Жасмин и Дым

Снеталия Морозова

Жасмин и Дым

1. Дмитрий Федорович Смоленский

Милые читательницы, спасибо, что заглянули в мою историю. Желаю вам приятного времяпровождения! (и любящего мужчину!).

Завтра 1 мая, начнутся долгие затяжные праздники, контора опустеет. Все разбегутся по своим домашним давно запланированным на эти дни делам, кто-то уже упаковал чемоданы, предвкушая море и горячий песок.

Дмитрий Федорович расслабил галстук, подписывая последние на сегодня бумаги, до этого, как всегда, все сам тщательно перепроверив за юристами.

Пятнадцать лет назад, взяв огромный кредит, решил забабахать масштабный проект и осуществить свою мечту, Смоленский приобрел самую лучшую промышленную технику: лучшие экскаваторы – погрузчики и тягачи были закуплены в Германии и Великобритании, самосвалы, бульдозеры в США, в Китае была закуплена мелкогабаритная маневренная техника и так далее. Сегодня на таком сложном рынке Смоленский был царь и бог, его выбирали на всех торгах, так как он предоставлял всегда исправную технику, быстро доставлял в любую точку страны и ближнее зарубежье, имея частный грузовой самолет, быстро организовывал ремонт и сопровождение. Был жестким с подчиненными, любил дисциплину, его уважали, подчиненных шеф не обижал – очень достойно платил за труд. В холдинге в подчинении у него был небольшой административный штат: три юриста, отдел бухгалтерии: две старательные женщины и Клавдия Николаевна, главбух пятидесяти шести лет. Клавдия Николаевна была правой рукой Дмитрия Федоровича, исполнительна и аккуратна, специалист с большим опытом успешного прохождения налоговых проверок, тактична и умна. В штате имелся менеджер по персоналу и большой штат толковых, проверенных на деле и годами работников, в основном мужчин: специалисты складской логистики, координаторы складских процессов, аналитики товарных потоков и также много специалистов по ремонту и обслуживанию спецтехники, всем им часто приходилось выезжать в командировки. Смоленский сам отбирал механиков, электромехаников, слесарей-наладчиков и инженеров дорожно-строительной техники, зная, что на плечах, точнее в руках этих парней, собственно, и держится его холдинг. Попасть к нему на работу было престижно и трудно, держались за неё крепко.Дмитрий Федорович Смоленский – генеральный директор крупного холдинга «Север», занимающегося лизингом промышленного оборудования, то есть предоставляет крупным и средним предприятиям строительную, дорожную, коммунальную технику, тягачи, самосвалы, фургоны, прицепы и другой транспорт в аренду. В свое время Дмитрий Федорович больше десяти лет проработал главным инженером на Ванкорском нефтегазоконденсатном месторождении, недалеко от Норильска, столкнулся с коррупцией, насмотрелся, как простые работяги своими руками чинили вышедшее из строя оборудование, матеря и проклиная руководство. Единственное, что помнил всегда с теплом – это коллектив.

В кабинет зашел его заместитель, Павел Викторович, сорокалетний красивый мужчина. Павел был разведен, за плечами имел три брака, трёх дочерей, каждой жене была оставлена квартира, платил исправно хорошие алименты. Павел был знатным кобелем, но таким же хорошим хозяйственником.

– Дим, не забыл, сегодня в «Витязе» оттягиваемся?

– Да, не забыл, что-то желания нет тащиться туда, если честно, подзаебало уже, одно и тоже, слушай, неужели китайцы с нами заключат договор?

– А почему сомневаешься, у нас техника лучшая, на любой вкус и цвет, и всё в одном флаконе. Ты чего это притух, стареешь? Там такой эскорт подтянет Кошинский нам, девочки все как на подбор, юные, нежные, красивые.

– Ага, титьки как баскетбольные мячи, уже забыл, как в руках чувствуется нормальная женская мягкая грудь. Паш, ну на кой хер нам эскортницы, будут сидеть там как струны, все сделанные и вышколенные, как на собеседовании вечно, хихикают над тупыми шутками, улыбаются своими винирами по делу и без.

