Страницы прошлого листая… Очерки о русских писателях

Алексей Корнеев

Страницы прошлого листая… Очерки о русских писателях

© Корнеев А.В., 2023

© ООО «Издательство «Вече», 2023

Несколько слов к читателям

– Вы доктор исторических наук или филологических? – такой вопрос впервые задали мне лет тридцать назад.

– Я историк литературы.

Отклоняя причастность к высокой ученой степени (как будто степень может прибавить знания!), могу сказать: история и литература влекли меня с детства. В восемь лет я услышал рассказ «Загадка Н.Ф.И.» с телеэкрана в исполнении Ираклия Андроникова, и хотя тогда мало что сумел понять, но несколько лет спустя у меня возникла мечта заниматься архивными разысканиями, где соединяются литература и история.

Эта мечта привела меня после окончания школы на филологический факультет – рыться в хронологической пыли архивов и библиотек. В студенческие годы начались мои первые архивные и библиографические разыскания. И продолжаются до сих пор.

Еще на первом курсе я выбрал тему, ставшую позднее курсовой и дипломной работами – творчество забытого русского поэта с двойной немецкой фамилией – Иван Гольц-Миллер, которым написана революционная песня «Как дело измены, как совесть тирана осенняя ночка черна…» – о неудавшемся побеге узника из тюрьмы. Спустя годы продолжавшиеся архивные разыскания привели к поистине фантастическому открытию – поэт-разночинец, участник освободительного движения 1860‑х годов, оказался двоюродным братом великого писателя Льва Толстого – его отец был внебрачным сыном графа Ильи Андреевича Толстого.

Любовь к XIX столетию сопутствует мне всю жизнь. Много лет я пишу о литературе этого века, вспоминая или незаслуженно забытые имена, или неизвестные подробности из жизни знаменитых писателей. Повествуя о том, что знают немногие, я стремлюсь, чтобы мой рассказ не был пресным, а напротив – стал живым и выразительным. Поделиться с другими тем, что знаешь сам, и не засушить материал, рассказать интересно и увлекательно – и открыть неизвестное.

В моей последней научной работе «Осужденный на вечное безбрачие» говорится о младшей дочери Пушкина Наталии и ее муже Михаиле Дубельте. Офицер, затем генерал, награжденный за храбрость золотым оружием, он имел несчастье полюбить дочь поэта. Изучив большое число материалов в архивах Москвы и Петербурга, я постарался разобраться в горестной истории и ответить на вопрос: отчего распалась семья, в которой было трое детей, и отчего приговорен к вечному безбрачию Михаил Дубельт.

Однако не следует забывать о людях, для которых недоступны архивы.

Им адресованы очерки, составившие эту книгу – о писателях XIX века, написанные в разном ключе – и в серьезном, и в юмористическом, но одинаково интересные, не заставляющие скучать и в то же время содержащие большое число малоизвестных фактов.

Сегодня нам трудно представить Пушкина, размышляющего об астрономии или геометрии, электричестве или теории вероятностей, беседующего с изобретателем электромагнитного телеграфа, стоящего на палубе плывущего по Неве или Финскому заливу парохода или редактирующего в своем кабинете на набережной Мойки статью о железных дорогах. Однако факты убедительно свидетельствуют о том, что все эти события действительно происходили.

Яркой и короткой, подобно комете, ненадолго озарившей серое петербургское небо, была жизнь Софьи Дмитриевны Пономаревой, салон которой, возникший в Петербурге в самом начале двадцатых годов XIX столетия, был первым литературным салоном России. Там собирались писатели разных поколений и направлений – от Крылова до выпускников Царскосельского лицея, Баратынского и Рылеева. Не было только Пушкина – он находился вдали от Петербурга, в южной ссылке.

Замысел «Ревизора» Гоголю подарил Пушкин. Во многом оказался похож на Хлестакова Павел Петрович Свиньин – дипломат, журналист, писатель, художник, путешественник, он был любителем прихвастнуть и приврать и потому сделался прототипом героя комедии.

С детских лет мы знаем сказочную поэму о коньке-горбунке. Однако что нам известно об авторе чудесной сказки? Создавший «Конька-Горбунка» в восемнадцать лет, Петр Павлович Ершов прожил долгую жизнь, и хотя не оставлял пера, все же остался в истории литературы как автор сказки, ставшей поистине народной, – такова надпись на его могильном памятнике.

