему на плечо и снова заплакала. Лёхе было тяжело разделить чужую боль, не понимая ситуации, но в то же время это особое чувство помощи согревало его, как в тот момент, когда она обнимала его. Объятья, пусть с малознакомым человеком, действительно помогали обоим в трудную минуту. Сейчас вожатая сильно нуждалась в этой поддержке.

Она случайно коснулась щекой его шеи и отшатнулась с виноватыми глазами, пройдясь взглядом по его голому торсу. Он и забыл, что сидит в одних шортах и не надел футболку. В другое время его бы позабавила её реакция.

– Прости, я не хотела.

– Ничего страшного, – Лёха отпустил её плечи и стал рассматривать ресницы в поисках новых слезинок, к счастью, их больше не было. – У вас очень красивые глаза.

Лёхе нравилась синяя, как вечернее небо, радужка, длинные склеенные ресницы и растекшаяся тушь. Сейчас эта девушка не выглядела строгой вожатой, а была вполне привлекательной заплаканной девчонкой, которую хотелось прижать к себе и утешить. Жаль, что видит он её в последний раз и хорошо, что не сможет узнать её лучше. Ему сейчас не стоит тесно общаться с девушками. Уголки её губ дрогнули, и она склонилась ближе.

– А почему шепотом говоришь? – так же тихо произнесла Ольга Владимировна.

Он еле слышно произнес банальный комплимент и вообще не планировал высказывать вслух, само по себе вырвалось, но она услышала. Чувствуя себя немного неловко, Лёха пожал плечами:

– Не хочу, чтобы другие ребята подумали, будто я подлизываюсь. Мало ли не спят.

Она взяла его за руки и поблагодарила за комплимент и объятия. На душе у Лёхи стало теплее. Оказывается, можно приносить пользу другим людям такими простыми действиями и словами, но тут же грудь сковала другая мысль. Он отвлекся и забыл о своем плане. Кабан, должно быть, уже подъехал, а он потерял с десяток драгоценных минут, времени на обход не осталось. Если сейчас сделать вид, будто собирается идти спать, то Ольга Владимировна тоже уйдет в свою комнату. Тогда остаётся только схватить сумку и как-нибудь бегом вдоль корпусов добежать до футбольного поля. К счастью, вожатая сама свернула разговор и вежливо попросила его уйти к себе.

Возле двери в комнату мальчиков Лёха помедлил. Он дождался, пока она уйдет в вожатскую, и пошел к себе в спальню. Пацаны все так же спокойно спали и не слышали ни его случайных комплиментов, ни как он вошёл. Он сел на краешек кровати и неслышно выдвинул сумку. На экране телефона высветилось смс от Кабана: «Я на месте». Медлить больше нельзя. Он прислушался к звукам за дверью и, ничего не услышав, двинул на цыпочках к выходу.

В холле свет был потушен. Лёха тихонько подошёл к двери вожатской и прислушался. Неправильно всё это. Ольга Владимировна была единственным понимающим его человеком среди этих монстров. Ей сейчас самой нелегко, при этом она не оставила его в минуту душевных переживаний, а он собрался бросить её тут. Так себе благодарность. Что она подумает завтра, когда обнаружит его пустую постель и отсутствие сумки с вещами? Оставить, что ли, ей записку? Да ручки и бумаги нет под рукой, к тому же он был как на иголках, вот-вот опоздает в последний вагон, другой возможности уехать не представится. Он не может остаться, простите, Ольга Владимировна. Лёха прислонил ладонь к двери, прошептал: «Доброй ночи!» – и вышел на улицу.

***

Мать лежала на животе лицом вниз, рука свесилась с дивана. На кофейном столике валялась горка пустых блистеров от снотворного, а вокруг столика на полу много пустых бутылок из-под алкоголя. Вот как. Отдыхай и веселись, сынок, а я тут попытаюсь расстаться с жизнью снова. Либо мать свихнулась окончательно, либо пытается его задеть своими неуклюжими попытками самоубийства. Лёха приложил два пальца к артерии на шее матери. Кровь пульсировала, хотя в остальном женщина не подавала виду, что жива. Наверное, в душе она мертва, хоть тело и борется отчаянно за жизнь. Он сел на пол и накрыл её руками, прошептал: «Мама», глотая слёзы. Почему все так рьяно желают его покинуть и оставить на растерзание взрослой жизни? Сначала отец предпочел армию семье, теперь мама тонет в алкоголе и забыла про единственного сына. Если он был настолько ненужным ребенком, зачем тогда она оставила его в утробе?

Скорая помощь приехала быстро. Видимо, государственные службы охотнее готовы спасать людей с неуравновешенной психикой, чем с ОРВИ. На вопросы медиков, кем он приходится пострадавшей, Лёха невозмутимо представился соседом, который периодически проверяет одинокую пьющую женщину. Не обращая внимания на подозрительные взгляды медсестер, собрал необходимые документы, телефон и одежду и передал пакет в карету скорой помощи. Сам же закрыл квартиру, отдал им ключи и поднялся на верхний этаж подъезда, откуда видел, как увозят мать без сознания в больницу. Завтра жильцов будет опрашивать милиция, и выяснится, что он никакой не сосед, а родной сын, который сдал мать в вытрезвитель.

На какое-то то время он сможет отсрочить свое появление в интернате, а пока находиться дома было просто бессмысленно. Перед уходом Лёха вывернул всю наличку из жестяной банки из-под печенья, которые откладывал больше года на новый монитор компьютера, и положил в карман. Монитор подождёт, эти деньги ему сейчас нужнее. Ближайшие две с половиной недели у него будет крыша над головой и еда. И самое главное – понимающий друг.

«Верни меня обратно. Плачу вдвойне», – отправил Лёха смс Кабану.

***

Кабан потряс его за плечо, когда солнце вовсю разливалось над полями. От усталости Лёха сомкнул глаза и не заметил, как проспал два часа в пути. На горизонте виднелась деревня. Кабан не жаловался на потраченную рабочую смену и не задавал лишних вопросов, чему Лёха был несказанно рад. Знакомый с района – свой человек, всегда помогает, не требуя ничего взамен, и этот раз не исключение. Володька отказался от денег, и Лёхе пришлось оставить наличные в бардачке. Такой долг ему просто нечем было больше отплатить.

Лагерь стоял в тишине, на территории ни души. До конца отбоя оставалось полчаса. Лёха приготовился, что его обнаружат с сумкой наперевес ранние пташки-вожатые, перелезающим через ворота, но это мало его волновало. Гораздо больше занимали мысли о том, что скажет Ольга Владимировна про его ночное отсутствие. Пацаны наверняка уже проснулись и доложили. Надеяться на его незамеченный уход – всё равно что верить в зубную фею.