– Ну, а так и есть, они себя продают же, работа же у них, Дим, древняя и нужная, необходимая, можно сказать.

– А я отдохнуть хочу нормально, ладно, Паш, не отъебешься же?

– Нет, бери с собой Леру, она рада будет.

– Ладно.

Павел вышел из кабинета, они с ним уже в одной упряжке восемь лет, Смоленский переманил его, предложив зарплату в два раза больше, чем ему платили, это очень большие деньги были, и никто о своем решении не пожалел.

Дмитрий откинулся на спинку кресла, вытянул ноги, закрыл глаза и вспомнил снова её.

2. Дела (не) семейные

В кабинет вошел Антон, его личный секретарь. Когда-то ревнивая жена Дмитрия настояла на том, чтобы секретарём был мужчина, Смоленский согласился, он с секретаршами-то никогда не спал, не имел даже намерений завязывать романы на работе, но взял помощника, согласился, и ему даже больше понравилось, решались вопросы быстрее, используя доступный надежный понятный мат, в командировке часто брали один номер на двоих. Антон был его вторым помощником, первый – Миха свалил за границу, жене его контракт фотомодели подписали. Антону было двадцать восемь, энергичный, толковый, словом, справлялся. С женой, кстати, Смоленский развелся сразу, как Миху принял.

Начались скандалы в семье, как разбогатели, Марина была недовольна тем, что платил Дмитрий уж очень хорошо подчинённым, уволилась с работы, завела подруг каких-то гламурных, и всё ей не нравилось: муж дома редко бывает, в путешествия только раз в год и так по кругу – придирки, претензии. Она и при юристах не стеснялась высказываться и на бракоразводном процессе орала о прожитых загубленных годах и о том, что он челяди своей платит больше, чем ей. Он смотрел тогда на нее и не помнил, почему они поженились, неужели он её любил когда-то?

Смоленскому через год пятьдесят лет. Дмитрий Федорович был мужчиной с выправкой, следил за телом: зал, баня, бокс. Был здоровым, крепким, спортивным, высоким.

На мобильном высветилась фотография сына.

– Егор, привет!

– Пап, привет!

– Ну, как матч? Еще не выложили счет, но чувствую, вы порвали шведов.

– Да, распидорили и расфасовали, три – один!

– Красавцы! Не надумал? Я старею, сын, хотел бы ввести тебя в курс.

– Пап, ты себя видел в зеркало? Старика нашел. Валерия тебя в загс ещё не увела? Братишку мне не заделали там?

– Господи, отведи!

Егор загоготал.

– Пап, я готов, ты прав, мне тридцатник скоро, завязывать с хоккеем уже пора, через месяц приеду на совсем, я по этому поводу – то и звоню.

Дмитрий поднёс кулак в область груди, жест с армии остался, благодаря судьбу за сына правильного.

– Жду, напиши за неделю, квартиру подготовлю!

– Хорошо, пап, мама там как? Ты смотри за ней, пока я не приехал, чудит она.

– Смотрю, не переживай.

Дмитрий выдохнул, на сердце хорошо стало, он давно мечтал сыну передать хотя бы часть работы, она забирала в последнее время все силы, это ощущаться стало, когда на спорт не оставалось духа, а это не порядок!

Дмитрий нашел номер бывшей жены, набрал.

– О, Смоленский! Что, Егорушка попросил?

Сын всегда сначала звонил матери, а потом отцу, это нравилось Дмитрию в сыне, так правильно.

Дмитрий вздохнул на реплику бывшей жены и вспомнил, как полгода назад они провожали в аэропорту Егора с командой на сборы в Канаду, парням от двадцати пяти до тридцати лет, кто-то уже женат был, у кого-то уже и по два ребенка было, словом, провожали и родители, и жены, и дети. А Мирина стояла в платье с открытыми плечами и спиной, соски накаченной груди выделялись, на плече красовалась совсем неуместная недавно набитая какая-то птица, губы ещё больше заполнили пространство на лице, какие-то длинные белокурые пряди висели до задницы. Она хохотала с парнями из команды сына, хваталась за них, фотографировалась, хлопая ресницами.