Очерк «Необыкновенная история о том, как поссорился Иван Александрович с Иваном Сергеевичем» рассказывает о конфликте двух знаменитых романистов – мнительный Гончаров заподозрил, что сюжеты его произведений… похищает Тургенев!

Внимательнейшим читателем романа Льва Толстого «Война и мир» был князь Петр Андреевич Вяземский. События, описываемые в романе, не могли оставить его безучастным – ведь князь был не только свидетелем, но и участником описываемых в произведении событий, об этом свидетельствуют сделанные им пометы на полях («Князь Петр Вяземский против графа Льва Толстого»).

«Папаша, кто строил эту дорогу?» На вопрос, известный со школьной скамьи по эпиграфу Некрасова к стихотворению «Железная дорога», дает ответ историческая миниатюра Валентина Пикуля, посвященная подлинному строителю железной дороги, соединившей Петербург и Москву. «Проезжая мимо Любани, каждый заметит, что в сквере станции стоит памятник Павлу Петровичу Мельникову». К сожалению, писатель не обратил внимания на развалины по другую сторону железнодорожного полотна – это были останки храма, построенного Мельниковым как памятник строителям Петербурго-Московской дороги. Автору этих строк довелось первым поднять в печати вопрос о необходимости восстановления храма-памятника и дополнить новеллу Пикуля.

«До сих пор многие думают, что Чехов не испытал большого чувства. Так думал когда-то и я. Теперь же я твердо скажу: испытал! Испытал к Лидии Алексеевне Авиловой». Так писал И.А. Бунин, прочитав воспоминания писательницы Л.А. Авиловой «Чехов в моей жизни». Об этой любви никто не знал, хотя романические отношения продолжались десять лет…

Я назвал героев только нескольких очерков, вошедших в эту книгу. Раскройте ее, и вы узнаете еще много интересного и увлекательного.

А.В. Корнеев

И суша, и моря, и огнь тебе послушны![1]

Внимание к наукам

О, сколько нам открытий чудныхГотовит просвещенья дух —И опыт, сын ошибок трудных,И гений, парадоксов друг,И случай, бог изобретатель, —

писал А.С. Пушкин. Это стихотворение в свое время высоко оценил президент Академии наук СССР выдающийся физик С.И. Вавилов, назвав «гениальным по своей глубине и значению для ученого» и отметив, что «каждая строка в нем свидетельствует о проникновенном понимании Пушкиным методов научного творчества».

Знаменитый историк литературы академик М.П. Алексеев писал об этом кратком произведении: «Несомненно, что мы имеем здесь дело с попыткой Пушкина дать обобщенное представление о научно-творческом процессе, об условиях, определяющих его успех, о предвидимых и неожиданных результатах научных исканий, о роли закономерностей и случайностей в истории научных открытий. И все же основной, определяющей мыслью всего стихотворения, удивительного по силе лаконизма, является вера в могущество разума, уверенность в том, что грядущие чудные открытия неисчислимы, обеспеченные умом и трудом».

В этих пушкинских строках как в зеркале отразился и глубокий интерес великого поэта к науке, ее развитию и новым открытиям. В высшей степени несправедливо было бы считать, что он интересовался лишь тем, что имело отношение к изящной словесности или искусству. Круг его интересов был поразительно широк. Не случайно друзья Пушкина восторгались его уникальными восприимчивостью и памятью, способными осознать и сохранить все то, что когда-либо попадало в диапазон внимания поэта. «Природа, кроме поэтического таланта, наградила его изумительной памятью и проницательностью, – писал П.А. Плетнев. – Ни одно чтение, ни один разговор, ни одна минута размышления не пропадали для него на целую жизнь».

В рукописных сборниках сохранилось любопытное стихотворение «Цель нашей жизни», приписываемое юному Пушкину и датированное 1814 годом (в том году учащиеся Царскосельского лицея по заданию профессора Н.Ф. Кошанского писали сочинения в прозе или стихах на тему «О цели жизни человеческой»). В стихотворении говорится о могуществе человека и его власти над стихиями:

…Природа вся тебе приносит дань:И суша, и моря, и огнь тебе послушны,Ты отражаешь гром, ты движешь океан,Ныряешь в пропасти воздушны.

Годы жизни Пушкина были ознаменованы стремительным развитием научной мысли, ее замечательными достижениями в самых различных областях знаний. Все русские журналы того времени регулярно публиковали статьи о новых достижениях науки и техники. Пристальное внимание к наукам – не только гуманитарным, но и точным, и даже к их применению в технике сопутствовало поэту до самой смерти. Начав издавать в последний год жизни журнал «Современник», он уделял значительное внимание публикации на его страницах статей о различных областях знаний.

«Под каким созвездием?..»

Как известно, в Царскосельском лицее не преподавали даже основ астрономии. Далеко не каждый образованный человек того времени мог знать расположение планет Солнечной системы и помнить, что Меркурий близок к Солнцу, а Сатурн отдален от него.

Однако в незавершенном стихотворении, которое принято датировать 1825 годом, Пушкин, размышляя о судьбе лирического героя, писал:

Под каким созвездием,Под какой планетоюТы родился, юноша?Ближнего МеркурияИль Сатурна дальнего?

В альманахе, названном именем музы астрономии – «Урания», вышедшем в преддверии 1826 года, увидела свет остроумная эпиграмма Пушкина:

Движение

«Движенья нет», – сказал мудрец брадатый.Другой смолчал и стал пред ним ходить.Сильнее бы не мог он возразить.Хвалили все ответ замысловатый.Но, господа, забавный случай сейДругой ответ на память мне приводит:Ведь каждый день пред нами солнце ходит,Однако ж прав упрямый Галилей.

Столетие спустя в научном журнале «Мироведение» астроном Н. Кузнецов посвятил статью, озаглавленную «Вечерняя звезда в одном стихотворении Пушкина», пушкинской элегии, начинавшейся строками:

Редеет облаков летучая гряда.Звезда печальная, вечерняя звезда,Твой луч осеребрил увядшие равнины…

Поэт принимает вечернюю звезду за «знакомое светило» – Венеру, которая напомнила ему о пребывании в Крыму:

Я помню твой восход, знакомое светило,Над мирною страной, где все так сердцу мило,Где стройны тополи в долинах вознеслись,Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,И сладостно шумят полуденные волны.

Как установил астроном, Пушкин ошибался: в имении Каменка будущего декабриста В.Л. Давыдова, где была написана элегия «Редеет облаков летучая гряда…», он не мог видеть на вечернем небе Венеру – она восходила над горизонтом там лишь в три часа ночи. Внимание поэта привлек Юпитер или Сатурн. «Таким образом, – заключает Н. Кузнецов в своей статье, – Пушкин хотя и ошибся, приняв одну из этих планет (вероятно, Юпитер, как более яркую) за Венеру, но все же проявил незаурядную наблюдательность, признав в случайно проглянувшей из-за облаков звезде планету».

«Вдохновение нужно в геометрии…»

Вспомнив изречение знаменитого французского математика и физика Б. Паскаля «Все, что превышает геометрию, превышает нас», Пушкин замечает: «Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии». Незадолго до того, как эти пушкинские строки были напечатаны в альманахе «Северные цветы», вышедшем в Петербурге накануне 1828 года, в Казанском университете профессор Н.И. Лобачевский произнес речь (по сути дела научный доклад) о воображаемой геометрии, которую позднее назовут его именем.

Пушкин не был знаком с Лобачевским. Хотя в сентябре 1833 года, готовясь к написанию «Истории Пугачева», в поездке по пугачевским местам Александр Сергеевич и посетил Казань, но пробыл там лишь три дня и не виделся с великим геометром. (В книге М.С. Колесникова «Лобачевский» (ЖЗЛ) говорится о встрече и беседе Лобачевского с Пушкиным, в которой великий математик рассказывает великому поэту о воображаемой геометрии. Не желая вводить читателей в заблуждение, следует признать, что этот эпизод – авторский вымысел.) Но у них было немало общих знакомых, а поэт И.Е. Великопольский, с которым Пушкин обменивался стихотворными посланиями и который адресовал стихи Лобачевскому, был женат на сестре последнего. Бесспорно, знакомство двух гениев – поэзии и математики состоялось бы и было крайне интересно для обоих, если бы один из них пробыл бы подолее в Казани, где другой возглавлял университет.