– Пап, мама чудит, видишь?

Смоленский кивнул.

– Понял, сын, мы уходим, давай, приземлитесь – звони, пиши.

Дмитрий вздохнул ещё раз. Не любил он говорить с бывшей женой, она и говорить-то не могла конструктивно, либо орала, либо несла всякую дичь.

– Марин, у тебя всё хорошо?

– Да, всё заебись у меня! Любовник молодой, трахает как конь, а что?

Дмитрий поморщился, мат он любил, но мат надо заслужить, уметь на нем говорить надо. Вот у Марины получалось плохо, пошло, примитивно, некрасиво.

– Ну и хорошо, давай, Марин.

Дмитрий положил трубку и вспомнил теплые большие карие глаза незнакомки. Запрокинул голову, окунаясь в прошлое годичной давности.

3. Опять в прошлое

Год назад, в такой же самый конец апреля, стояла невозможно противная погода. Все горожане уже заждались весну, сняли давно головные уборы, надоевшие зимние пуховики, шубы, куртки, облачась в легкое и весеннее. А тут, 30 апреля, после обеда набежали тучи, и посыпал с неба тяжелый мокрый снег, вмиг образуя кашеобразные лужи, противную слякоть. Снег мокрый и тяжелый все валил и валил, да такой крупный, сильный. В тот день Дмитрий заехал с работы в магазин за продуктами, сегодня они с Валерией приглашены к другу, Сашке Соколову. С Саней они познакомились в Норильске, вместе отбарабанили долгих десять лет по вахтам и решили оба уйти в бизнес. Саша старше на два года Дмитрия, он организовал охранное предприятие «Сокол», а позже и спортивный клуб открыл, он профессиональный боксер в юношеском прошлом. Соколов такой же как Смоленский крупный, спортивный и красивый мужик, Дмитрия подтянул в бокс, мужчины часто встречались, доверяя друг другу личные думки, друзьями они были проверенными, верными и надежными.

Затарив два огромных пакета разными продуктами, не забыв про внуков Соколовых, Машу и Мишу, про Светлану, жену Сашкину, она любит Рафаэлло, на кассовой ленте просматривая и проверяя, все ли взял, Дмитрий почувствовал вкусный аромат, легкий, сладкий, ненавязчивый. Женский бархатный голос попросил подвинуться, он загородил витрину, на которой громоздились детские яркие сладости, изящная рука с красным аккуратным маникюром на коротких ноготках, тоненьком колечке на безымянном пальце, взяла два шоколадных яйца киндер, поблагодарила и подошла к мужчине, что был впереди через одного покупателя и уже рассчитывался с кассиром. Смоленский вытянул шею немного вбок посмотреть на её лицо, она улыбнулась своему мужчине, протягивая кассиру сладости. Женщина была одета в совершенно безумное и неподходящее для такой погоды светлое кашемировое пальто, видно тоже уже убрала, решил Дмитрий, все зимние вещи подальше от глаз до следующей зимы. Темные прямые волосы были спрятаны под пальто. Муж её взял огромные пакеты с продуктами, и они пошли на выход, у женщины была лишь легкая дамская сумочка, вдруг она остановилась и сказала тихо спутнику: «Сём, я разукрашки забыла, обещала птенчикам». Она говорила тихо, но Дмитрий будто стер весь лишний шум, концентрируясь на её губах и глазах.

– Беги, – сказал ласково мужчина, располагаясь на столе для покупателей у входа.

Незнакомка исчезла, её скрыла серая и черная масса людей, все были по погоде, удобно и в темном, как и сам Дмитрий. Смоленский поглядел на мужчину, ему стало интересно, какого выбирает такая: высокий, крепкий, чуть-чуть полноватый, короткостриженый, в очках, обычный, но любящий и любимый, это было видно, почему-то так решил про них Смоленский.