Пушкин действительно интересовался геометрией. Об этом свидетельствует его рисунок, датированный 1835 годом, состоящий из геометрических фигур: треугольника, круга, внутри которого четырехугольник, разбитый на три треугольника. Этот рисунок связан со знаменитой задачей древности, названной квадратурой круга, – построить квадрат, равновеликий данному кругу, которую тщетно пытались решить на протяжении многих столетий. Согласно пушкинскому замыслу, найти решение этой задачи стремился ученый монах Бертольд – герой его незавершенной пьесы, названной позднейшими исследователями «Сцены из рыцарских времен» (подробнее о нем будет рассказано ниже).

Новый Калиостро и электромагнитный телеграф

В годы юности Пушкина слово «телеграф» уже знали в России, но означало оно совсем иное, чем мы понимаем теперь. Тогда имелся в виду оптический семафорный телеграф, изобретенный в 90‑е годы ХVIII века одновременно в России И.П. Кулибиным и во Франции Клодом Шаппом. В середине 20‑х годов ХIХ столетия слово «телеграф» получило широкое распространение в нашей стране благодаря журналу «Московский телеграф», который начал выходить в 1825 году и быстро обрел популярность. Однако его издатель Н.А. Полевой, давая название своему журналу, также имел в виду семафорный телеграф – на обложке первого журнального номера была помещена картинка, изображавшая башню с передающим семафорным устройством, стоящую на высоком холме на берегу озера.

Еще в лицее Пушкин узнал имя ученого и изобретателя Павла Львовича Шиллинга, который был дружен с В.А. Жуковским, К.Н. Батюшковым, П.А. Вяземским и другими писателями старшего поколения. Человек энциклопедических знаний и разносторонних интересов, Шиллинг уже при жизни заслужил славу нового Калиостро. Он первым осуществил электрическое взрывание подводных мин, проводил опыты по зажиганию пороха под землей на дальнем расстоянии, а до этого основал первую в России литографию, пробным изданием которой стала поэма «Опасный сосед», написанная Василием Львовичем Пушкиным – дядюшкой Александра Сергеевича.

С этим удивительным человеком познакомился в 1818 году Пушкин. 19 ноября они вместе с Н.И. Гнедичем, В.А. Жуковским, А.И. Тургеневым, будущим декабристом М.С. Луниным ездили в Царское Село, провожая уезжавшего в Италию К.Н. Батюшкова. Знакомство их возобновилось по возвращении Пушкина из ссылки в Петербург. Они встречались у Карамзиных, ездили в Кронштадт.

В конце 1829 года Шиллинг готовится к экспедиции в Восточную Сибирь и Китай. Вместе с ним ехать в дальние края мечтает и поэт:

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,Куда б ни вздумали, готов за вами яПовсюду следовать…

Однако на его просьбу участвовать в экспедиции Николай I отвечает отказом.

Возвратясь из дальних странствий в Петербург в марте 1832 года, Павел Львович продолжил работу над главным изобретением своей жизни. Еще в 1829 году один из его друзей писал: «Шиллинг изобрел новый образ телеграфа. Посредством электрического тока, проводимого по проволокам, растянутым между двумя пунктами, он производит знаки, коих комбинации составляют алфавит, слова, речения и так далее. Это кажется маловажным, но со временем и усовершенствованием оно заменит наши теперешние телеграфы, которые при туманной погоде или когда сон нападает на телеграфщиков, что так же часто, как туманы, делаются немыми».

9 октября 1832 года Шиллинг впервые испытал электромагнитный телеграфный аппарат в действии. Испытание проходило в доме, где жил Павел Львович – в Петербурге на Царицыном лугу, позднее названном Марсовым полем (ныне на этом доме установлена мемориальная доска). Пятикомнатная квартира изобретателя оказалась мала для испытания телеграфа, и Шиллинг нанял весь верхний этаж. Передающий аппарат находился в одном конце здания, в небольшом зале, где собрались приглашенные на испытание, а приемник – в другом, в рабочем кабинете Шиллинга. Протяженность телеграфной линии составляла 10 метров. Первая в мире телеграмма, состоявшая из десяти слов, была передана и принята моментально и точно.