Дмитрий хотел увидеть её еще раз, но прошел мимо мужчины в очках, ещё ожидавшего свою красавицу в светлом.

Уже закрывая багажник, Дмитрий увидел опять эту пару, они выходили из магазина, незнакомка аккуратно детские книги или разукрашки прятала под пальто на груди, бережно их укрывая от непогоды, подняла ворот и пошла за мужем, наклоня вниз голову от снега. Вдруг мужчина резко остановился, неестественно набок накренил голову, его очки сползли на нос, и он стал заваливаться на колени, опускаясь на крыльцо магазина. Набежали люди, кто-то закричал, незнакомка, не раздумывая, в своем светлом пальто, плюхнулась на колени рядом, схватила за лицо мужчину, что-то говоря. Дмитрий хотел подбежать, но услышал, что «скорая» едет, зевак было и без него полно, но он не уезжал, ему надо было удостовериться зачем-то, что приедут врачи, и все будет хорошо. И тут он увидел взгляд, еще пять минут назад в этих глазах он видел счастье и безмятежность, сейчас он увидел такое отчаяние, страх и боль, что самому стало больно, она не кричала, вопил кто-то из посторонних баб, она сидела на холодном мокром каменном крыльце на коленях, держа на этих коленях голову мужа. Волосы длинные растрепались, из пакетов выпали киви, много киви, детские книжки уже кто-то утоптал в лужу. Приехала «скорая» на удивление быстро, мужчину на носилки, незнакомка забежала в кабину медмашины. На крыльце магазина валялись пакеты, и тут же остался несбывшийся вечер этой пары. Дмитрий почему-то смотрел на киви и думал, для чего так много, крутил и крутил в голове этот дурацкий вопрос.

– Милок, помоги отвезти всё это?

Дмитрий словно очнулся, его дергала старушка за рукав.

– Зачем вам?

– Не мне, милый, не мне, за углом Храм, надо бы туда, еда тут все-таки, а там это к месту будет.

Дмитрий с тупым отчаянием стал собирать именно эти зелёные иноземные фрукты из слякоти, будто они виноваты во всем случившимся, сложил пакеты в багажник, предложил подвезти старушку, она согласилась, как раз ей в Храм и надо.

Весь вечер потом у Соколовых он смотрел на Валерию, с которой встречался уже больше полугода, и впервые привел в семью к своему другу и не понимал, зачем он с ней. Соколовы ждали еще пару, соседей по даче, не садились за стол без них, но там кто-то приболел, и они не пришли, причем Маша и Миха очень расстроились, ожидая их. Глядя на свою пассию, Дмитрий вдруг ощутил впервые себя несчастным, ему захотелось, чтобы и его любили по-настоящему, и он бы смог, любить, по-настоящему. Кто бы так за него переживал сейчас? Упала бы Валерия в лужу в дорогом пальто ради него? Таких женщин нет в его окружении, мамы в живых нет давно, любимой тоже. Он смотрел на Валерию, его тридцатипятилетнюю молодую любовницу, с губами и грудью по моде, всегда при параде, всегда улыбается, но всё не то, не живая какая-то, а та настоящая, если хорошо – светится, если хреново – то в грязи по колено, но и там как королева. Дмитрию так виделось, что с такой женщиной, как та незнакомка он мог и в ресторан, и в поход у костра под гитару, везде она будет чувствовать себя на своём месте. Так ему приятнее было фантазировать, представляя на месте того Семы себя.

Часто, очень часто он вспоминал её лицо, этот взгляд и улыбку в магазине и тот взгляд, полный отчаяния и горя, вспоминал, как одной рукой она держала в руках очки мужчины и телефон, а другой гладила по щеке, нервничая, ожидая врачей, открывая ещё шире ворот его рубахи.

Дмитрий часто возвращался в тот день, к той незнакомке.

– Санёк, вы на выходных дома? Привет!