Во время этого испытания Пушкина не было в Петербурге – он находился в Москве (куда ездил в поисках сотрудников и материалов для будущей газеты «Дневник», издание которой не состоялось) и вернулся в середине октября. Однако это вовсе не означает, что он не смог увидеть действие электромагнитного телеграфа. Интерес общества к новому изобретению был настолько велик, что повторные публичные показы работы телеграфа, о которых говорил весь Петербург, не прекращались до рождественских праздников. Ясно, что Пушкин не мог не заинтересоваться новым изобретением, автором которого был его близкий знакомый, тем более учитывая, что Александр Сергеевич готовился издавать газету, в которой наряду с другими известиями предполагалось сообщать и о новостях науки.

Вечный двигатель и электрическая цепь

Другим выдающимся изобретателем того времени был знаменитый физик и будущий академик Б.С. Якоби. В 1834 году в петербургских журналах под интригующим заглавием «Новая машина для беспрерывного кругообращения» появилось сообщение об изобретенном им первом в мире электродвигателе, названном склонными к сенсационным преувеличениям журналистами «электромагнитным реrpetuum mobilе». Пушкин не мог не знать об этом изобретении – хотя бы потому, что Б.С. Якоби был близко знаком с П.Л. Шиллингом, который одним из первых понял колоссальную важность электродвигателя и его значение для будущего.

В 1835 году Александром Сергеевичем была написана оставшаяся незавершенной пьеса, названная позднейшими исследователями «Сцены из рыцарских времен». В ней есть крайне интересный эпизод: разговор бескорыстного искателя истины ученого монаха Бертольда, занимающегося алхимией, и корыстолюбивого коммерсанта Мартына, финансирующего его исследования в надежде, что тот откроет способ делать золото. На вопрос Мартына: «Ну, а если опыт твой удастся, и у тебя будет и золота, и славы довольно, будешь ли ты спокойно наслаждаться жизнью?», Бертольд отвечает: «Займусь еще одним исследованием: мне кажется, есть средства открыть реrpetuum mobilе». (Согласно первоначальному варианту, Бертольд хотел решить знаменитую задачу древности, названную квадратурой круга.)

На полях листка, где написан первоначальный черновой вариант, рукой Пушкина набросаны любопытные рисунки, связанные с замыслом произведения. Один из них, бесспорно, связан с квадратурой круга и состоит из геометрических фигур (о нем мы уже говорили выше). Другой рисунок кажется более загадочным и представляет собой, по описаниям пушкинистов, «нечто вроде частей машины» – рядом пушкинской рукой написано «реrpetuum mobilе».

Загадку этого рисунка раскрыл академик М.П. Алексеев. Как он предположил, загадочный рисунок напоминает модель описанного в журнале электродвигателя, а расходящиеся от рисунка линии представляют собой схематическое изображение возникающих электрических разрядов.

Согласно другой сюжетной линии «Сцен из рыцарских времен», молодой поэт Франц поднимает восстание крестьян и попадает в темницу. Надменный граф Ротенфельд высокопарно заявляет: «Он до тех пор из нее не выйдет, пока стены замка моего не подымутся на воздух и не разлетятся». Однако, как свидетельствует план пьесы, именно так и происходит в дальнейшем. Бертольд, также заточенный в тюрьму, изобретает в заключении порох, от взрыва которого рушатся стены замка и темницы, а граф Ротенфельд погибает, сраженный пулей. Как полагают пушкинисты, под именем Бертольда Пушкин изобразил полулегендарного средневекового ученого Бертольда Шварца, которому предание приписывает изобретение пороха. Быть может, эпизод взрыва замка порохом был подсказан Пушкину тем обстоятельством, что в то время, когда он писал пьесу, его знакомец Шиллинг производил в Петербурге опыты взрыва пороха посредством электричества.

Электричество… Это слово прочно вошло в лексикон людей пушкинской эпохи. Яркой особенностью того времени стало употребление его людьми, весьма отдаленными от техники.