– Димыч, привет! Неа, мы вчера улетели, повезли своих на моря, а что? К нам хотел? Так приезжай один, отдохнешь, дом, баня в твоём распоряжении, мы только десятого обратно.

– Саш, слушай, а это идея, и я один буду, не переживай, надоело всё, вернее все.

– Я не переживаю, код от ворот напишу, скину по почте, ключ от дома возьмёшь в почтовом ящике у соседнего дома, с красной крышей.

– Ключ в почтовом ящике у соседей?

– Ну, да, запасной, в случае чего.

– А соседи мне руки не оторвут?

– Они не живут там, уже год.

– Это зазноба где твоя, Санёк? Или как там ты говорил?

– Димыч, не зазноба она.

– Саш?

– Жасмин.

Дмитрий загоготал.

– Почему Жасмин?

– Не ржи, сказку Маше читал про Алладина тогда, когда они купили дом по соседству, похожа она, восточная вся.

– Ой, Санёк, Светка открутит яйца.

– Она много сделала для нас, Дим, ты знаешь, и она пропала со всех радаров, муж у нее умер, а они были как шерочка с машерочкой, любил он ее очень, короче, нет никого в доме том, езжай.

– Ок, спасибо! Завтра поеду к вам, как расположусь, отзвонюсь.

– Бывай!

Дмитрий вдруг вспомнил историю, когда пять лет назад погибли Сашкин сын единственный с женой и сватьей, врезался в них большегруз, плохо водителю стало, лобовое было, на глушак все.

Света тогда сникла, бредить ночами стала, так вот соседка их, Жасмин эта, по словам Санька, стала так ненавязчиво приходить, завлекать Свету, Машу и Мишку, двойняшек, тогда им по 2 годика было всего, придумывая работу: то они мастерили, то готовили, то читали, какой-то даже театр организовала. Всё лето провела с ними, оживила она тогда всю их семью. К жизни вернула. Света ради внуков воспряла, ожила, Санек тоже жить стал, Дмитрий эту спасительницу не видел, они с мужем только летом на даче жили, а в городе у них работа была, ездить далеко.

Зачем-то сейчас Смоленский вспомнил, как его Валерия решила Светлане и Сашке рассказать, что она в двадцать лет имя ненавистное свое Татьяна поменяла на Валерию, которое что-то означает волнительное. Дмитрий тогда готов был провалиться под стол от взглядов друзей, сноху их Татьяной звали, любили они её как дочь.

Кое-как отсидев в «Витязе» три часа, насмотревшись на одинаковых с лица красивых и молодых представительниц нужной профессии, которые были с мужчинами за одним столом, еле убедив Валерию, что он хочет побыть один и уезжает на дачу к друзьям, уточнив несколько раз: один, без баб – уехал домой. Дмитрий открыл дверь квартиры и в предвкушении спокойного отдыха, хотя бы пару дней, крепко уснул.

Ранним утром он увидел кучу сообщений с фотографиями ню от Валерии, даже смотреть не стал, закидал в спортивную сумку дорожные вещи, зубную щетку, телефон с зарядником, даже ноут не стал брать, решив два дня просто насладиться солнцем и деревней.

4. Наташа

Наталья сидела у окна, смотрела на разбушевавшуюся весну. Такую яркую, сочную, жаркую, жаждущую жить, цвести, плодиться, птичий гомон слышался отовсюду, все деревья и кустарники уже покрылись юной нежной листвой. Наталья вдруг поняла, что, не смотря на обилие выхлопных газов, каждый кустик, каждое деревцо, каждый росточек, даже из-под асфальта пробиваясь, желает прожить свою жизнь, тянется к солнышку, радуя всех своей зеленью.

Прошел год со смерти мужа. Бесконечный невыносимый год, самый долгий, самый грустный. Тридцатого апреля прямо на улице у Семёна случился обширный инфаркт, и он умер в машине скорой помощи на руках у жены. Муж даже не жаловался никогда на сердце. Невыносимый тяжелый год, как в тумане, в бреду, в вакууме. Все опостылило в миг, в жизни не стало красок, день – ночь, люди – всё одно, что воля, что неволя.