В одной из заметок, составивших большой цикл «Опровержение на критики», Пушкин, анализируя фразу «Я не могу вам позволить начать писать стихи», замечает: «Неужто электрическая сила отрицательной частицы должна пройти сквозь всю эту цепь глаголов и отозваться в существительном». Согласитесь, выражения «электрическая сила», «отрицательная частица», «пройти сквозь цепь», употребленные Пушкиным, вполне характерны для научного труда по электротехнике.

Паровые корабли

Ранее, чем в Европе, пароходы появились в Америке. Их изобретатель Р. Фультон, непонятый и непризнанный Наполеоном, покинул Францию и уехал в Северо-Американские Штаты. Одним из первых европейцев пароходы, плававшие по Гудзону и Миссисипи, увидел дипломат и писатель П.П. Свиньин и описал в своем очерке, напечатанном в 1814 году в журнале «Сын Отечества». Еще в юности Пушкин читал в журналах о строящихся паровых судах и видел на Неве первые пароходы. Правда, само слово «пароход» не сразу вошло в русский язык – сначала его заменяло английское «стимбот». В 1815 году журнал «Сын Отечества» писал: «Мы в нынешнем году увидим, может быть, стимбот, плавающий из Санкт-Петербурга в Кронштадт». В августе того же года на Неве появилось первое паровое судно – паровая машина была вделана в обычный деревянный бот. В том же году пароход «Елизавета» стал совершать рейсы между Петербургом и Кронштадтом.

Постепенно пароходное сообщение прочно вошло в жизнь петербуржцев. Когда Пушкин в 1827 году вернулся в Петербург после семилетнего отсутствия, «паровые корабли», о которых он читал в журналах в михайловской ссылке, во множестве бороздили воды Невы и Финского залива. Современник Пушкина литератор А.В. Никитенко писал в своем дневнике: «Изобретение парохода – одно из чудес нашего века. Стоя на палубе, спокойно сидя в каюте, вы с невероятною быстротою, почти незаметно переноситесь вдаль – так ровен ход судна, до такой степени двигающая его сила подавляет колебание волн. Один только шум колеса, которое быстро вращается под действием пара и как плуг взрывает водную равнину, нарушая тишину».

Другой литератор, Ф.В. Булгарин, в статье «Поездка в Кронштадт 1 мая 1826 года», написанной в форме письма поэту Н.И. Гнедичу, писал: «Догадаетесь ли вы, о чем я думал, стоя на пароходе и прислушиваясь к шуму паровой машины? Кто знает, как высоко поднимутся науки через сто лет, если они будут возвышаться в той же соразмерности, как доселе! Быть может, мои внуки будут на какой-нибудь машине скакать в галоп по волнам из Петербурга в Кронштадт и возвращаться по воздуху. Все это я вправе предполагать, сидя на машине, изобретенной в мое время, будучи отделен железною бляхою от огня, а доскою от воды; на машине, покорившей огнем две противоположные стихии: воду и воздух или ветер! Вот о чем я думал, прислушиваясь к шуму паровой машины».

На смену слову «стимбот» пришли два других, некоторое время употреблявшиеся наравне одно с другим: русское «пароход» и иностранное «пироскаф», встречавшееся в итальянском и французском языках. Оба эти слова можно встретить в дневнике Пушкина – в 20–30 е годы поэт не раз совершал поездки из Петербурга в Кронштадт, провожая знакомых, уезжавших за границу морем. Так, почти одновременно, с разницей в несколько дней, он записывал: «Еду на пироскафе провожать Вьельгорского» и «26 мая был я на пароходе и провожал Мещерских, отправлявшихся в Италию». А вот о каком интересном замысле мы узнаем из письма друга Пушкина П.А. Вяземского: «Смерть как хочется отправиться в Лондон на пироскафе! Вчера мы были у Жуковского и сговорились пуститься на этот европейский набег: Пушкин, Крылов, Грибоедов и я». Но шутливое намерение четырех поэтов отправиться «по балтическим волнам» в столицу Туманного Альбиона не осуществилось…

Слово «пироскаф» встречается у Пушкина и в незавершенном прозаическом отрывке, написанном в 1830 году и начинающемся словами «Участь моя решена. Я женюсь»: «Если мне откажут, думал я, поеду в чужие краи, – и уже воображал себя на пироскафе… Пироскаф тронулся – морской свежий воздух веет мне в лицо; я долго смотрю на убегающий берег».

Пушкин и железные дороги