Прошёл год, и она впервые за эти месяцы тоски увидела цвета в мире: молодую нежную поросль, яркое голубое нежное небо, молодежь в летней одежде уже, мотоциклисты. Весна!

Наталья улыбнулась и уже не со слезами, жалея себя и своего Сёму дорогого, а с теплотой вспомнила, как пришла в физмат лицей в девятом классе в лингвистическую подгруппу, так как заняла в городской олимпиаде по английскому языку первое место, такая красивая и умная, а там самый разгильдяйский троечник Семён Тихомиров, которого тянули до конца года, лишь бы вручить аттестат об основном общем образовании, пожать руку и распрощаться уже, так как все мыслимые и немыслимые рейтинги он заваливал лицею с завидной регулярностью, снижая стимульные поощрения учителям. А Сёма влюбился в Наташу, как увидел – сразу пропал, в красавицу, отличницу, захотел с ней учиться дальше, и сообщил классному руководителю тогда, что намерен и дальше их всех терпеть. А себе Сёма слово дал, что станет крутым ради неё, и пошел на курсы, начал заниматься, встречая и провожая свою одноклассницу каждый день, на ЕГЭ набрал необходимое число баллов для бюджетного обучения в престижном политехническом университете города. Окончив, пошел работать на завод по специальности, а в 35 ему уже дали высокую должность главного механика комбината. На выпускном в школе он позвал Наташу замуж, она смеялась от легкого алкоголя, а он целовал её в шею, млея. С девятого класса юноша бредил Наташей, в старших классах все в школе знали, что Тихомиров и Сивцова вместе: ходят в школу, из школы, сидят за одной партой, держатся за руки в столовой, у них любовь. В восемнадцать лет Наталья забеременела, сыграли тут же свадьбу, вскоре родился сын, а через год – второй сын, Илья и Матвей, погодки. Родители Вузы не бросали, бессонные ночи, помощь бабушек и дедушек, образование получили.

Наталье с детства давались легко языки, истинный полиглот. Вот прям легко, для нее это было как развлечение, она в старших классах пошла на курсы китайского, а фильмы американские смотрела в оригинале с девятого, понимая их. Сейчас она свободно говорила на двух совершенно разных, (родной не берем во внимание) непохожих, находящихся в абсолютно разных языковых группах языках: на английском и китайском. В этом и была в Наталье уникальность, усвоить и полюбить совершенно разные языки, китайский и английский вообще имеют разную структуру предложений и порядок слов, помимо разной фонетики, грамматики, письма, для каждого языка важна культура, которая для этих стран неотделима от речи. Когда дети были маленькими, готовя им, стирая, гладя бельё, она учила китайский, пропевая слова, так в этом языке очень важна тональность: одно и то же сочетание звуков, произнесённое с разной интонацией, образует разные слова с различными значениями. Изучала культуру, даже танцевала своим мужчинам смешные азиатские танцы.

На днях Наталье исполнилось сорок два, за ней охотятся, её мечтают иметь в репетиторы своим детям, продавая номер телефона лучшего преподавателя.

Сыновьям сейчас двадцать три и двадцать два, оба пошли по стопам отца, в ядерную промышленность, старший Илья уже год работал на Атомоходе «Академик Ломоносов» – в первой в мире плавучей атомной теплоэлектростанция, которая находилась в городе Певеке Чукотского автономного округа, младший, Матвейка, только месяц назад съехал от мамы, её утешал, жил с ней год, поехал к брату, пройдя собеседование, сказал, там романтика и хорошая зарплата. У сыновей там вахта будет полгода аж, мама пообещала им, что справится одна.

Женщина смотрела в окно, и слеза медленно скатилась по щеке, слеза благодарности мужу за сыновей, хороших парней.

Бывают такие браки, в которых мужчина боготворит жену, бывают, такой был и у Натальи с Семёном. Он был ею болен, очарован, любил её. Наталья закончила ВУЗ, потом бесконечные курсы, практика в Пекине, целый год они жили в Китае. Семён тогда поругался с руководством, говоря, что ему положен по закону отпуск по уходу за ребенком, младшему тогда четыре было, пошли навстречу, дали, отпустили главного инженера комбината.

Наталья была за мужем всегда, он был для неё и плечом, и помощником, и другом – всем. Она не знала, сколько они платили за ЖКХ, как заправлять бензобак – всё было на плечах мужа, и ему это нравилось. Наталья понимала своё счастье, ценила, особенно видя сплошь и рядом несчастливых коллег, разводы, слезы. Иногда с подругами она могла пожаловаться на Сёму, что и поругаться как следует не может с ним, нет искры и драйва, на что подруги крутили у виска, дескать, зажралась, произнося годами одну и ту же фразу: «Ну, у тебя, Сёма, тебе не понять». А ей и вправду было не понять, как орать матом друг на друга, обзываться, унижать, изменять, прятать переписку, а потом ехать вместе отдыхать, заниматься любовью, ведь и любви-то уже нет. У одной её подруги, Марины, любовник был моложе на пять лет, и она всё ждала от него предложения руки и сердца, а он мог с бывшей женой в отпуск поехать, и бывшая Марине фото могла присылать, где они целуются. Марина, плача, материла его, потом прощала, так и продолжала встречаться, говоря, что молодой любовник её симулирует хорошо выглядеть. Вторая подруга, Галя, располнела с годами, превращаясь в тетю Мотю с больной спиной и коленями, и основной темой разговоров – дочь Маша, восемнадцатилетняя закомплексованная истеричная барышня и рецепты от незамысловатых щей до сделанных аж за трое суток, меньше не получится, торта-шедевра. Но, они были подругами очень-очень давно, дорожили этим.

Наталья работала в престижном Вузе преподавателем китайского языка, а в тридцать четыре года, перейдя на поставки, не бросая преподавания, устроилась ещё в крупную компанию переводчиком. Её нанимали на переговоры бизнесмены, но чаще всего она переводила трудную научную литературу, инструкции по эксплуатации сложной техники для предприятий.

Наталья вздохнула, слизнув соленую слезинку, наблюдая в окно за пожилой парой. После смерти мужа она уволилась сразу отовсюду, оставив трех подопечных, которых репетировала. Похоронив Семёна, она взяла сорок дней без сохранения, а после вышла на работу, провела три пары практических занятий, отработала, как на духу, даже забылась – получилось переключиться, а выйдя на крыльцо, ощутила боль, что сдавила тисками тело, невыносимо, туго, больно. Женщина не справилась, села прямо на ступени, посреди потока студентов, и заскулила, она рыдала без остановки, пока коллеги не вызвали Матвея, сын её увез домой. На следующий день она не вышла на работу. Дело в том, что рабочий день у Натальи начинался в университете позже обычного, она просила ставить ей последние пары, так как к 11.00 она ехала сдавать переводы или брать новый заказ, поэтому рабочий день у нее заканчивался в 18.00 или того позже. Дети уже подросли, сами ездили на тренировки, а потом и в университет, часто оставались в общаге, и муж каждый день ее встречал у стен университета, у него рабочий день был до 17.15. Каждый! День! Её! Встречал! У них был ритуал, они шли пешком после работы, она переодевалась иногда по погоде, оставляя блузку и юбку на кафедре, надевала толстовку, кепку, кроссовки, и они шли, обсуждая день, делясь всем, сплетничая и обсуждая коллег. А иногда, особенно весной или теплой осенью, она выходила к нему в белой блузке, юбке-карандаше, на высоких лодочках, и Сёма тогда, сбавляя шаг, обязательно её руку закидывал к себе на предплечье, держа её за пальчики. Ему нравилось, что мужчины смотрят на нее, пусть смотрят и знают, что она его.